А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Мэтр Виньяк?
Он не ответил. Ручка двери опустилась, но дверь была заперта на щеколду и не поддалась.
— Господин, вы спите?
В это время заговорил другой человек. Виньяк, не веря своим ушам, прислушался, потом медленно опустил тяжелый подсвечник, отодвинул щеколду и открыл дверь. На пороге он увидел проявляющего нетерпение Вандервельде, а за его спиной стоявшего в скупом свете лампы, которую держал в руке фламандец, второго человека, в котором он тотчас узнал Джакомо Баллерини.
Виньяк отошел в сторону и пропустил гостей. Вандервельде оставил им лампу и исчез. Баллерини бросил быстрый взгляд на наброски, снял плащ и в ожидании остановился в середине комнаты.
— Ты не хочешь предложить мне сесть? Я много проехал верхом, и мне надо отдохнуть, прежде чем пуститься в обратный путь.
Виньяк собрал с тюфяка наброски, и Баллерини сел.
— Как вы меня нашли?
Баллерини отмахнулся от вопроса.
— Если я так легко тебя нашел, то это значит, что то же самое могут сделать и другие. Меня не удивит, если завтра утром здесь будут солдаты, ищущие твоей головы.
Врач бегло осмотрел комнату. Потом снова перевел взгляд на художника, который нервно кусал губы.
— Времена слишком тяжелые для того, чтобы можно было оскорблять Его Величество.
— Это ложь. Если бы вы знали, как все было в действительности.
— Это абсолютно все равно. Правда заключается в том, что ты не единственный, кто дал себя обмануть. Обмануты все, даже заговорщики, даже сам король. Но из-за этого для тебя дело становится еще опаснее.
Виньяк смотрел на врача большими глазами.
— Я не понимаю ни одного слова.
Виньяк сразу узнал летучий листок с пасквилем и собственным рисунком.
— Это та самая картина, о которой ты говорил мне в январе?
Виньяк кивнул.
— Это очень плохая копия. Но сюжет выглядит правильно.
— Я знаю, как он выглядел.
Виньяк изумленно вперил взгляд во врача. Баллерини продолжал:
— Вы прибыли в Париж летом прошлого года. У тебя был с собой портрет герцогини, и ты передал его по назначению через Валерию, не так ли?
Виньяк еще раз кивнул.
— Тогда в январе, когда мы с тобой встретились, ты рассказал мне, что речь идет о копии картины, которую ты видел в Шенонсо. Это была аллегория плодовитости и целомудрия.
— Да, там я изобразил герцогиню в ванне в окружении детей. Валерия отнесла картину в дом Дзаметты, а оттуда се отправили в Монсо, к герцогине.
— Откуда тебе это известно?
Виньяк оценивающим взглядом посмотрел на врача. Тот совсем не изменился. Он даже одет был так же, как тогда, в Монпелье. Те же тесно облегающие штаны, та же доходящая до колен накидка, та же широкополая шляпа, лежавшая сейчас на тюфяке рядом с кожаной сумкой, с которой хирург не расставался ни на минуту, не спуская с нее глаз.
Виньяк знал, что находится внутри. Слишком живы были воспоминания о той страшной ампутации в Тулузе и ужасных инструментах, появившихся из этой сумки.
— Как мне сказала домоправительница герцогини, госпоже было очень приятно, когда столяры доставили картину в Монсо.
Баллерини покачал головой. Потом медленно произнес:
— Герцогиня в глаза не видела этой картины.
— Что?
— Картина не покидала Париж.
— Откуда вам это известно?
— Я лично был в Монсо в октябре и ноябре, так как ассистировал во время операции, которую делали королю. То, о чем говорила тебе домоправительница — между прочим, ее зовут Мари Эрман, — никогда не имело места в действительности.
Художник недоверчиво посмотрел на Баллерини. Потом отвернулся и подошел к окну.
— Змея. — Он беспомощно вглядывался в ночную тьму.
— Валерия отнесла картину в дом Дзаметты?
Вопрос донесся словно издалека. Что все это должно значить? Он слышал, как врач повторил вопрос.
— Зачем?
— Она сказала, что оттуда намного легче передать картину герцогине. Большие размеры дома и вольные нравы давали, как нам казалось, возможность отдать полотно герцогине.
— И Валерия лично передала ей портрет?
