А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Все, чего она, по мнению Джека, хотела, внезапно перестало существовать.
Она восхищалась отцом Ричардом и идеей общественной работы. Она полностью увлеклась помощью тех, у кого была тяжелая жизнь, помощью заключенным. Джеку не удалось заметить глубины скрывавшегося в ней резерва сострадания. Он видел в ней просто свою жену, которая всегда была рядом. Он представлял ее женщиной, которую можно осчастливить мексиканской плиткой, удобным и красивым домом, в котором росла их дочь, а рядом были хорошие соседи. Он не заметил в ней все остальное.
К тому времени, когда он начал замечать, что не все ладно, она полностью ушла в свою волонтерскую работу. Настолько, что у них не осталось свободного времени друг для друга, казалось, каждый из них использовал свой досуг по своему усмотрению.
Джек обдумал все, вплоть до последней поездки, в которую Эмма отправилась с Мэделин. Он понимал, что сестра хотела им помочь. Мэделин с Крисом провели у них рождественские праздники и, Мэделин была встревожена той холодностью, которую она почувствовала в Эмме. Он вспомнил, как в середине обеда позвонил телефон; Джек в это время разрезал индейку. К телефону подошла Эмма, потом она все время находилась поблизости, пока кто-то не позвонил во второй раз. Джек вспомнил, какими красными и припухшими были ее глаза, и как Нелл уронила вилку и спросила: «Почему ты плакала, мамочка?»
Эмма ответила что-то про соринку, попавшую в глаз…
Поэтому, когда стала звонить Мэделин, что произошло примерно через месяц, и уговаривать Эмму устроить вдвоем «девичник» по случаю ее дня рождения, в июне, Джек это поддержал. Он знал, что если кто-то и заставит Эмму поделиться тем, что ее тревожит, то это Мэдди. Он даже хотел спросить у Мэдди, что ей известно о настроении Эммы. Но сдержался.
Сама Эмма сомневалась, хочется ли ей ехать с Мэделин. Ей нравился остров Сен-Симон, и она тосковала по пляжу – один из недостатков их жизни в Атланте заключался в том, что они находились слишком далеко от Атлантического побережья. Но она не любила расставаться с Нелл. Именно с Нелл, не с Джеком. Он уговаривал ее, убеждал, что ей надо отдохнуть, и шутил по этому поводу.
Он как настоящий эгоист думал, что, может быть, солнце, горячий песок и соленая вода раскрепостят ее, и она вернется его прежней Эммой. Может, она опять прильнет к нему, показывая, что по-прежнему хочет его; может, она перестанет притворяться непонимающей в те минуты, когда он тянется к ней. Так было все те месяцы после Рождества, когда он начал писать электронные письма Лоре в Кливленд; он чувствовал себя таким одиноким в собственном доме, но испытывал ненависть к себе каждый раз, когда с надеждой смотрел на кнопку «Получить письма».
А потом, за неделю до того, как Мэдди составила план поездки, у него с Эммой была ссора, самая крупная за все время их совместной жизни, она касалась количества времени, которое Эмма проводит в Диксоне. В действительности, думал он теперь, ссора была вызвана переменой их отношений, любовь и нежность превратились в неприязненное непонимание – они оба были несчастны и не могли это изменить.
Размышляя над всем этим, Джек механически вел вместе с Джимом топографическую съемку, устанавливая маркеры и стойки на границах. Он давно не был сосредоточен на прошлом так, как сейчас. Над их головами пролетали птицы, быстро выпархивая из подлеска. Джим выкрикивал номера, а Джек записывал их в записную книжку.
Тени и свет лежали на прогалинах и кустарниках. Голова Джека кружилась от воспоминаний.
Он все еще не мог подумать об автокатастрофе без ужаса, но уже мог вспоминать, что происходило потом, когда Эмма лежала в госпитале и еще не была потеряна надежда на то, что она выживет. Он помнил, как стоял на коленях перед ее кроватью и просил ее не умирать. Он молил Бога исцелить ее. И когда ему было отказано в этом, Джек умолял Эмму являться ему – любить его так, как она любила его вначале.
Может быть, поэтому он так отнесся к Аиде – полюбил ее с самой первой встречи. Ведь эта женщина хотела сохранить место, где они с мужем так преданно любили друг друга. Сердце Джека сжалось в груди. Как сквозь сон, он услышал, как Джим прокричал очередной номер, и записал его. У него разболелось горло.
