Не знаю, может, Хоршид-шах раньше нашего туда поспеет.
Махпари от подобных речей так и размякла: как раз на это она и уповала, ведь Махпари была без памяти влюблена в Хоршид-шаха. Едва услышав о свидании с ним, она так обрадовалась, что поддалась на уговоры Кануна. Она сказала:
– Лала, как лучше поступить?
– О царевна, он доверенный человек Хоршид-шаха, его твой отец прислал, – ответил Лала. – А там воля твоя.
– Да я уж и не знаю, как быть, – говорит Махпари, – тебе виднее.
Тогда Лала-Салех сказал Рухафзай:
– Надо ехать. Сколько нам здесь торчать?
– Уж и не знаю, что сказать, – ответила Рухафзай.
Судили они, рядили, наконец решили: отперли ворота, и Канун вошел в крепость. Видит он, царевна сидит, Рухафзай ей прислуживает. Посмотрел он на красу, рост и дородство Мах-пари, подивился и сказал себе: «Такой прекрасной девушки еще на свете не бывало! Неудивительно, что из-за нее столько народу сражаться готово». Поклонился он девушке и сказал:
– О царевна, не теряй времени, надо нам отправляться.
Махпари возразила:
– Нам же нужны носилки!
– Да, царевна, я просил у шаха, – ответил Канун, – а он сказал, что тут недалеко, когда подъезжать будем, известим его, и он вышлет носилки нам навстречу. Так что пока садитесь верхом и поедем.
Сели Махпари, Лала-Салех и Рухафзай на лошадей. Канун подозвал Мефтаха, одного из тех слуг, что с ним приехали, и сказал:
– Присмотри за крепостью, пока шах не пришлет кого-нибудь, эти две девушки останутся с тобой, и двое слуг тоже.
После этого они пустились в путь и погнали коней вовсю, пока не доехали до удобной лужайки. Там они расседлали лошадей, немного отдохнули и перекусили, как вдруг в степи пыль столбом поднялась. Канун подумал: «Вот беда-то, пропало наше дело, зря мы так старались… Что же теперь делать?» Стал он прикидывать, как бы выход найти, а сам с тех клубов пыли глаз не сводит. Тут обозначился средь пыли онагр, который скакал на лужок попастись. Увидел он людей и назад умчался.
Обрадовался Канун. Тотчас поднялся он, сели все на лошадей и отправились дальше. До полуночи ехали они окольными путями. А у Кануна полное снаряжение с собой было, и среди прочего в седельных сумках два кувшина воды. В одном вода была смешана с зельем, от которого в беспамятство впадали, а в другом чистая. Вот он достал тот кувшин без дурмана и стал пить. А ведь известное дело, коли в дороге один кто-нибудь пить начнет, то и всех прочих непременно жажда одолеет, особенно ночью. Вот и Махпари захотелось воды. Она говорит:
– Лала, дай мне напиться.
Канун услыхал, тотчас вытащил кувшин, в котором было зелье, и подал Лала-Салеху. А у Махпари был такой обычай: все, что она пила или ела, сначала давать Рухафзай. Поднесли ей кувшин с водой, она сначала протянула его Лала-Салеху, чтобы он выпил, потом – Рухафзай, а потом и сама напилась и кувшин вернула Кануну. Прошло немного времени, и то зелье стало действовать. Голова у девушки закружилась, нутро стало жечь. Она сказала:
– Ох, Лала, Рухафзай, измена! Я вам говорила, глядите лучше, не то обманут нас! Теперь мы погибнем понапрасну!
С этими словами она упала с коня. А у Лала-Салеха и Рухафзай тоже в голове помутилось, и они вслед за ней на землю попадали. Канун соскочил с седла, отрубил голову Лала-Са-леху и уже подошел к Рухафзай, чтоб и ей голову снести, да жалко ему стало: он слышал, как она поет. Он сказал себе: «Не стоит убивать музыкантов, тем более женщин», подобрал Махпари и Рухафзай, связал их и двинулся дальше, пока не подъехал к ночным караулам. Той ночью в карауле стоял Катран-пахлаван, он крикнул: «Кто идет?» – и тут увидел Кануна. Обрадовался Катран, приблизился к ним и спросил:
– О богатырь, с удачей ли ты возвращаешься?
– Да будет тебе удача, Катран, а я привез Махпари и Ру-хафзай-музыкантшу, взял крепость Шахак и оставил там кутвалем слугу Мефтаха.