— Думаю, что да. Она сказала, что нашла покои герцогини и отдала туда картину.
Виньяк на мгновение замолчал. Как ей вообще позволили туда войти?
— Я приложил к портрету письмо, в котором объяснял свой поступок. Герцогиня должна была расценить это как выражение почитания и преклонения перед ее великим будущим. Несколько дней спустя пришла Валерия с известием, что я могу прийти в дом герцогини на улице Фруаманто, чтобы получить новый заказ. Прием, мне оказанный, был довольно странным. Но об этом я уже рассказывал вам в январе.
— Где Валерия?
— Этого я не знаю. После того как я в среду нашел пасквильный листок, я попытался найти ее в доме Дзаметты, но мне сказали, что ее там нет. Я попросил стражника передать ей, чтобы она тотчас по возвращении пришла в дом Перро, но…
— …она не пришла.
— Нет. Вместо нее вечером появился слуга этой Эрман. У него оказался ключ от дома… О нет, Боже мой…
Баллерини опустил глаза. Виньяк сполз на пол и, оцепенев, застыл на месте. На улице пел дрозд и верещали сверчки. Баллерини вкратце рассказал, что произошло в тот вечер в доме Перро между ним и Люссаком. Когда врач упомянул о приходе Андреа, Виньяк испустил подавленный стон. Баллерини наклонился к нему и заговорил быстрее.
— Мы еще не знаем, что происходит в действительности. Виньяк, думай. Это они испытывают сейчас страх. Их план провалился, события пошли в совершенно неожиданном для них направлении.
Художник поднял глаза.
— Какой план? О чем вы вообще говорите? Врач откинулся назад.
— Никто, если он ясно мыслит, не желает этого брака. Опасности, проистекающие из него, столь многочисленны, что одно их перечисление займет день и ночь. Во всем королевстве есть только два человека, которые не понимают этой многоликой опасности, — это герцогиня и сам король.
Из глубин памяти в сознание Виньяка проникли слова рыжеволосой женщины. Что она сказала тогда, прежде чем отослать его? Герцогиня и король пребывают в страшной опасности. Подобно вам, они преследуют великую цель, и чем ближе они к ней подходят, тем сильнее становится опасность, которую она собой представляет. Король слеп и не видит пропасть, разверзшуюся у его ног. Ваша задача — открыть ему глаза. После речи Баллерини слова эти приобрели совершенно иной смысл. Герцогиня представляет опасность для короля? Что за злонамеренную чушь ему здесь преподносят? Баллерини между тем заговорил с еще большим жаром:
— В сентябре я получил письмо от Беро, придворного хирурга короля. Он просил меня приехать в Париж, так как ему вскоре предстоит выполнить сложную операцию, а посему потребуется помощь опытного коллеги. Я прибыл в Париж в октябре и вместе с Беро отправился в Монсо, где в это время находился больной король. Беро блестяще провел эту операцию, и она завершилась благополучным исходом. Его Величество быстро поправился. Мы, врачи, весь октябрь и ноябрь наслаждались дружеским гостеприимством короля и герцогини. Однако природа недуга, поразившего короля, имеет ту особенность и опасность, что после удачной операции больной может лишиться своей мужской силы. Пока мы все находились в Монсо, все вокруг говорили только о наследовании трона. Не проходило ни одного дня, чтобы этот вопрос так или иначе не затрагивался кем-либо из присутствующих.
Герцогиня была возбуждена и несколько ослаблена. Снова собрался Совет, чтобы обсудить тягостный вопрос о разводе. Ни для кого не было тайной, что Папа Климент ни за что не согласится на развод Генриха, если тот, получив его, женится на своей возлюбленной. Переговоры с Римом застопорились. Вскоре разнесся слух, что герцогиня снова беременна. Происходило нечто странное. Король наконец решил направить своего посланца в Юссон, чтобы принудить королеву дать согласие на развод. Но еще до получения доверенности от Маргариты король приказал Силлери ехать в Рим и всеми силами выбить из Папы разрешение на развод. Кроме того, Наварра приложил все старания к тому, чтобы смягчить внутриполитическую напряженность. Было заключено несколько браков. Наварра выдал свою сестру, ярую протестантку, за католика, герцога Бара. Александр, младший сын Габриэль, был в декабре со всеми надлежащими почестями наречен наследником престола.
