– До знакомства с тобой я, честно говоря, ничего не знал о Хьюстоне, – заметил я. – Он не из тех американских городов, которые у всех на слуху.
Там совсем не так, как здесь, – понимающе кивнула Сид. – Если здание покрыто двумя слоями краски, оно уже считается старинным. У нас есть придорожные кабаки, которые называются «ледяными домами», там все женщины выглядят как персонажи песен Хэнка Уильямса. А молодежь в субботу вечером собирается в дегустационном зале «Юкатан», где девушки пытаются изобразить из себя Памелу Андерсон, а парни все как один похожи на Митлоуфа.
– В Эссексе примерно такие же нравы, – заметил я. – Но где же тебя угораздило познакомиться со своим англичанином?
– Как раз там, в «Юкатане». В субботу вечером. Он спросил меня, не хочу ли я выпить. И я сказала «нет». Тогда он спросил, не хочу ли я потанцевать. И я сказала «да». Он работал в Хьюстоне курьером. Собственно, этим он занимается и сейчас. Развозит посылки на мотоцикле. Этакий восхитительный почтальон. Естественно, на меня это произвело впечатление.
– И в результате оказалось, что он не Ретт Бат– лер?
– Ну, знаешь! – хмыкнула она. – В результате оказалось, что даже Кларк Гейбл не Ретт Батлер.
– Но ты приехала за ним в Лондон?
– Да.
– Почему он не остался там? Его вышвырнули с работы?
– Нет, конечно, нет. Мы поженились. Он получил гринкарту. Ты знаешь, что гринкарта на самом деле не зеленая, как казалось бы, а розовая?
Я отрицательно помотал головой.
Нас это тоже удивило. Пришлось пройти через собеседование с иммиграционными чиновниками, которых нужно было убедить, что мы действительно друг друга любим. Мы показали им свадебный альбом, так что с этим проблем не было. Почему мы уехали? – Она задумалась. – Наверное, он понял, что должен больше брать от жизни. В Америке легко почувствовать себя неудачником. Наверное, это тоже сыграло свою роль.
– И что же пошло не так?
– Все. – Она посмотрела на меня. – Он подсел на бамбук. Ты знаешь, что это такое?
Я снова помотал головой.
– Что-то связанное с наркотиками?
– Нет. Ну, может быть, в каком-то смысле. Это означает, что он уже не мог обходиться без азиатских девушек. Они ему и раньше нравились. Кореянки, китаянки, японки, филиппинки… Он не отличался особой разборчивостью, что довольно оскорбительно для азиатских женщин, потому что они так же не похожи друг на друга, как, например, шведы и турки. Но ему действительно было все равно, лишь бы они были азиатками. В тот вечер, когда мы встретились, он пришел в «Юкатан» с маленькой вьетнамкой. У нас в Хьюстоне много вьетнамцев.
– Значит, он любитель восточных женщин?
– Теперь нельзя говорить «восточная». Это считается оскорбительным, как «негр» или «стюардесса». Так же как мы теперь говорим «афроамериканец» и «бортпроводница», надо говорить «азиатская» вместо «восточная».
– Для меня «азиатка» звучит так же, как «индианка».
– Извините, мистер, но вы теперь обязаны говорить именно так, как я вам сказала.
– Что же ему в них нравилось?
– Может быть, как раз то, что они не похожи на него. Что они совсем другие. Гетеросексуальность – это же значит, что тебя привлекают те, кто не похож на тебя, так ведь?
– Но если этот парень, который оказался не Реттом Батлером, перешел на «бамбук», почему ему понравилась ты?
– Может быть, в тот момент он переживал помрачение ума. Или решил немного передохнуть от своих пристрастий. Я не знаю.
Она откинула черные волосы со лба и уставилась на меня своими широко посаженными карими глазами. Теперь, когда она заговорила об этом, я понял, почему человек, подсевший на «бамбук», запал на нее.
– Мы прожили вместе два года. Один год там, дома, и еще один здесь. Потом он снова вернулся к своему излюбленному типу. А может, и раньше, просто я узнала только два года спустя. Эту студентку из Малайзии он встретил в парке. Он показал ей Лондон… и кое-что еще. Он не был плохим человеком. Да он и сейчас неплохой парень. Просто я сделала неправильный выбор. А ты?
– Я?
– Да, что случилось с твоим браком?
Я не знал, как объяснить, что произошло у нас с Джиной. Я понимал, что это как-то связано с тем, что я стал старше, и все воспринималось как должное, и было такое ощущение, что жизнь ускользает сквозь пальцы. Джеймс Стюарт мог бы объяснить это мне.
