Мощная охрана, мол, мешает только Ахмаду – проворачивать свои темные делишки. Я уже говорил тебе, что Джинким во всех видит изменников, мечтающих только о том, чтобы свергнуть Хубилая с трона. – И улыбнулся.Беатриче удивилась – что тут смешного. Лично для нее ничего. В этой черте Джинкима нечто большее, чем причуда, – это граничит с манией преследования.– Он одержим этой идеей, понимаешь, Беатриче… Но повторяю: это не лишено смысла, что признает даже Хубилай. Вот мы и пришли.На каждом углу, в каждой нише, за каждой колонной – до зубов вооруженный стражник, словно дворец хана на военном положении.Неужели жизнь Хубилая и впрямь подвергается такой опасности?Джинкиму надо было жить в двадцатом или двадцать первом веке. Знай он, какие изобретены камеры наружного наблюдения, сигнализационные устройства с лазерным управлением, – умер бы от восторга. Во всяком случае, все это очень облегчило бы его работу и успокоило мятущуюся душу.Маффео остановился и постучал в дверь.– Перед дверью в его личные апартаменты охраны нет. Это единственное, в чем Джинким уступил брату.Открывать дверь тут некому – Маффео сам открыл. Слуги, по-видимому, тоже не слышали стука. До пришедших донесся громкий смех. Что это – Хубилай празднует с приближенными свое возвращение? Воображение Беатриче мгновенно нарисовало картину: одетые в кожу и меха люди, напившись, катаются по полу…Того, что она услышала, а потом увидела, Беатриче никак не ожидала. Сначала до нее донесся тихий, легонький смех, оказалось, смеялся маленький ребенок. Представшее взору буквально пригвоздило ее к полу – и она застыла прямо в дверях.На низеньком, покрытом мехом табурете сидел пожилой человек. Лишь очень отдаленно он напоминал императора, которого она видела в тронном зале, – строгого, неподвижно глядящего вдаль, в чопорном одеянии.И это сам император, перед которым падали ниц все окружающие?.. На нем простая монгольская одежда, улыбающееся лицо покрыто сетью мелких, симпатичных морщинок. Качает на коленях мальчугана от силы четырех лет от роду. Рядом, на полу, небольшая полноватая женщина – стоит на коленях, сложив руки на животе, и тоже улыбается морщинистым лицом. Ребенок повизгивает от удовольствия, а мужчина смеется громко и заливисто. Невозможно не заразиться этим общим весельем… Вся троица от души радовалась своему счастью, и трудно сказать, кто больше других. Эта идиллическая сцена напомнила Беатриче детские книжки с картинками.– Когда я буду приветствовать хана, ты должна сделать поклон, – прошептал Маффео.– Так значит, это…– Да-да, конечно же!О боже, неужели это и правда сам император?! Немолодой, нисколько не величественный и, как всякий дедушка на свете – простой пастух, крестьянин или торговец, – запросто играет с внуком… Он ли, добродушный и веселый, ведет кровопролитные войны, его ли имя у порабощенных им народов отождествляется с ужасом, страхом, смертью?!– Приветствую тебя, Хубилай-хан! – Маффео поклонился.Беатриче сделала то же самое.– Приветствую великого и всемогущего вождя всех монголов, сына богов и…– Полно, полно, Маффео! – перебил его хан, подбрасывая вверх внука. – За сегодняшний день я слишком устал от церемоний, с меня хватит.Поймал мальчика, поцеловал и шепнул ему что-то на ухо. Потом обратился к женщине и тоже поцеловал ее.– Кто она? – едва слышно прошептала Беатриче.– Это жена Хубилая. – Маффео заметил изумление на ее лице. – Не императрица, которую ты видела в тронном зале. Ту зовут Мей Ли, она дочь одного из китайских владык. Хубилай назначил ее императрицей, чтобы усилить влияние на китайскую знать. А это его настоящая жена.Пожилая женщина взяла малыша на руки, и со смехом оба исчезли, растаяли в бескрайней глубине дворца.– Мы здесь, к счастью, не в Китае, Маффео, – заметил хан, когда жена с внуком удалились. – Мы в моем доме. И хотя бы здесь я могу приветствовать друзей, как хочется мне. – Хубилай встал и подошел к ним.Как легко и гибко он передвигается, а ведь ему уже около шестидесяти, не меньше.– Приветствую тебя, друг мой! – Он взял Маффео за руку. – Много времени прошло с тех пор, как мы виделись с тобой в последний раз. Как у тебя дела?– Как бы тебе сказать… – Маффео смутился.