Я стал слишком рациональным, постоянно взвешивал преимущества тех или иных своих поступков. Я проводил много времени, стараясь выдумать причину, по которой мне не следовало бы покидать свою квартиру, потому что она была такой уютной. Я стал меньше встречаться с друзьями и ждал, пока Клэр сама заедет ко мне.
У меня не было работы, кредита или жены. Я избегал любой ответственности. У меня не было даже домашнего животного (кот Капитан уехал вместе с Ди). У меня не было обязанностей, кроме как писать, чтобы прокормить себя.
Я всегда надеялся, что именно так все и окажется. А когда добился своего, захотел чего-то большего. Как обычно, я почувствовал, что должен кому-то что-то доказать, на сей раз – что смогу быть лучшим начальником, чем большинство людей, на которых я работал. Как и раньше, Ди заявила, что у меня ни черта не получится, что я не понимаю всей ответственности, которая лежит на плечах руководителя, что я о себе слишком высокого мнения и что я пиздобол.
Я решил, что стану редактором журнала, и подумывал о «Роллинг стоунз».
Глава 7,
в которой я становлюсь редактором «Ральфа», а Керри-Энн Кеннерли едва не съедает меня заживо
На фоне журналистов «Лоудид», которые играли роль радостных деревенщин, глушащих пиво литрами, Джек Маркс представал настоящим алкогением. Он одевался, пил и брился, как романтичный растрепанный журналист пятидесятых. На своих плечах он носил темный костюм, подтяжки и все проблемы этого суетного мира. После того как его выгнали из кабинета, где он жил, Джек остался бездомным и считал «Ральф» своим гостиничным номером с мини-баром и всеми удобствами. В каждом номере появлялся новый обзор алкогольных напитков, Джек относился к своей работе крайне серьезно и пропускал весь материал через себя. Когда в редакцию прислали упаковку «Лемон-Раскис», чтобы сфотографировать ее покрасивей, Джек выпил ее всю без остатка. Седдону пришлось позвонить заказчику и признаться, что нам так понравился их продукт и что мы его сразу же прикончили, о чем обещал непременно упомянуть в соответствующей статье, если только в редакцию немедленно доставят еще одну упаковку. Когда прислали добавку, Джек уже вернулся из паба и снова всю ее выпил. Он проснулся утром, ужаснулся содеянному и быстро наполнил маленькие желтые бутылочки водой.
За время издания первых семи выпусков Джека увольняли три раза – и каждый раз за пьянство.
В конце концов ему надоело, что его постоянно увольняют. Джек решил, что каждый раз его принимают на работу как известного пьяницу, следовательно, он просто выполнял свою роль, которая, между прочим, наносила вред его здоровью. В одном из первых выпусков «Ральф» воспользовался идеей «Лоудид» сфотографировать журналиста (Джека) писающим посреди пивной. Ночь перед съемкой Джек провел в вытрезвителе. Туда же он вернулся еще через неделю.
Первый номер журнала был отпечатан стапятиты-сячным тиражом. Брэд сказал, что будет рад, если продаст хотя бы половину. В действительности разошлось более шестидесяти пяти тысяч экземпляров. Коллектив ликовал, все чувствовали себя отмщенными – в особенности Седдон, который понимал, что ему не до конца доверяли (все-таки это был первый новый журнал с тех пор, как главой АПО стал Керри), но он верил, что выложился на полную.
Второй номер был продан в количестве сорока восьми тысяч экземпляров, третий – тридцати шести с половиной тысяч. Пока продажи падали, штат разрастался. Вскоре журнал переехал в большее помещение на восьмом этаже здания на Парк-стрит, где Брэд снова пригласил меня на встречу с Седдоном. Брэд хотел, чтобы я работал на «Ральф», Седдон не возражал, но и не был за, я тоже не испытывал особого энтузиазма по этому поводу. Я написал небольшую статейку под псевдонимом Абрам Ризеншнауцер. Было приятно, когда мои имя и фотография появились в «Пентхаусе», но я не хотел иметь ничего общего с «политически некорректным» журналом.
