Он заметил меня и поспешил ко мне с приветливой улыбкой.
Мы сердечно поздоровались как добрые друзья.
Собственно, мы и были настоящими друзьями.
Я имел дело с «А-восьмым» уже более трех лет. Срок достаточный, чтобы хорошо узнать друг друга и подружиться.
«А-восьмой» был в высшей степени порядочным и надежным партнером.
Более того, мы были единомышленниками, стремившимися к достижению общей цели, спаянными строгой дисциплиной.
Таковы основные принципы разведки — строжайшая дисциплина и субординация.
Я беспрекословно выполнял команды Центра, «А-восьмой» — мои указания, так как видел во мне представителя Центра.
Впрочем, я не отношу себя к числу авторитарных начальников.
И всегда ценю инициативу и умение самостоятельно мыслить.
Если, к примеру, у агента, работавшего со мной, возникали какие-то вопросы или уточнения, я старался прислушиваться. И мы часто вместе корректировали те или иные задачи.
Дисциплина прежде всего, но не бездушная, а творческая, думающая. Вот что нужно разведке.
В своих отношениях с Центром я действовал по такой схеме.
Мне разрешалось оспорить решение начальства и предложить иной вариант.
Часто со мной соглашались.
Но если мои предложения отвергались, я был обязан, не затягивая, выполнять план, который утвердили на Лубянке.
«А-восьмой», с его богатым оперативным опытом и блестящим знанием местной обстановки, нередко предлагал свои оригинальные решения тех или иных задач. Я с благодарностью следовал его советам. Но, бывало, и отклонял их. Он никогда не обижался и не впадал в амбицию.
Я очень ценил его за это качество, которое встречается не у многих.
Работать с «А-восьмым» было одно удовольствие. Он был честен, точен, объективен в своих оценках, инициативен, действовал азартно и творчески, никогда не брюзжал и не жаловался.
Тут уместно сказать о следующем. Профессионалы знают: оперативный работник со временем иногда начинает «привыкать» к своему агенту и теряет чувство объективности — не замечает его отрицательных качеств, преувеличивает его достоинства, закрывает глаза на ошибки или даже оправдывает их.
Я имел дело с «А-восьмым» давно. Так что можно было заболеть таким недугом. Но в характеристике, которую я дал агенту, честное слово, нет гипербол. Мне действительно не в чем было его упрекнуть.
Подошел официант, мы заказали ужин, конечно же, из фирменных блюд, составлявших гордость заведения. Скоро передо мной оказалась пышущая жаром сковородка, на которой лежал карп с аппетитной румяной корочкой. Весьма возможно, его выловили из тихих вод Старого Дуная. Наш гастрономический маг окрудил сковороду тарелочками с жареным картофелем, солеными огурчиками, изумрудно-зеленым салатом и пикантным соусом.
«А-восьмому» пришлось довольствоваться более скромным кушаньем. Он давно страдал язвой желудка и поэтому осторожничал. Но то, что ему подали, тоже выглядело совсем неплохо — паровой судак в белом вине, отличавшийся замечательным вкусом. Вокруг судака в художественном беспорядке лежала горка гарнира — вареная спаржа, стручки фасоли и зеленый горошек.
Некоторое время мы молчали, занятые вкусной едой.
В конце ужина я заказал себе кофе по-ирландски.
Этот чудесный напиток бодрит и освежает в любое время года после сытного обеда или ужина, когда тянет поклевать носом. Готовят его просто. В бокал наливают одну треть ирландского виски и затем добавляют крепкий кофе. Потом кладут по вкусу сахар, размешивают и, доливают слегка взбитые свежие сливки, чтобы они плавали на поверхности.
«А восьмой», к сожалению, не мог отдать должное такой экзотической пище. Он не забывал о диете и поэтому довольствовался чашкой кофе, обильно сдобренного молоком. Мой друг и помощник уже не отличался крепким здоровьем. Годы, военное лихолетье сильно потрепали его. Но внешне он выглядел моложе своих шестидесяти двух лет. Густую темную шевелюру едва тронула благородная седина.
Карие глаза с умным прищуром, прямой нос, резко очерченный подбородок придавали лицу энергичное, волевое выражение.
В его жилах текла какая-то капля мадьярской крови. «А-восьмой» как-то упомянул, что его дед по материнской линии был венгром.
Итак, заморив червячка, мы начали не спеша обсуждать наши дела.
