Он…
– Не становитесь параноиком, Уильям!
– Вы говорите: «Не становись параноиком», – Тони! Вспомните, какую власть дают положения нашего устава тому, кто заполучит восемь процентов акций банка. Статья седьмая была включена специально для того, чтобы защитить меня от смещения с должности. У этого человека уже есть шесть процентов, и если вам не кажется, что это основание для неблагоприятных перспектив в будущем, помните, что Росновский может моментально уничтожить «Интерстэйт Эйруэйз», выставив весь свой пакет на торги.
– Но он ничего от этого не получит, – возразил Тэд Лич. – Наоборот, он потеряет очень много денег.
– Вы и впрямь не понимаете, как работает голова у Авеля Росновского, – сказал Уильям. – Он храбр как лев, и такая потеря ничего не будет значить для него. Я всё больше убеждаюсь, что его единственный интерес состоит в том, чтобы поквитаться со мной. Да, он, несомненно, потеряет деньги, но у него в качестве опоры останутся его отели. Как вы знаете, их теперь двадцать один, и он понимает, что, если «Интерстэйт» рухнет, нас это тоже отбросит назад. Доверие к нам как к банкирам зависит от переменчивых пристрастий общественности, и Авель Росновский может его поколебать тем способом, каким сочтёт нужным, и тогда, когда захочет.
– Успокойтесь, Уильям, – сказал Тони Симмонс. – До этого пока не дошло. Теперь, когда мы знаем, чего хочет Росновский, мы будем внимательнее наблюдать за ним и противостоять ему, когда это будет нужно. В первую очередь нам надо сделать так, чтобы больше никто не смог продать свои акции банка «Лестер, Каин и компания», не предложив их сначала вам. Банк всегда поддержит любые шаги, которые вы предпримете. Лично я считаю, что вам следует поговорить с Росновским и выяснить всё до конца. По крайней мере, так мы узнаем, насколько серьёзны его намерения, и сможем принять соответствующие меры.
– Вы разделяете эту точку зрения, Тэд? – спросил Уильям.
– Да, я согласен с Тони. По-моему, вам следует войти с этим человеком в непосредственный контакт. В интересах банка знать, насколько невинны или насколько серьёзны его намерения.
Уильям несколько секунд сидел молча.
– Что ж, если вы оба так считаете, я попытаюсь, – сказал он наконец. – Должен добавить, что я не согласен с вами, но я слишком сильно вовлечён в это дело лично, чтобы быть объективным. Дайте мне несколько дней, чтобы я нашёл подходящий способ выйти на него, и я сообщу вам о результатах нашей встречи.
После того как два вице-председателя покинули его кабинет, Уильям начал размышлять о том, как осуществить задуманное, хотя и был уверен, что надежды на успех в деле нет никакой, если в него вмешался Генри Осборн.
Четыре дня спустя Уильям сидел в одиночестве в своём кабинете, предварительно дав указание не беспокоить его ни при каких обстоятельствах. Он знал, что Авель Росновский тоже находится в своём кабинете в нью-йоркском «Бароне», поскольку отправил в отель человека с заданием докладывать о передвижениях противника. Человек позвонил и сообщил, что Авель Росновский прибыл в то утро в восемь двадцать семь, прошёл прямо в свой кабинет на сорок втором этаже, и больше его не видели. Уильям поднял трубку и попросил оператора соединить его с отелем «Барон».
– Нью-йоркский «Барон» слушает.
– Мистера Росновского, пожалуйста, – нервно попросил Уильям.
Его соединили с секретаршей.
– Мистера Росновского, пожалуйста, – повторил он. На этот раз голос его звучал ровнее.
– Могу я узнать, кто его спрашивает?
– Меня зовут Уильям Каин.
– Не уверена, что он у себя. Постараюсь его найти.
Очередное долгое молчание.
– Мистер Каин?
– Мистер Росновский?
– Чем могу вам помочь, мистер Каин? – произнёс спокойный голос с лёгким акцентом.
Уильям заранее заготовил первые слова, но всё равно понимал, что в его голосе звучит тревога.
– Я несколько обеспокоен наличием у вас пакета акций банка «Лестер, Каин и компания», мистер Росновский, – сказал он, – а также сильных позиций в одной из компаний, которую мы представляем. Вот я и подумал, что настало время нам встретиться и выяснить ваши намерения. Есть также и личный момент, который я хотел бы обсудить с вами.
