Лишь тот настоящий Мастер, кто является частью своего творения.
Элвин подбежал к мехам и принялся качать их, пока угли не раскалились до такой степени, что любой другой кузнец давно удрал бы из кузницы и подождал в ночной прохладе, пока огонь немножко ослабнет. Но не Элвин. Вместо этого он подошел к горну и шагнул прямо в пламя. Он чувствовал, как на его теле горит одежда, но не обращал на это внимания. Он обнял руками плуг, прижал его к груди и одновременно стал исцелять себя, но не по кусочкам, а всего сразу, говоря телу: «Оставайся живым! Переноси огонь, который жжет тебя, в плуг!»
И одновременно с тем он сказал плугу: «Следуй примеру моего тела! Живи! Учись у моих живых частичек, пойми, что каждая часть тела занимается своим делом, и действуй подобным образом. Я не могу явить тебе форму, которую ты должен обрести, и не могу научить тебя этому, потому что сам не знаю, как это происходит. Но я могу показать тебе, что значит быть живым, показать болью своего тела, показать исцелением, борьбой за жизнь. Стань таким! Как бы тебе трудно ни пришлось, учись у меня, — это ты, будь, как я!»
Это заняло целую вечность. Элвин дрожал в огне, пока его тело боролось с жаром, отыскивая способы нести огонь, как река несет воду, и вливать его в плуг, который превратился в океан желтого пламени. И атомы, находящиеся внутри плуга, отчаянно пытались сделать то, о чем просил Элвин, — они хотели повиноваться ему, но не ведали как. Однако его зов был силен, слишком силен, чтобы его не услышать; причем услышать его приказ — мало. Они должны поверить, что Элвин желает им только добра. Они доверились ему, захотели стать живым плугом, о котором он мечтал, поэтому каждую частичку времени, по сравнению с которой секунда показалась бы вечностью, атомы пытались сделать то, пытались сотворить это, пока внутри золотого плуга не возник новый образ, который обрел жизнь — такую, какой требовал Элвин. За одно-единственное мгновение образ распространился по металлу, и плуг ожил.
Он ожил. Элвин почувствовал, как золото движется под руками, чтобы удобнее расположиться среди угольев огня, чтобы взрезать их и перевернуть, словно они были почвой. А поскольку в почве этой не могло взрасти семя жизни, плуг скользнул прочь, удаляясь от огня к краю горна. Он двигался потому, что решил оказаться в другом месте, куда и переместился. Достигнув края горна, он перевалился через него и покатился на пол кузницы.
Испытывая неизмеримые страдания, Элвин также выкатился из огня и тоже упал, распростершись на холодном земляном полу. Теперь, когда всепожирающее пламя больше не терзало его, тело принялось бороться с умиранием кожи. Оно исцеляло Элвина, следуя образу, который юноша в него заложил. Элвину не нужно было говорить ему, что делать, и направлять его. «Стань собой», — был приказ Элвина, поэтому знак, находящийся внутри живых частичек тела, повиновался образу, который стоял у юноши в голове, пока тело вновь не исцелилось. Новая кожа ровно обтянула плоть, ни следа ожога не осталось на ней.
От чего не мог Элвин избавиться, так это от памяти о боли и от слабости, поскольку на исцеление ушло много сил. Но ему было ровным счетом наплевать на это. Как бы он слаб ни был, сердце его торжествовало, потому что плуг, который лежал рядом с ним на земле, был сделан из живого золота. И вовсе не Элвин создал его, Элвин лишь научил металл, а тот в свою очередь сам сотворил себя.
Ловчие ничего не нашли, хоть и объехали весь город. И как темноволосый ловчий не всматривался вдаль, отыскивая беглецов, он так ничего и не увидел. Ни одна лошадь не скакала во тьме, унося мальчишку, ни один огонек сердца не двигался в ночи. Каким-то образом раб-полукровка спрятался от них, что, насколько они знали, было невозможно. Но, вероятно, ему все-таки удалось скрыться.
Разумнее всего было поискать там, где мальчишка жил эти годы. Надо посмотреть в гостинице, в домике у ручья, в кузнице — там, где пылали яркие огоньки сердец. Люди, живущие там, почему-то засиделись чуть ли не до рассвета. Ловчие подъехали к гостинице и привязали лошадей неподалеку от дороги. Зарядив ружья и пистолеты, они отправились на разведку. Проходя мимо гостиницы, ловчие снова вгляделись внутрь здания, тщательно обследуя каждый огонек, но ни один из них не соответствовал образцу, заключенному в шкатулке.