К третьему выпуску было продано всего девятнадцать страниц рекламы, а сам журнал усох со ста тридцати страниц до ста четырнадцати. В это время в Великобритании «Эф-эйч-эм» бил по продажам «Лоудид». Его владельцы купили издательство «Мейсон – Стюарт», выпускавшее австралийский «Плейбой» и явно собирались начать выпуск австралийского «Эф-эйч-эм». Все это заставило Седдона сделать свой журнал больше похожим на «Эф-эйч-эм», хотя он этого не хотел и ему пообещали, что никто не будет его принуждать. Один из номеров «Эф-эйч-эм» продавался вместе с дополнительным бесплатным журналом-приложением «Сто самых сексуальных женщин в мире по мнению наших читателей». Как и следовало ожидать, ответ АПО был слабее ровно в два раза: «Пятьдесят самых сексуальных женщин планеты по мнению «Ральфа».
Первые покупатели журнала были откровенно разочарованы, новые потенциальные потребители не интересовались им из-за сексистской репутации, которой он был обязан рекламной кампании. Поэтому Сардженту Роллинсу пришлось разрабатывать новую рекламную стратегию, которая исправила бы ошибки первой.
Главным элементом второй рекламной кампании стала картинка, на которой был изображен полицейский, читающий журнал и говорящий: «Вот это да!» Ниже была подпись: «Удивительный «Ральф». Предполагалось, что плакат должен означать: «В «Ральфе» есть нечто большее», но на самом деле он означал: «Ральф» читают только копы», что имело бы смысл в том случае, если бы в нашем обществе хоть кто-то прислушивался к мнению представителей этой профессии.
Чтобы избежать возможных разночтений, снова была созвана пресс-конференция, но и она не внесла особой ясности относительно будущего содержания журнала.
Медленное, но верное падение «Ральфа» было остановлено хорошим переплетом, который впервые появился в январе 1998 года. Первое качественное издание с главной звездой Мелиссой Белл вышло в свет тиражом в шестьдесят тысяч экземпляров, из них продали сорок три тысячи. Тим Скотт (тоже выходец из «Пикчер») стал новым заместителем главного редактора, что позволило Седдону взять пару недель отпуска. Напряжение, которое всегда существовало между ним и Ником, постепенно переросло в неприкрытую вражду. Вернувшись с каникул, Седдон вдруг понял, что он по-прежнему получат ту же зарплату, которую ему платили как главному помощнику редактора, и попросил Ника о прибавке. Тот отказал.
Тогда Седдон сказал Брэду, что намерен уйти.
– Что, уйдешь прямо сегодня? – спросил Брэд.
– А можно в пятницу? – предложил Седдон.
Так Тим Скотт стал редактором и пригласил меня на должность своего заместителя. Я ответил, что меня интересовала только должность редактора. Поразительно, но Тим был готов уступить мне свой пост.
На это Брэд сказал, что ему нужен человек, который станет жить, есть и спать одним только журналом. «Ральфу» был нужен кто-то, кто полюбил бы его. Мне еще не раз приходилось удивляться его словам. Еще не раз я убеждался в его правоте.
Меня пригласили на завтрак с Брэдом и Ником. Я сказал, что первые рекламные опыты журнала получились неуклюжими и опасными. По сути, в первом номере была реклама только женского белья – полуобнаженные красавицы в бикини и футболках служили фоном для маловыразительного стеллажа, на котором стояли мужские ботинки. На следующей странице грудастая блондинка, тоже в бикини, развешивала на веревку свежевыстиранные мужские рубашки. На других модных страницах появлялись Джек в образе ковбоя, Барри Крокер с альпинистским снаряжением, Камал в костюме для крикета и Ларри Эмдур в маске для подводного плавания и ластах. Производители модной одежды были склонны ожидать, что их продукция в журнале будет выглядеть шикарно. В «Ральфе» она выглядела дешево. Следовательно, если все журналы, в которых появляется модная реклама, выглядят шикарно, «Ральф» из-за рекламы выглядел еще более непритязательно.
