Одни из них пошли по коммерческой части, другие заняли скромные места управляющих… Ах! Если бы я мог добиться того же… слышать, как она отдает мне приказания… видеть ее ежедневно… жить под одной кровлей с нею.Граф посмотрел на полковника и не мог не прийти в восторг от человека, отеческая любовь которого заставляла его принести в жертву человеческое достоинство.— Итак, — спросил он его, — вы хотите стать подчиненным человеком?..— Я готов на все, лишь бы жить возле нее, граф, — ответил полковник, по-видимому, растроганный до слез.— Однако, — заметил граф, — такое признание…— Милостивый государь, — решительно сказал полковник, — я обратился к вам потому, что только вы можете исполнить мое желание.— Каким образом? — простодушно спросил молодой русский.— Если бы я назвал имя этой женщины, сохранили ли бы вы мою тайну?— Даю слово дворянина!— Хорошо! — ответил полковник. — Я узнал, что баронесса Сент-Люс…Его голос дрогнул при этом имени, а граф чуть не вскрикнул от удивления.— Я узнал, что баронесса Сент-Люс, — продолжал полковник, — ищет главного управляющею своими имениями и домами, человека честного и с некоторым образованием…Граф Степан почувствовал волнение.— Итак, этим требованиям, мне кажется, я мог бы удовлетворить.— Как! — вскричал граф. — Полковник Леон согласился бы?..— Не полковник Леон, а капитан Ламберт. Вы поклялись сохранить мою тайну, вы предложили мне свои услуги, и я прошу вашей протекции для того, чтобы получить это место управляющего под именем капитана Ламберта.— Вы получите его, — ответил граф. Полковник схватил его руку.— Вы благородны и так же добры, как ваш отец, — пробормотал он.— Послушайте, — сказал граф, — баронесса Сент-Люс уезжает завтра вечером в свое имение в Бретани; зайдите завтра утром ко мне, и я вас представлю.Граф Степан дал полковнику свою карточку и, уходя, сердечно пожал ему руку.Молодой русский вернулся в ложу баронессы, полковник же уехал. Наклонившись к молодой женщине, граф прошептал:— Берта! Вы любите меня?Она взглянула на него своими большими грустными глазами и ответила только:— Неблагодарный!— Хорошо, — продолжал граф, осчастливленный ответом, — но если бы я попросил у вас маленького доказательства, дали бы вы мне его?— Может быть…— Вы ищете управляющего?На губах баронессы показалась насмешливая улыбка.— Вы хотите сделаться управляющим, чтобы последовать за мною в Бретань?— Не я, — ответил граф, — но бедный старый служака, которого я люблю и который был другом моего отца.— Где вы его видели?— В фойе, пять минут назад. Это — довольно крепкий старик, бывший капитан, человек честный.— Хорошо! — небрежно ответила баронесса. — Приведите его завтра ко мне.— Вы — ангел доброты!Она посмотрела на него со своей очаровательной улыбкой.— Послушайте, — сказала она, — вы не знаете всего, что я для вас сделала сегодня.Граф посмотрел на баронессу.— Вы приедете в Бретань, — продолжала она, — через две недели и будете представлены шевалье де Керизу, моему соседу, его внуком, вашим другом Лаврентием де Кердель.В эту минуту упал занавес по окончании последнего акта.— Проводите меня до кареты, — сказала баронесса, взяв графа под руку, — и приходите завтра с вашим протеже.На другой день, около одиннадцати часов, полковник действительно явился к графу Степану, оканчивавшему туалет. Изящный человек исчез. Остался старый солдат в синем сюртуке, с громадными усами — тип ворчуна-солдата, который обессмертил Шарлэ.— Разве меня нельзя принять, — спросил он с улыбкой графа, — за настоящего капитана Ламберта?— О! Конечно, — ответил граф. — И баронесса Сент-Люс придет в восторг от вас.Тут полковник счел долгом слегка побледнеть и спросил с волнением:— Вы думаете, что я буду принят?— Даю вам слово.Между человеком, который безумно любил баронессу Сент-Люс, и другим, искусно разыгрывавшим роль мнимого отца, о ком же могла быть речь, как не о ней?..Граф почти признался в своей любви, а полковник уверял его, что ему очень приятно это слышать, лишь бы «она» была счастлива.В то время, как они ехали в карете на Вавилонскую улицу, молодой русский почувствовал непреодолимую потребность сообщить полковнику, что через две недели после отъезда баронессы он отправится на месяц к де Керизу, соседу баронессы Сент-Люс.