Катран его расхвалил и вместе с ним въехал в лагерь, отправился прямо к царскому шатру. Газаль-малек все еще за вином сидел. Катран и Канун поклонились, Газаль-малек спросил:
– Ну, Канун, повезло тебе или нет? Львом ты вернулся или лисицей?
– Под твоей звездой и мне повезло, – говорит Канун, – львом я пришел.
И он положил перед Газаль-малеком Махпари и Рухафзай.
Газаль-малек поглядел на красу Махпари. Хоть и раньше он ею увлекался, теперь это чувство в любовь перешло, душу его смутило. Она-то без памяти лежала, а он глаз от нее не мог отвести. Потом царевич сказал:
– Что же я с нею делать буду, ведь мне сражаться надо… Нужно их в Мачин отослать, чтобы отец там ее посторожил, пока я не освобожусь.
Канун сказал:
– О царевич, нельзя Махпари отсылать в Мачин! Ведь тебе объяснили, что в Мачине Самак, что он ночью выкрал Сиях-Гиля и Сама из темницы Термеше, а также Дельарам и утварь и сыновей моих – всех он захватил. Если ты отправишь туда Махпари, как ее ни стереги, он все равно похитит ее. Надо ее отвести в крепость Фалаки, это твердыня неприступная. Пусть хоть со всего света войско окружит ее, а взять не сможет. Тысяча подобных Самаку не сумеет туда пробраться, тем более что кутвалем там наш старый слуга Адхан, человек надежный. Надо отослать Махпари туда, пока мы разузнаем насчет этого войска, решим, как быть. Если же нам придется отступить, она там будет в безопасности. Отправь ее в крепость Фалаки, ведь я уезжаю в Мачин.
– Раз так, сначала отвези Махпари, а потом уж поезжай в Мачин, – решил Газаль-малек.
– Повинуюсь, – ответил Канун. Тотчас он собрался, взял пятьдесят человек, забрал Махпари и Рухафзай и отправился в путь.
Господь судил так, что, когда Газаль-малек отослал Махпари в свою крепость, он от радости на месте усидеть не мог. Обратился он к своим богатырям:
– Превосходно Канун с этим делом справился! Никто еще такого не совершал! Да и дальше он все разумно рассудил.
Тут каждый свое слово сказал, пока за разговором не подошел день к вечеру. И вдруг вся земля задрожала, гром военных барабанов к небесам вознесся, так что со всего лагеря сбежался народ, все от страха содрогнулись, а Газаль-малек чуть разума не лишился. Говорит он:
– Посмотрите, что там случилось.
Тут вошел человек и сказал:
– О царевич, кончились теперь поединки да состязания! А ведь это они еще только в лагерь въезжают.
Царевич говорит:
– Коли так, надо нам уходить, видно, великое воинство подошло.
Богатыри сказали:
– О царевич, да разве так можно? Мы подождем, пока все войско подойдет, поглядим, что там за бойцы, как дело пойдет. Если сможем с ними справиться, будем сражаться, если перевес на их стороне будет, тогда уйдем.
Так они поспорили и остались на месте.
А тем временем к Хоршид-шаху явился человек и объявил:
– О царевич, добрая весть! Пришло огромное войско из Халеба, а во главе его – величавый старец по имени Хаман-везир.
Хоршид-шах, как услышал, вскочил, обрадовался, щедро наградил вестника, отдал ему платье со своего плеча, тотчас сел на коня и со всем своим войском выехал навстречу Хаман-ве-зиру. Проехали они около фарсанга и встретились с теми полками.
Когда взор Хаман-везира достиг Хоршид-шаха, он сразу спешился, а за ним и все воины его. Зарыдал царевич в тоске по отцу, Хаман-везир его обнял, а он так горько плакал, что войско вслед за ним в слезы ударилось. Стали богатыри подходить, руку Хоршид-шаху целовать. Хаман-везир приказал привести ему коня – ведь он и его войско пешими шли. Взял он царевича за руку, усадил на коня, Хоршид-шах подождал, пока сам Хаман-везир сел в седло, и направились они в лагерь и достигли царского шатра, а там поднялись на тахт.
Хоршид-шах усадил Хаман-везира рядом с собой, только и делал, что расспрашивал об отце с матерью. Хаман-везир сказал:
– О великий царевич, мать твоя приказала долго жить.
