Кроме изрядного запаса скупости, невежества и тщеславия, начальник школы имел еще некоторые особенности, как, например, горб на спине и искривленные конечности, что как будто притягивало насмешливое внимание Перигрина, который, как ни был он молод, возмутился недостатком уважения с его стороны к младшему учителю, над которым тот, пользуясь случаем, иногда проявлял свою власть, дабы мальчики знали, кого почитать. Поэтому мистер Кипстик вызвал презрение и неприязнь этого предприимчивого ученика, который теперь, на десятом году жизни, был способен причинять ему множество огорчений. Он стал жертвой многих обидных шуток, придуманных Пиклем и его союзниками; в результате он начал подозревать мистера Дженингса, который, по его мнению, был виновником всех зол и разжигал дух мятежа в школе с целью завоевать себе независимость. Одержимый этим вздорным подозрением, лишеннымвсяких оснований, немец унизился до того, что начал тайком допрашивать мальчиков, из которых надеялся вытянуть очень важные разоблачения; но он обманулся в своих ожиданиях, а когда слух об этом гнусном приеме дошел до его помощника, тот отказался от своей должности. Рассчитывая принять в скором времени духовный сан, он покинул королевство, надеясь обосноваться в одной из наших американских колоний.
Отъезд мистера Дженингса произвел великий переворот в делах Кипстика, которые с этого момента пошли худо, ибо у него не было ни авторитета, чтобы добиваться повиновения, ни благоразумия, чтобы поддерживать порядок среди школяров; по этой причине в школе утвердились анархия и хаос, а сам он упал в глазах родителей, которые смотрели на него как на человека, отжившего свой век, и брали детей из его школы.
Перигрин, замечая, что с каждым днем лишается кого-нибудь из товарищей, стал досадовать на свое положение и решил, если возможно, освободиться из-под власти человека, которого он и ненавидел и презирал. С этой целью он принялся за работу и сочинил следующее послание, адресованное коммодору, которое было первым образчиком его творчества в эпистолярном стиле:
"Уважаемый и возлюбленный дядя!
В надежде, что вы находитесь в добром здоровье, это письмо должно уведомить вас, что мистер Дженингс ушел, а мистер Кипстик никогда не найдет ему равного. Школа уже почти распущена, и оставшиеся ученики каждый день разъезжаются; и я прошу вас со всею любовью взять также и меня, потому что я не могу больше подчиняться человеку, который есть невежда, плохо знает склонение слова "musa" и скорее похож на пугало, чем на школьного учителя; в надежде, что вы скоро пришлете за мной, свидетельствую свою любовь моей тетушке и почтение моим уважаемым родителям, испрашивая их благословения и вашего. И в настоящее время это все, уважаемый дядя, от вашего любящего и почтительного племянника и крестника и покорного слуги, который повинуется до самой смерти,
Перигрина Пикля".
Траньон был чрезвычайно обрадован получением этого письма, которое он считал одним из величайших достижений человеческого гения, и сообщил его содержание своей супруге, а для этой цели он потревожил ее в разгар благочестивых упражнений, послав за ней в ее спальню, куда она имела обыкновение очень часто удаляться. Она была раздосадована помехой и потому прочитала этот образчик рассудительности своего племянника отнюдь не с таким удовольствием, какое почувствовал сам коммодор; наоборот, после многих безуспешных усилий заговорить (ибо язык иногда отказывался ей служить), она заметила, что мальчик - дерзкий нахал и заслуживает сурового наказания за такое непочтительное отношение к старшим. Ее муж выступил на защиту своего крестника, доказывая с большим жаром, что Кипстик ему известен как негодный гнусный старый плут и что Пери обнаружил много здравого смысла и благоразумия, пожелав уйти из-под его начала; потому он заявил, что мальчик больше ни одной недели не проведет с этим сукиным сыном, и скрепил свою декларацию множеством проклятий.
Миссис Траньон, изобразив на своей физиономии набожную скромность, попрекнула его за кощунственные выражения и осведомилась грозным тоном, намерен ли он когда-нибудь изменить такое грубое поведение. Раздраженный этим упреком, он отвечал с негодованием, что умеет держать себя не хуже, чем любая женщина, у которой есть голова на плечах, попросил ее не вмешиваться не в свое дело и, еще раз повторив проклятья, дал ей понять, что желает быть хозяином в своем собственном доме.