Я сгорал от нетерпения побыстрее получить от агента контрольный пакет и убедиться, все ли там в порядке. А он обстоятельно докладывал, что с трансфером — переводом солидной суммы американских долларов нашему нелегалу, недавно обосновавшемуся в Аргентине, все в порядке.
Теперь тот мог без опаски, используя, так сказать, «отмытые» шпионские деньги, открыть собственное дело.
Я от души поблагодарил нашего верного помощника.
Естественно, я не мог ни единым словом или жестом дать понять «А-восьмому», какие грозовые тучи нависли над его головой, какая опасность подстерегает его из-за наговора «Фреда». Пусть хоть мои добрые слова смягчат несправедливость и холодное равнодушие аппаратчиков, которые сейчас решают в Центре судьбу старого агента.
Что до меня, то я уверен в его честности и преданности.
Вообще-то разведчик должен всегда и при всех обстоятельствах сомневаться во всем, что происходит вокруг него, и с недоверием относиться к людям, с которыми он сталкивается, кем бы они ни были.
Это именно тот самый случай, когда лучше перестраховаться.
Иначе невзначай и сам можешь засветиться, и других подставить.
Но «А-восьмой» — особый случай. Я был уверен, что старик не подведет.
И все же я волновался и не мог дождаться, когда в мои руки попадет этот проклятый контрольный пакет.
Наш ужин подошел к концу.
«А-восьмой», как всегда, уходил первым. Я ненадолго остался, рассчитался с официантом и покинул ресторан. Перед уходом мой друг незаметно передал пакет.
Он считал, что в нем содержится важная информация для Центра.
Знал бы он, какие тяжкие испытания уготовила ему судьба…
Мой «опель-капитан» стремительно мчался по опустевшим улицам.
В Вене рано ложатся спать. Одним махом я перелетел мост через Дунай, развернулся на площади Пратерштерн и нырнул в узкие переулки, расположенные параллельно лесопарку.
Наконец, я добрался до нашей виллы.
Мне не терпелось заглянуть во внутренности контрольного пакета.
«Опель-капитан» уперся своим разгоряченным радиатором в знакомые ворота. Они мгновенно открылись. «Чико», заранее предупрежденный о том, что предстоит срочный сеанс радиосвязи с Центром, уже ждал меня.
Подъехав к дому, я выскочил из автомобиля и стремглав помчался на второй этаж.
Там находилась фотолаборатория.
Включив красный свет, быстро, но аккуратно, чтобы, не дай Бог, не повредить оболочку контрольной капсулы, вскрыл пакет. И убедился: никто в него не лазил.
Вряд ли можно описать то чувство безмерного облегчения, которое охватило меня.
Мысль о предательстве «А-восьмого» все эти дни терзала меня, не отпускала, где бы я ни находился.
Да, я боялся — а вдруг он все же выдал «Фреда»…
И хотя я отгонял эту черную мысль, уговаривал себя: «Чепуха, старик не предатель, он просто не мог изменить нам», страх грыз мои внутренности и холодил сердце. Ведь случись такое, мне было бы несдобровать.
Расслабившись, я несколько минут просидел с закрытыми глазами в залитой густым красным светом комнате без окон, отгороженной от беспокойного шпионского мира толстыми стенами старого здания. Но умиротворение, охватившее меня, длилось недолго.
Червь сомнения вновь зашевелился.
«Да, ловушка не сработала, — крутилось у меня в голове, — но это не стопроцентная гарантия. Ведь противник мог поосторожничать и не стал вскрывать контрольный пакет. Правда, мы тоже не лыком шиты: наряду с этой проверочной операцией нам удалось провести еще несколько других контрольных мероприятий. И все они закончились благополучно для „А-восьмого“. Это тоже что-то значило. Но все-таки, все-таки…
Наконец, я принял решение.
Наш старый друг чист.
Подозрения в отношении него беспочвенны и совершенно безосновательны. Мне отсюда видно не хуже, чем из московских кабинетов, а возможно, в чем-то даже и лучше. Так и надо твердо заявить моему начальству.
Я поднялся, выключил надоевший тускло-красный свет, закрыл за собой дверь фотолаборатории, прошел в кабинет и сел писать шифровку.
«05 ноября 1950 г. 00 час. 05 мин. Москва
Совершенно секретно Срочно Урбану
Только что получил контрольный пакет от «А-восьмого».