Хоршид-шах заплакал. Хаман-везир продолжал:
– С тех пор как ты расстался с отцом, три года прошло. Первый год отец твой сидел и пил вино со своими приближенными, потом он перестал пировать и веселиться, потерял вкус к состязаниям и играм и позабыл все иные занятия – только днем и ночью плакал и рыдал. От тоски по тебе он света белого не видел, спина его сгорбилась, ни днем он не знал покоя – нет чтобы с кем-нибудь словечком перемолвиться, – ни ночью отдыха. А когда получил от тебя вести, описать невозможно, как переменился. Так что, пока еще не собрались все полки, он выслал меня вперед, а остальное войско и казна идут следом. Скоро прибудут, я не сомневаюсь.
Поговорили они об этом. Хоршид-шах все плакал, а Хаман-везир сказал:
– О царевич, он прислал немного денег тебе на расходы. Позволь передать их тебе.
– Пусть у тебя будут, отец, – отвечал Хоршид-шах, – ты ведь мне вместо отца, а коли расход какой случится, ты их тратить будешь, пока отец мой не приедет.
И вот таким образом они день и ночь только тем и занимались, что вели эту беседу, рассказывали, что произошло за те три года. А через два дня Хоршид-шах сел вино пить, обласкал прибывших богатырей, усадил их, оказал каждому почет, каж-(дого отметил да приветил. До ночи они за вином просидели, а потом отдыхать отправились.
Наступила ночь и прошла, день начался, Хоршид-шах приказал играть в барабаны, и все объединенное войско вышло на поле брани. Когда Газаль-малек услышал грохот барабанов, волей-неволей пришлось и ему выходить на мейдан. С обеих сторон старшины ряды выстроили.
В том войске, что прибыло из Халеба, был богатырь по имени Хормоз-Гиль. Подошел он к царевичу, поклонился и сказал:
– О великий государь, разреши мне сегодня на поле выйти, силу показать.
Хоршид-шах ответил:
– Жалую тебя, богатырь, предводителем войска.
Поблагодарил Хормоз-Гиль, вскочил в седло и поскакал на поле. И сам он, и конь его в доспех железный облачены, едет он, грозный клич испуская, себя восхваляя, оружием бряцая, врагов устрашая. Поравнялся с войском Газаль-малека, ударил оземь копьем, шлем с головы снял, на луку седельную положил и вскричал:
– Я – наименьший войска нашего, Хормоз-Гиль, раб Марзбан-шаха, слуга сына его Хоршид-шаха. Выходите кто посмелее, померимся силами!
Не договорил он еще свои слова, как с правого крыла войска Газаль-малека всадник выскочил, вместе с лошадью в броню одет, копье наперевес, с боевым кличем подскакал он к Хормоз-Гилю и закричал ему:
– О презренный, кто ты такой?! Неужели ваш царь воображает, что в мире храбрецов нету? Показывай, на что ты годишься!
Газаль-малек сам лихости этого воина удивился.
– Что это за смельчак выискался? – спросил он.
– Да ведь это Катур, брат Катран-пахлавана, – отвечали ему.
Газаль-малек похвалил его, а Хормоз-Гиль, услышав слова Катура, ничего ему не ответил, только в гневе за копье схватился и на него ринулся. Катур тоже выставил копье, и так они скрестили копья и бились ожесточенно. Хормоз-Гиль от ярости прямо из себя выходил, потому что никто лучше него не знал копейного боя. И вот одержал он верх, ударил Катура в грудь копьем с такою силой, что острие копья через спину наружу вышло. Копье согнулось, а Катур рухнул с коня. И пронесся по войску Газаль-малека стон, а войско Хоршид-шаха возрадовалось.
Хормоз-Гиль опять вызов бросил. Другой воин выехал на поле, он и его сразил. Так положил он пятьдесят человек, а у самого даже кровь из носа не пошла! Всех он повергал наземь и приговаривал:
– Эх, Газаль-малек, с такими-то воинами ты мнишь отпор нам дать? Пошли-ка на мейдан такого бойца, что хотя бы недолго мог устоять!
Хотел Катран-пахлаван на поле выходить, но Гиль-Савар схватил за повод его коня и сказал:
– Обожди, богатырь, давай я отомщу за кровь твоего брата – не стоит тебе нынче на мейдан выезжать, ведь ты расстроен.
С этими словами он погнал коня на поле и набросился на Хормоз-Гиля. Долго они копьями бились – никому победа не досталась, ведь Гиль-Савар тоже хорошо копьем владел. Тогда отложили они копья, выхватили мечи, прикрылись щитами и обрушили друг на друга удары.