Опять долгое молчание. Не отключился ли он?
– Ни при каких условиях мы не будем встречаться с вами, Каин. Я уже знаю о вас достаточно и не желаю слушать оправдания по поводу ваших старых грехов. У вас есть глаза, – вот и смотрите, каковы мои намерения. Однажды вам захочется выпрыгнуть из окна на двенадцатом этаже одного из моих отелей, потому что у вас будут большие проблемы с вашими вложениями в капитал банка «Лестер, Каин и компания». Мне нужны ещё только два процента, чтобы ввести в действие положения статьи седьмой вашего устава, а мы оба знаем, что это значит. Может быть, тогда вы впервые поймёте, что чувствовал Дэвис Лерой, месяцами размышляя о том, что сделает банк с его жизнью. Теперь вы можете сидеть и размышлять о том, что я сделаю с вашей, когда заполучу эти восемь процентов.
От слов Авеля Росновского Уильям похолодел, но собрался с силами, чтобы продолжать разговор спокойно, хотя от злости барабанил кулаком по столу.
– Я понимаю ваши чувства, мистер Росновский, но по-прежнему считаю, что нам надо встретиться и обо всём переговорить. Есть пара аспектов дела, о которых, мне кажется, вы не знаете.
– Например, как вы надули Генри Осборна на пятьсот тысяч долларов, а, мистер Каин?
Уильям на секунду лишился дара речи и хотел было взорваться, но вновь взял себя в руки.
– Нет, мистер Росновский, то, о чём я хотел бы с вами поговорить, не имеет никакого отношения к мистеру Осборну. Это – личный момент, и он касается только вас. Однако я самым решительным образом заверяю вас, что не надувал Генри Осборна ни на цент.
– У Генри Осборна другая версия. Он говорит, что вы в ответе за смерть своей матери и вы не вернули ему долг. После того как вы таким образом обошлись с Дэвисом Лероем, мне в это легко верится.
Уильяму никогда ещё не приходилось прилагать столько усилий, чтобы контролировать свои эмоции. Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил.
– Могу я объяснить вам всё это раз и навсегда во время встречи на нейтральной территории, где нас никто не узнает?
– В мире осталось только одно место, где никто вас не узнает, мистер Каин.
– Где же?
– На небесах, – ответил Авель и положил трубку.
– Немедленно найдите мне Генри Осборна, – велел он секретарше и забарабанил пальцами по столу.
Ей понадобилось пятнадцать минут, чтобы найти конгрессмена Осборна, который водил своих избирателей по зданию Капитолия.
– Авель, это вы?
– Да, Генри. Я подумал, что вам это будет интересно: Каин знает всё, поэтому война теперь пойдёт в открытую.
– Что вы имеете в виду под словами «знает всё»? Вы думаете, он знает, что я замешан в этом деле? – встревоженно спросил Генри.
– Конечно, знает. Похоже, он также знает о специальных счетах, о моих акциях «Лестера» и «Интерстэйт Эйруэйз».
– Но как же он мог раскопать такие подробности? Только вы и я знаем о специальных счетах.
– И Кертис Фентон, – перебил его Авель.
– Верно. Но он никогда не стал бы сообщать Каину.
– Значит, сообщил. Больше некому. Не забывайте, что Каин работал с Фентоном напрямую, когда я выкупал у его банка группу «Ричмонд». Наверно, они с той поры и поддерживают контакты друг с другом.
– О боже!
– Вы чем-то встревожены, Генри?
– Если Уильям Каин всё знает, то игра пойдёт совсем по-другому. Предупреждаю вас, Авель: у него нет привычки проигрывать.
– У меня тоже, – возразил Авель. – А Уильям Каин не пугает меня, во всяком случае, пока все тузы у меня на руках. Продолжайте переговоры с Парфитом, но помните, что я никуда не спешу. Какое-то время позволим Каину гадать, что мы затеяли. И смотрите – ничего не предпринимайте до моего возвращения из Европы. Могу заверить вас, что после моего разговора с Каином этим утром ему стало жарко, а надо мной не каплет и голову мне не печёт. Он может делать что угодно, пока я не буду полностью готов нанести свой удар.
– Отлично, – сказал Генри. – Я буду держать вас в курсе, если случится что-то, требующее нашего внимания.
– Выбросьте это из головы, Генри, нам тут не о чем беспокоиться! Мы держим вашего друга мистера Каина за яйца, и теперь я собираюсь немного нажать на них.