– Точно не знаю, что произошло, – сказал я. – Я ненадолго отпустил тормоза.
– А, понятно, – сказала Сид. – В смысле, перепихнулся на стороне?
– Не только. Хотя и это тоже. Но я просто – не знаю, как объяснить… Я дал огню погаснуть.
Она секунду посмотрела на меня, а потом кивнула:
– Пойдем, посмотрим на огоньки.
Было уже темно. На противоположной стороне реки виднелась ниточка огней, тянувшаяся вдоль всей набережной, как жемчужные бусы. Если прийти сюда утром, то увидишь серые офисные здания и пробки – город, спешащий оплатить квартплату и погасить счета. Но вечером здесь все было прекрасно.
– Похоже на Рождество, – заметила Сид и взяла меня за руку.
Это действительно было похоже на Рождество, и ощущение было такое же.
– Я хочу попытать счастья с тобой, – неожиданно призналась она мне.
21
– Когда до няньки, заядлой курильщицы, дошло, что мы не собираемся воровать у нее Пегги, она разрешила нам на пару часов забрать ее в гости к Пэту.
– Смотри, что у меня есть! – объявила девочка, протягивая мне маленького пластмассового человечка. С виду он был очень доволен собой, одет в белые атласные штаны, покрытый блестками серебряный жилет и пурпурный смокинг.
– Диско-Кен, – пояснила она, – друг Барби. Он идет на дискотеку.
Странно было смотреть, как они играют. Пэт хотел взорвать Звезду Смерти. Пегги собиралась повесить занавески в «Миллениум Фальконе».
Возбужденный чуть не до истерики из-за того, что в его комнате гостит девочка (правда, Диско– Кен явно не произвел на него должного впечатления), Пэт то и дело рикошетом отлетал от мебели, размахивая над головой световым мечом и крича:
– Я никогда не перейду на сторону темных сил!
Пегги посмотрела на него своими серьезными темными глазами, а затем стала передвигать маленькие фигурки из «Звездных войн» вокруг звездолета (с одного бока густо обмотанного скотчем" после очередного столкновения с батареей), – с таким спокойствием, как будто они пили чай со сладкими лепешками в отеле «Ритц».
Природа или воспитание? Пэта никогда не поощряли играть в жестокие игры – от его бесконечных кровавых войн я порой готов был на стенку лезть.
Ему вот-вот должно было исполниться пять, и по натуре он был мягким, любящим мальчиком, слишком нежным для грубости и беспорядка, царившего на детской площадке. Мальчишки уже не раз задирались из-за того, что у школьных ворот его не ждала мать, и мы с ним пока еще не знали, как решить эту проблему.
Пегги была совсем другой. В свои пять с половиной лет она была спокойной, уверенной в себе девочкой, которую, казалось, ничто не тревожило и не пугало. Я никогда не видел страха в ее серьезных карих глазах.
Пэт не был рожден для охоты и шумных сборищ, а Пегги не создана для варки джемов и вязания теплых свитеров. Однако стоило дать им коробку с игрушками из «Звездных войн», каждый из них вдруг пришел в полное соответствие со своим полом. Пегги не интересовали игры в войну, а Пэта привлекало это и только это.
Правда, данное несоответствие совершенно не мешало им радоваться обществу друг друга. Пэт вцеплялся в спинку софы и улыбался, с восхищением глядя, как Пегги водит крошечные фигурки Принцессы Леи, Хана Соло и Люка Скайуокера вокруг серого пластмассового космического корабля, покорившего гиперпространство.
– Где твоя мама? – спросила у него Пегги.
– За границей, – ответил Пэт. – А твоя?
– На работе. Бианка забирает меня из школы. В квартире ей курить не разрешают, от этого она все время злится.
Похоже, что в жизни Пегги никакого отца и в помине не было, но в наше время это явление обычное, можно даже о нем и не упоминать. Наверняка это был какой-нибудь подонок, смывшийся, как только его попросили купить подгузники;
Раздался звонок в дверь. Видимо, пришел один из тех молодых людей, которые потеряли работу, но еще не потеряли надежду. Они мне, в принципе, духовно близки, и я всегда стараюсь поддержать их, покупая у них какую-нибудь ерунду, вроде пакетов для мусора или ремня из искусственной замши. Но у этого парня не было с собой обычного рюкзака с товарами.
– Прошу прощения за беспокойство. Меня зовут Эймон. Эймон Фиш.
Поначалу это имя ничего мне не подсказало. Живя в большом городе, привыкаешь, что в твою дверь звонят совершенно незнакомые люди, и когда появляется человек, имеющий к тебе хоть малейшее отношение, ты испытываешь потрясение.
