Руки закрывали лицо, он дрожал всем телом. Меч, предназначавшийся для того, чтобы положить конец его страданиям, лежал рядом, к счастью, нетронутый…Их он встретил, стараясь держать себя в руках, – крепился. Но после всего, что рассказали ему Хубилай, Толуй и Беатриче, не сдержался. Из глаз ручьями потекли слезы, он рыдал, всхлипывая, как ребенок, – в сердце боролись облегчение и печаль.Хубилай, в своем роскошном императорском одеянии, сидел на полу рядом с Маффео на куче заплесневевшей соломы, кишевшей всякой заразой. Но он словно не замечал ничего этого.– То, что я совершил, не заслуживает прощения! – произнес Хубилай и положил руку на плечо Маффео. – И все же я надеюсь, что когда-нибудь ты простишь меня.– Прощу тебя? – Маффео поднял голову. – Я уже простил. Мне ли тебя не понять? Будь Джинким мне братом – поступил бы точно так же. Скажу больше – я счастлив, что ты снял с меня чудовищное подозрение и больше не считаешь меня подлецом и предателем. Не изменил я дружбе, и не я погубил твоего брата.Хубилай молчал, сжимая руку Маффео, и в глазах его блестели слезы.– Спасибо тебе, мой друг! – проговорил он наконец хриплым голосом.– И меня прости, Маффео Поло! – попросил Толуй и опустился перед венецианцем на одно колено. – Ведь я первым стал подозревать тебя.Растроганный Маффео погладил Толуя по голове. Он чувствовал себя счастливым, как никогда, и в то же время испытывал стыд, что на какое-то время чуть не забыл о Джинкиме, о его преждевременной дикой смерти.– Я понимаю тебя, Толуй. Ты жаждал найти убийцу Джинкима, которого ты так любил. Мы все его любили. – Маффео бросил на Беатриче долгий выразительный взгляд. – Благодарю тебя, Беатриче. Если бы не ты, меня и сейчас считали бы убийцей Джинкима. Кто, кроме тебя, развеял бы это страшное подозрение… – Он помолчал, опустил голову. – Мой бедный, бедный Ванг… Да избежит его кара Божья! Надеюсь, ему не пришлось долго мучиться.– К сожалению, это неизвестно, – ответила Беатриче. – Надеюсь только, что в последний момент своей жизни он не чувствовал боли. Даже не узнал имени своего убийцы.– Не думай ни о чем, Маффео. – Хубилай слабо улыбнулся. – Сначала давай вынесем тебя на свет божий. А потом объявим всему народу в Тайту…– Нет! – перебил его Маффео, вытирая слезы рукавом плаща. Он все еще дрожал – в камере очень душно и сыро, но его трясло от мысли, которую сам себе внушил: у него нет другого выбора. – Нет, я остаюсь здесь!..– Что?! Маффео…– Я остаюсь!– Да ты сошел с ума! Мы тебе вернем рассудок!Все трое кричали, перебивая друг друга, – искренне, глубоко переживали, беспокоились за него. Но у Маффео созрел свой план, как найти убийцу Джинкима и решить судьбу камня. Он поднял руки, улыбаясь.– Успокойтесь, друзья мои! Я должен сказать вам важные вещи…Постепенно они успокоились и умолкли, с нетерпением ожидая, что он скажет.– Если мы хотим найти и покарать убийцу Джинкима, мы, а вернее, вы должны сделать вид, что убийца достиг своей цели. Пусть думают, что я умер.Невольно Маффео вздрогнул от мысли, что ему придется провести здесь еще много дней, а может быть, и недель… Но иного не дано. Может быть, есть способы получше, чтобы выйти на след убийцы, но он знает только этот.– Я остаюсь здесь – и все думают, что я убийца Джинкима…– Я не допущу этого! – решительно возразил Хубилай. – Не потерплю, чтобы твое имя продолжали порочить, считая тебя предателем, виновным в преступлении, которого ты не совершал.– Друг мой, поверь, мне все равно, что будут думать обо мне остальные. Для меня важнее всего, что вы знаете правду. Я остаюсь в темнице! – Он помолчал мгновение. – А тебе, Беатриче, придется взять камень.– Мне? – У нее упало сердце.Маффео подумал: чему сильнее удивилась Беатриче – его предложению взять камень или тому, что он так открыто сказал о камне в присутствии Хубилая и Толуя.– Камень? Какой камень? – переспросил Хубилай. – О каком камне ты говоришь, Маффео?– Потом, Хубилай. Я все расскажу тебе о камне, но в другой раз. Сейчас прошу тебя об одном: потерпи немного и верь мне:Хубилай поклонился:– Хорошо, будь по-твоему – я твой должник.– Ты должна взять камень себе, Беатриче. Он поможет изобличить убийцу.– Но как, Маффео?