Вновь я ощутил себя непогрешимым всевластным Богом. (Не я ли, в конце концов, сделал январь февралем?) Я наделал множество ошибок и мог работать даже во сне – и часто пользовался этой возможностью. Я просыпался и записывал статьи, которые придумал ночью.
Я много размышлял о Новой Зеландии и вынашивал план мести. Я видел себя под красным знаменем, со стиснутыми кулаками, поднятыми в воздух, поющим «Интернационал» над братской могилой всех руководящих работников. Из-за этого Клэр сначала грустила, а потом начала злиться. Ей очень не нравилось, что я снова стал одержим «Ральфом», считал Новую Зеландию новым приоритетным направлением и что мне постоянно был нужен враг. Ей изредка хотелось поговорить о том, что происходило в ее жизни, но меня это интересовало в последнюю очередь.
Я принял на работу еще одного редактора, который собирал журнал по частям, пока я угрюмо сопел в углу. У нас постоянно появлялись новые фотографии новозеландских девушек, но каждый раз, когда я слышал хотя бы слово об их родине, бешенство охватывало меня. В итоге мне пришлось запретить людям произносить в офисе словосочетание «Новая Зеландия», и Новую Зеландию стали называть Голландией или Тайванем.
Мы старались раскручивать наших новозеландских моделей через другие журналы «АПО – Новая Зеландия». Однажды мы по ошибке отослали им фотографии на несколько недель раньше срока. У нас попросили разрешения сразу опубликовать их, но для журнала это было бы крайне невыгодно, поэтому я ответил отказом. Однако они сделали по-своему.
Узнав об этом, я разбил свое кресло, молнией выбежал из кабинета и помчался в боксерский зал Католического клуба на Кастрид-стрит. Я дал груше имя, представил себе выражение ее лица и стал яростно избивать. Я бил ее, как не бил никого и никогда – резкий удар голым кулаком, апперкот без защиты. Правым косым я повредил руку, но не остановился. Прыгая вокруг груши, я продолжал наносить удар за ударом, уставая все больше и сдирая остатки кожи с кулаков. Я бил, пока обе руки не покрылись кровью, а груша не пропиталась моим потом и не повалилась на пол. Потом я отправился домой и не выходил на работу два дня.
Я снова подал заявление об увольнении. Мне предложили повышение, на сей раз до первого помощника издателя, но я уже порядком устал от журналистики. Мне предложили поднять зарплату, но я уже получал огромную сумму денег, которые был не в силах потратить. В последнюю неделю меня пригласили, чтобы я объяснил новому руководителю «формулу» «Ральфа». Я сказал, что никакой формулы нет и в помине: чтобы выжить, нужно постоянно меняться. Журнал всегда должен быть интересным, молодым и свежим, как девятнадцатилетние девушки, которых он обожествляет, должен быть стильным и модным, должен отражать последние направления и течения. Необходимо постоянно создавать новые знаменитости, выдумывать новых персонажей. Любые попытки свести журнал к формуле приведут к его ригидности и гибели.
– Понимаю, – услышал я в ответ. – Так как насчет вашей формулы?
Готовился выпуск очередного номера. Несмотря на это, новый руководитель попросил, чтобы я созвал всех сотрудников на собрание и чтобы все они принесли картинку, которая, по их мнению, могла отображать «Ральф», и описали бы характер журнала. Я отказался.
Я оставил «Ральф» и отправился в Антигуа, нашел там школу испанского языка и продолжил обучение в еще одном колониальном городке. Когда появились данные аудита, мне переслали их по электронной почте. Мы побили «Эф-эйч-эм» в Австралии, они одержали верх в Новой Зеландии, но в общей сложности мы были первыми. Мы отшлепали их. Мы их раздавили, как щенков. Мы победили. Я победил. Брэд победил. Керри Пэкер победил. (Джеймс исчез давным-давно.) Даже Работяга Эрик – и тот победил.
Существуют Десять Непреложных Правил Издания Журналов, правило номер десять гласит: «Если имеются два журнала одинакового размера, издающиеся одинаковыми тиражами, с одинаковыми расходами на маркетинг, то Лучший Журнал будет продаваться лучше».