Ну конечно же! Это был Эймон Фиш, молодой комик, который через год, вероятно, уже будет сниматься в рекламе пива и спать с девушками из прогноза погоды. Или через месяц. Или через неделю. Тот самый Эймон Фиш, на чье шоу меня приглашали продюсером, а я отказался, поскольку дома меня ожидало совсем другое кулинарное шоу, и я обязан был готовить для Пэта рыбные палочки.
Я не знал, что с ним делать. Я даже не догадывался, зачем он сюда пришел. Я думал, это какой-нибудь бывалый парень, который продает изделия из замши. А тут оказался бывалый парень, который напьется в стельку на следующей церемонии вручения призов Британской академии кино– и телеискусства.
– Чем могу быть полезен?
– Что-что? – переспросил он, нахмурясь и придвинувшись поближе.
– Что вы хотите?
– Можно с вами поговорить? Для меня это очень важно.
Я впустил его. Мы вошли в гостиную, где сидели Пегги и Пэт в окружении игрушек. У Пэта в руке по-прежнему красовался световой меч.
– Ого! – восхищенно произнес Эймон. – Настоящий световой меч! Традиционное оружие рыцарей-джедаев! Можно посмотреть?
С нерешительной улыбкой Пэт поднялся и протянул молодому незнакомцу свой меч.
– Славный ты парень, – с чувством сказал Эймон. Он взмахнул световым мечом взад-вперед со свистом, от которого Пэт улыбнулся еще шире.
– Сто лет не держал его в руках! – авторитетно заявил Эймон. – но это не забывается, правда? – он улыбнулся Пэту. – Я родом из маленького городка под названием Килкарни. И когда я рос, то чувствовал себя примерно так же, как Люк Скайуокер на Татуине. Ты слышал о Татуине?
– Это родная планета Люка, – ответил Пэт. – Там два солнца.
Что-что? – переспросил Эймон. – Ты говоришь, родная планета Люка? Да, правильно. И он чувствовал себя отрезанным от остальной галактики. Люк сознавал, что находится далеко-далеко от настоящей жизни, застрял под двумя солнцами старого Татуина. И когда я рос в своем сонном Килкарни, я тоже мечтал, что убегу и меня будет ждать масса приключений в далеких краях, которые я с трудом мог себе представить. – Он протянул Пэту световой меч. – Так оно и случилось.
– А что произошло потом? – поинтересовалась Пегги.
– Что-что ты сказала?
Он определенно глухой!
– Я спросила: что случилось после того, как вы покинули свою родную планету? Ну, что происходило с вами перед тем, как вы оказались здесь? – громко прокричала Пегги.
– Как раз об этом я собираюсь поговорить с твоим папой, – ответил Эймон.
– Он не мой папа, – возразила Пегги. – У моего папы мотоцикл.
– Вот мой сын, – объяснил я, показывая на Пэта, который еще глазел на Эймона в восторге от его техники владения световым мечом.
– Похож, – сказал Эймон и улыбнулся, как мне показалось, от чистого сердца. – Особенно нижняя часть лица похожа. Красивый парень, парень что надо.
– Проходите в кухню, – сказал я ему. – Я приготовлю кофе.
– Кофе, говорите? Вы потрясающий человек.
Пока я ставил чайник, он уселся за кухонный стол и стал ковырять указательным пальцем в ушах и бормотать что-то себе под нос.
– У вас какие-то неприятности? – спросил я.
– Что-что?
Я поставил перед ним чашку кофе и придвинулся поближе. Он был из черноволосых ирландцев идовольно симпатичный, если не считать застарелой щетины, какая могла бы быть у Кеннеди, если бы тот проспал целое лето на свежем воздухе.
– Что у вас со слухом? – осведомился я.
– Ах, это! – ответил он. – Сейчас я вам все объясню насчет ушей. В Уэст-Энде есть роскошная фирма, где подбирают слуховые аппараты по форме ушей. Там делают ушные вкладыши для телеведущих, чтобы продюсеры и режиссеры могли говорить им что-нибудь прямо в ухо, пока они ведут программу. Возможно, вы знаете эту фирму.
Я прекрасно ее знал, поскольку Марти подбирал там для себя ушные вкладыши. Это случилось как раз в тот момент, когда мы поняли, что действительно уходим с радио.
– Так вот, я только что оттуда, – продолжал Эймон. – Что делает ушной мастер, когда меряет вам уши? Он наливает в них что-то наподобие теплого воска. Потом нужно подождать немножко, пока воск не застынет. Так он узнает, какой формы у вас ушные ходы. Ну, для вкладышей…
– Понимаю.