– Не спрашивай, как! Просто я знаю.– А где я найду камень?– Много лет назад я спрятал его в могиле Чингисхана. – Маффео, улыбнувшись, посмотрел на Хубилая. – Прости, мой друг. Я не собираюсь осквернять могилу твоего высокочтимого деда. Знал бы ты больше о камне – понял бы, что я не совершаю святотатства. Более того, ты почел бы это за честь.Хубилай склонил голову:– Я верю твоим словам, хотя мне это нелегко.– А где могила Чингисхана? – спросила Беатриче.– Она находится в потайном месте, спрятанном в бескрайней монгольской степи, – ответил Толуй, прежде чем Маффео открыл рот. – Только немногие знают ее местонахождение. Тебе понадобится провожатый, и я могу…– Нет! – вскричал Хубилай.– Отец, ведь я…– Нет, Толуй! Ты знаешь, как это опасно. Я потерял твою мать, я потерял Джинкима. Не хочу терять и тебя!– Но никто другой не сможет проводить Беатриче.– Прости меня, Хубилай, что я говорю о твоем сыне, но Толуй прав, – решился поддержать его Маффео. – Он знает правду о смерти Джинкима, он знает, где могила твоего деда. Мы никому другому не можем доверить Беатриче – это слишком рискованно. Сейчас никому нельзя доверять.Хубилай тяжело вздохнул:– Хорошо, пусть будет так. Но я с большим трудом иду вам навстречу. Это большая жертва с моей стороны.Толуй торжествующе поднял голову, глаза его засверкали от восторга – предстоит такое приключение…– Когда отправимся в дорогу? – тут же задал он вопрос.– Как можно скорее, – ответил Маффео, – время не терпит. И дело не в том, что надвигаются холода, и даже не в том, что у Беатриче скоро роды. Убийца разгуливает на свободе. И, если я не ошибаюсь, тоже хочет как можно скорее завладеть камнем.– Тогда вперед! – Хубилай выпрямился. – Поспешим – и вы сегодня же отправитесь в путь. – Он добавил, обращаясь к Маффео: – А ты вполне уверен, что выдержишь здесь, пока мы найдем убийцу?Маффео слегка вздрогнул. Снова оказаться на свободе, вдохнуть свежего воздуха… великая мечта!– Да, я уверен, – твердо произнес он.– Что я еще могу сделать для тебя?– Оставь мне, пожалуйста, один факел… Не знаю, поймете ли вы меня. Темнота – самое страшное, что я испытал за это время. Боюсь, что больше не выдержу.Беатриче и Толуй почти с благоговением смотрели на Маффео.– Спасибо тебе, мой друг! – Хубилай вручил ему факел. – Я прикажу надзирателю приносить тебе каждый день новый факел. Прощай, Маффео! – И еще раз пожал ему руку.И вот дверь за ними закрылась… Он снова оказался один. Но теперь у него есть факел – стало быть, куда легче будет переносить ужасный, небывалый плен.– Это надо сделать! – молвил он вслух самому себе. – Пусть Беатриче возьмет камень и примет от меня эстафету! Так сказано во сне. XIX Беатриче ехала верхом на лошади, погрузившись в мысли. Впереди, насколько хватал глаз, простирался однообразный пейзаж – холмы, поросшие травой. Кое-где виднелись деревья, кустарники или груды камней. Ехали молча, и, если бы Толуй не торопился, дорога показалась бы невыносимо скучной. Он намечал цель – вот, надо доскакать до захода солнца: вот здесь скопление скал или холм (за ними можно спрятаться), небольшая впадина или ручей.В каждом таком укрытии зарыты под землей тайники с запасами продуктов – кувшины или кожаные бурдюки с водой, сушеные фрукты и вяленое мясо. Гениальная придумка монголов – благодаря ей можно совершать дальние путешествия, имея при себе минимальный запас продуктов.Правда, расстояния между укрытиями определялись в расчете на крепких мужчин, а не на беременных женщин. Чтобы преодолеть их в течение светового дня, перескакивая с одного холма на другой, надо идти на рысях без остановок. Лишь в середине дня делали небольшой привал, чтобы дать отдых лошадям и немного подкрепиться самим. Беатриче казалось, что она совершает бег на очень длинную дистанцию – с препятствиями и по пересеченной местности.С каждым днем холодало. В лицо хлестал ледяной ветер; чем дальше продвигались к северу, тем сильнее мороз обжигал кожу. Беатриче мерзла. Руки, несмотря на толстые меховые рукавицы, окоченели. По вечерам становилось и вовсе невыносимо. Толуй разводил маленький костерок, его хватало, лишь чтобы справиться с темнотой – не с холодом.