«Ого! — подумал полковник, — это изменяет мои планы».Баронесса приняла гостей в спальне, в утреннем костюме.Граф представил ей мнимого капитана Ламберта, который казался взволнованным и постоянно запинался в разговоре.«Бедный отец», — подумал граф.«Бедный человек! — проговорила про себя баронесса. — Как тяжело для его гордости, что он принужден просить места чуть ли не слуги».Госпожа Сент-Люс приняла к себе на службу капитана Ламберта и, прощаясь с ним, сказала:— Сегодня вечером я уезжаю в Керлор, там мы встретимся с вами, и вы немедленно вступите в вашу должность.— Я могу отправиться завтра утром, — ответил полковник, — и следовать за баронессой на расстоянии нескольких часов езды.Полковник, уехав из отеля на Вавилонской улице, вернулся в фиакре домой и, переменив платье, нанял карету и приказал кучеру:— Поезжай на улицу Шальо.Через двадцать минут отец и сын сидели уже вместе. Арман был так же бледен и слаб, как и накануне, но меланхолия и упадок духа, так испугавшие было полковника, уступили место гневу.«Хороший признак, — подумал бедный отец, — когда гнев примешивается к любви, то благоразумие берет верх».Он обнял сына, усадил его рядом с собою и сказал, смотря на него с нежностью:— Ну, как ты чувствуешь себя сегодня, дитя мое?— Я все еще страдаю, отец.— Ты очень любишь ее?— О, да!— А что, если и она тебя вдруг полюбит? Арман вскрикнул.— Отец… отец… — прошептал он, — неужели ты хочешь, чтобы я умер от счастья?Полковник прижал сына к сердцу и сказал:— Я тоже любил… я тоже страдал…— О! Все же не так, как я, отец; это невозможно!— Выслушай меня; я считаю, что три вещи очень сходны в этом мире: лошадь, женщина и игра. Необходимо, чтобы лошадь чувствовала шпору, иначе она не обращает внимания на ездока и вышибает его из седла. Женщина должна чувствовать превосходство, власть мужчины, или она сделает с ним то же, что лошадь с наездником. Игрок должен быть смел и идти напрямик к счастью, захватить его нахрапом, и тогда счастье будет улыбаться ему. Видишь ли, — продолжал полковник, — госпожа Сент-Люс одна из тех развращенных и порочных натур, которые могут быть или рабами, или тиранами. Она твой тиран, тиран неумолимый и бессердечный, потому что ты ее любишь и преклонялся перед нею, но она любила бы тебя, если бы ты третировал ее так, как этого заслуживают некоторые женщины.Арман слушал отца с глубоким удивлением.— Слушай дальше, — продолжал полковник, — я хочу через две недели увезти тебя отсюда к той женщине, которая похитила любовь моего сына; я хочу, чтобы она на коленях молила у тебя милости и прощения.У Армана закружилась голова.— Отец… — бормотал он. — Не обещай мне такого счастья… оно невозможно!— Взгляни на меня, — вскричал полковник, — смотри прямо на своего отца. Веришь ли ты ему?— Да.— Ну, так твой отец дает тебе слово, что все будет так, как он сказал.Арман вскрикнул и чуть не лишился чувств в объятиях полковника. Тот понял, что сильные волнения могут разбить этот нежный и хрупкий организм, и прибавил:— Я уезжаю на несколько дней, дитя мое. Это путешествие я предпринимаю ради тебя, ради твоей любви… И клянусь, что она тебя полюбит.— А тот! — прошептал Арман, вздрогнув от гнева при воспоминании о графе Степнове.— Он… — сказал полковник. — Он умрет через две недели.И, нежно обняв сына, полковник Леон ушел, оставив в сердце сына самую приятную из всех надежд — надежду вернуть любовь обожаемой и изменившей женщины.Полковник был теперь вполне уверен, что Арман захочет жить и будет жить в ожидании того дня, когда к нему вернется баронесса Сент-Люс.— Иов, — сказал он старому солдату, — поручаю тебе моего сына: следи за ним. Если с ним случится, Боже упаси, одно из тех несчастий, которые потребовали бы моего непременного присутствия, то беги к господину де Ласи и скажи ему только: меня зовут Иовом. Он все устроит.Уехав из Шальо, полковник направился к Гонтрану.Де Ласи после смерти Леоны овладело какое-то нравственное оцепенение. Он перестал противиться желаниям общества, организованного полковником, и сделался в руках его слепым орудием. Ему даже нравились сильные ощущения, испытываемые им во время дуэлей, сделавшихся для него явлениями заурядными, и он так мало дорожил жизнью, что чувствовал потребность рисковать ею.