Пакет цел, содержимое не обрабатывалось. Другие проверочные мероприятия тоже не подтвердили ваших подозрений. Считаю, что с «А-восьмым» все в порядке. Предлагаю снять вопрос о его негласном задержании и скрытой доставке в Центр.
Полагаю, что причины провала «Фреда» надо искать в другом месте.
Оскар».
Через полчаса быстродействующий радиопередатчик мгновенно выплюнул мое послание в эфир.
Я не ожидал скорого ответа. Ведь начальству придется как следует пошевелить мозгами. А для этого, понятно, понадобится время. Да и дел у Центра всегда невпроворот.
Впрочем, и у меня их хватало.
Два дня назад на нас свалился агент «Гарри» из Соединенных Штатов. Своеобразная личность, довольно известный менеджер в мире шоу-бизнеса. Шумный, веселый, броско одетый.
Сейчас мне предстояло перебросить шоумена в Москву, где начальство собиралось обсудить с ним какой-то новый проект. Какой именно — мне не было сказано.
А я и не обижался. Во-первых, у меня своих планов по горло. А во-вторых, чем меньше знаешь, тем дольше проживешь.
Я никогда не забывал об этой шпионской мудрости.
А через неделю нужно было принимать «Гарри» обратно из первопрестольной и устраивать его отъезд домой, за океан. Да так, чтобы остались достаточно заметные следы его пребывания в Вене на тот случай, если фэбээровцам вдруг стукнет в голову проверить, что зачем занесло на берега Дуная.
Надо сказать, что на хлопотную работу с нелегалами-офицерами нашей службы и агентами, прибывавшими в Австрию со всех концов света, уходило не менее трех четвертей нашего времени.
Послевоенная Вена превратилась в главный опорный пункт нелегального управления. Въезд в альпийскую республику с Востока или Запада не составлял затруднений.
Либеральный режим австрийского правительства не ставил жестких преград на пути путешественников, откуда бы они не следовали.
Оккупационные власти и войска во внутренние дела страны не вмешивались, не пытались они решать и погранично-таможенные проблемы.
Передвижение жителей между городскими районами, попавшими под юрисдикцию разных оккупационных властей, не затруднялось.
Центральный район контролировала союзническая комендатура, которую по очереди каждый месяц возглавляли представители одной из четырех оккупационных армий — советской, американской, английской, французской. В центре города разъезжали на джипах международные патрули из четырех человек — по одному человеку от каждого союзнического воинского контингента.
Упрощенный порядок получения вида на жительство для иностранцев и лиц без гражданства, минимум бюрократических барьеров для обретения местного гражданства и лицензий на ведение собственного дела, включая импортно-экспортные операции, привлекали в Вену массу людей, согнанных с родных мест во время войны из многих стран Старого Света и просто искателей лучшей доли.
Любезные венцы и приветливые венки, веселая и дружелюбная атмосфера столицы — все это помогало иностранцам быстро освоиться на берегах Дуная.
Короче говоря, Вена в первые послевоенные годы была очень удобным местом для деятельности разведчиков всех государств. Без преувеличения можно сказать, что дунайский мегаполис стал в те времена настоящим раем для шпионов…
Я ошибся, предположив, что Центр будет долго раздумывать над ответом.
Нет, там неожиданно быстро отреагировали на мою депешу. Через два дня перед обедом «Чико» принес радиограмму, помеченную моим личным шифром.
«08 ноября 1950 г. 11 час. 06 мин. Вена
Сов. секретно
Только лично
Оскару
Подтверждаем получение срочного сообщения от 5 ноября. Ваши предложения внимательно изучены. Принято следующее решение.
Не откладывая, вызовите «А-восьмого» на внеочередную явку. Под благовидным предлогом вывезите его в Баден. Сделайте так, чтобы он ни в коем случае не сообщил по телефону родным или знакомым о том, что едет туда с вами. Когда будете сажать его в автомашину, убедитесь, что при этом нет случайных свидетелей. Сдайте «А-восьмого» в управление особых отделов группы войск. Туда уже даны необходимые указания об этапировании его в Москву. Известите начальника управления о дне и часе вашего прибытия с «А-восьмым» в Баден. Сообщите также об этом нам.
Предупреждаем еще раз: к отправке «А-восьмого» приступайте немедленно. Дополнительных предложений от вас не ждем. Наши указания подлежат неукоснительному и точному выполнению.
Получение данной телеграммы подтвердите.
Урбан».