А Хоршид-шах в середине своего войска вино попивал, за боем наблюдал. Разгорячился он от вина, говорит себе: «Да что Долго возиться с этим войском?» И как был в шелковой рубахе, так на мейдан и поскакал. Богатыри дорогу ему заступили, кланяясь, сказали:
– О царевич, оставайся на месте, мы, рабы твои, отразим врага!
Выехал Хоршид-шах, окруженный богатырями, на поле, а Хормоз-Гиль с Гиль-Саваром все еще бьются. Был средь них один богатырь по имени Джебкейли. Он вложил в лук стрелу, никого не спросясь, выстрелил и пробил бок Гиль-Савару, так что наконечник стрелы из другого бока показался. Ударила Гиль-Савару желчь в голову, руки-ноги у него ослабели, в голове помутилось, упал он и умер. Прокатился по войску Газаль-малека стон – ведь Гиль-Савар был великий богатырь и шахский родич.
Тут Хаман-везир закричал на войско:
– На поглядение вас сюда привели, что ли? Ну-ка, возьмитесь все разом, да и истребите вражью силу! Или вас дела царевича не касаются?
Собрались богатыри все вместе: Хормоз-Гиль и Хордасп-шиду, Шерван Халаби, Сорхаб Голаби и Сорх Маргази, Шахак Гази и Абре-Сиях, все эти халебские богатыри со статридцати-тысячным войском и богатырями Чина Карамуном, Шируйе, Самуром, Аргуном Сарчупаном, Санджаром и другими окружили войско Газаль-малека и разгромили его. Только Газаль-малеку, Катрану, Сейлему да еще воинам двадцати удалось спастись, да и то все они были изранены. Они обратились в бегство, а казну их, и все добро, и шатры разграбили. Когда они бежали, Хоршид-шах с радостью и ликованием возвратился в свой шатер, а с ним и Хаман-везир и военачальники.
Хоршид-шах сказал:
– О Шогаль, не знаю я, как дела у брата моего Самака, ведь он в Мачине и пленные богатыри Сам и Сиях-Гиль тоже там. Поэтому нужен нам какой-нибудь человек, который поедет и заберет Махпари из крепости Шахак, ведь мы возвращаемся к шаху Фагфуру и уладим все, так что Самак тоже пусть возвращается. Ведь больше мучений, чем мы за это время претерпели, ни одному человеку в мире и за сто лет не доставалось.
Фаррох-руз поклонился и сказал:
– Великий государь, прикажи мне, и, коли нет здесь Самака, я поеду и привезу Махпари из крепости Шахак.
– Отлично, – согласился Хоршид-шах, – ведь ты мой брат, а Самака нет с нами.
Фаррох-руз с Самраном и еще несколько богатырей, учеников Шогаля-силача, отправились в путь и добрались до крепости Шахак. Вдруг сверху на них обрушился камень.
– Лала-Салех, ты что же бунтуешь?! – воскликнул Фаррох-руз. – Или ты нас не узнал? Ведь это я, брат Хоршид-шаха. Я приехал, чтобы доставить Махпари к царевичу: ведь мы обратили в бегство войска Мачина.
А Мефтах с крепости ему отвечает:
– Никакой я не Лала-Салех, меня Мефтахом звать, я слуга Армен-шаха. А Махпари, Рухафзай и Лала-Салеха давным-давно в Мачин отвезли.
Тут Фаррох-руз крикнул:
– Да что ты болтаешь, Лала?!
– То, что слышишь, – отвечает Мефтах, – крепость мы захватили, и она теперь наша, а Махпари увезли. Возвращайся, пока цел!
Огорчился Фаррох-руз, повернул назад, говоря себе: «Да как же это получилось? Я-то думал, что уже все уладилось, а дело вон как оборачивается!»
Приехал он к Хоршид-шаху, приветствовал его как положено и говорит:
– Царевич, крепость-то, оказывается, пала, а Махпари увезли! – И рассказал ему, что произошло.
Хоршид-шах так и подскочил:
– Да как это возможно?! Кто мог такое совершить?!
– Этого нам не сказали, – ответил Фаррох-руз.
