в эту сумму не входила стоимость дома, столового серебра, мебели, лошадей, экипажей, скота и прилегающих к дому сада и парка.
Такая сумма превосходила ожидания Перигрина, и воображению его рисовались заманчивые картины. Он тотчас же стал весьма важной особой среди своих деревенских соседей, приехавших поздравить его и засвидетельствовать ему глубокое почтение, что могло бы погубить юношу с таким нравом, как у Перигрина, не пользуйся он преимуществами опыта, за который уже заплатил дорогой ценой. Научившись быть осмотрительным, он отнесся к своему богатству с удивительным спокойствием; все были очарованы его любезностью и воздержанностью. Когда он навещал окрестных джентльменов, чтобы отблагодарить за учтивость, они ухаживали за ним с беспримерной настойчивостью и советовали ему выставить свою кандидатуру от графства на следующих выборах, которые, полагали они, должны состояться в скором времени, так как здоровье члена парламента заметно ухудшилось. Наружность и манеры Перигрина не могли не привлечь внимания леди, из коих многие без стеснения старались соблазнить его своими чарами с целью заполучить столь ценную добычу. Мало того, это наследство произвело такое впечатление на некоего пэра, проживавшего в тех краях, что он с великим усердием поддерживал знакомство с Пиклем и, не тратя лишних слов, предложил ему руку своей единственной дочери, имевшей большое состояние.
Наш герой повел себя при таких обстоятельствах, как подобает человеку благородному, чувствительному и учтивому и откровенно поведал его лордству, что сердце его уже отдано другой. Он рад был случаю принести эту жертвусвоей любви к Эмилии, к которой стремился теперь с таким нетерпением, что решил как можно скорее вернуться в Лондон и с этой целью посвящал целые дни приведению в порядок домашних дел. Он уволил всех слуг своего отца и нанял других по рекомендации сестры, которая обещала присматривать в его отсутствие за хозяйством. Он выдал матери вперед полугодичную сумму, полагающуюся ей из ее вдовьей части; а что касается до брата Тема, то он не раз давал ему возможность признать свою вину, дабы он, Перигрин, мог с чистой совестью предпринять какие-либо шаги в его пользу; но сей молодой джентльмен не был еще в достаточной мере унижен невзгодами и не только не делал попыток примириться, но пользовался каждым удобным случаем, чтобы злословить и поносить нашего героя, в чем поддерживала и к чему его подстрекала добродетельная мамаша.
Когда все было, таким образом, улажено, триумвират тронулся в обратный путь в том же порядке, в каком прибыл в деревню, с той лишь разницей, что теперь с Хэтчуеем ехал в карете прежний камердинер вместо Пайпса, который вместе с другим лакеем сопровождал их верхом. Проехав две трети пути до Лондона, они нагнали некоего деревенского сквайра, возвращавшегося от соседа, который принимал его с таким радушием, что, по словам лейтенанта, сквайр кренился набок при каждом шаге своей лошади - прекрасного гунтера; когда же кареты промчались мимо, он приветствовал их охотничьим окликом, прозвучавшим, как французский рожок, и пришпорил своего гнедого, чтобы не отставать от карет.
Перигрин, находившийся в чудесном расположении духа, приказал форейтору ехать медленнее и завязал разговор с незнакомцем о статьях и норове его лошади, о чем рассуждал с таким знанием дела, что сквайр был изумлен его осведомленностью. Когда они приблизились к его дому, он предложил молодому джентльмену и его спутникам остановиться и распить бутылку эля и так настойчиво их упрашивал, что они приняли приглашение.
Тогда он проводил их по широкой аллее, тянувшейся до проезжей дороги, к воротам большого chateau на вид столь аристократического, что они решили выйти из кареты и осмотреть его вопреки первоначальному своему намерению выпить, не входя в дом, по стакану октябрьского эля.
Комнаты соответствовали наружному виду chateau; наш герой полагал, что они уже обошли все здание, как вдруг хозяин заявил ему, что они еще не видели самого лучшего, и тотчас ввел их в огромную столовую, где Перигрин не мог скрыть крайнего своего изумления. Стены были сверху донизу завешаны портретами кисти Ван Дейка, и все головы на этих портретах были украшены нелепыми париками, вроде тех, какие обычно висят перед дверью дешевых цирюлен. Высокие сапоги, в которые были обуты фигуры на портретах, а также костюмы и позы, совершенно несовместимые с этим чудовищным головным украшением, производили столь забавное впечатление, что изумление Пикля вскоре уступило место веселости, и он расхохотался так, что едва мог отдышаться.