— Дорогой маркиз, — сказал ему полковник, — смерть вашего кузена вернула вам наследство вашего дяди и его любовь. Отчего бы вам не съездить в Бретань и не навестить шевалье.— Разве вам необходимо, чтобы я поехал туда? — спросил маркиз с равнодушием человека, готового на все.— Да.— Зачем?— Я еще не знаю; но, вероятно, придется убить графа Степана Степнова, намеревающегося провести месяц у одного из соседей вашего дяди и баронессы Сент-Люс, у господина Керизу.— Разве баронесса едет в Бретань?— Она уезжает сегодня вечером, а я завтра.— Вы?— Да, я. Вот уже час, как я получил место главного управляющего баронессы под именем капитана Ламберта.— Ловко сыграно, полковник!— Ах! — прошептал последний. — Если бы вы знали, как разбито сердце моего мальчика. Эта пантера с розовыми ноготками истерзала его. Но она в моей власти! У этого чудовища есть в глубине сердца чувствительная струна. Эта женщина, безжалостная к своим рабам, питает глубокую и нежную привязанность. Вот тут-то я ее и поражу.Полковник был великолепен в своем гневе, и де Ласи, знавший, что означают коварные комбинации этого человека, понял, что баронесса Сент-Люс уже всецело находится в его руках.— Сначала я думал просить вас отправить графа Степана на тот свет в просеке Булонского леса; но, обдумав, я решил, что лучше начать с нее, поразить ее в привязанности, составляющей цель ее жизни, а затем уже безжалостно бросить окровавленный труп графа к ее ногам, как праздничный букет.— Вы великолепны! — прошептал Гонтран.— Слушайте, — прибавил полковник, — вы напишете вашему дяде и известите его о вашем визите; вы поедете после отъезда графа, но если сюда явится человек и скажет вам: «Меня зовут Иов», — то вы исполните все, о чем он вас попросит. Это солдат, воспитывающий моего сына.— Отлично, — ответил Гонтран.Полковник пожал ему руку и пошел готовиться к отъезду. На другой день рано утром он был уже в дороге, а через два дня в Керлоре. XXXII Неделю спустя после вступления в должность управителя Керлора мнимый капитан Ламберт уже познакомился с топографией окрестностей, нравами и обычаями жителей. Полковник понемногу ткал сеть той ужасной драмы, в которую задумал запутать госпожу Сент-Люс. Среди слуг, привезенных баронессой из Парижа, один обратил на себя внимание полковника своим сумрачным и суровым видом; он начал наблюдать за ним. Иногда, когда обе молодые женщины играли с ребенком, взгляд этого человека, полный ненависти, устремлялся на баронессу, и полковник поймал однажды этот взгляд.Звали его Жаном; он занимал при баронессе должность камердинера, и она вполне доверяла ему.«Или этот человек вероломен, — рассуждал полковник, — или он тоже замышляет отомстить баронессе. В таком случае он будет моим сообщником».Жан был очень молчалив. Бретонец, уроженец Ванна, он походил на изгнанника в своей родной стране, настолько он был мрачен и печален. Он никогда не посещал соседей, и никогда не видали, чтобы он смеялся. Морщины на его лбу разглаживались только тогда, когда баронесса возвращалась в Париж; все говорили, что он ненавидит родину.Каждый вечер, окончив свои обязанности, он потихоньку выходил из замка, поднимался по крутой тропинке и садился на скале, выступавшей над морем.Полковник пошел однажды за ним. Была ночь. Океан бурлил и выбрасывал гальки на отлогий морской берег с пронзительным, все покрывающим собою шумом. Бретонец Жан уселся на верхушке скалы, как таможенный надсмотрщик на своем посту или ворон, выжидающий добычу.Положив голову на руки и устремив глаза на воду океана, он, казалось, был погружен в грустные думы, как человек, сердце которого разбито.Вдруг чья-то рука легла на его плечо. Удивленный, он быстро вскочил и очутился лицом к лицу с полковником, который держал в руке пистолет; бретонец прочел в его глазах такую решимость, что, несмотря на всю свою храбрость, содрогнулся.— Эй, приятель, — сказал полковник, — я не хочу убивать тебя, поговорим немножко…— Что вам надо? — грубо спросил бретонец.