— Надо посмотреть в коттедже, где живет эта училка, — сказал светловолосый ловчий. — В первый раз мы ведь там его нашли.
Темноволосый ловчий глянул в сторону домика. Конечно, сквозь деревья коттедж не было видно, но то, что ловчий сейчас искал, не скроют ни деревья, ни самые крепкие стены.
— Там два человека, — произнес он наконец.
— Так, может, один из них полукровка? — предположил светловолосый ловчий.
— Судя по шкатулке, нет, — ответил темноволосый и вдруг грязно ухмыльнулся. — Учительница, живущая одна, принимает в это время ночи какого-то посетителя? Догадываюсь, кто у нее в гостях, и это вовсе не мальчишка.
— Все равно пойдем глянем, — настаивал светловолосый ловчий. — Скорее всего ты правильно рассудил, и она не будет жаловаться, если мы вдруг вломимся к ней в дверь, иначе мы расскажем всей округе, что увидели внутри ее домика, когда случайно проходили мимо поздно ночью.
Они посмеялись над этим и направились по освещенной лунным светом тропинке к домику мисс Ларнер. Они намеревались выбить ногой дверь и хорошенько повеселиться, пока училка будет скакать по комнате и выкрикивать угрозы.
Но самое смешное, что, когда они подошли к коттеджу, этот план начисто выветрился из их голов. Они абсолютно забыли, зачем сюда шли. Ловчие снова взглянули на огоньки сердец и сравнили их с тем, что лежало в шкатулке.
— Какого дьявола мы перлись сюда? — вознегодовал светловолосый ловчий. — Парень наверняка в гостинице. Мы же видим, что его здесь нет!
— Знаешь, что я подумал? — спросил темноволосый. — Может, они убили его?
— Они что, совсем чокнутые? А зачем было красть мальчишку?
— Тогда куда, по-твоему, они его запрятали, если мы ничего не видим?
— Он в гостинице. Могу поспорить, они наложили на пацана какие-то обереги. Но стоит нам открыть двери, как заклятия рухнут, и мы сразу увидим его, вот так вот.
На какое-то мгновение темноволосый ловчий подумал: «А почему бы заодно не заглянуть в домик к учительнице? Ведь на него тоже может быть наложен оберег? Почему бы нам сначала не открыть эту дверь?»
Но эта мысль мгновенно ускользнула от него, так что в следующую секунду он уже ничего не помнил — он даже не помнил, что у него родилась такая идея. Темноволосый ловчий молча побрел за своим компаньоном. Мальчик-полукровка наверняка в гостинице. Сто к одному.
Пегги, разумеется, увидела ловчих, когда те подошли к ее домику, но ни капли не испугалась. Все это время она исследовала тропки ожидающего Артура Стюарта будущего, и ни на одной из них не было того, что мальчика уведут с собой ловчие. Артура поджидало немало опасностей — это Пегги видела, — но сегодня ночью с ним ничего не случится. Поэтому она не обратила на ловчих никакого внимания. Она увидела, когда они решили уйти; увидела мысль, мелькнувшую в голове у темноволосого ловчего; увидела, как обереги повернули его и отправили прочь. Но за этим она наблюдала краешком глаза — сейчас она с головой погрузилась в изучение будущего Артура Стюарта, рассматривая, что ждет мальчика впереди.
И вдруг она поняла, что больше сдерживаться не может. Она обязана поделиться с Элвином той радостью и печалью, которую он принес сегодня ночью. Но как это сделать? Неужели она признается ему, что мисс Ларнер на самом деле светлячок, который увидел, как в огне сердца Артура Стюарта родились миллионы и миллионы новых возможностей? Она не могла держать это в себе. Несколько лет назад она хотя бы могла поделиться своим открытием с миссис Модести, от которой у Пегги не было секретов.
Нет, идти в кузницу — это сумасшествие, ведь она мечтала рассказать Элвину такое, чего не могла рассказать, не выдав своей тайны. Однако, если она останется наедине с собой в этих стенах, знание, терзающее изнутри, сведет ее с ума.
Поэтому она поднялась, отперла дверь и вышла на улицу. Никого. Она закрыла дверь и повернула в замочной скважине ключ, после чего снова заглянула в сердце Артура, чтобы увериться, что никакой опасности не возникло. Ему ничто не угрожает. Она может спокойно идти к Элвину.