Тогда Хоршид-шах к Аргуну обратился:
– О богатырь, вот они каковы, твоя крепость и ущелье! Крепость захватили, и Махпари увезли, а ведь я все эти невзгоды только ради нее и терпел. Уговорили меня ее в крепость поместить. И вот теперь я ее потерял, не найти мне ее больше! Захватили крепость, что же теперь делать, как Махпари отыскать? Горе мне, а я-то говорил, что все беды позади! Теперь-то я и попал в беду! Увы, Самак своей смелостью такого добился, а мы все зазря загубили…
Так горевал царевич, пока Хаман-везир не сказал ему:
– О царевич, на свете храбрецов много. Нашелся такой Самак, взял крепость, а потом другой явился, ее отобрал. Тут уж ничего не поделаешь. Вот сколько невзгод нам пришлось испытать за три года – и все из-за Махпари. А когда уж совсем было кусок ко рту поднесли – из рук вывалился! Надо нам написать письмо шаху Фагфуру и известить его обо всем. Сообщим ему, что мы отправимся в Мачин. Ведь если мы туда не пойдем – позор нам и бесчестье: мы так старались, а они девушку увезли! А еще говорят, что Самак-айяр, благородный человек, который сделал нам столько добра, в Мачин ради нас отправился. Когда он узнает, что мы туда прибыли, он присоединится к нам, мы ему обо всем расскажем, и он опять добудет нам Махпари. Ведь он мастер на такие дела!
– Так и поступим, – решил Хоршид-шах.
Хаман-везир тотчас написал шаху Фагфуру письмо, известил о сражении и о бегстве врагов, о захвате крепости Шахак и о похищении Махпари. Потом добавил, что отправляются они в Мачин, на поиски Махпари, и просил, если возможно, прислать корма для скота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Махпари от подобных речей так и размякла: как раз на это она и уповала, ведь Махпари была без памяти влюблена в Хоршид-шаха. Едва услышав о свидании с ним, она так обрадовалась, что поддалась на уговоры Кануна. Она сказала:
– Лала, как лучше поступить?
– О царевна, он доверенный человек Хоршид-шаха, его твой отец прислал, – ответил Лала. – А там воля твоя.
– Да я уж и не знаю, как быть, – говорит Махпари, – тебе виднее.
Тогда Лала-Салех сказал Рухафзай:
– Надо ехать. Сколько нам здесь торчать?
– Уж и не знаю, что сказать, – ответила Рухафзай.
Судили они, рядили, наконец решили: отперли ворота, и Канун вошел в крепость. Видит он, царевна сидит, Рухафзай ей прислуживает. Посмотрел он на красу, рост и дородство Мах-пари, подивился и сказал себе: «Такой прекрасной девушки еще на свете не бывало! Неудивительно, что из-за нее столько народу сражаться готово». Поклонился он девушке и сказал:
– О царевна, не теряй времени, надо нам отправляться.
Махпари возразила:
– Нам же нужны носилки!
– Да, царевна, я просил у шаха, – ответил Канун, – а он сказал, что тут недалеко, когда подъезжать будем, известим его, и он вышлет носилки нам навстречу. Так что пока садитесь верхом и поедем.
Сели Махпари, Лала-Салех и Рухафзай на лошадей. Канун подозвал Мефтаха, одного из тех слуг, что с ним приехали, и сказал:
– Присмотри за крепостью, пока шах не пришлет кого-нибудь, эти две девушки останутся с тобой, и двое слуг тоже.
После этого они пустились в путь и погнали коней вовсю, пока не доехали до удобной лужайки. Там они расседлали лошадей, немного отдохнули и перекусили, как вдруг в степи пыль столбом поднялась. Канун подумал: «Вот беда-то, пропало наше дело, зря мы так старались… Что же теперь делать?» Стал он прикидывать, как бы выход найти, а сам с тех клубов пыли глаз не сводит. Тут обозначился средь пыли онагр, который скакал на лужок попастись. Увидел он людей и назад умчался.
Обрадовался Канун. Тотчас поднялся он, сели все на лошадей и отправились дальше. До полуночи ехали они окольными путями. А у Кануна полное снаряжение с собой было, и среди прочего в седельных сумках два кувшина воды. В одном вода была смешана с зельем, от которого в беспамятство впадали, а в другом чистая. Вот он достал тот кувшин без дурмана и стал пить. А ведь известное дело, коли в дороге один кто-нибудь пить начнет, то и всех прочих непременно жажда одолеет, особенно ночью. Вот и Махпари захотелось воды. Она говорит:
– Лала, дай мне напиться.
Канун услыхал, тотчас вытащил кувшин, в котором было зелье, и подал Лала-Салеху. А у Махпари был такой обычай: все, что она пила или ела, сначала давать Рухафзай. Поднесли ей кувшин с водой, она сначала протянула его Лала-Салеху, чтобы он выпил, потом – Рухафзай, а потом и сама напилась и кувшин вернула Кануну. Прошло немного времени, и то зелье стало действовать. Голова у девушки закружилась, нутро стало жечь. Она сказала:
– Ох, Лала, Рухафзай, измена! Я вам говорила, глядите лучше, не то обманут нас! Теперь мы погибнем понапрасну!