— Садись и поговорим…Голос полковника звучал так повелительно, что Жан повиновался. XXXIII — Мой милый друг, — продолжал управляющий Керлора, — чтобы приходить, подобно тебе, мечтать каждую ночь на скалу, возвышающуюся на сто саженей над океаном, и слушать его ропот, надо быть или поэтом, или влюбленным, или мечтать о мести.При последних словах Жан вздрогнул.— Ты поэт? — спросил полковник.— Нет, — отвечал он.— Влюблен?— Был, а теперь нет.— Значит, ты замышляешь отомстить.— Может быть.— Я так и думал, — холодно сказал полковник.— Вы? — спросил Жан, удивившись.— Да, я. И я даже могу назвать ту особу, которую ты ненавидишь… Это госпожа Сент-Люс.— А вам какое до этого дело? — спросил бретонец. Полковник взвел курок у пистолета и продолжал:— Милый друг, мы здесь одни, и шум волн, если я тебя убью, заглушит звук выстрела, и он не долетит до Керлора; теперь выбирай: или скажи мне правду и переходи на мою сторону, потому что эту женщину я ненавижу поболее тебя… или умри.Луч адской радости блеснул в глазах бретонца.— Вы… ее… ненавидите? — спросил он, отчеканивая каждое слово.— Она отвергла любовь моего сына.— Вашего сына?— Да, и чтобы отомстить ей, я взялся разыграть роль управителя.— Как зовут вашего сына? Я, может быть, знаю его?— Арман… — ответил полковник.— А! Молодой человек белокурый… хрупкий… лет двадцати… А я, — продолжал Жан, — был замаскированный человек, тот самый, который отвозил его в сад на Вавилонской улице. Так вы его отец? О, теперь я понимаю, что вы должны ненавидеть ее… но я… я еще сильнее вас ненавижу ее.— А тебе что она сделала?— Благодаря ей опозорена честная, добрая девушка, которую я любил.— Теперь, — спокойно сказал полковник, спуская курок пистолета и пряча его в карман, — мы постараемся сговориться с тобою…И, сев около бретонца, он взял его за руку и продолжал:— О многом мне известно смутно, а о многих гнусностях в жизни этой женщины я догадываюсь, но у меня нет доказательств, и ты должен дать мне их.— Они у меня есть, — сказал бретонец.— Кто этот ребенок, который зовет Наику матерью?..— Тут гнусность! — пробормотал Жан. — Наика — честная девушка… Этот ребенок — плод преступления: он сын баронессы.И бретонец продолжал с глухим раздражением в голосе:— Ах, если бы я нашел наконец человека, ненавидящего эту низкую женщину так же, как и я, то я не стал бы более хранить ее тайну. Чтобы отомстить ей, я сделался бы его сообщником, его орудием… Я знаю все… Я ждал только еще одного — последнего преступления, чтобы усадить ее рядом с собою на скамью подсудимых в уголовном суде.— Так расскажи мне все, — сказал полковник.— Слушайте, — и слуга рассказал следующую странную историю баронессы Сент-Люс:— Я был женихом Наики. Ее отец, старик Ивон, был егерем в Керлоре, я же — псарем у де Керизу. Отец мой участвовал вместе с Ивоном в походе. Хотя Наика, молочная сестра дочери владельца замка, и воспитывалась вместе с нею, отец ее, старик Ивон, клялся, что ни за кого не отдаст ее, кроме меня. «Отцы наши были друзьями, — часто говорил он, — так пусть дети наши поженятся». В восемнадцать лет нас объявили женихом и невестой, а свадьба была назначена на следующую Пасху. Дочь владельца замка вышла замуж четыре месяца спустя после выхода из пансиона, и ее отец остался один в Керлоре. Однажды вечером дождь лил ручьями; дело было осенью. Наика и я сидели у камина в маленьком павильоне, находившемся в конце парка, окружавшего замок, где она жила вместе с отцом. Ивон уехал утром на охоту в Ванн, в леса господина Керизу, вместе с владельцем замка, бароном Болье, отцом госпожи Сент-Люс. Он мог возвратиться не ранее следующего дня, в особенности если погода будет теплая. Когда часы в замке били десять, Наика протянула руку и сказала мне с улыбкой:— Право же, мой милый Жан, отец и господин не вернутся сегодня.— Ты думаешь, Наика?— Они остались ночевать в Керизу, и ты тоже должен уйти… Ты пока только мой жених, и хоть ты честный малый, я все-таки не могу позволить тебе ночевать у меня.— Но ведь идет дождь?— Так что ж! Когда ты пришел сюда, дождь тоже лил. Уж не хочешь ли ты уверить свою Наику, что ты боишься промокнуть?И она подставила мне свою розовую щечку для поцелуя и прибавила:— Уходи!Но в ту минуту, когда я собирался уходить, мы услыхали стук кареты, ехавшей по Ваннской дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60