Эта инсинуация подействовала на ее расположение духа, как действует трение на стеклянный шар; ее лицо разгорелось от возмущения, и из всех пор, казалось, вырывалось пламя.
Она ответила стремительным потоком язвительнейших замечаний. Он проявил такое же бешенство в прерывистых намеках и бессвязной ругани. Она возразила ему с удвоенной яростью, и в заключение он рад был обратиться в бегство, посылая ей проклятья и бормоча какие-то слова касательно бутылки бренди, но, впрочем, позаботившись о том, чтобы они не коснулись ее слуха.
Прямо из дому он отправился навестить миссис Пикль, которой сообщил о послании Перигрина, не скупясь на похвалы многообещающим способностям мальчика; и, видя, что его хвалебные речи встречают холодный прием, выразил желание, чтобы она позволила ему взять крестника на свое попечение.
Эта леди, чья семья увеличилась теперь еще одним сыном, который, казалось, поглощал в настоящее время ее внимание, не видела Пери в течение четырех лет и по отношению к нему совершенно излечилась от болезни, известной под названием материнской любви; поэтому она согласилась на просьбу коммодора с большой готовностью и вежливо благодарила его за тот интерес, какой он всегда проявлял к благополучию ребенка.
ГЛАВА XIII
Коммодор берет Перигрина на свое попечение. - Мальчик приезжает в крепость. - Встречает странный прием у своей родной матери - Вступает в заговор с Хэтчуеем и Пайпсом и совершает несколько шаловливых проделок со своей теткой
Получив это разрешение, Траньон в тот же день отправил лейтенанта в почтовой карете к Кипстику, откуда тот через два дня вернулся с нашим юным героем, который теперь, на одиннадцатом году жизни, превзошел ожидания всей своей семьи и отличался красотой и грацией. Крестный отец был в восторге отего приезда, словно он был плодом его собственного чрева. Он сердечно пожал ему руку, стал вертеть его во все стороны, осмотрел с головы до ног, предложил Хэтчуею обратить внимание, как он превосходно сложен, снова стиснул ему руку и сказал:
- Черт бы тебя побрал, щенок! Думаю, что такой старый сукин сын, как я, не стоит для тебя и швартова. Ты забыл, как я, бывало, качал тебя на своем колене, когда ты был маленьким пострелом не больше боканца и проделывал сотни штук со мной, сжигал мои кисеты и подсыпал яду мне в ром. Ах, будь ты проклят, вижу, что ты умеешь хорошо скалить зубы; ручаюсь, что ты научился еще кое-чему, кроме письма и латинской тарабарщины!
Даже Том Пайпс выразил необычайное удовольствие по случаю этого радостного события и, подойдя к Пери, протянул свою переднюю лапу и обратился к нему с таким приветствием:
- Здорово, молодой хозяин! Я всем сердцем рад тебя видеть!
По окончании этих любезностей его дядя заковылял к двери жениной комнаты, перед которой остановился, восклицая:
- Здесь ваш родственник Пери; быть может, вы пожелаете выйти и сказать ему "добро пожаловать"?
- Ах, боже мой, мистер Траньон, - промолвила она, - почему вы вечно меня терзаете, дерзко вторгаясь ко мне таким манером?
- Я вас терзаю? - отозвался коммодор. - Тысяча чертей! Думаю, что верхняя оснастка у вас не в порядке; я пришел только уведомить вас, что здесь находится ваш племянник, которого вы не видели четыре долгих года, и будь я проклят, если среди его сверстников найдется во владениях короля кто-нибудь, равный ему по фигуре или отваге; он, видите ли, делает честь фамилии; но, лопни мои глаза, я больше ни слова об этом не скажу; если вам угодно - можете прийти, если не угодно - можете не беспокоиться.
- Ну, так я не приду, - отвечала подруга его жизни, - потому что сейчас я занята более приятным делом.
- Ого! Вот как? Я тоже так думаю! - крикнул коммодор, делая гримасы и изображая процесс глотания крепкого напитка.