С этими словами она упала с коня. А у Лала-Салеха и Рухафзай тоже в голове помутилось, и они вслед за ней на землю попадали. Канун соскочил с седла, отрубил голову Лала-Са-леху и уже подошел к Рухафзай, чтоб и ей голову снести, да жалко ему стало: он слышал, как она поет. Он сказал себе: «Не стоит убивать музыкантов, тем более женщин», подобрал Махпари и Рухафзай, связал их и двинулся дальше, пока не подъехал к ночным караулам. Той ночью в карауле стоял Катран-пахлаван, он крикнул: «Кто идет?» – и тут увидел Кануна. Обрадовался Катран, приблизился к ним и спросил:
– О богатырь, с удачей ли ты возвращаешься?
– Да будет тебе удача, Катран, а я привез Махпари и Ру-хафзай-музыкантшу, взял крепость Шахак и оставил там кутвалем слугу Мефтаха.
Катран его расхвалил и вместе с ним въехал в лагерь, отправился прямо к царскому шатру. Газаль-малек все еще за вином сидел. Катран и Канун поклонились, Газаль-малек спросил:
– Ну, Канун, повезло тебе или нет? Львом ты вернулся или лисицей?
– Под твоей звездой и мне повезло, – говорит Канун, – львом я пришел.
И он положил перед Газаль-малеком Махпари и Рухафзай.
Газаль-малек поглядел на красу Махпари. Хоть и раньше он ею увлекался, теперь это чувство в любовь перешло, душу его смутило. Она-то без памяти лежала, а он глаз от нее не мог отвести. Потом царевич сказал:
– Что же я с нею делать буду, ведь мне сражаться надо… Нужно их в Мачин отослать, чтобы отец там ее посторожил, пока я не освобожусь.
Канун сказал:
– О царевич, нельзя Махпари отсылать в Мачин! Ведь тебе объяснили, что в Мачине Самак, что он ночью выкрал Сиях-Гиля и Сама из темницы Термеше, а также Дельарам и утварь и сыновей моих – всех он захватил. Если ты отправишь туда Махпари, как ее ни стереги, он все равно похитит ее. Надо ее отвести в крепость Фалаки, это твердыня неприступная. Пусть хоть со всего света войско окружит ее, а взять не сможет. Тысяча подобных Самаку не сумеет туда пробраться, тем более что кутвалем там наш старый слуга Адхан, человек надежный. Надо отослать Махпари туда, пока мы разузнаем насчет этого войска, решим, как быть. Если же нам придется отступить, она там будет в безопасности. Отправь ее в крепость Фалаки, ведь я уезжаю в Мачин.
– Раз так, сначала отвези Махпари, а потом уж поезжай в Мачин, – решил Газаль-малек.
– Повинуюсь, – ответил Канун. Тотчас он собрался, взял пятьдесят человек, забрал Махпари и Рухафзай и отправился в путь.
Господь судил так, что, когда Газаль-малек отослал Махпари в свою крепость, он от радости на месте усидеть не мог. Обратился он к своим богатырям:
– Превосходно Канун с этим делом справился! Никто еще такого не совершал! Да и дальше он все разумно рассудил.
Тут каждый свое слово сказал, пока за разговором не подошел день к вечеру. И вдруг вся земля задрожала, гром военных барабанов к небесам вознесся, так что со всего лагеря сбежался народ, все от страха содрогнулись, а Газаль-малек чуть разума не лишился. Говорит он:
– Посмотрите, что там случилось.
Тут вошел человек и сказал:
– О царевич, кончились теперь поединки да состязания! А ведь это они еще только в лагерь въезжают.
Царевич говорит:
– Коли так, надо нам уходить, видно, великое воинство подошло.
Богатыри сказали:
– О царевич, да разве так можно? Мы подождем, пока все войско подойдет, поглядим, что там за бойцы, как дело пойдет. Если сможем с ними справиться, будем сражаться, если перевес на их стороне будет, тогда уйдем.
Так они поспорили и остались на месте.
А тем временем к Хоршид-шаху явился человек и объявил:
– О царевич, добрая весть! Пришло огромное войско из Халеба, а во главе его – величавый старец по имени Хаман-везир.
Хоршид-шах, как услышал, вскочил, обрадовался, щедро наградил вестника, отдал ему платье со своего плеча, тотчас сел на коня и со всем своим войском выехал навстречу Хаман-ве-зиру. Проехали они около фарсанга и встретились с теми полками.