Брэд спросил, как я сделал бы журнал, одинаково интересный каждому австралийскому парню – от брокера до бушмена. Я сказал, что никак. АПО не понимало сути модных мужских журналов. Они не предназначались для сельской бедноты. Может быть, в них и писали о деревне, но не для ее жителей. Журналы для парней были полной противоположностью «Австралийского финансового обозрения», они призваны были гасить любое побуждение к действию. Рассказывая о драках, сексе и выпивке до потери сознания, они соответствовали реальной жизни читателей не больше, чем стиль «Обозрения» соответствовал образу жизни богатых людей. «Ральф» продавал простую, деклассированную мечту, так же как «Обозрение» продавало мечту о роскоши и богатстве. В провинции у людей нет стиля, у них есть жизнь. Было бесполезно пытаться заинтересовать их модной одеждой или новыми ароматами, цены на которые были сопоставимы с их недельным заработком. Много говорилось об ироничности английских журналов для правильных парней, но ирония состояла в том, что те самые правильные парни, которым журналы предназначались, покупали их крайне редко. Их читали сообразительные и образованные, а не безграмотные и отвязные. Эти журналы играли особую роль в чисто мужских сообществах, например в армии, где большинство мужчин составляли холостяки, а большинство женщин – плакаты, расклеенные над их койками.
Мне предложили работу. Все завертелось так быстро, что у меня не было ни минуты, чтобы сесть и придумать сложное, эгоистичное и чуточку глуповатое объяснение тому, что со мной происходило. Чтобы заставить себя действовать, мне было необходимо чувство постоянной войны с Ди, поэтому наш внутренний диалог не прекращался ни на минуту. Как-то я разозлил ее, сказав, что смогу управлять журналом лучше, чем все редакторы, которых мы только знали. Она разозлила меня в ответ, сказав, что вряд ли это у меня получится. Я знал, что могу писать, разбираюсь в дизайне и печатном деле, что иногда во мне просыпается талант организатора и у меня получается собирать всех окружающих в одну большую команду. Я не сомневался в собственном успехе. Одновременно я понимал, что это дело было ничем по сравнению с защитой прав трудящихся или противостоянием индонезийской оккупации Восточного Тимора. Но ведь я и так ничего не делал – просто сидел дома и смотрел в окно.
Я решил редактировать журнал, чтобы доказать Ди и всему миру, что это просто, а значит, бессмысленно. Другие люди могли бы больше не мечтать о карьере редактора, поняли бы, что менеджмент – неквалифицированная работа, которая по силам каждому, и были бы готовы сбросить со своих плеч капиталистический гнет. А может быть, я решил стать редактором журнала просто ради смеха. Если бы только люди смогли понять, как это сложно – быть марксистом по убеждениям и редактором мужского журнала по роду деятельности. Перманентная классовая борьба внутри самого себя двадцать четыре часа в сутки.
Французский мыслитель Бодрилло считал, что выхода из игры капитализма нет: «Остается только отступить, принять правила игры общества, от которого ты отрекся, и участвовать в его жизни максимально активно, чтобы свои собственные действия казались тебе злобной иронией». Это была интересная идея. Я принялся за новую работу как моряк, сходящий вразвалочку на берег, попутно соблазняющий неловких официанток. И тут я влюбился – этого следовало ожидать.
Брэд пригласил меня на прощальный ужин Дэвида Нейлора. Это был исторический вечер для всей индустрии мужских журналов Австралии, жаль, что я его почти не помню. Я не собирался пить слишком много, ведь мне предстояло завести новые знакомства. Но когда ты постоянно знакомишься с кем-то, так или иначе приходится много пить, и я решил отказаться от пива и предпочесть более цивилизованное вино. Его можно потреблять вместе с едой, оно вдохновляет на приятный разговор об искусстве и так далее. Я часто пытался не напиться вином, и обычно все начиналось довольно неплохо: прежде чем успевал почувствовать хоть что-то, пара стаканов успевали обсохнуть; еще пара стаканов уходили на то, чтобы меня перестал удовлетворять простой, бесцветный и не похожий на пиво вкус шардоне; остальные я допивал просто потому, что решил пить в этот вечер только белое вино, а отказ от идеи стал бы проявлением слабой воли.
Той же схемы я придерживался и на прощальном вечере Нейлора. Выпив достаточно, чтобы почувствовать, что сегодня уже не напьюсь, я переключился на пиво. Эта была хорошая идея – у пива меньше градус, поэтому в меня больше бы влезло. Чтобы окончательно протрезветь, я сделал себе винно-пивной коктейль.