– С какой радостью я буду наблюдать за этим! – произнёс Генри самым весёлым тоном.
– Иногда я думаю, что вы ненавидите Каина сильнее меня.
– Желаю вам приятной поездки в Европу! – сказал Генри, нервно хохотнув.
Авель положил трубку на рычаг и уставился в пространство, размышляя над своим следующим шагом и продолжая барабанить пальцами по столу.
Вошла секретарша.
– Соедините меня с Кертисом Фентоном из банка «Континентал Траст», – произнёс он, не глядя на неё. Его пальцы продолжали стучать по столу, а глаза – смотреть в пространство.
Зазвонил телефон.
– Фентон?
– Доброе утро, мистер Росновский, как ваши дела?
– Я хочу закрыть все мои счета в вашем банке.
Воцарилось долгое молчание.
– Вы слышите меня, Фентон?
– Да, – сказал ошеломлённый банкир. – А могу я спросить – почему, мистер Росновский?
– Потому что Иуда никогда не был моим любимым апостолом, вот почему. С данного момента вы больше не являетесь членом совета директоров группы «Барон». В ближайшее время вы получите письменные распоряжения, подтверждающие эти слова, и информацию о том, куда надо будет перевести счета.
– Но я не понимаю, что случилось, мистер Росновский. Что я сделал…?
Авель повесил трубку.
– Не очень-то ты вежливо разговаривал, папа, – заметила вошедшая в кабинет Флорентина.
– А я и не хотел быть вежливым, но тебе незачем об этом думать, дорогая, – сказал Авель совершенно другим тоном. – Ну, все платья собрала для поездки в Европу?
– Да, спасибо, папа, но я не знаю, что носят в Лондоне и Париже. Могу только надеяться, что не ошиблась в выборе. Не хочу выделяться на общем фоне.
– Ты обязательно будешь выделяться, моя дорогая, как самая красивая девушка, которую британцы видели за многие годы. Они поймут, что твои платья не из магазина готовой одежды и что у тебя есть врождённое чувство стиля и цвета. Молодые европейцы станут из кожи вон лезть, чтобы постоять с тобой рядом, но рядом буду я и не позволю им даже прикоснуться к тебе. А теперь пойдём пообедаем и обсудим, чем займёмся в Лондоне.
Через десять дней они вылетели из нью-йоркского аэропорта Айдлуайлд в лондонский Хитроу. Полёт на «Боинге-377» продолжался долгие четырнадцать часов, и, хотя у них были билеты первого класса, по прибытии в Лондон в отель «Клэридж» на Брук-стрит им хотелось только одного – как следует выспаться.
Авель совершал поездку в Европу по трём причинам: во-первых, чтобы подтвердить контракты на строительство новых отелей «Барон» в Лондоне, Париже и, возможно, в Риме. Во-вторых, он хотел показать Флорентине Европу, перед тем как она отправится в Редклиф-колледж изучать иностранные языки. А в-третьих, – и это было самое важное, – он хотел ещё раз увидеть родовой замок и узнать, есть ли хоть какой-нибудь шанс восстановить свои права на него.
Пребывание в Лондоне оказалось успешным для них обоих. Консультанты Авеля нашли место напротив Гайд-парка, проинструктированные им стряпчие немедленно приступили к переговорам о выделении участка и получении разрешений на строительство в английской столице отеля «Барон». Аскетизм и простота послевоенного Лондона показались Флорентине грустными после роскоши её дома, но лондонцев, похоже, не пугал ущерб, причинённый войной их городу, и они верили, что он вновь станет мировой столицей. Флорентину приглашали на обеды, ужины и балы, и её отец оказался прав, когда говорил о вкусе дочери в выборе платьев и о том, как отреагируют на неё молодые европейцы. Каждый вечер Флорентина возвращалась с горящими глазами и рассказами о своих новых победах, о которых забывала к утру. Она никак не могла решить, за кого ей следует выйти замуж: за выпускника Итона, гвардейского гренадёра или за члена Палаты лордов, который состоял при короле. Она не совсем представляла себе, что такое «состоять при короле», но он-то уж точно знал, как обходиться с дамой.