Сквайр, отчасти довольный, а отчасти обиженный этим хохотом, сказал:
- Я знаю, почему вы смеетесь. Вам кажется странным, что мои предки носят сапоги со шпорами, тогда как головы у них покрыты этими огромными париками. Дело было так. Я не мог потерпеть, чтобы на моих фамильных портретах космы волос свешивались на глаза, как челки у жеребцов. Поэтому я нанял живописца из Лондона и распорядился прикрыть их пристойными париками по пяти шиллингов с головы, а также предложил ему заменить сапоги красивыми башмаками и чулками по цене три шиллинга за каждый портрет. Но мошенник, полагая, что я соглашусь на любую цену, раз головы у них уже прикрыты, запросил четыре шиллинга за каждого. Тогда я его прогнал. Пусть они остаются в таком виде, как сейчас, пока сюда не заглянет какой-нибудь более покладистый живописец! Пикль одобрил его решение, но в глубине души был возмущен таким варварством. Распив две-три бутылки пива, они продолжали путешествие и к одиннадцати часам вечера прибыли в Лондон.
ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ
Он наслаждается встречей с Эмилией и щедро вознаграждает себя за все перенесенные им испытания
Годфри, расставшийся с сестрой под тем предлогом, будто хочет совершить небольшое путешествие с Перигрином, который, после долгого заключения, нуждается в свежем воздухе, в тот же вечер известил ее о своем приезде и уведомил, что хочет позавтракать с ней на следующее утро. Он и наш герой, который по этому случаю не преминул позаботиться о своем туалете, приехали к ней в наемной карете и вошли в гостиную, смежную с той комнатой, где был подан завтрак. Подождав несколько минут, они услыхали на лестнице шаги, и сердце нашего героя забило тревогу. Он спрятался за ширмой по знаку своего друга, который, узнав раздавшийся в соседней комнате голос Софи, стремительно бросился туда и запечатлел на ее устах поцелуи, придя в восторг от столь неожиданной встречи, так как он оставил ее в доме ее отца в Виндзоре.
Охваченный волнением, он почти забыл о спрятавшемся Перигрине, как вдруг Эмилия с очаровательной миной сказала:
- Ну не мучительное ли это зрелище для такой молодой женщины, как я, которой суждено быть покинутой по странному капризу возлюбленного! Честное слово, брат, вы оказали мне очень плохую услугу, предприняв эту поездку с моим упрямым корреспондентом, которого, полагаю я, проблеск свободы привел в такое восхищение, что впредь он ни за что не согласится пожертвовать этой свободой добровольно.
- Дорогая моя сестра, - насмешливо отозвался капитан, - ваша собственная гордыня послужила ему примером; посему вы должны примириться с тем, что он вам подражает.
- И тем не менее жестоко, - возразила прекрасная обидчица, - что я всю жизнь должна страдать из-за одного маленького прегрешения. Ах, боже мой! Ну кто бы подумал, что такой бойкой девушке, как я, имеющей десять тысяч фунтов, придется кого-то упрашивать? Право же, я готова выйти замуж за первого, кто сделает мне предложение, только бы отомстить этому несговорчивому чудаку. Неужели он не выразил желания повидать меня с той поры, как его выпустили на волю? Ну, если удастся мне снова его поймать, он будет всю жизнь петь в своей клетке.
Нет слов, чтобы поведать читателю, каков был восторг Перигрина, подслушавшего это признание; он был не в силах бороться с порывом страсти, выскочил из своего тайника, восклицая: "Я сдаюсь!" - и, очутившись пред Эмилией; столь был ослеплен ее красотой, что лишился дара речи. Словно статуя, он был пригвожден к полу, и все существо его было охвачено страстью. Да, в самом деле, теперь она находилась в расцвете своей красоты, и немыслимо было взирать на нее без волнения. Какое же восхищение должен был испытывать наш герой, чью страсть питало все, что только может воздействовать на сердце человеческое! Дамы взвизгнули, удивленные его появлением, а Эмилия затрепетала, раскраснелась и стала несказанно очаровательной; на щеках ее вспыхнул нежный румянец, а грудь вздымалась столь обольстительно, что батист не мог укрыть белоснежные полушария, которые явились его взорам подобно райскому видению.