Когда взор Хаман-везира достиг Хоршид-шаха, он сразу спешился, а за ним и все воины его. Зарыдал царевич в тоске по отцу, Хаман-везир его обнял, а он так горько плакал, что войско вслед за ним в слезы ударилось. Стали богатыри подходить, руку Хоршид-шаху целовать. Хаман-везир приказал привести ему коня – ведь он и его войско пешими шли. Взял он царевича за руку, усадил на коня, Хоршид-шах подождал, пока сам Хаман-везир сел в седло, и направились они в лагерь и достигли царского шатра, а там поднялись на тахт.
Хоршид-шах усадил Хаман-везира рядом с собой, только и делал, что расспрашивал об отце с матерью. Хаман-везир сказал:
– О великий царевич, мать твоя приказала долго жить.
Хоршид-шах заплакал. Хаман-везир продолжал:
– С тех пор как ты расстался с отцом, три года прошло. Первый год отец твой сидел и пил вино со своими приближенными, потом он перестал пировать и веселиться, потерял вкус к состязаниям и играм и позабыл все иные занятия – только днем и ночью плакал и рыдал. От тоски по тебе он света белого не видел, спина его сгорбилась, ни днем он не знал покоя – нет чтобы с кем-нибудь словечком перемолвиться, – ни ночью отдыха. А когда получил от тебя вести, описать невозможно, как переменился. Так что, пока еще не собрались все полки, он выслал меня вперед, а остальное войско и казна идут следом. Скоро прибудут, я не сомневаюсь.
Поговорили они об этом. Хоршид-шах все плакал, а Хаман-везир сказал:
– О царевич, он прислал немного денег тебе на расходы. Позволь передать их тебе.
– Пусть у тебя будут, отец, – отвечал Хоршид-шах, – ты ведь мне вместо отца, а коли расход какой случится, ты их тратить будешь, пока отец мой не приедет.
И вот таким образом они день и ночь только тем и занимались, что вели эту беседу, рассказывали, что произошло за те три года. А через два дня Хоршид-шах сел вино пить, обласкал прибывших богатырей, усадил их, оказал каждому почет, каж-(дого отметил да приветил. До ночи они за вином просидели, а потом отдыхать отправились.
Наступила ночь и прошла, день начался, Хоршид-шах приказал играть в барабаны, и все объединенное войско вышло на поле брани. Когда Газаль-малек услышал грохот барабанов, волей-неволей пришлось и ему выходить на мейдан. С обеих сторон старшины ряды выстроили.
В том войске, что прибыло из Халеба, был богатырь по имени Хормоз-Гиль. Подошел он к царевичу, поклонился и сказал:
– О великий государь, разреши мне сегодня на поле выйти, силу показать.
Хоршид-шах ответил:
– Жалую тебя, богатырь, предводителем войска.
Поблагодарил Хормоз-Гиль, вскочил в седло и поскакал на поле. И сам он, и конь его в доспех железный облачены, едет он, грозный клич испуская, себя восхваляя, оружием бряцая, врагов устрашая. Поравнялся с войском Газаль-малека, ударил оземь копьем, шлем с головы снял, на луку седельную положил и вскричал:
– Я – наименьший войска нашего, Хормоз-Гиль, раб Марзбан-шаха, слуга сына его Хоршид-шаха. Выходите кто посмелее, померимся силами!
Не договорил он еще свои слова, как с правого крыла войска Газаль-малека всадник выскочил, вместе с лошадью в броню одет, копье наперевес, с боевым кличем подскакал он к Хормоз-Гилю и закричал ему:
– О презренный, кто ты такой?! Неужели ваш царь воображает, что в мире храбрецов нету? Показывай, на что ты годишься!
Газаль-малек сам лихости этого воина удивился.
– Что это за смельчак выискался? – спросил он.
– Да ведь это Катур, брат Катран-пахлавана, – отвечали ему.
Газаль-малек похвалил его, а Хормоз-Гиль, услышав слова Катура, ничего ему не ответил, только в гневе за копье схватился и на него ринулся. Катур тоже выставил копье, и так они скрестили копья и бились ожесточенно. Хормоз-Гиль от ярости прямо из себя выходил, потому что никто лучше него не знал копейного боя. И вот одержал он верх, ударил Катура в грудь копьем с такою силой, что острие копья через спину наружу вышло. Копье согнулось, а Катур рухнул с коня. И пронесся по войску Газаль-малека стон, а войско Хоршид-шаха возрадовалось.