Затем, обращаясь к Хэтчуею, он сказал:
- Пожалуйста, Джек, ступайте и испробуйте свое искусство над этим неповоротливым судном; если кто-нибудь может ее образумить, то, знаю, это сделаете вы.
Лейтенант, послушно заняв пост у двери, стал убеждать ее такими словами:
- Как! Вы не хотите выйти и поздороваться с маленьким Пери? У вас весело станет на сердце, когда вы увидите такого красивого мальчишку; уверяю вас, он вылитый ваш портрет, словно вы его изо рта выплюнули, как говорит пословица; не правда ли, вы окажете внимание вашему родственнику?
На это увещание она ответила кротким тоном:
- Дорогой мистер Хэтчуей, вы всегда меня дразните таким манером; право же, никто не может обвинить меня в черствости или отсутствии родственных чувств.
С этими словами она открыла дверь и, выйдя в холл, где стоял ее племянник, приняла его очень милостиво и заявила, что он точная копия ее папы.
После полудня он был отведен коммодором в дом своих родителей, и, странное дело, едва его представили матери, как та изменилась в лице, посмотрела на него с явной грустью и удивлением и, залившись слезами, воскликнула, что ее ребенок умер, а это не кто иной, как самозванец, которого привели к ней, чтобы обманным путем избавить ее от огорчения. Траньон был ошеломлен этим необъяснимым порывом, который не имел других оснований, кроме каприза и причуды; а сам Гэмэлиел был до такой степени сбит с толку и потрясен в своей уверенности, начинавшей колебаться, что не знал, как себя держать с мальчиком, которого его крестный отец немедленно доставил назад, в крепость, клятвенно заверяя на обратном пути, что с его разрешения Пери никогда больше не переступит через их порог. Мало того, до такой степени был он взбешен этим неестественным и дурацким отречением, что отказывался поддерживать дальнейшие сношения с Пиклем, пока тот не умиротворил его своими просьбами и покорностью и не признал Перигрина своим сыном и наследником. Но это признание было сделано без ведома его жены, чьей злобной антипатии он должен был для виду подражать. Изгнанный таким образом из дома своего отца, юный джентльмен был отдан всецело в распоряжение коммодора, чья любовь к нему росла с каждым днем в такой мере, что он едва принудил себя расстаться с ним, когда в целях дальнейшего его образования надлежало что-то предпринять.
По всей вероятности, эта необыкновенная привязанность была если не вызвана, то по крайней мере упрочена тем своеобразным складом ума Перигрина, который мы уже отметили и который, в пору его пребывания в замке, проявился в различных проделках, испробованных им над его дядей и теткой, под покровительством мистера Хэтчуея, который помогал ему измышлять и приводить в исполнение все его планы. Не был отстранен и Пайпс от участия в их затеях; будучи верным парнем, не лишенным в иных случаях расторопности и всецело покорным их воле, он оказался пригодным орудием для их целей, и они его соответственно использовали.
Впервые их искусство проявилось на миссис Траньон. Они устрашали эту добрую леди странными звуками, когда она уединялась для своих благочестивых упражнений. Пайпс отличался врожденным талантом к воспроизведению диссонансов: он мог подражать звукам, сопровождавшим подъем домкрата, работу пилы, раскачивание преступника, повешенного в цепях; он мог имитировать рев осла, ночные крики совы, кошачий концерт, вой собаки, визг свиньи, пение петуха, и он знал боевой клич индейцев Северной Америки. Эти таланты один за другим он проявил в разное время и в разных местах к ужасу миссис Траньон, беспокойству самого коммодора и смятению всех слуг в замке.
Перигрин, завернувшись в простыню, пробегал иной раз перед своей теткой в сумерках, когда ее орган зрения был слегка затуманен возбуждающим напитком; а боцманмат научил его обувать кошек в скорлупу от грецких орехов, так что они производили ужасный стук во время своих ночных прогулок. Дух миссис Траньон был немало смущен этими грозными явлениями, которые, по ее мнению, предвещали смерть одного из главных членов семьи; она с удвоенным рвением предавалась своим религиозным упражнениям и поддерживала в себе бодрость новыми возлияниями; мало того, она начала замечать, что здоровье мистера Траньона сильно подорвано, и казалась очень недовольной, когда другие говорили, что вид у него прекрасный.