В Париже темп их жизни не снизился, и поскольку они оба говорили на хорошем французском, то обворожили парижан так же, как прежде – англичан. Обычно уже в конце второй недели отдыха Авель начинал считать дни до возвращения домой, к работе. Но только не тогда, когда он находился в компании Флорентины. После развода с Софьей она стала центром его жизни и единственной наследницей его состояния. Авель всё ещё вёл переговоры о покупке когда-то знаменитого, но теперь разорившегося отеля на бульваре Распай. Он не стал говорить владельцу отеля месье Нефу, который казался ещё более разорённым, чем его гостиница, что он планирует снести здание, чтобы построить новое. Спустя несколько дней после того, как Неф подписал документы, Авель приказал сровнять здание с землёй. Теперь у Авеля и Флорентины не оставалось больше причин задерживаться в Париже, и они с неохотой отправились в Рим.
После дружелюбных британцев и весёлых жителей столицы Франции угрюмый и разрушающийся Вечный город немедленно охладил их сердца. В Риме Авель испытал ощущение острой финансовой нестабильности страны и решил положить на полку свой план строительства гостиницы в столице Италии. Флорентина чувствовала страстное желание отца ещё раз увидеть свой замок в Польше и предложила уехать из Италии на день раньше запланированного.
В попытке получить для себя и Флорентины визу в страну за «железным занавесом» Авель столкнулся с бюрократическим сопротивлением, которое было несравнимо более жёстким, чем при получении разрешения на строительство отеля в Лондоне. Менее настойчивый человек, возможно, отказался бы от своего намерения, но Авель добился результата и отправился с Флорентиной в Слоним во взятом напрокат автомобиле и со свежими визами в паспортах. На польской границе они были вынуждены провести в ожидании несколько часов, и им очень помогло то, что Авель бегло говорил по-польски. Авель разменял пятьсот долларов на злотые, и они поехали дальше. Чем ближе они подъезжали к Слониму, тем глубже Флорентина понимала, как много значит это путешествие для её отца.
– Папа, я никогда не видела, чтобы ты так волновался.
– Так ведь я родился здесь, – объяснил Авель. – Я провёл столько лет в Америке, где всё меняется каждый день, и не могу поверить, что опять оказался в этих краях, где ничего, похоже, не изменилось с тех пор, как я отсюда уехал.
Они приближались к Слониму, и Авель в ужасе и гневе смотрел на хаос и разруху когда-то цветущих земель и домов. Через пропасть в почти сорок лет он вдруг услышал свой собственный детский голос, который спрашивал барона, не пробил ли час угнетённых народов Европы. На его глаза навернулись слёзы, когда он вспомнил, как короток был этот час и как мал его вклад в общее дело.
И вот перед ними появились огромные железные ворота имения барона Росновского. Авель рассмеялся от волнения и остановил машину.
– Всё именно так, как я запомнил. Ничего не изменилось. Давай сначала сходим в дом, где я провёл первые пять лет своей жизни, – не думаю, что кто-то живёт в нём сейчас, – а потом осмотрим мой замок.
Флорентина пошла за отцом, уверенно шагавшим по небольшой тропинке в лесу среди покрытых мхом берёз и дубов. Спустя двадцать минут они вышли на небольшую полянку, и перед ними появился домишко охотника. Авель стоял и пристально смотрел на него. Он и забыл, как невелик был его первый дом: как же в нём могли поместиться девять человек? Черепичная крыша явно нуждалась в ремонте, камни стен были выщерблены, стёкла в окнах – разбиты, а сам дом казался необитаемым. Когда-то ухоженный фруктовый сад и огород поросли сорняками.
Да живёт ли тут кто-нибудь? Флорентина взяла отца за руку, медленно повела его ко входной двери и тихонько постучала. Ответа не было. Флорентина постучала ещё раз, теперь чуть погромче, и за дверью послышалось какое-то движение.
– Иду-иду, – произнёс по-польски скрипучий голос, и дверь приотворилась. На них смотрела старая женщина, сгорбленная и худая, одетая во всё чёрное. Вихры неприбранных волос торчали из-под её платка, а серые глаза непонимающе смотрели на визитёров.
– Этого не может быть! – воскликнул Авель по-английски.
– Что вам нужно? – спросила старуха с оттенком подозрения в голосе.
– Можно зайти и поговорить? – спросил Авель по-польски.
Её глаза испуганно смотрели то на Авеля, то на Флорентину.
– Старая Елена не сделала ничего плохого, – умоляющим тоном произнесла она.
– Я знаю, – сказал Авель нежно. – У меня для вас хорошие новости.
Старуха с неохотой позволила им войти.
– Не могу разжечь огня, – проскрипела она, шевеля решётку своей палкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Не становитесь параноиком, Уильям!