Он знал, что сделает все, что может, чтобы помочь Аиде сохранить ее землю и замок, которые были дороги ее мужу. Но почему же ему хотелось как можно скорее и как можно дальше убежать от места, где жили они с Эммой? Может быть, из-за лжи, которая появилась в их жизни.
Шотландия была далеко. А Джек так устал убегать.
Он строил свои планы, подготавливал разрешение на производство работ, давал себе слово, что начнет работать в течение месяца. Но дело было в том, что он уже не хотел уезжать. Каждую ночь ему снилось, что он остается, гуляет по пляжу, плещется в теплых волнах, ходит смотреть старые, почти стертые фильмы, держит за руку странную, необычную, прекрасную женщину. Женщину, которая, очевидно, завоевала сердце его убитой горем дочери.
«Оставайся», – сказала Стиви.
Романов ценил его. И Франческа, и сотрудники конструкторского бюро чувствовали, что он предал их своим уходом, и, возможно, будут злорадствовать, видя его проигрыш.
Возмездие пришло с неожиданной стороны. Разрывавшие его противоречия были наказанием за то, что он не умел любить с самого начала. Если бы Эмма не была несчастна с ним, она не пошла бы по тому пути, который она выбрала. Он помнил, что говорила ему Мэделин, – заторможенная от лекарств, истерично плакавшая.
Он все понял: когда Мэделин вела машину вниз по неровной и ухабистой проселочной дороге, Эмма в ярости ударила ее по лицу, и она от неожиданности и боли потеряла контроль над управлением. Джек не хотел слушать ее тогда, не хотел слышать и теперь. Ему нужно было оберегать память Эммы. Он и теперь будет это делать, потому что это необходимо, ради Нелл.
Однако сейчас, выходя из-за деревьев и увидев, что навстречу им идет тетя Аида, в глазах которой столько доброты и мудрости, Джек подумал о Мэделин и ощутил боль в душе, говорившую ему, что, возможно, он все это время обвинял не того, кто был виноват.
– Хэлло, Джек, – сказала Аида, крепко пожимая ему руку. – Благодарю вас за то, что вы так много времени отдаете этому месту. Это же ваш отпуск… Я просто не должна отнимать вас у пляжа и Нелл…
– Все в порядке, Аида, – сказал он. – Это такое прекрасное место, и я сделаю все возможное, чтобы помочь вам спасти его.
– Я пойду, погружу оборудование в машину, – сказал Джим. – У меня сегодня билеты на игру «Ред Соке», и я должен поспешить вернуться. Всего хорошего, Джек. Рад был встрече, Аида.
– Я тоже, Джим, огромное вам спасибо, – ответила она, пожимая его руку. – А мы, может быть, выпьем чаю? – спросила она Джека.
– Спасибо, с удовольствием, – ответил он и проследовал за ней в ее маленький домик.
Домик вполне соответствовал студии художника, с небольшой кушеткой, стоявшей у стены за мольбертом и столом. Она вышла во двор, чтобы наполнить водой из источника медный чайник, потом поставила его на плиту. Они сидели в креслах с прямыми спинками за выщербленным дубовым столом, испещренным следами красок. У нее были элегантные и ловкие руки, с немного испачканными краской суставами пальцев и ногтями, как у Стиви.
– У вас такая уверенная дочь, – сказала она, глядя на Джека, будто оценивая его.
– Спасибо. Я это знаю.
– У нее есть собственное мнение. Я просто не могла поверить, что она предприняла для поисков Стиви – и ведь нашла ее. И это было с ее стороны смело – постучать в ее дверь.
– Она в тот день так разодрала себе колени, просто ужасно, – сказал Джек, вспоминая. – Она пришла домой вся в царапинах и залепленная пластырем. Стиви перевязала ее. Но меня поразило при виде Нелл то, что она действительно должна была стремиться к чему-то очень сильно, чтобы упасть таким образом и остаться целой.
– Как вы думаете, к чему она стремилась? – спросила Аида.
Чайник засвистел, она налила в кружки горячую воду.
Джек не ответил. Вопрос повис в воздухе, потом отпал сам собой. Было что-то нереальное в этом визите – все казалось очень ясным и имевшим смысл – или же смысла не было ни в чем. Он увидел висевшие на стене черно-белые фотографии Аиды в молодые годы – высокая, худощавая, артистичная молодая женщина в разных позах и в различной одежде, а иногда обнаженная…
– Это работы Вэна, – сказала она. – Он был талантлив. Великий актер, но он мог бы стать не менее великим фотографом. Это вот он…
Джек проследил за ее взглядом, обращенным к серии фотографий крупного, полного мужчины с большим носом, выдающимся подбородком и очень темными глазами. В костюмах Яго на одной фотографии и Фальстафа – на другой, он, казалось, чувствовал себя так естественно – страстный, экспрессивный, энергичный. Джек уловил сходство с Генри и вполне смог представить Вэна в роли морского офицера.