«Пентхаус» раздавил «Плейбой», потому что он был более откровенным и его статьи были лучше. «Пикчер» победил «Пипл», потому что был смешнее и откровеннее. «Инсайд спорт» выиграл у своего слабосильного соперника «Тотал спорт», потому что был несравнимо более изысканным. Мы сделали «Эф-эйч-эм», потому что «Ральф» был смешнее, сексуальнее и полезнее.
«Ральф» был назван журналом года. К тому моменту он был единственным модным мужским журналом, которому удалось победить «Эф-эйч-эм» в условиях уже действующей конкуренции. Я послал сообщение новозеландскому представительству АПО: «От имени австралийского представительства «Эф-эйч-эм» разрешите поблагодарить вас за те усилия, которые были предприняты вами для защиты интересов их издания как самого популярного австралийского мужского журнала в Новой Зеландии. Идите к черту».
Эпилог
Над Антигуа возвышаются три вулкана: Агуа, Фуэго и Атакенанго. Жидкая лава медленно спускается по склонам Фуэго, окрашивая ночное небо в цвета доисторического рассвета.
Все свое время я проводил в школе испанского языка. Моей первой учительницей оказалась местная фашистка, поддерживавшая геноцид индейцев майя. Я быстро сменил ее на Бартоломе, который был наполовину майя.
Я рассказал ему по-испански историю «Ральфа». В свою очередь он поведал мне страшные истории о городе. У Бартоломе был цветной телевизор и адрес электронной почты, он любил рок-музыку восьмидесятых и носил футболку Всемирной федерации реслинга, но при этом был из крестьянской семьи и считал, что реслинг – это вид спорта, и ему отчаянно хотелось верить в духов.
– Я хотел бы поговорить с ними, – говорил он. – Но я не могу и не знаю почему.
В нескольких часах езды от Антигуа была захолустная деревенька Сан-Андре-Ицапа, где люди все еще поклонялись старым богам, обращая свои молитвы к полубогу-полусвятому Максимону. По обеим сторонам дороги от автобусной остановки к часовне Максимона выстроились дешевые пыльные лавки. Там торговали различными изображениями Максимона – в зеленом клубном пиджаке и в виде веселого мексиканца. У него во рту часто была сигара, а в руках, как правило, магнум или золотая монета. Он был единственным божеством, которого я видел в очках. Прямо на улицах стояли алтари Максимона, заваленные дешевыми сигаретами, украшенные свежими цветами и бутылками местного рома. Некоторые алтари были общими для Максимона и Будды.
Бартоломе поведал мне, что Максимой был индейцем майя, который заботился о своих соплеменниках во времена конквистадоров. Крещеные майя убедили испанцев, что он был апостолом – святым Симоном. Когда священники поняли, что «Сан Симон» – собирательный образ старых богов, они провозгласили, что поклонение Максимону приравнивается к молитвам Иуде Искариоту. Именно поэтому Гватемала единственная страна в мире, где молятся святому Иуде.
Часовня Максимона оказалась большим обшарпанным зданием. Помещение со всех сторон было заставлено полками с горящими свечами. Из стеклянного шкафа на входивших смотрел Максимой, выполненный в полный рост. В черном костюме, желтой рубашке, мягкой шляпе и с прогулочной тростью он выглядел довольно изысканно, но весь образ несколько портило пляжное полотенце с Винни-Пухом, повязанное вокруг его колен.
– Когда я видел его в последний раз, на нем был шарф с героями «Луни-Тьюнз», – сказал мне Бартоломе.
Ниже статуи Максимона было изображение Девы Марии, рядом с ними – пластмассовая статуэтка Иуды Искариота. На церковном дворе священник майя сжигал приношения довольному божеству Ладинос, пока пьяницы, дети и тощие собаки апатично прогуливались между огнями, а одна крайне упитанная дама с мобильным телефоном очищала свою ауру при помощи куриного яйца.
В Сан-Андре я отснял целую пленку. Я фотографировал Максимона в магазинах, на его алтарях и в его часовне. Я пользовался своей обычной камерой, но когда пленку проявили и напечатали фотографии, произошло нечто неожиданное – все изображения оказались не в фокусе. Такого никогда не случалось ни раньше, ни после того.
Бартоломе, взращенному на гнусной политике гватемальского руководства, во всем мерещился скрытый смысл. Недавно открывшийся в Антигуа Музей повседневной одежды казался ему входом в приемную шамана, потому что под выставленными там манекенами не было пояснительных подписей, а в задней комнате стоял алтарь Максимона.