– Ничего не надо говорить, друг мой. Дела у тебя, как я вижу, не лучше, чем у меня. В коленях ломит, руки не гнутся, глаза плохо видят… – И улыбнулся. – Один мудрец сказал: «Только тот избавлен от старческих страданий, кому суждено умереть молодым». – Хан положил руку Маффео на плечо. – Нам надо как-нибудь снова поохотиться вместе – без гонки и травли, как в молодости. Долго, медленно скакать на лошади по замерзшей степи, с колчаном и стрелами за спиной… А промахнемся, ослабеет глаз или дрогнет рука – никто не осудит и не посмеется над немощной старостью.– Звучит заманчиво, – улыбнулся Маффео.– Не правда ли? Но боюсь, в этот раз не получится – нет времени.– Ты не собираешься задерживаться в Шангду? – Маффео явно расстроился.Хан вздохнул, улыбка исчезла с его лица. Сейчас у него вид правителя, которому не дают покоя заботы о своем народе и государстве.– Желание у меня есть, мой друг. Но дело не в этом. Неотложные дела вынуждают меня очень скоро вернуться снова в Тайту. Все переезжают в Тайту.– Все? Но что…Хубилай отмерил несколько шагов по комнате. Скрестив руки за спиной, принялся рассматривать драгоценные шпалеры на стене, словно впервые видел их.– Столица наконец отстроена, и нет причин, чтобы двор и дальше оставался в Шангду. – Он сделал паузу, и Беатриче показалось, что ему вдруг стало трудно говорить. – Совсем скоро, через несколько дней, собираем имущество и всем двором трогаемся в путь, чтобы успеть до зимних холодов. Мне отпущено немного дней, чтобы в последний раз насладиться красотами Шангду.– Я слышал, новый дворец в Тайту по красоте даже превосходит этот.Хубилай согласился:– Да, это так. Он в самом деле прекрасен. Китайские мастера превзошли самих себя. Тебе он понравится, друг мой. Кроме того, Тайту больше по размерам и имеет более благоприятное стратегическое положение в стране, чем Шангду. Это хорошо продуманное решение – перенести столицу в Тайту. Но скажи мне честно, друг мой, тоскует ли твое сердце по Шангду или по городу, где ты родился?Маффео смущенно опустил взгляд. Хубилай улыбнулся, но в улыбке сквозила тоска. Он медленно продолжал:– Видишь ли, Маффео Поло, я разделяю твои мысли и чувства. При всей роскоши и красоте, которые ожидают меня в Тайту, мой дом здесь. Всем сердцем я прирос к нему. Этот город напоминает мне о юртах моих дедов, о Каракоруме, городе Чингисхана. Спросили бы меня, где хочу умереть, – назвал бы Шангду. – И слабо махнул рукой, словно отгоняя невеселые мысли, как назойливых мух. – Но не будем сейчас об этом! От разговоров легче не станет. Подождем до завтра.Он повернулся к Беатриче, рассмотрел ее с головы до ног.– Это та женщина, о которой говорил мне Джинким? Та, которую вы нашли в степи?– Да, это она.Хубилай обошел Беатриче вокруг, покачивая головой:– Нет. Мой брат прав – она не из моей свиты. Откуда ты явилась, женщина?Беатриче, потрясенная тем, что хан обратился к ней, потеряла на миг дар речи.– Моя родина зовется Германией, – ответила она не сразу. И поймала себя на мысли, что мужчины все это время разговаривали на арабском. Но почему? Не из вежливости ли по отношению к ней? Ведь среди принятых при дворе языков она понимала только этот. – Германия находится на севере Страны заходящего солнца. Я…– Я не знаю такой страны, которую ты называешь своей родиной, – перебил ее Хубилай, но в голосе его не было враждебности. – Как случилось, что ты оказалась в степи совсем одна – без повозки, без сопровождения? Кто бросил тебя там?Беатриче метнула взгляд на Маффео: что ответить?– Не знаю, великий хан, как это случилось. – Она утешалась тем, что хотя бы не лжет. – Я, к сожалению, ничего не помню.Глаза Хубилая сузились в щелки – он видит ее насквозь, как через увеличительное стекло. Уверена – читает все ее мысли… Одно ясно: хан не тот человек, которого можно обмануть. А если бы кто и захотел…– На твоей родине разговаривают по-арабски? – спросил он так же по-дружески и непринужденно, как если бы хотел узнать, который теперь час.Беатриче бросило в жар – это экзамен. И от того, как она его выдержит, зависит ее свобода или неволя, а может быть, даже жизнь или смерть. Надо выдержать во что бы то ни стало! Даже не из страха за свою жизнь, во всяком случае, не только поэтому…И вдруг ее осенила неожиданная мысль – надо произвести впечатление на Хубилай-хана. Что-то в нем напомнило ей вдруг одного хирурга, с которым она познакомилась во время учебы в ординатуре, – ходячая медицинская энциклопедия.