– Вы говорите: «Не становись параноиком», – Тони! Вспомните, какую власть дают положения нашего устава тому, кто заполучит восемь процентов акций банка. Статья седьмая была включена специально для того, чтобы защитить меня от смещения с должности. У этого человека уже есть шесть процентов, и если вам не кажется, что это основание для неблагоприятных перспектив в будущем, помните, что Росновский может моментально уничтожить «Интерстэйт Эйруэйз», выставив весь свой пакет на торги.
– Но он ничего от этого не получит, – возразил Тэд Лич. – Наоборот, он потеряет очень много денег.
– Вы и впрямь не понимаете, как работает голова у Авеля Росновского, – сказал Уильям. – Он храбр как лев, и такая потеря ничего не будет значить для него. Я всё больше убеждаюсь, что его единственный интерес состоит в том, чтобы поквитаться со мной. Да, он, несомненно, потеряет деньги, но у него в качестве опоры останутся его отели. Как вы знаете, их теперь двадцать один, и он понимает, что, если «Интерстэйт» рухнет, нас это тоже отбросит назад. Доверие к нам как к банкирам зависит от переменчивых пристрастий общественности, и Авель Росновский может его поколебать тем способом, каким сочтёт нужным, и тогда, когда захочет.
– Успокойтесь, Уильям, – сказал Тони Симмонс. – До этого пока не дошло. Теперь, когда мы знаем, чего хочет Росновский, мы будем внимательнее наблюдать за ним и противостоять ему, когда это будет нужно. В первую очередь нам надо сделать так, чтобы больше никто не смог продать свои акции банка «Лестер, Каин и компания», не предложив их сначала вам. Банк всегда поддержит любые шаги, которые вы предпримете. Лично я считаю, что вам следует поговорить с Росновским и выяснить всё до конца. По крайней мере, так мы узнаем, насколько серьёзны его намерения, и сможем принять соответствующие меры.
– Вы разделяете эту точку зрения, Тэд? – спросил Уильям.
– Да, я согласен с Тони. По-моему, вам следует войти с этим человеком в непосредственный контакт. В интересах банка знать, насколько невинны или насколько серьёзны его намерения.
Уильям несколько секунд сидел молча.
– Что ж, если вы оба так считаете, я попытаюсь, – сказал он наконец. – Должен добавить, что я не согласен с вами, но я слишком сильно вовлечён в это дело лично, чтобы быть объективным. Дайте мне несколько дней, чтобы я нашёл подходящий способ выйти на него, и я сообщу вам о результатах нашей встречи.
После того как два вице-председателя покинули его кабинет, Уильям начал размышлять о том, как осуществить задуманное, хотя и был уверен, что надежды на успех в деле нет никакой, если в него вмешался Генри Осборн.
Четыре дня спустя Уильям сидел в одиночестве в своём кабинете, предварительно дав указание не беспокоить его ни при каких обстоятельствах. Он знал, что Авель Росновский тоже находится в своём кабинете в нью-йоркском «Бароне», поскольку отправил в отель человека с заданием докладывать о передвижениях противника. Человек позвонил и сообщил, что Авель Росновский прибыл в то утро в восемь двадцать семь, прошёл прямо в свой кабинет на сорок втором этаже, и больше его не видели. Уильям поднял трубку и попросил оператора соединить его с отелем «Барон».
– Нью-йоркский «Барон» слушает.
– Мистера Росновского, пожалуйста, – нервно попросил Уильям.
Его соединили с секретаршей.
– Мистера Росновского, пожалуйста, – повторил он. На этот раз голос его звучал ровнее.
– Могу я узнать, кто его спрашивает?
– Меня зовут Уильям Каин.
– Не уверена, что он у себя. Постараюсь его найти.
Очередное долгое молчание.
– Мистер Каин?
– Мистер Росновский?
– Чем могу вам помочь, мистер Каин? – произнёс спокойный голос с лёгким акцентом.
Уильям заранее заготовил первые слова, но всё равно понимал, что в его голосе звучит тревога.
– Я несколько обеспокоен наличием у вас пакета акций банка «Лестер, Каин и компания», мистер Росновский, – сказал он, – а также сильных позиций в одной из компаний, которую мы представляем. Вот я и подумал, что настало время нам встретиться и выяснить ваши намерения. Есть также и личный момент, который я хотел бы обсудить с вами.
Опять долгое молчание. Не отключился ли он?