Оказалось, что он был прав. Шаманом был искренний, душевный индеец майя, который основал музей, чтобы помочь посетителям перенять его представление об устройстве мира. В понимании майя существует десять нагуалов, или путеводных духов. Каждый из них обозначается определенным животным. Меня никогда не удовлетворяли ни западная астрология – по знаку зодиака я Дева, или Дурачок, – ни китайский гороскоп, по которому я родился в год Кролика (а он хоть и сексуально активен, но не очень-то крут). Я хотел бы, чтобы моим животным-проводником оказалась пантера или хотя бы пума.
Шаман проверил мой день рождения по своей книге: «Твой дух – conejo». Великолепно. Кролик.
Шаман спросил, чем он может помочь нам. Я сказал, что хочу лицезреть истинную силу Максимона.
Следующие несколько минут вспоминаются мне как какофония быстрой испанской речи. Она каким-то образом окончилась тем, что мне вручили шесть разноцветных свечей, а сам я очнулся под деревянной доской ползущим в направлении алтаря. Шаман предупредил, чтобы я не пугался, если неожиданно почувствую холод – возможно, это как раз и будет энергия Максимона.
Я зажег свечи и поставил их на чурбан – это кажется простым, пока сам не попробуешь, – тем временем шаман взывал к священному пламени на кахиквель, древнем языке индейцев майя.
Неизвестно, что духи ответили ему, но он выглядел возбужденным. В какой-то момент показалось, что он ссорится со священным пламенем.
Шаман перескакивал с кахиквель на испанский, обращаясь то к Максимону, то ко мне. Он сказал:
– Должно быть, люди причиняли тебе много страданий. В том числе женщины. Так?
А, это, должно быть, про Ди.
– Но есть и священное правосудие, – добавил он торжественно. – Хотя с этим не так-то просто справиться.
Как он был прав!
– Быстро от этого не избавиться. Этих свечей недостаточно.
Он зажег еще семь свечей и продолжил оживленную беседу с ними.
– Была смерть, – заключил он.
Дэйв. Мерв. Мой отец. Мой дед.
– Ты весь изломан внутри, твоя жизнь лишена смысла. Она просто движется по бессмысленной спирали.
Потише, приятель.
Должно быть, я выглядел немного мрачновато, потому что шаман быстро добавил:
– Это не я – это говорит священное пламя. – Он указал на чурбан, где четыре из моих свечей уже упали: – Смотри, Максимой отвергает твои свечи.
Шаман назначил для меня церемонию полного очищения спустя неделю – в мой день рождения по календарю майя. В оставшееся время он порекомендовал мне просить прощения у бога, семьи, моих предков и моего нагуала.
По дороге домой я пересказал свою беседу с шаманом Бартоломе, чтобы удостовериться, что правильно все понял.
В испанском языке очень легко перепутать подлежащее и дополнение. Если верить Бартоломе, то шаман на самом деле сказал, что это я причинил многим людям, среди которых были и женщины, очень тяжелые страдания, и очиститься от этого было не так-то просто.
Когда я выходил в туалет, шаман сказал ему: «У него очень большие проблемы со смертью». Иными словами, он думал, что я пришел к нему, потому что убил кого-то.
– И женщина, – радостно добавил Бартоломе, – похоже, ты ее изнасиловал.
Таким образом, мне следовало молить бога, дедушку и кролика о прощении, потому что я был насильником и убийцей.
Перед очищением я сходил к астрологу майя, просто чтобы убедиться, что в моем гороскопе не будет сказано: «Ни в коем случае не принимайте участие в обрядах очищения».
Я нашел шаманку из La Casa de Nahuales (Дом духов), которая составляла карты души. Она носила длинную черную одежду и по одному кольцу на каждом пальце. Она сообщила, что с радостью окажет мне эту услугу за двадцать пять долларов, потому что составление карты – длительный процесс, «хотя теперь, когда есть компьютеры, это несколько легче».
Компьютеры?
На следующий день я обедал в ресторанчике «У Фриды» в окружении репродукций Фриды Кало, и ко мне подошла американка. Она сразу же задала мне вопрос по-английски, я ответил на него тоже по-английски, и только после этого она спросила по-испански, говорю ли я по-английски.