– Отец Генри, – сказал Джек.
– Да. Они обожали друг друга, но у них было мал» времени, чтобы проявить свои чувства. Я убеждена, что в каждом бою Генри сражался за своего отца.
– Он ведь женился?
– Да. После столь долгого времени. Его мать сильно болела и всегда говорила ему о своих страданиях. Это была ее привилегия, но это ужасно навредило ему. Он никогда не был уверен, что можно любить кого-то и этот любимый не будет страдать.
Джек закрыл глаза, подумав о том, что он тоже приносит страдания, сам запутался и запутал других.
– Он такой… – Глаза Аиды затуманились слезами. – Он в этом плане полная противоположность Стиви, хотя они очень похожи друг на друга.
– Что вы имеете в виду?
– Я уже говорила, что у родителей Стиви был идиллический брак. Один из таких, которые бывают редко. Мой брат был поэтом, спокойным и мягким, и очень проницательным. Моя невестка была художницей и историком искусств… Они были, используя это ужасно избитое выражение, родственными душами. Они – эталон для Стиви. Она так сильно верила в любовь, желая, чтобы у нее было все так же, как у родителей.
– Может быть, любви и вовсе нет, – сказал Джек, удивляясь горечи в своем сердце.
– О, нет, я знаю, что она есть, – возразила Аида.
– Потому что она была у вас с Вэном?
Она кивнула:
– У нас обоих был первый неудачный опыт. Делаются ошибки, и люди причиняют друг другу боль. Это трагично – боль, страдания, утрата веры в жизнь. Но любовь существует – это правда. Вы находите ее, или она находит вас… и это происходит.
– Поэтому вы и хотите сохранить этот замок, это место, не так ли? – спросил Джек. – Потому что здесь вы с Вэном любили друг друга?
Аида кивнула.
– Любила и люблю, – сказала она. – Я никогда не смогу отблагодарить вас за то, что вы мне в этом помогаете. Я вызвала своего адвоката, он собирается подготовить все документы по доверительной собственности. Я наметила на октябрь большую выставку и планирую использовать все средства, чтобы найти кредит. Это будет «Центр природы и искусств Вэна фон Лайхена». Что-то типа «Искусство Блэк-холла». Вэн был страстным поборником искусств, и он устраивал здесь много встреч с импрессионистами Коннектикута.
– Я предполагаю, это не совсем то, что ваша живопись, не так ли? Импрессионизм? – спросил Джек, смущаясь от того, что он недостаточно знает искусство, чтобы понять разницу.
– Разумеется! – согласилась она. – Дорогой, я люблю новое. Хотя прошло несколько десятилетий с тех пор, как абстрактный экспрессионизм считался новым… во всяком случае…
– Я понял, Аида, – сказал он. – Как только я соберу все свои заметки воедино, я все передам вам. До того, как уеду в Шотландию.
– Стиви говорила, что вы собираетесь туда. Должна признаться… меня это печалит.
– О, я все равно буду работать над вашим проектом, даже оттуда. Ваш адвокат всегда может позвонить мне, обсудить план или какие-то другие идеи.
– Джек, это не то, что меня печалит. Это не связано ни с моим замком, ни с холмом.
– Тогда что?
Аида молчала. Она медленно пила свой чай, глядя на Джека поверх края своей чашки выразительными, подведенными черным глазами. Ему показалось, что она может заглянуть в его сердце.
– Я вас не знала слишком хорошо, – сказала она, – а теперь чувствую, что знаю. Стиви многое мне говорила… У меня есть чувство… просто, что…
– Что? Скажите мне, пожалуйста.
– Я думаю, моя племянница будет очень огорчена, если вы уедете. Вы и Нелл. Знаю, что будет огорчена и Нелл. И… я думаю, что вы тоже.
Джек хотел что-то сказать ей, что-то возразить. Он прочистил горло.
– Но ведь контракт, который я подписал…
– Удивительная вещь эти контракты, – перебила она, – неужели нет возможности их разорвать? Это, конечно, может стоить вам потери в смысле денег, но это защитит вас от других потерь, которые могут случиться.
– Каких потерь?