– Ни при каких условиях мы не будем встречаться с вами, Каин. Я уже знаю о вас достаточно и не желаю слушать оправдания по поводу ваших старых грехов. У вас есть глаза, – вот и смотрите, каковы мои намерения. Однажды вам захочется выпрыгнуть из окна на двенадцатом этаже одного из моих отелей, потому что у вас будут большие проблемы с вашими вложениями в капитал банка «Лестер, Каин и компания». Мне нужны ещё только два процента, чтобы ввести в действие положения статьи седьмой вашего устава, а мы оба знаем, что это значит. Может быть, тогда вы впервые поймёте, что чувствовал Дэвис Лерой, месяцами размышляя о том, что сделает банк с его жизнью. Теперь вы можете сидеть и размышлять о том, что я сделаю с вашей, когда заполучу эти восемь процентов.
От слов Авеля Росновского Уильям похолодел, но собрался с силами, чтобы продолжать разговор спокойно, хотя от злости барабанил кулаком по столу.
– Я понимаю ваши чувства, мистер Росновский, но по-прежнему считаю, что нам надо встретиться и обо всём переговорить. Есть пара аспектов дела, о которых, мне кажется, вы не знаете.
– Например, как вы надули Генри Осборна на пятьсот тысяч долларов, а, мистер Каин?
Уильям на секунду лишился дара речи и хотел было взорваться, но вновь взял себя в руки.
– Нет, мистер Росновский, то, о чём я хотел бы с вами поговорить, не имеет никакого отношения к мистеру Осборну. Это – личный момент, и он касается только вас. Однако я самым решительным образом заверяю вас, что не надувал Генри Осборна ни на цент.
– У Генри Осборна другая версия. Он говорит, что вы в ответе за смерть своей матери и вы не вернули ему долг. После того как вы таким образом обошлись с Дэвисом Лероем, мне в это легко верится.
Уильяму никогда ещё не приходилось прилагать столько усилий, чтобы контролировать свои эмоции. Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил.
– Могу я объяснить вам всё это раз и навсегда во время встречи на нейтральной территории, где нас никто не узнает?
– В мире осталось только одно место, где никто вас не узнает, мистер Каин.
– Где же?
– На небесах, – ответил Авель и положил трубку.
– Немедленно найдите мне Генри Осборна, – велел он секретарше и забарабанил пальцами по столу.
Ей понадобилось пятнадцать минут, чтобы найти конгрессмена Осборна, который водил своих избирателей по зданию Капитолия.
– Авель, это вы?
– Да, Генри. Я подумал, что вам это будет интересно: Каин знает всё, поэтому война теперь пойдёт в открытую.
– Что вы имеете в виду под словами «знает всё»? Вы думаете, он знает, что я замешан в этом деле? – встревоженно спросил Генри.
– Конечно, знает. Похоже, он также знает о специальных счетах, о моих акциях «Лестера» и «Интерстэйт Эйруэйз».
– Но как же он мог раскопать такие подробности? Только вы и я знаем о специальных счетах.
– И Кертис Фентон, – перебил его Авель.
– Верно. Но он никогда не стал бы сообщать Каину.
– Значит, сообщил. Больше некому. Не забывайте, что Каин работал с Фентоном напрямую, когда я выкупал у его банка группу «Ричмонд». Наверно, они с той поры и поддерживают контакты друг с другом.
– О боже!
– Вы чем-то встревожены, Генри?
– Если Уильям Каин всё знает, то игра пойдёт совсем по-другому. Предупреждаю вас, Авель: у него нет привычки проигрывать.
– У меня тоже, – возразил Авель. – А Уильям Каин не пугает меня, во всяком случае, пока все тузы у меня на руках. Продолжайте переговоры с Парфитом, но помните, что я никуда не спешу. Какое-то время позволим Каину гадать, что мы затеяли. И смотрите – ничего не предпринимайте до моего возвращения из Европы. Могу заверить вас, что после моего разговора с Каином этим утром ему стало жарко, а надо мной не каплет и голову мне не печёт. Он может делать что угодно, пока я не буду полностью готов нанести свой удар.
– Отлично, – сказал Генри. – Я буду держать вас в курсе, если случится что-то, требующее нашего внимания.
– Выбросьте это из головы, Генри, нам тут не о чем беспокоиться! Мы держим вашего друга мистера Каина за яйца, и теперь я собираюсь немного нажать на них.