Сперва я проигнорировал ее, приняв за часть всемирной чумы в виде католиков-евангелистов, которые повсюду преследуют людей, кушающих в одиночестве. Но вскоре она рассказала, что она еврейка, а ее муж, доктор, работает на какую-то благотворительную организацию в Гватемале.
Я уже две недели не разговаривал по-английски, поэтому сразу же выложил ей все, что происходило со мной.
К моему глубочайшему изумлению, она быстро приняла сторону шамана и сказала, что я и впрямь, наверное, убил кого-нибудь, но в другой жизни.
Я рассказал ей о своем нагуале.
– Кролик? – переспросила она и уточнила: – А какого он цвета?
Мне вручили длинный список приношений, которые были совершенно необходимы для церемонии. Максимой и его нагуалы – а нам предстояло общаться именно с ними – очень любили ром и сигары, шоколад, сахар, свечи (не меньше сотни), разнообразные местные травы и растения.
Целое утро мы бродили по рынкам, пытаясь найти cuilcos, о которых Бартоломе никогда не слышал («Мы просто попросим продать их нам и посмотрим, что достанет сеньорита»). Беззубые старухи, заправлявшие магазинами, куда мы заходили, смотрели на нас так, как будто знали, что я был убийцей.
Вместе с Бартоломе мы пережили момент трогательного единения. После того как шаман сказал, что Максимой может прийти ко мне во сне, примерно неделю я не очень хорошо себя чувствовал.
– Тебе страшно? – спросил Бартоломе.
– Немного, – соврал я. – А тебе?
– Есть чуть-чуть, – соврал он. – Но это нормально.
– Точно, нормально, – согласился я.
Через несколько минут рядом с нами взорвались несколько петард. Бартоломе подпрыгнул в воздух на полметра.
Мне нравилась идея очищения. Годом раньше мне пришлось пожать руку человеку, который всегда обманывал меня, с этого момента мне постоянно казалось, что моя рука пахнет дерьмом. В день церемонии мы прибыли к музею с тремя мешками, полными приношений. Бартоломе, которого обеспокоило недопонимание, имевшее место во время нашего прошлого визита, попросил шамана говорить помедленнее.
– И духам тоже придется говорить медленнее, – добавил он.
Шаман рассыпал сахар в виде круга и внутри него нарисовал крест майя. На его окончания он положил четыре огромных плитки шоколада, а из сигар и мистических принадлежностей устроил костер, который запалил при помощи рома.
Пахло приторно-сладко, как в католической церкви. Из-за горевшего табака создавалось ошущение, что я попал в толпу курильщиков. Я преклонил колена перед огнем, и шаман начал вызывать духов.
Мои нагуалы были расстроены, потому что я так и не осознал затруднительного положения, в котором находился. Ничего из того, что я сказал, не убедило их в том, что я не был убийцей. Первые три духа потребовали, чтобы я достиг примирения со своими жертвами.
Я подбросил пригоршню cuilcos, которые оказались частичками древесной смолы, в огонь.
Шаман обратился к духам с просьбой присоединиться к нам, позволить почувствовать их силу. Мне было жарко, но я должен был опуститься на колени перед открытым огнем. Каме – нагуал смерти – все еще дулся на меня, зато орел Тизикин был счастлив, потому что мне было суждено получить от жизни все деньги, богатства и путешествия, которые я только захотел бы. Мне кажется, что Тизикин мог радоваться каждый раз, когда видел перед собой иностранца.
Различным нагуалам требовались свечи различных цветов – их следовало не поджигать, а бросать прямо в открытое пламя. Красная свеча расплавилась, и ее воск потек во двор, как потоки лавы вулкана Фуэго. В пламени плясали духи – их мог видеть кто угодно. Они меняли форму и танцевали, маня меня в огонь.
Шаман приказал сжечь розовую свечу и молить о прошении нагуала, который отвечал за женщин.
Я вспомнил все ужасные поступки, которые совершил в жизни, и готов поклясться, на какой-то момент даже ощутил в воздухе запах духов моей бывшей жены. Бартоломе стоял за моей спиной с фотоаппаратом наготове, чтобы начать фотографировать духов, как только те появятся, и мне хотелось верить в это так же истово.
Шаман завершил мое очищение, обмахнув меня с головы до ног пятью священными листьями, а затем набрал полный рот agua florida – что-то вроде лечебного состава – и выплюнул ее на меня.
На всю церемонию у нас ушел час и сорок пять минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36