Можешь себе представить, как все эти события были восприняты при дворе? Каждый знал, что король хочет жениться на Габриэль, но никто всерьез не рассчитывал, что он действительно это сделает. Захотел бы властитель рискнуть всем, за что он боролся всю жизнь, ради любви к женщине?
Что произойдет после его смерти? Не успеет остыть его тело, как появятся претенденты, которые начнут делить между собой наследство бастардов.
Теперь представь себе расчетливую, но по сути своей примитивную душу человека, чья страсть к козням и интригам уступает только его врожденной тупости, человека, который отдаст все на свете, лишь бы воспрепятствовать такому нечестию. Поставь себя на место такого человека, которых при дворе больше, чем червей в трупе. Что станет делать такой человек? Скорее всего он измыслит козни, подобные тем, жертвой которых пал ты. Он или, лучше сказать, она, поскольку я, естественно, говорю об этой Мари Эрман, заманившей тебя в западню, об этой персоне, которая полагает, что своей умно поставленной интригой она может повлиять на ход вещей, — она заставляет тебя написать картину в нужный момент подсовывает ее королю, который публично попадает в такое положение, от которого Генрих, если он не лишен рассудка, должен избавиться, отказавшись от своего намерения. Я вижу, что ты не веришь мне и смотришь на меня так, словно я изъясняюсь на латыни. Но послушай, что произошло во вторник кануна Великого поста, то есть позавчера, на банкете в Лувре.
Баллерини поднялся и, продолжая говорить, начал расхаживать по комнате:
— Мое скромное участие в славной операции Беро привело к тому, что я был вынужден во время своего пребывания в Париже, которое я вообще-то хотел сделать как можно более кратким, испытать на себе всю тяжесть королевских милостей. Так, несколько недель назад я получил приглашение посетить празднование кануна Великого поста. Я не знаю, каким образом этой Эрман удалось так распределить выступления, чтобы поставить бедного придворного шута, который руководил церемонией, в совершенно немыслимое положение. Король и герцогиня, одетые как лесной дух и нимфа, сидели за столом в передней части бального зала, а остальные гости располагались за столами, расставленными в остальной его части. Как обычно, было поставлено несколько танцевальных номеров, из-за которых вся Европа завидует французскому двору. Я много слышал об этом искусстве и должен сказать, что, хотя мои земляки итальянцы являются непревзойденными художниками и скульпторами, искусству балета им надо учиться у французов.
В последнем балете происходило нечто, о чем я должен рассказать тебе чуть ли не в лицах. Представление называлось «Балет чужеземных народов», и в нем было показано своеобразное танцевальное путешествие по миру. Корабль с капитаном и матросами плывет по Мировому океану и заходит во время этого путешествия в порты самых отдаленных стран. В каждой из этих земель, вопреки рассказам о таких экспедициях, какие мне приходилось читать, моряков встречали пением, танцами и дружеским обхождением, а потом с миром отпускали восвояси. В балете было между прочим показано путешествие в Индию. Труппа едва одетых индианок вышла на сцену и поразила присутствующих действительно волшебным по красоте танцем. Наконец вся группа подошла к столу короля и герцогини, и каждая танцовщица по отдельности показала королю свое искусство. В этом, по меркам французского двора, не было ничего особенного или необычного. Наварра щедро угощался, а взгляд его блуждал там, куда он не мог дотянуться рукой. Но когда закончила выступление предпоследняя танцовщица, короля словно подменили.
Весь зал затаил дыхание. К королю, грациозно танцуя, приблизилась индийская Афродита. Наварра на глазах превратился в юношу, никогда не видевшего женского тела. «Вот еще одна шлюха для короля», — прошептал кто-то возле меня. Я взглянул на герцогиню, но ее лицо не выразило ни малейшего волнения. Я спросил Беро, который стоял рядом со мной, кто эта девушка, и он в ответ шепнул мне, что это юная д'Антраг. Ее зовут Генриетта, но мне не стоит обращать на нее слишком большое внимание, старому льву просто бросают кусок свежего мяса, не более того. Балет сорвал бурные рукоплескания, и сам Наварра не погнушался щедро приласкать своих верных служанок. Я вряд ли сохранил бы в памяти такие подробности, если бы вскоре после этого не произошло событие, выставившее замечание Беро в совершенно неожиданном свете.