– Но со мной он не довел дело до конца. Только он залил теплый воск мне в уши, я вдруг подумал: какого черта я здесь делаю? – Эймон помотал головой, и у него из ушей вылетели хлопья воска. – С чего я взял, что могу вести телешоу? Я комик. Я работаю в разговорном жанре. Некоторым нравится. Ну и что с того? Это вовсе не означает, что я смогу вести телешоу.
– То есть вам делали ушные вкладыши и на вас внезапно напал страх перед аудиторией?
– До аудитории дело не дошло, – вздохнул он. – Я не знаю, можно ли назвать это страхом перед аудиторией. Скорее, это был приступ беспричинной паники, я чуть не обделался и выбежал оттуда с воском, хлюпающим в ушах. Похоже, теперь он уже застыл.
Я дал ему салфетку и ватные палочки и смотрел, как он выковыривает застывший воск из ушей. Почему-то мастер всегда меряет оба уха, хотя никто никогда не использует больше одного ушного вкладыша. Теперь я понял, что это просто уловка, чтобы клиент не сбежал.
– Я ужасно хочу, чтобы вы были продюсером шоу, – признался он. – Мне нужен… как он называется?… вдохновитель, поддерживающая сторона, что-то вроде того. Чтобы кто-нибудь показывал мне, что и как надо делать. Как вы показывали Марти Манну, что делать, когда он ушел с радио– шоу. Я так расстроился, когда мне сказали, что вы не будете мной заниматься…
– Вы здесь ни при чем, – успокоил я его. – Я сижу с сыном. Я не могу работать полный рабочий день. Я должен быть с ним.
– Но я заметил, что на нем форма. Разве он еще не ходит в школу?
– Ходит.
– И большую часть дня его нет дома?
– Ну да.
– Тогда – извините за вопрос… что же вы делаете весь день, Гарри?
Что я делал весь день? Я поднимал Пэта, одевал его, провожал в школу. Потом шел в магазин за покупками, убирал в квартире. Ждал сына у ворот школы, когда кончались занятия. Готовил сэндвичи, читал ему и укладывал его спать. Что еще я делал весь день?
– Да, собственно, ничего, – честно ответил я.
– Вы не скучаете? Я имею в виду, по работе.
– Конечно, скучаю. Раньше я общался с сыном пять минут утром и пять минут вечером. А теперь провожу с ним все свое время. Я не сам это выбрал, так получилось. Но из-за этого я не могу быть продюсером вашего шоу.
– Но вы могли бы быть исполнительным продюсером, правда? Вы могли бы приходить несколько раз в неделю, просто чтобы контролировать, как идут дела. Вы могли бы подсказывать мне, чего избегать, чтобы не выглядеть полным идиотом. Вы могли бы помочь мне сыграть на моих сильных сторонах, правда?
– Ну… – сказал я, – возможно.
Мне и в голову не приходило, что возможен компромисс между работой на полную ставку и бездельем.
– Послушайте, я в восторге от того, как вы занимаетесь своим сыном, – продолжал Эймон. – Поверьте мне, все матери города Килкарни носили бы вас на руках. Но вы мне нужны здесь. Я пришел сюда по самой эгоистичной причине – меня трясет при мысли о том, что я буду вести ток-шоу. Поэтому я и засыпал вам всю кухню застывшим воском. Я знаю, вы сумеете помочь мне избежать провала. И, возможно, у нас получится неплохая программа.
Я подумал о бесконечно тянущихся часах, когда Пэта нет рядом. И о недавней встрече с менеджером банка, которого впечатлили мои попытки ухаживать за сыном, но отнюдь не впечатлило растущее превышение кредита.
Но главное, о чем я подумал, – это как хорошо Эймон общался с Пэтом: восхитился его световым мечом, поговорил о родной планете Люка, не забыл отметить, что он замечательный ребенок.
И я понял, что на данном жизненном этапе – впрочем, как и на всех будущих жизненных этапах, если до них дойдет, – мне будет нравиться любой, кто понравится моему мальчику. Когда вы один с ребенком, вам хочется, чтобы его одобряло как можно больше народа. Похоже, что этот молодой ирландский комик с засохшим воском в ушах – на нашей стороне. Так я понял, что и я буду всегда поддерживать его.
Я был готов работать с ним неполный рабочий день, потому что сидел без гроша в кармане и скучал. Но главное, почему я решил работать с ним, – это то, что ему понравился мой сын.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32