Пока он был безгласен от невыразимого восторга, она, казалось, вот-вот упадет в обморок от нежности и смущения; при виде этого наш герой, повинуясь велениям любви, заключил прелестницу в свои объятия, причем не заметил ни нахмуренных бровей, ни других признаков неудовольствия. Что могло сравниться с этой радостью, коей он в упоении предавался в течение нескольких минут? Со всем пылом страсти он не отрывался от ее пухлых губ и в безумном восторге воскликнул, упиваясь блаженством:
- Земля и небо! Это превышает силы человеческие!
Потом его исступление постепенно утихло, а внимание было внезапно отвлечено вмешательством Софи, которая ласково попрекнула его за пренебрежительное отношение к старым друзьям. Услыхав эти слова, он отпустил очаровательную пленницу и, приветствуя миссис Гантлит, попросил извинения за свое невнимание к ней, заметив, что такая неучтивость простительна, если вспомнить о том, как долго пребывал он в мучительной разлуке с сокровищем своей души. Затем, обратившись к Эмилии, он сказал:
- Сударыня, я пришел за обещанным, и могу показать письмо, написанное вашей прелестной рукой! Итак, перестаньте чиниться, откиньте всякую робость и немедля увенчайте мое блаженство, ибо, клянусь спасением души, я изнемогаю от ожидания и, несомненно, лишусь рассудка, если мне суждены новые испытания.
Его возлюбленная, которая к тому времени опомнилась, отвечала с веселой улыбкой:
- Надлежало бы мне наказать вас за упорство, подвергнув годовому испытанию, но очень опасно иметь дело с таким своенравным поклонником, как вы, а потому, мне кажется, я должна закрепить свою власть над вами, покуда это в моих силах.
- Так, значит, вы согласны принять меня своим спутником в счастье и в несчастье, пред лицом неба и этих свидетелей?! - вскричал Перигрин, преклоняя колени и поднося ее руку к своим губам.
При этом вопросе лицо ее озарилось любовью; бросив на него искоса взгляд, пронизавший его до мозга костей, и испустив вздох, прозвучавший нежнее, чем веяние крыльев Зефира, она ответила:
- Да... и пусть небо дарует мне терпение, чтобы я могла примириться с причудами такого супруга.
- И пусть силы небесные, - подхватил юноша, - даруют мне жизнь и возможность доказать беспредельность моей любви! Должен вам сказать, что у меня есть восемьдесят тысяч фунтов, которые будут немедленно положены к вашим ногам.
С этими словами он скрепил договор поцелуем и разъяснил свой таинственный намек, который привел в недоумение обеих кузин. Софи была приятно удивлена вестью о его удаче; и нужно думать, что к ней не осталась равнодушна и очаровательная Эмилия, хотя, услыхав это сообщение, она воспользовалась случаем попрекнуть своего возлюбленного за непреклонную его гордыню и не постеснялась сказать, что гордыня эта одержала бы верх над его страстью, если бы сей последней не покровительствовало провидение.
После столь благополучного завершения дела влюбленный начал молить о ее согласии немедленно прибегнуть к содействию церкви, чтобы завершить его блаженство, пока день еще не истек. Однако невеста энергически возражала против такой стремительности, желая, чтобы ее мать присутствовала при совершении обряда, и она нашла поддержку у жены своего брата. Перигрин, обезумев от страсти, докучал ей мольбами, говоря, что согласие ее матери уже получено, а стало быть, нет нужды мешкать, так как всякое промедление не преминет подействовать пагубно на его здоровье и рассудок. Вне себя от нетерпения он упал к ее ногам, клялся, что в случае ее отказа жизнь его и рассудок подвергаются опасности; а когда она попыталась отклонить его просьбу, он пришел в такое неистовство, что Софи испугалась и встала на его защиту, а Годфри подкрепил доводы своего друга, и прелестная Эмилия принуждена была подчиниться.