Тесно прижавшись друг к другу, садились у костра, жевали сушеные фрукты и вяленое, пропахшее кожей, жесткое, как подошва, мясо; запивали несвежей, застоявшейся водой.Каждый раз после привала Беатриче молила Бога: пусть кувшины и мешки с запасами не раскупорятся; пусть их не откопают крысы и прочее зверье. Каждый раз, ложась или просыпаясь, со страхом ожидала – вот-вот поднимется температура или скрутит желудок…Заканчивали скудный ужин и ложились спать, разбив дорожную палатку, чье единственное достоинство – компактность. Далеко ей до «пляжных раковин», полукруглых навесов, которыми изобилует в двадцать первом веке балтийское побережье Германии. К тому же их палатка, оснащенная меховым занавесом, так мала, что в ней едва можно вытянуть ноги.Лежали не шевелясь, все так же тесно прижавшись друг к другу. Толуя, впрочем, это не смущало – едва забравшись в палатку, он мгновенно засыпал.Беатриче же, несмотря на усталость после долгой езды верхом, еще долго не могла уснуть. Немного подремав, то и дело просыпалась и подолгу лежала на спине – глаза открыты, колени согнуты, – не смея шевельнуться. Затаив дыхание, слушала, как ровно, глубоко дышит юноша; чувствовала – в животе шевелится ее ребенок… Старалась не замечать болей в пояснице, икрах. Мучила одышка: ребенок давил на диафрагму.Лежа вот так, с открытыми глазами, под завывание ветра и свист снежной бури, хлеставшей по палатке, она терялась в догадках: почему Маффео послал именно ее в такую трудную дорогу. Разве не лучше бы Толую самому взять камень и привезти его в Тайту?.. Ведь ей, в ее положении, это небезопасно: вполне возможны роды прямо здесь, в заснеженной степи, в этой палатке, где ничего нет: ни воды, ни теплой одежды, да и акушер с неба не свалится.Ей пришла в голову мысль дать Толую небольшой урок по основам акушерства. Это правильно, но она не решилась. Вероятно, сработал детский предрассудок: в детстве часто слышала, что, если вслух не произносить, чего боишься, – этого и не случится.А не в свитке ли дело, который ей дала старуха? Положила его тогда в мешок и совсем о нем забыла. Осторожно развязав шнурок на свитке, она долго размышляла – не выбросить ли. Однако любопытство взяло верх.На маленьком клочке бумаге, размером примерно пять на пять сантиметров, – два иероглифа. С китайской письменностью она не знакома. Однако ясно, что эти каракули начертаны наспех. Вечером показала листок Толую, но опять ничего не добилась – он только растерянно пожал плечами.– Не могу разобрать… Первый знак напоминает «джи», это означает что-то вроде «гроза с раскатами грома и проливным дождем».Он замолчал, подумал.– Если старуха общалась с оракулом «И Джинг», знак указывает на какое-то насилие. А второй знак… кажется, «джи джи». Означает «бурный поток воды черпает жизненную силу огня» или «предстоит пересечь реку». Еще одно значение: «последняя ступенька лестницы находится в неизвестности».За стенами палатки завывал ветер, и Беатриче вдруг зазнобило сильнее, чем прежде.– Как ты думаешь, Толуй, оракул прав?– Видишь ли, Беатриче, китайцы вообще странный народ. Слишком много болтают, их трудно понять. А гадалки, шаманы, маги… среди них шарлатанов много, ничего не понимающих в своем ремесле. Только деньги выманивают у простаков, неизвестно, на кого попадешь. И вообще… мне кажется, не стоит ломать голову над этим предсказанием. Очень может быть, старуха подшутила над тобой. – И улыбнулся, дружески прикоснувшись к ее плечу.Однако ей почудилось, что он просто хочет утешить. Так часто делают врачи, уговаривая безнадежного больного: «Выше голову, дружок, все обойдется».В эту ночь Беатриче совсем не спала, думая о смысле загадочных знаков на листке. Выходит, старуха напророчила ей скорую насильственную смерть… Нет, умирать совсем не хочется!Вот уже десять дней, как продолжается их путешествие. Когда же завершится эта бесконечная дорога… По ее подсчетам, пошла сорок первая неделя беременности. Чем дальше удалялись они от Тайту, тем страшнее становилось: неужели придется рожать прямо здесь, в степи…Странно вообще, что схватки до сих пор не начались. Остается уповать на Бога в надежде, что ребенок при таких нагрузках примет нужное положение – тогда роды пройдут без осложнений. А вдруг ее малыш пойдет не головкой, а наоборот?