Он ей очень нравился. Ее не раздражал даже его злобный цинизм и множество разнообразных мелких недостатков. Этот врач стал для нее образцом для подражания, не в последнюю очередь благодаря ему решила она посвятить себя хирургии, несмотря на уговоры друзей и родных.– Нет, – ответила она и посмотрела хану прямо в глаза.Мелькнула мысль, что смотреть на хана вот так, в упор, скорее всего, запрещено. Не исключается, что в этой стране такой взгляд непростителен и за него можно поплатиться жизнью.Но Хубилая этот взгляд, по-видимому, совершенно не смутил. Да и Маффео, наверное, предупредил бы ее заранее.– А откуда тогда ты знаешь арабский язык?– Я была одной из жен в гареме эмира Бухары. Там и выучила арабский.– В гареме? Так-так… – Хан стал расхаживать по своим покоям. – Тогда почему ты не в Бухаре? Ты сбежала оттуда?Она взглянула на Маффео: рассказал ли он что-нибудь о ней хану? Если да, то что?– Нет. – Решила, насколько возможно, говорить правду. – Эмир отдал меня своему личному врачу в качестве подарка, и этот врач позже отпустил меня на свободу.Хубилай удивленно поднял брови:– Он подарил тебе свободу? – И еще раз внимательно ее оглядел, как бы выискивая недостатки. – И сделал это по доброй воле? – Он покачал головой. – Или ты околдовала этого врача, или он один из тех, кто предпочитает мужчин.Видимо, ей не верят. Что делать, чтобы убедить его? Нельзя же выдать тайну о камне Фатимы…Но не успела она взглянуть на Маффео, чтобы найти у него поддержку, как император откинул голову назад и разразился хохотом. Смеялся он так, что по щекам потекли слезы. Наконец успокоился и положил руки ей на плечи.– Добро пожаловать в мой дом, Беатриче из Страны заходящего солнца! Пусть мой дворец будет твоим домом и пусть у тебя будут здесь друзья!Она не находила слов. Всего ожидала от Хубилай-хана, тирана и завоевателя, но только не этой человеческой простоты и сердечности, приветливой улыбки, озарившей его лицо.– Я… благодарю вас… – заикаясь, проговорила она.Маффео оказался прав: ей нравится Хубилай независимо от того, какие зверства он совершил или еще совершит до конца своих дней. Этот человек, с его лучезарной улыбкой и заразительным смехом, по-настоящему ей симпатичен.– Хубилай, у меня есть к тебе одна просьба, – склонился перед ним Маффео. – Беатриче была врачом у себя на родине и…– Женщина – врачом?.. – переспросил Хубилай и опять оглядел Беатриче, теперь недоверчиво. – Ты, должно быть, ошибся, Маффео. Может быть, ты имеешь в виду – одной из тех знахарок, что делают отвары из трав? Старухи рассказывают, мой дед Чингисхан во время дальних подходов в Страны заходящего солнца встречал таких знахарок. Они лечили болезни травами. Но, по рассказам, это все старые, некрасивые тетки, которые жили уединенно, скрываясь в темных, непроходимых лесах. Эта же…– Я не знахарка. Я хирург! – перебила его Беатриче.Постепенно она освоилась; Хубилай перестал казаться ей неприступным правителем. Ведь и в двадцать первом веке находились мужчины, которые не признавали женщин-хирургов. Даже среди коллег у нее возникали проблемы на этой почве. Хубилай искренне удивлен, не более того.– У себя на родине я лечила всевозможные травмы и раны.Император наморщил лоб.– Всевозможные раны?.. К примеру, раны от удара ножом, мечом или стрелой?Естественно, его интересовали раны, полученные в боях, – ведь он полководец. Ничего удивительного в том, что он думает о своих воинах.– Да, раны любого происхождения. Кроме того, переломы костей, контузии…Хубилай снова убрал руки за спину и длинными шагами заходил по комнате.– Это очень кстати. Китайцы умеют лечить многие болезни, но в лечении ран часто бессильны. Арабские врачи тоже не всегда справляются, полагаясь на волю Аллаха. Врач, способный лечить раны, – это подарок богов. Как много добрых и отважных воинов умерли на моих глазах! – Хубилай вдруг остановился как вкопанный. – А ты хорошо обучена? Ты пользуешься славой у себя на родине?