Волна гнева ударила мне в голову.
Значит, они мне не поверили!
Хотелось разорвать этот листок бумаги на мелкие клочки, бросить их на пол и растоптать ногами. Может быть, станет легче.
Ну ладно, не верят «А-восьмому». Но почему сомневаются во мне? В чем я провинился? В том, что честно высказал свое мнение и вступился за агента, в преданности которого был уверен? Сейчас я им отвечу так, как они этого заслуживают!
Рука моя непроизвольно потянулась за чистым листом бумаги, потом нервно схватила карандаш.
Мне нужно было срочно взять себя в руки.
«Что толку, — сказал я самому себе, — если ты пошлешь в Центр гневную телеграмму и откажешься „негласно вывозить“ „А-восьмого“? Тебя немедленно отстранят от работы и пришлют своего представителя. Тот возьмет бразды правления в свои руки и отправит попавшего в немилость агента в Москву. Тебе придется отвечать за невыполнение приказа в особых условиях по всей строгости закона. Тебя могут не только вышвырнуть с работы, но и посадить в тюрьму. Пострадают и твои близкие. И ничем ты своему „А-восьмому“ не поможешь.
Я закрыл глаза, прислушиваясь к своему внутреннему голосу. «А ты уверен, что „А-восьмой“ чист? Может быть, в Центре есть данные, которые тебе неизвестны? Ведь им там, в Москве, сверху виднее, а твой информационный горизонт ограничен лишь Веной?»
Я раздваивался.
Мне было стыдно за себя, но в конце концов я пришел к выводу, что надо выполнять указание Центра. Ничего не сделаешь, плетью обуха не перешибешь!
Мой бунт на коленях был быстро подавлен.
И вместо того, чтобы писать в Москву гневную телеграмму с выражением протеста, я принялся набрасывать план операции по скрытой доставке «А-восьмого» в Баден. Отвел на все два дня.
Условным телефонным звонком я вызову своего помощника на внеочередную явку. Она состоится по разработанным ранее условиям связи на следующий день, 10 ноября, в 17 часов у входа в Музей истории искусств на площади императрицы Марии Терезии.
Машину поставлю примерно в пятистах метрах от этого места в одном из пустынных переулков за Дворцом ярмарок. Вот только как правдоподобнее объяснить «А-восьмому» необходимость его поездки в Баден…
На излете осени в Вене темнеет быстро.
Хотя с утра стояла ясная погода, после полудня небо затянули плотные облака. В пять часов пополудни уже начало смеркаться. Самая лучшая погода для шпионов.
В назначенное время я зашагал от Ринга на площадь императрицы Марии Терезии. Еще издали я заметил у входа в музей стройную фигуру, облаченную в светлый плащ.
Это — «А-восьмой». Я прошел, не подавая вида, мимо него. По условиям связи он должен следовать за мной до конца квартала и мог подойти ко мне лишь тогда, когда мы свернем за угол.
Все получилось как по писаному.
Догнав меня, «А-восьмой» пошел рядом. Мы поздоровались и молча обогнули Дворец ярмарок, углубившись в безлюдные переулки. Дошли до стоявшего здесь автомобиля. Я оглянулся — «хвоста» за нами не было. Прохожих мы не встретили, и никто не видел, как мы сели в машину.
«А-восьмой» молчал. Но я чувствовал, что ему очень хотелось узнать, чем вызвана срочная встреча.
Он терпеливо ждал, когда ему объяснят, в чем дело.
— Дорогой друг, — начал я, стараясь держаться как можно непринужденней, — сожалею, что побеспокоил вас. Но есть очень срочное дело, в котором требуется ваша помощь.
— Я всегда в вашем распоряжении, — вежливо сказал «А-восьмой». — Слушаю вас внимательно.
У меня сдавило горло.
Чертовски неприятно лгать, особенно во имя неправого дела. А сейчас я вольно или невольно брал на себя роль злодея, ибо отправлял в тюрьму невинного человека.
— Нам надо через час быть в Бадене у наших военных. — Мой голос звучал хрипло и, откашлявшись, я продолжил: — Им требуется срочная консультация насчет одной валютной операции. Вы именно тот человек, который нужен. К тому же они до сих пор помнят о вас.
Говоря о военных, я имел в виду контрразведчиков из советской группы войск, штаб которой располагался в Бадене, небольшом курортном городке примерно в тридцати километрах к югу от Вены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33