В листке сказано что-то о насилии, о неизвестности… Может быть, подразумевается кесарево сечение без наркоза, в антисанитарных условиях, к тому же проводимое неопытным акушером?..– Вот и добрались! – объявил Толуй, указывая на холм, высившийся метрах в пятистах. – Вон там могила моего прадеда, родоначальника нашей семьи, великого вождя Чингисхана.Беатриче прищурилась, всматриваясь вдаль. Спускались сумерки, легкая снежная пелена застилала горизонт. Очень странно: там, куда указывал Толуй, не было ничего похожего на гробницу – лишь невысокий, поросший травой холм, такой же, как все, что попадались им на пути. Но, может быть, гробница за холмом?– Быстрее, Беатриче! – Толуй пришпорил лошадь. – Мне так не терпится увидеть могилу предка!Лошадь Беатриче тоже понеслась вскачь. Наконец-то они почти у цели! Совсем скоро камень Фатимы окажется у нее в руках. Вернутся в Тайту, найдут убийцу Джин-кима и освободят Маффео. Все встанет на свои места… Она родит, Ли Мубай с акушеркой – если таковая найдется при дворе – помогут принять роды, и тогда…«Джи» и «джи джи»… что же это такое?.. Насильственная смерть – вот о чем надо думать. Не зарекаться – и, может быть, повезет…Поглощенная мрачными предчувствиями, она чуть не проскочила мимо Толуя, который остановился у подножия холма, среди обломков скал.– Это здесь! – объявил он торжественно, словно поймал жар-птицу.– Здесь? – переспросила она, озадаченная.Это и есть могила Чингисхана? Ни памятника, ни величественной гробницы, ни саркофага – ничего, лишь груды разбросанных камней… Беатриче иначе представляла место захоронения великого покорителя народов. Разочарование ее не осталось незамеченным – она это поняла. Конечно, для Толуя здесь святыня, пусть это и просто груда камней.– Прекрасно… – Пришлось ей несколько сфальшивить. – Где сегодня разобьем палатку?– Сегодня нам не нужна палатка – ночуем под защитой гробницы.Ах вот как?! Вот уж о чем она не думала. Это что, монгольский обычай – оказывать почтение покойному вождю таким образом? Если так, нужно смириться. Но ночевать под открытым небом в такую пургу… У нее заныло под ложечкой – не так уж не права, как видно, старая гадалка, напророчившая незнакомке насильственную смерть. Значит, ей суждено замерзнуть на морозе?..– Ты считаешь, нам не нужна палатка? Мы что же, ночуем среди камней?Втайне она надеялась, что Толуй все-таки поставит палатку, хотя бы ради нее.– Сегодня холодно… Боюсь, ночью наметет много снега.Толуй взглянул на нее как-то странно – вроде как на сумасшедшую или как если бы она вдруг заговорила по-древнеегипетски.– Не понимаю, что ты… – начал он и тут же умолк.В глазах сверкнула улыбка, и он расхохотался – буквально корчился от смеха.– Прости меня, Беатриче… – проговорил он, справившись с собой и утирая слезы.– Конечно, откуда тебе знать… Ты приняла эту груду камней за гробницу моего прадеда? Нет-нет, она только маскирует вход в усыпальницу. И снова засмеялся. – Пожалуйста, не сердись на меня! Мне бы надо было рассказать все заранее, но так хотелось сделать сюрприз… – И протянул ей руку. – Бери под уздцы лошадь – пойдем внутрь!Да, основательно она опростоволосилась… Толуй поднял потайной рычаг, и несколько крупных каменных глыб отвалились в сторону. Под ними начинался широкий пологий спуск – здесь пройдут даже лошади.Спуск вел к скрытой под землей гробнице. По обеим сторонам его к стенам крепились железными кольцами факелы. Взяв один, Толуй зажег его и двинулся вперед. Все ниже спускались они под землю, пока не дошли до высокого зала с двенадцатью опорными колоннами. У каждой колонны – устрашающего вида каменный страж: облачен в воинские доспехи, держит в каменных руках меч и лук, на поясе кривая сабля. Эти фигуры подобны стражникам, которых она видела в покоях Ху-билая.– Это зал Стражей. – Толуй выпустил из рук поводья лошади. – Он служит ночлегом для паломников-монголов, которые приходят сюда поклониться могиле великого Чингисхана. Здесь есть жаровни и дрова. В подземном источнике – свежая вода. В сундуках у стен – шкуры и одеяла. Но, говорят старики, горе тому, кто приблизится к могиле с оружием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34