Беатриче пожала плечами – конечно, она неплохой хирург. Но что касается славы… Наверняка есть врачи более авторитетные, чем она. Не только в Германии или Гамбурге, даже в ее отделении…– Обучена хорошо. Правда, не знаю…– Ты можешь действовать самостоятельно или тебе нужен учитель?– Нет, не нужен. Конечно, могу.Хубилай жестом прервал ее – и вдруг она увидела в приветливом, симпатичном человеке и ласковом дедушке великого хана, правителя могучей империи. Он знает, чего хочет, и сразу же демонстрирует свою волю, не считаясь с тем, как она отреагирует.– Маффео, кто у нас самый лучший врач в Шангду?Маффео задумался на минуту.– Ли Мубай. Он лучший врач в Шангду и, по моему мнению, во всем государстве.Хубилай улыбнулся:– Я слышал, что ты любишь Ли Мубая, но твое мнение может быть предвзятым. В Тайту тоже есть хорошие врачи, к примеру Ло Ханчен. Говорят, самые тяжелые болезни излечивает с помощью одной только иглы. Или Тан Джинпо – учился у одного арабского целителя. Правда… – Он тихо покачивал головой вправо и влево, – очень молод, ему не хватает опыта и мудрости. – Подумал, помолчал засмеялся. – Но я согласен с тобой, друг мой. Ли Мубай сделал много хорошего, я никогда не слышал о нем дурного слова. Может быть, он действительно лучший врач в моем государстве. – Император повернулся к ней. – Беатриче, женщина из Страны заходящего солнца, у меня к тебе поручение, – нет, скорее просьба. Готова ли ты взять в ученики Ли Мубая, Ло Ханчена, Тан Джинпо и всех других врачей в Тайту и передать им свой опыт? Взамен ты могла бы научиться у них древнекитайскому искусству врачевания. Это пойдет на благо всему народу.Под «народом» Хубилай подразумевал прежде всего свою армию. Но что это меняет для нее? Серьезность и торжественность, с какими он изложил свою просьбу, больше подходили бы к свадебной церемонии. Беатриче вовремя взяла себя в руки, чтобы не выпалить сразу: «Да, я согласна!»– Ваша просьба делает мне большую честь, великий хан. – Она низко поклонилась. – Я с радостью принимаю ее и постараюсь достойно выполнить.– Это не станет для тебя потерянным временем, – с улыбкой произнес Хубилай. – Потерпи немного, и, когда мы окажемся в Тайту, ты сразу приступишь к делу. Маффео, передай Ли Мубаю мое решение. Если у него возникнут веские возражения, пусть доложит мне. Если нет – он поступает в ученики к Беатриче, женщине из Страны заходящего солнца. Такова моя воля и быть по сему! – Хан положил руку ей на плечо. – Твоя родина, наверное, интересная страна. Никогда еще я не слышал, чтобы мужчины доверяли женщине лечение своих ран. Когда-нибудь ты мне расскажешь об этом подробнее, но не сегодня. По дороге у нас найдется для этого достаточно времени. А сейчас… я обещал внуку рассказать ему перед сном одну историю. Мужчина должен держать свое слово – особенно перед ребенком.Маффео и Беатриче поклонились владыке и покинули его покои. Возвращаясь к себе, Беатриче не шла – парила. Неужели все это происходило наяву? Хубилай предложил ей поучиться у местных целителей и одновременно передать им свой врачебный опыт? Не грезит ли она?Ведь речь, по сути, шла о культурном и научном обмене – таком, который начиная с восьмидесятых годов шел между Гамбургским и Пекинским университетами. Гамбургские коллеги радостно похлопывали друг друга по плечу, гордясь этим прогрессом. Каждый раз, когда происходил обмен студентами или доцентами, это событие торжественно отмечалось.Но что это по сравнению с обменом, который предлагается ей? Хубилай предвосхитил многое на века вперед. И такого человека она считала отсталым и необразованным… Неужели Хубилай-хан, с которым она только что познакомилась, и есть тот кровожадный и необразованный правитель, тиран, каким рисуют его историки? Невероятно! Тут ей вспомнилась одна фраза, вычитанная когда-то в газете: «История – это точка зрения историка».Разумеется, цивилизованный Запад ориентировался не на устные рассказы и поверья монгольских племен. Более серьезное значение придавалось письменным источникам, составленным китайскими летописцами. Причем, будучи побежденным народом, они, естественно, не слишком лестно рисовали монголов, иной раз искажали исторические факты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34