Прощальный вечер я помню в виде отрывочных кадров. Какие-то незнакомцы в резиновых масках ведут меня к тайному столику и там рассказывают, что мне предстоит сделать. Я отвечаю, что собираюсь руководить «Ральфом» во имя блага всех людей, которые будут работать над его созданием. До сих пор не могу понять, что имел в виду. Путь обратно – какая-то лестница или пожарный выход. Затем жаркий подвал гостиницы «Виндзор-отель». Такое начало карьеры редактора можно было считать зловещим предзнаменованием. Определенно, на работу устроился Старый Марк, а не обновленный его вариант. Не знаю, как добрался домой, но проснулся я в своей кровати. В следующий понедельник я впервые пришел на работу и по второму разу познакомился со всеми.
К моему прибытию журнал уже имел свою историю, типичные легенды о сотворении, изгнании, пантеон богов и демонологию. Добрый Седдон был изгнан из Эдемского сада. Счастливые дни выпивки в обед прошли. Журналом правили силы тьмы.
С запада «Ральф» граничил с «Долли», еще с двух сторон простирались владения компьютерных журналов. Область, которую он занимал, больше всего походила на пивную. От редакций компьютерных журналов нас отграничивали только тонкие перегородки, такие же, какие ставят в туалетах. Кабинет редактора имел стеклянные стены и располагался в правом углу. На столе стояли три корзины, придуманные еще Седдоном: «Входящие», «Исходящие» и – совершенно гениальная – «Перебор». Во «Входящих» и «Исходящих» было сравнительно пусто – пара неплохих статей и какие-то служебные записки – зато в корзине «Перебор» обнаружилась целая коллекция рукописей, которые в наш журнал по ошибке слали австралийские душевнобольные, тунеядцы или просто глупые люди. Особой популярностью пользовался раздел «Мнение», в котором самовыражались все подряд.
Авторы самых отвратительных писем чаще всего предлагали свои услуги в качестве постоянных обозревателей. Они были уверены, что все нормальные парни разделяли их точку зрения по целому ряду вопросов, начиная от «почему все женщины кричат, издеваются, бьют в пах, крадут детей, требуют алименты, ненавидят веселье и при этом правят миром» и заканчивая «почему все мужчины традиционной сексуальной ориентации остаются непонятыми и ущемленными в правах».
Я смотрел на сотрудников через стеклянную стену. Из них можно было бы составить коллекцию всех типов телосложения, там были жирный Дэнни, тонкий Крис, идеальный Чудище, низкий крепыш Дом, гигант Эш, атлет Алекс и круглолицый Джеймс. А я был Ноем, которому Бог подсказал спасти по одному представителю астеников, нормостеников, гиперстеников и всех прочих стеников. Вместе мы построили бы большую лодку и пережили бы ужасное наводнение, а после восстановили бы население всей Земли при помощи одной маленькой ассистентки редактора Аманды.
Не могу сказать, что меня порадовало первое впечатление. Большинство проблем, которые возникают в журналах, связаны с тем, что редактор считает себя богом.
Брэд пригласил меня на обед в ресторан «Текс-Мекс» – скучное заведение, где административные работники проводят рождественские вечеринки. Я сообщил ему, что больше не пью днем, и в качестве объяснения рассказал свой личный миф о проклятии и искуплении – историю своего пробуждения в Уэльсе.
Точно так же, как и Наборщик Боб, Брэд не очень-то одобрял работников, не пивших в дневное время, но позволил мне пить диетическую колу, пока сам прихлебывает шардоне. Для Брэда это было время грусти и удовлетворения. После отставки Нейлора он поднялся до главного редактора «Пипл» и «Пикчер», на это у него ушло меньше четырех лет. В лице «Ральфа» он впервые сумел получить «чистый» журнал, но был вынужден постоянно выбирать между подчинением начальнику Нику и лояльностью протеже Седдону, притом что оба поносили друг друга на чем свет стоит и не могли разрешить проблем журнала. Брэд понимал, что «Ральф» болен, но не знал, чем ему помочь.
Он рассказал мне обо всех членах коллектива. Арт-директор Крис, по его словам, был лучшим другом Седдона, Аманда, от которой зависело будущее всего человечества, тоже испытывала к нему симпатию. Поэтому у меня вряд ли получилось бы подружиться с ними. Кто-то что-то украл со своего последнего рабочего места, еще кто-то делал то же, что и все, еще двое парней были просто «немного странными».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36