– С какой радостью я буду наблюдать за этим! – произнёс Генри самым весёлым тоном.
– Иногда я думаю, что вы ненавидите Каина сильнее меня.
– Желаю вам приятной поездки в Европу! – сказал Генри, нервно хохотнув.
Авель положил трубку на рычаг и уставился в пространство, размышляя над своим следующим шагом и продолжая барабанить пальцами по столу.
Вошла секретарша.
– Соедините меня с Кертисом Фентоном из банка «Континентал Траст», – произнёс он, не глядя на неё. Его пальцы продолжали стучать по столу, а глаза – смотреть в пространство.
Зазвонил телефон.
– Фентон?
– Доброе утро, мистер Росновский, как ваши дела?
– Я хочу закрыть все мои счета в вашем банке.
Воцарилось долгое молчание.
– Вы слышите меня, Фентон?
– Да, – сказал ошеломлённый банкир. – А могу я спросить – почему, мистер Росновский?
– Потому что Иуда никогда не был моим любимым апостолом, вот почему. С данного момента вы больше не являетесь членом совета директоров группы «Барон». В ближайшее время вы получите письменные распоряжения, подтверждающие эти слова, и информацию о том, куда надо будет перевести счета.
– Но я не понимаю, что случилось, мистер Росновский. Что я сделал…?
Авель повесил трубку.
– Не очень-то ты вежливо разговаривал, папа, – заметила вошедшая в кабинет Флорентина.
– А я и не хотел быть вежливым, но тебе незачем об этом думать, дорогая, – сказал Авель совершенно другим тоном. – Ну, все платья собрала для поездки в Европу?
– Да, спасибо, папа, но я не знаю, что носят в Лондоне и Париже. Могу только надеяться, что не ошиблась в выборе. Не хочу выделяться на общем фоне.
– Ты обязательно будешь выделяться, моя дорогая, как самая красивая девушка, которую британцы видели за многие годы. Они поймут, что твои платья не из магазина готовой одежды и что у тебя есть врождённое чувство стиля и цвета. Молодые европейцы станут из кожи вон лезть, чтобы постоять с тобой рядом, но рядом буду я и не позволю им даже прикоснуться к тебе. А теперь пойдём пообедаем и обсудим, чем займёмся в Лондоне.
Через десять дней они вылетели из нью-йоркского аэропорта Айдлуайлд в лондонский Хитроу. Полёт на «Боинге-377» продолжался долгие четырнадцать часов, и, хотя у них были билеты первого класса, по прибытии в Лондон в отель «Клэридж» на Брук-стрит им хотелось только одного – как следует выспаться.
Авель совершал поездку в Европу по трём причинам: во-первых, чтобы подтвердить контракты на строительство новых отелей «Барон» в Лондоне, Париже и, возможно, в Риме. Во-вторых, он хотел показать Флорентине Европу, перед тем как она отправится в Редклиф-колледж изучать иностранные языки. А в-третьих, – и это было самое важное, – он хотел ещё раз увидеть родовой замок и узнать, есть ли хоть какой-нибудь шанс восстановить свои права на него.
Пребывание в Лондоне оказалось успешным для них обоих. Консультанты Авеля нашли место напротив Гайд-парка, проинструктированные им стряпчие немедленно приступили к переговорам о выделении участка и получении разрешений на строительство в английской столице отеля «Барон». Аскетизм и простота послевоенного Лондона показались Флорентине грустными после роскоши её дома, но лондонцев, похоже, не пугал ущерб, причинённый войной их городу, и они верили, что он вновь станет мировой столицей. Флорентину приглашали на обеды, ужины и балы, и её отец оказался прав, когда говорил о вкусе дочери в выборе платьев и о том, как отреагируют на неё молодые европейцы. Каждый вечер Флорентина возвращалась с горящими глазами и рассказами о своих новых победах, о которых забывала к утру. Она никак не могла решить, за кого ей следует выйти замуж: за выпускника Итона, гвардейского гренадёра или за члена Палаты лордов, который состоял при короле. Она не совсем представляла себе, что такое «состоять при короле», но он-то уж точно знал, как обходиться с дамой.