И только тогда она заглянула в сердце Элвина, только тогда она увидела ужаснейшую боль, которую он перенес считанные минуты назад. Почему она этого не заметила? Почему она ничего не увидела? Только что Элвин преодолел величайший рубеж в своей жизни: он создал великое Творение, принес в этот мир нечто новое, а она все пропустила. Когда он сошелся в битве с Рассоздателем, она была далеко отсюда, в Дикэйне, и тем не менее присутствовала при его борьбе, а сейчас, находясь от Элвина в нескольких десятках ярдов… Почему она не услышала его боль, когда он извивался в огне?
Может, причиной был домик у ручья. Однажды, почти девятнадцать лет тому назад, в день, когда Элвин появился на свет, домик у ручья лишил ее дар силы и усыпил маленькую Пегги, и тогда она едва-едва не опоздала. Но нет, этого не может быть — вода больше не течет через домик, да и огонь горна куда сильнее воды.
Может быть, это Рассоздатель ее ослепил? Обозрев округу глазами светлячка, она не заметила никаких подозрительных темных пятен среди красок окружающего мира. Во всяком случае, поблизости ничего угрожающего не было. Значит, ее никто не ослеплял.
Нет, видимо, сама природа того, что творил Элвин, не хотела, чтобы Пегги что-либо узнала. Много лет тому назад Пегги не видела, чем закончилось его противостояние Рассоздателю, — сегодня ночью она не видела, как Элвин изменил юного Артура на берегу Гайо. Точно так же она не видела, что он делал в кузнице. То особое Творение, которое осуществилось сегодня, стояло вне тропок будущего, которые открывались дару Пегги.
Будет ли так всегда? Неужели каждый раз она будет терять свое волшебное зрение? Это разозлило ее и напугало. «Какой прок от моего дара, если в самый ответственный момент он подводит меня?! Нет, сейчас он мне не так уж был нужен. Элвин не нуждался в моей помощи, когда заходил в огонь. Мой дар не подводит меня, когда в нем возникает необходимость. То рушатся мои желания».
«Но сейчас я нужна ему», — подумала она. Пегги начала осторожно спускаться по склону, луна висела над горизонтом, глубокие тени пролегли по земле, пересекая предательскую тропинку. Обогнув угол кузницы, девушка поморщилась от ослепляющего огня, пылающего в горне и заливающего своим сиянием траву. Огонь полыхал ярко-красным светом, так что трава вместо зеленой стала казаться черной.
Внутри кузницы, свернувшись клубочком на земле, лицом к горну, лежал Элвин. Он тяжело и прерывисто дышал. Спит ли он? Нет. Он был полностью обнажен; ей потребовалась секунда, чтобы понять, что его одежда, наверное, сгорела в горне. Он не заметил этого, ибо тогда его больше занимала боль тела, поэтому Пегги, заглянув в огонек его сердца в поисках воспоминаний, ничего там не нашла.
Кожа Элвина была поразительно бледной и гладкой. Сегодня днем Пегги собственными глазами видела его коричневый загар, полученный под жарким солнцем. На теле его виднелись шрамы от ожогов или случайных искр — избытки работы рядом с огнем. Однако сейчас кожа Элвина стала как у младенца, и Пегги ничего не смогла с собой поделать. Она шагнула в кузницу, встала рядом с юношей на колени и нежно провела рукой по его спине. Его кожа была такой мягкой, что собственные руки показалась Пегги грубыми — казалось, одним касанием она могла поранить Элвина.
Он глубоко вздохнул. Она убрала руку.
— Элвин, — окликнула она. — Ты в порядке?
Он двинул рукой, прижимая к себе какой-то предмет, который закрывал своим телом. И действительно, она разглядела, что рядом с ним блестит что-то желтое. Золотой плуг.
— Он ожил, — пробормотал Элвин.
И как бы в подтверждение этим словам плуг под его рукой слегка шевельнулся.
Стучаться, естественно, они не стали. Глухая ночь ведь на дворе! Хозяева сразу поймут, что это не какой-то там случайный путник — к ним могли заявиться только ловчие. Стук в дверь предупредит их, даст возможность унести мальчишку.
Так что темноволосый ловчий и не пытался бесшумно вскрыть замок. Он ударил со всех сил ногой, и дверь, сорвав верхнюю щеколду, настежь распахнулась. Держа ружье наизготовку, ловчий быстро вошел в дом и оглядел гостиную. Огонь в очаге уже затухал, отбрасывая на стены неверные тени, но даже при этом неясном свете было видно, что в комнате никого нет.