После завтрака жених со своим приятелем отправился в Коммонс за разрешением на брак, условившись предварительно, что обряд будет совершен в доме невесты; получив разрешение, они пригласили священника, который согласился прийти в назначенный час в указанное место. Затем купили кольца и отправились отыскивать лейтенанта, пообедали с ним в таверне и не только поведали ему о предпринятых ими шагах, но и выразили желание, чтобы он был посаженым отцом невесты. Это предложение Джек принял с нескрываемым удовольствием. Однако, выглянув случайно на улицу и увидев подходившего к дому Кэдуоледера, за которым был послан Пайпс, Джек отказался в пользу старика. Тому тотчас же поручили эту обязанность, полагая, что такой знак внимания принудит его примириться с браком, против которого он мог бы восстать, так как был заклятым врагом брачных уз и до сей поры не ведал о намерениях Перигрина.
Поздравив Пикля с получением наследства и пожав руку его двум приятелям, мизантроп спросил, какая беда стряслась и почему его оторвали от обеда, который он принужден был проглотить с жадностью каннибала. Наш герой сообщил ему, что они условились пить чай с двумя прелестными леди и не хотели лишить его удовольствия, которое он так высоко ценит. При этих словах Крэбтри, сморщившись наподобие осеннего листа, проклял свою услужливость и клятвенно заверил их, что они отправятся на свидание без него, ибо он давно уже сказал "прости" разгульной жизни.
Однако наш герой, сравнив его со старым кучером, который все еще наслаждается щелканьем бича, бросил несколько лестных намеков, указывая, что, несмотря на свои годы, он остается мужчиной, и убедил его отправиться вместе с ними в указанное место. Их провели в столовую, и не прошло и трех минут, как появился священник, который пришел исправно в назначенный час.
Как только сей джентльмен вступил в комнату, Кэдуоледер шепотом спросил Гантлита, не сводник ли это, и прежде чем капитан дал ответ, старик воскликнул:
- Сколь развратен этот проказник Пикль! Едва успел он вырваться на свободу и подышать свежим воздухом, как уже нанял себе сводника в священническом облачении!
Дверь распахнулась снова, и вошла Эмилия, сиявшая такой небесной красотой и выступавшая с такой величественной осанкой, что все присутствующие исполнились изумления и восторга. Лейтенант, видевший ее в ту пору, когда очарование ее еще не достигло полного расцвета, выразил свое удивление и одобрение возгласом: "Черт побери! Какая славная галера!" - а физиономия мизантропа мгновенно уподобилась морде горной козы. Он невольно облизнулся, втянул носом воздух и, чудовищно скосив глаза, прищурился.
Когда невеста и ее кузина уселись, а Хэтчуей возобновил знакомство с Эмилией, которая встретила его очень радушно, Перигрин удалился в соседнюю комнату со своим другом Крэбтри, коему поведал, какова цель этого свидания. Едва успев уразуметь его объяснение, тот сделал попытку удалиться, восклицая:
- Ах, будь проклята ваша женитьба! Неужели вы не можете сунуть голову в петлю, не делая меня свидетелем вашего безумия?
Наш молодой джентльмен, желая побороть его отвращение, подошел к двери соседней комнаты и вызвал Эмилию, которой представил сварливого старого холостяка как одного из близких своих друзей, добивающихся чести быть посаженым ее отцом. Обворожительная улыбка, которой она отвечала на его приветствие и давала свое согласие, тотчас одержала верх над неудовольствием мизантропа; разгладив морщины на своей физиономии, чего до сей поры никогда еще не бывало, он поблагодарил ее весьма учтиво за оказанную ему честь. Затем он повел ее в столовую, где тотчас же был совершен обряд; а когда супруг, запечатлев поцелуй на ее устах, тем самым закрепил свои права, все приветствовали ее как миссис Пикль.
Пусть чувствительный читатель судит о том, что происходило в сердцах новобрачных: сердце Перигрина пылало невыразимой страстью и нетерпением, тогда как к чувствам молодой жены примешивались робость и страх. Гантлит видел, что обоим слишком трудно выносить такое мучительное состояние до наступления ночи, если какое-нибудь развлечение не отвратит их мысли в другую сторону; поэтому он предложил провести вечер в садах Мэрилебон и поглядеть на представление, которое в то время посещалось лучшим обществом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110