В Париже темп их жизни не снизился, и поскольку они оба говорили на хорошем французском, то обворожили парижан так же, как прежде – англичан. Обычно уже в конце второй недели отдыха Авель начинал считать дни до возвращения домой, к работе. Но только не тогда, когда он находился в компании Флорентины. После развода с Софьей она стала центром его жизни и единственной наследницей его состояния. Авель всё ещё вёл переговоры о покупке когда-то знаменитого, но теперь разорившегося отеля на бульваре Распай. Он не стал говорить владельцу отеля месье Нефу, который казался ещё более разорённым, чем его гостиница, что он планирует снести здание, чтобы построить новое. Спустя несколько дней после того, как Неф подписал документы, Авель приказал сровнять здание с землёй. Теперь у Авеля и Флорентины не оставалось больше причин задерживаться в Париже, и они с неохотой отправились в Рим.
После дружелюбных британцев и весёлых жителей столицы Франции угрюмый и разрушающийся Вечный город немедленно охладил их сердца. В Риме Авель испытал ощущение острой финансовой нестабильности страны и решил положить на полку свой план строительства гостиницы в столице Италии. Флорентина чувствовала страстное желание отца ещё раз увидеть свой замок в Польше и предложила уехать из Италии на день раньше запланированного.
В попытке получить для себя и Флорентины визу в страну за «железным занавесом» Авель столкнулся с бюрократическим сопротивлением, которое было несравнимо более жёстким, чем при получении разрешения на строительство отеля в Лондоне. Менее настойчивый человек, возможно, отказался бы от своего намерения, но Авель добился результата и отправился с Флорентиной в Слоним во взятом напрокат автомобиле и со свежими визами в паспортах. На польской границе они были вынуждены провести в ожидании несколько часов, и им очень помогло то, что Авель бегло говорил по-польски. Авель разменял пятьсот долларов на злотые, и они поехали дальше. Чем ближе они подъезжали к Слониму, тем глубже Флорентина понимала, как много значит это путешествие для её отца.
– Папа, я никогда не видела, чтобы ты так волновался.
– Так ведь я родился здесь, – объяснил Авель. – Я провёл столько лет в Америке, где всё меняется каждый день, и не могу поверить, что опять оказался в этих краях, где ничего, похоже, не изменилось с тех пор, как я отсюда уехал.
Они приближались к Слониму, и Авель в ужасе и гневе смотрел на хаос и разруху когда-то цветущих земель и домов. Через пропасть в почти сорок лет он вдруг услышал свой собственный детский голос, который спрашивал барона, не пробил ли час угнетённых народов Европы. На его глаза навернулись слёзы, когда он вспомнил, как короток был этот час и как мал его вклад в общее дело.
И вот перед ними появились огромные железные ворота имения барона Росновского. Авель рассмеялся от волнения и остановил машину.
– Всё именно так, как я запомнил. Ничего не изменилось. Давай сначала сходим в дом, где я провёл первые пять лет своей жизни, – не думаю, что кто-то живёт в нём сейчас, – а потом осмотрим мой замок.
Флорентина пошла за отцом, уверенно шагавшим по небольшой тропинке в лесу среди покрытых мхом берёз и дубов. Спустя двадцать минут они вышли на небольшую полянку, и перед ними появился домишко охотника. Авель стоял и пристально смотрел на него. Он и забыл, как невелик был его первый дом: как же в нём могли поместиться девять человек? Черепичная крыша явно нуждалась в ремонте, камни стен были выщерблены, стёкла в окнах – разбиты, а сам дом казался необитаемым. Когда-то ухоженный фруктовый сад и огород поросли сорняками.
Да живёт ли тут кто-нибудь? Флорентина взяла отца за руку, медленно повела его ко входной двери и тихонько постучала. Ответа не было. Флорентина постучала ещё раз, теперь чуть погромче, и за дверью послышалось какое-то движение.
– Иду-иду, – произнёс по-польски скрипучий голос, и дверь приотворилась. На них смотрела старая женщина, сгорбленная и худая, одетая во всё чёрное. Вихры неприбранных волос торчали из-под её платка, а серые глаза непонимающе смотрели на визитёров.
– Этого не может быть! – воскликнул Авель по-английски.
– Что вам нужно? – спросила старуха с оттенком подозрения в голосе.
– Можно зайти и поговорить? – спросил Авель по-польски.
Её глаза испуганно смотрели то на Авеля, то на Флорентину.
– Старая Елена не сделала ничего плохого, – умоляющим тоном произнесла она.
– Я знаю, – сказал Авель нежно. – У меня для вас хорошие новости.
Старуха с неохотой позволила им войти.
– Не могу разжечь огня, – проскрипела она, шевеля решётку своей палкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57