— Я посмотрю на втором этаже, — предложил светловолосый ловчий. — А ты сходи на задний двор, проверь, может, они уже убежали.
Темноволосый ловчий прошел через кухню к черному ходу и выглянул на улицу. Тем временем светловолосый поднимался по лестнице.
Старушка Пег, спрятавшаяся под столом в кухне, вылезла из своего убежища. Ворвавшиеся в дом негодяи даже не позаботились повнимательнее оглядеть помещение. Она, конечно, не знала, кто эти люди, но надеялась… надеялась, что это ловчие, которые вернулись, потому что каким-то чудом Артур Стюарт умудрился сбежать и теперь они его ищут. Пег сбросила башмаки и на цыпочках проследовала в гостиную, где над камином висело заряженное ружье Горация. Она потянулась и сняла его с крюка, но рукой случайно сбила жестяной чайничек, который вечером кто-то поставил на камин, чтобы вода не остывала. Чайник, покатившись по полу, громко задребезжал; горячая вода окатила ее ноги, и она против воли тихонько зашипела.
На лестнице послышались шаги. Не обращая внимания на боль, Пег подбежала к лестнице, у которой и столкнулась со спускающимся вниз светловолосым ловчим. Дуло его ружья было направлено прямо на Пег. Хотя она в жизни не стреляла из ружья в человека, сейчас она не колебалась ни секунды. Старушка Пег нажала на курок; сильная отдача ударила в живот, согнув ее пополам и отбросив к стене рядом с кухонной дверью. Впрочем, этого она не заметила. Она видела лишь то, как покачивается светловолосый ловчий, чье лицо внезапно расслабилось и поглупело, разом напомнив Пег морду жующей траву коровы. Затем его рубаха расцвела алыми потеками, и он с грохотом рухнул на пол.
«Больше тебе не придется красть детей у мам, — подумала старушка Пег. — Не уводить тебе чернокожих туда, где их ждет палящее солнце и кнут. Я убила тебя, ловчий, и думаю, наш Господь возрадовался моему поступку. Но даже если я теперь отправлюсь в ад, все равно я рада, что поступила так».
Она не сводила глаз с валяющегося на полу ловчего, поэтому не увидела, как задняя дверь тихонько отворилась и в нее просунулось дуло ружья, которое сжимал в руках темноволосый ловчий. Ловчий прицелился и…
Элвину страшно хотелось рассказать Пегги о своем творении, поэтому он совершенно забыл о наготе. Она вручила ему кожаный передник, который висел на колышке на стене, и Элвин машинально надел его. Однако его взволнованных слов Пегги сейчас не слышала; все, что он рассказывал ей, она узнала, заглянув в огонь его сердца. Вместо этого Пегги смотрела на него и думала: «Вот теперь он Мастер, отчасти потому, что я научила его. Неужели я исполнила свой долг, неужели отныне моя жизнь будет принадлежать только мне? А может, нет, может быть, все только началось, и с этих пор я буду общаться с ним как с мужчиной, а не с учеником». Казалось, Элвин весь светится внутренним огнем; золотой плуг следовал за ним по пятам, но не путался под ногами, а скользил кругами, как планета вокруг солнца, стараясь не мешать, но находясь все время под рукой. Словно плуг стал частью Элвина, которая двигалась отдельно от своего хозяина.
— Я знаю, — ответила Пегги. — Я все понимаю. Ты теперь Мастер.
— Да нет, дело даже не в этом! — воскликнул он. — Хрустальный Город… Я знаю, как его построить, мисс Ларнер. Понимаете ли, город — это не просто хрустальные башни, которые я видел, город — это люди внутри него, и, чтобы построить его, я должен найти людей, чистых и преданных своему делу, как этот плуг. Людей, которые разделят мою мечту и захотят построить город, которые возведут его, даже если меня не окажется рядом. Понимаете, мисс Ларнер? Хрустальный Город не под силу выстроить одному Мастеру. Это город Мастеров; я должен найти таких людей и каким-то образом сделать из них Мастеров.
Услышав эти слова, она наконец поняла: вот это и есть труд его жизни, который разобьет его сердце.
— Да, — кивнула она. — Это правда, я знаю, что это правда.
Больше она не могла притворяться мисс Ларнер, быть всегда спокойной, холодной, далекой. Она вновь стала собой, и внутри ее полыхал огонь, который зажег Элвин.
— Пойдемте со мной, мисс Ларнер, — произнес Элвин. — Вы столько знаете, и вы хороший учитель. Мне нужна ваша помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44