Ее частые визиты в спальню, где хранилось все ее утешение, вдохновило заговорщиков на предприятие, которое могло привести к трагическим последствиям. Они нашли способ влить слабительное из елаппы в одну из еефляжек, и она приняла такую дозу этого лекарства, что здоровье ее сильно пострадало от энергического его действия. У нее начались обмороки, которые привели ее к краю могилы, несмотря на все лекарства, какие назначал врач, приглашенный в начале ее заболевания. Исследовав симптомы, он объявил, что пациентка была отравлена мышьяком, и прописал маслянистые микстуры и жидкости для впрыскивания, чтобы защитить оболочки желудка и кишок от раздражающих частиц этого ядовитого минерала; в то же время он намекнул с весьма проницательным видом, что нетрудно найти разгадку тайны. Он притворился, будто оплакивает бедную леди, словно той грозили новые покушения такого же рода; причем посматривал искоса на ни в чем не повинного коммодора, в котором ревностный сын Эскулапа заподозрил виновника этой затеи, придуманной с целью сбыть с рук подругу жизни, к коей, как было хорошо известно, тот не питал чрезмерной любви.
Эта дерзкая и злобная инсинуация произвела некоторое впечатление на присутствующих и открыла широкое поле для клеветы, чернившей имя Траньона, которого изображали во всей округе чудовищем бесчеловечности. Даже сама страдалица, хотя и держала себя весьма пристойно и благоразумно, невольно ощущала некоторую робость перед своим супругом; не допуская мысли о каком-либо покушении на ее жизнь, она полагала, что он постарался подмешать что-нибудь в бренди с целью отучить ее от этого излюбленного напитка.
На основании такого предположения она решила в будущем действовать с большей осмотрительностью, не занимаясь расследованием этой истории, тогда как коммодор, приписав ее нездоровье какой-нибудь естественной причине, вовсе перестал об этом думать, когда миновала опасность. Итак, виновники избавились от страха, который, впрочем, послужил для них столь существенным наказанием, что впредь они уже не отваживались на подобные проделки.
Стрелы их изобретательности были теперь направлены против самого коммодора, которого они задразнили и запугали чуть ли не до потери рассудка. Однажды, когда он сидел за обедом, вошел Пайпс и сообщил ему, что внизу ждет какой-то человек, который желает видеть его немедленно по делу величайшей важности, не терпящему отлагательств; коммодор приказал передать незнакомцу, что он занят, и предложил ему сообщить свое имя и дело, по которому явился. На это требование он получил ответ, гласивший, что имя незнакомца Траньону неизвестно, а дело такого рода, что открыть его можно только самому коммодору, увидеть которого надлежит без промедления. Траньон, удивленный такой назойливостью, встал с неохотой из-за стола, и спустившись в гостиную, где находился незнакомец, спросил его недовольным тоном, что это у него за чертовски спешное дело, если нельзя даже подождать, пока он кончит обедать. Тот, нисколько не смущенный этим грубым обращением, подошел на цыпочках вплотную к нему и с уверенным и самодовольным видом, приблизив губы к уху коммодора, тихонько шепнул ему:
- Сэр, я адвокат, с которым вы желали побеседовать конфиденциально.
- Адвокат! - вскричал Траньон, вытаращив глаза и чуть не задохнувшись от гнева.
- Да, сэр, к вашим услугам, - отвечал сей блюститель закона, - и, с вашего разрешения, чем скорее мы покончим с этим делом, тем лучше, ибо давно уже замечено, что промедление порождает опасность.
- Правильно, братец, - сказал коммодор, который уже не мог больше сдерживаться, - признаюсь, что я разделяю ваш образ мыслей, а потому с вами будет покончено в одну секунду.
С этими словами он поднял свою палку, представлявшую нечто среднее между костылем и дубиной, и с такой энергией опустил ее на вместилище рассудка адвоката, что, не будь это сплошная кость, череп был бы освобожден от своего содержимого.
Будучи, таким образом, защищен природой против подобных покушений, адвокат не мог противостоять тяжести удара, который в одну секунду поверг его на пол, бесчувственного и недвижимого, а Траньон вприпрыжку отправился наверх обедать, выкрикивая по дороге похвалы самому себе за расправу, какой он подверг такого наглого, каверзного злодея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110