– О, оставим этот разговор, мистер Килверт, – сказала Аида, и ее серьезные глаза заблестели. – Вы бы сейчас не были здесь и не прогуливались по этим акрам и не спасали мой замок, если бы вы точно не знали, что это такое.
Джек допил свой чай и вспомнил рассказ Стиви про магический замок и мудрую тетушку. Он не ответил на вопрос Аиды, потому что не хотел слышать то, что и так знал слишком хорошо.
Глава 21
Мэделин сидела в своей машине, припаркованной на Эмерсон-Маркет, сразу за железнодорожной эстакадой, открывавшей путь на Хаббард-Пойнт. Она нервничала, но сдерживалась. Пока она здесь стояла, мимо прошли два поезда: один на Нью-Йорк, другой на Бостон. Когда они с братом были детьми, они пытались считать вагоны у проходивших поездов.
Через некоторое время она увидела то, чего ждала: автомобиль-универсал Джека спустился с Шор-роуд и двинулся по мосту в Хаббард-Пойнт. Мэделин выслеживала его два дня до этого, но попусту. Приехав из Провиденса, она курсировала вокруг коттеджей у теннисного корта, где, по словам Стиви, он остановился, надеясь случайно встретиться с ним. Но, когда она увидела, как они с Нелл залезают в машину и уезжают, ее нервы не выдержали, и она уехала домой.
Сегодня она вернулась назад, настроенная более храбро. Была ли с ним Нелл? Мэделин высунула голову, чтобы посмотреть, – нет, на пассажирском месте никого не было.
Ее сердце начало биться так часто, как будто она пробежала марафон. Она чувствовала, что лицо ее стало красным, губы пересохли, а руки просто приросли к рулю. Мэделин ехала вдоль берега по дороге мимо пляжных коттеджей, сразу за машиной своего брата.
Она никому не сказала о своем плане – ни Крису, ни доктору Мэллори, ни Стиви. Ее лечение продвигалось успешно, после нескольких сеансов она начала чувствовать себя лучше. Ей все представлялось более ясным – если Джек сейчас даст ей эту возможность, она сумеет поговорить с ним. Она могла бы сесть с ним лицом к лицу – от их старой взаимной любви зависит, приступит ли она к тому, что ей необходимо ему рассказать. Она специально не говорила Стиви, что приезжает: хотя знала, что подруга поддержит ее намерение привести все в порядок, ей было необходимо сделать все это самой.
Она ловко пристроилась за машиной Джека, почти вплотную приблизившись к ней. Ей надо было успокоиться – она надеялась держать себя в руках. Беседовать с психологом в ее кабинете было одно, совсем другое – оказаться лицом к лицу с братом. Здесь, на пляже, могло случиться что угодно.
Она увидела, что Джек поймал ее взгляд в боковом зеркале.
Их глаза встретились и задержались друг на друге.
Джек не мог двигаться. Он остановил машину на песчаной дороге и смотрел в зеркало, прямо в глаза сестры. Чертежи и планы замка лежали рядом с ним, на сиденье. Он подумал о мудрости слов Аиды и о том, что Стиви просила его остаться. Он собирался прямо от Аиды поехать к Стиви и сказать ей, что утром позвонит Айвену Романову – есть контракт или нет, но он освободится от Шотландии. В водовороте этих решений он должен был еще разобраться в отношениях со своей сестрой.
Но, когда он увидел ее, его система развалилась. Медленно он взялся за дверную ручку, собираясь открыть дверь. Мэделин уже вышла из своей машины. Она стояла немного поодаль, скрестив руки.
– Джек, – проговорила она. Ее глаза потеплели, когда она произнесла его имя. – Не уезжай.
– Я и не собираюсь, Мэдди. – сказал он.
Он решился взглянуть на нее. Прошел год с тех пор, как он ее видел, и он заметил шрамы: темно-красные, от шеи к плечу, сбегавшие под платье. Она пополнела, ее лицо выглядело опухшим. Волосы были гладко причесаны, забраны назад черепаховым гребнем, на губах следы помады.
Ее неуверенность отозвалась болью в его сердце. Она выглядела такой беззащитной, это было невыносимо.
– Как ты? – спросил он.
– Мне лучше, гораздо лучше, – ответила она. – Я знаю, что выгляжу ужасно, это от стероидов, я принимала их после хирургии, из-за них я растолстела. Я терпеть не могу быть толстой, особенно когда ты на меня смотришь.
– Мэдди, ты совсем не…
– Пожалуйста, не надо говорить так, – сказала она, качая головой, будто не могла допустить никакой неискренности между ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37