Шико, королевский шут, внезапно появился перед гостями с лютней, а за его спиной поставили семь картин, которые, однако, до поры до времени находились в чехлах. Шико ударил по струнам и запел. Я не мог разобрать слов, ибо не слишком бегло говорю на французском языке такого рода. Очевидно, однако, что он воспевал красоту женщин, прославлял их обольстительность, добродетели и то колдовство, с помощью которого они обретают власть над нами, мужчинами. После каждой строфы слуга снимал чехол с очередной картины. На одном полотне, словно в подтверждение песням Шико, был блистательный портрет знатной дамы за утренним туалетом. До меня не слишком полно дошел смысл этой игры, но гости банкета, и прежде всех сам король, получали от этого представления истинное удовольствие.
Постепенно в сюжетах представленных картин стали происходить интересные изменения. Шико воспел, насколько я мог понять его цветистый язык, страдания Актеона. На одном из полотен была запечатлена соответствующая сцена. Из ручья выходит Диана, а на заднем плане едет рыцарь, собаки которого рвут на части несчастного, уже превращенного в оленя Актеона. Когда открыли следующую картину, то на ней все мы увидели тот же сюжет. Только на месте Дианы была…
— …герцогиня де Бофор.
— Да, а рыцарь на заднем плане…
— …оказался самим Наваррой.
— Ты знаешь эти картины?
— Так же как собственную ладонь.
— Ну, тогда тебе, должно быть, известно и все дальнейшее. Шико запел о вечной любви, о супружеской верности, о счастье, которое приносят нам наши дети, и о целомудрии и добродетели. Шико украсил свое выступление множеством острот, которые не раз исторгали смех у всех присутствующих. Сняли очередной чехол, и гости увидели предпоследнюю картину, на которой была изображена знатная дама в ванне, окруженная двумя детьми, кормилицей и камеристкой, которая ставит на стол, расположенный на заднем плане картины, кувшин с водой.
— Великий Боже… это же картина из Шенонсо?
— Рядом с дамой блюдо с фруктами, и ее маленький сын…
— …стоя позади ванны, тянется ручонкой за яблоком. Не трудитесь. Я знаю эту картину лучше, чем вы вырезанные из груди сердца и легкие. Это был лишь пролог к моему первому портрету герцогини.
— Но на этом портрете ты, без сомнения, заменил лицо неизвестной дамы лицом герцогини, не так ли?
— Да, правда, я ввел и другие изменения, но это было самым важным.
— Значит, Шико думал, что на последней картине, которую предстояло открыть, будет изображена герцогиня в такой же позе, сидящая в ванне в окружении своих детей. — Баллерини на мгновение замолчал. Потом тихо засмеялся. — Бедный Шико. Как она его подвела. Вероятно, его едва не хватил удар, когда сняли последний чехол, и вместо вдохновляющей на добродетель и любовь Габриэль король увидел отвратительную шлюху. Картину едва успели открыть, как все буквально отпрянули. Герцогиня испустила громкий вскрик и бледная как смерть упала в кресло. Король гневно смотрел на Шико, лицо которого стыд и злость попеременно окрашивали то в красный, то в белый цвет. Казалось, он утратил не только дар речи, но и на какое-то время рассудок. Хорошая работа, Виньяк, если допустить, что ты никогда в жизни не видел эту д'Антраг.
— Кто вам это сказал?
— Не надо обладать богатой фантазией, чтобы угадать, что женщина, сидящая в ванне рядом с герцогиней, очень похожа на танцовщицу, околдовавшую короля.
Виньяк вперил во врача гипнотизирующий взгляд, но тот не дал сбить себя с толку и как ни в чем не бывало продолжил свой рассказ:
— Смысл картины прямо бросался в глаза. Смотрите сюда, говорит картина, шлюхи короля обмениваются воображаемыми обручальными кольцами, но король не женится ни на одной из них, поэтому на картине и не видно никакого кольца. Одна уже вскоре будет выведена из игры. Но следующая уже сидит наготове.
Художник побледнел. Вот, значит, как обстоят дела. Пот выступил у него на лбу.
— Проклятая змея. Она заплатит мне за это.
— Подожди и выслушай историю до конца. Наварра наклонился к герцогине, заставил ее подняться. По залу прокатилось общее беспокойство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46