Хормоз-Гиль опять вызов бросил. Другой воин выехал на поле, он и его сразил. Так положил он пятьдесят человек, а у самого даже кровь из носа не пошла! Всех он повергал наземь и приговаривал:
– Эх, Газаль-малек, с такими-то воинами ты мнишь отпор нам дать? Пошли-ка на мейдан такого бойца, что хотя бы недолго мог устоять!
Хотел Катран-пахлаван на поле выходить, но Гиль-Савар схватил за повод его коня и сказал:
– Обожди, богатырь, давай я отомщу за кровь твоего брата – не стоит тебе нынче на мейдан выезжать, ведь ты расстроен.
С этими словами он погнал коня на поле и набросился на Хормоз-Гиля. Долго они копьями бились – никому победа не досталась, ведь Гиль-Савар тоже хорошо копьем владел. Тогда отложили они копья, выхватили мечи, прикрылись щитами и обрушили друг на друга удары.
А Хоршид-шах в середине своего войска вино попивал, за боем наблюдал. Разгорячился он от вина, говорит себе: «Да что Долго возиться с этим войском?» И как был в шелковой рубахе, так на мейдан и поскакал. Богатыри дорогу ему заступили, кланяясь, сказали:
– О царевич, оставайся на месте, мы, рабы твои, отразим врага!
Выехал Хоршид-шах, окруженный богатырями, на поле, а Хормоз-Гиль с Гиль-Саваром все еще бьются. Был средь них один богатырь по имени Джебкейли. Он вложил в лук стрелу, никого не спросясь, выстрелил и пробил бок Гиль-Савару, так что наконечник стрелы из другого бока показался. Ударила Гиль-Савару желчь в голову, руки-ноги у него ослабели, в голове помутилось, упал он и умер. Прокатился по войску Газаль-малека стон – ведь Гиль-Савар был великий богатырь и шахский родич.
Тут Хаман-везир закричал на войско:
– На поглядение вас сюда привели, что ли? Ну-ка, возьмитесь все разом, да и истребите вражью силу! Или вас дела царевича не касаются?
Собрались богатыри все вместе: Хормоз-Гиль и Хордасп-шиду, Шерван Халаби, Сорхаб Голаби и Сорх Маргази, Шахак Гази и Абре-Сиях, все эти халебские богатыри со статридцати-тысячным войском и богатырями Чина Карамуном, Шируйе, Самуром, Аргуном Сарчупаном, Санджаром и другими окружили войско Газаль-малека и разгромили его. Только Газаль-малеку, Катрану, Сейлему да еще воинам двадцати удалось спастись, да и то все они были изранены. Они обратились в бегство, а казну их, и все добро, и шатры разграбили. Когда они бежали, Хоршид-шах с радостью и ликованием возвратился в свой шатер, а с ним и Хаман-везир и военачальники.
Хоршид-шах сказал:
– О Шогаль, не знаю я, как дела у брата моего Самака, ведь он в Мачине и пленные богатыри Сам и Сиях-Гиль тоже там. Поэтому нужен нам какой-нибудь человек, который поедет и заберет Махпари из крепости Шахак, ведь мы возвращаемся к шаху Фагфуру и уладим все, так что Самак тоже пусть возвращается. Ведь больше мучений, чем мы за это время претерпели, ни одному человеку в мире и за сто лет не доставалось.
Фаррох-руз поклонился и сказал:
– Великий государь, прикажи мне, и, коли нет здесь Самака, я поеду и привезу Махпари из крепости Шахак.
– Отлично, – согласился Хоршид-шах, – ведь ты мой брат, а Самака нет с нами.
Фаррох-руз с Самраном и еще несколько богатырей, учеников Шогаля-силача, отправились в путь и добрались до крепости Шахак. Вдруг сверху на них обрушился камень.
– Лала-Салех, ты что же бунтуешь?! – воскликнул Фаррох-руз. – Или ты нас не узнал? Ведь это я, брат Хоршид-шаха. Я приехал, чтобы доставить Махпари к царевичу: ведь мы обратили в бегство войска Мачина.
А Мефтах с крепости ему отвечает:
– Никакой я не Лала-Салех, меня Мефтахом звать, я слуга Армен-шаха. А Махпари, Рухафзай и Лала-Салеха давным-давно в Мачин отвезли.
Тут Фаррох-руз крикнул:
– Да что ты болтаешь, Лала?!
– То, что слышишь, – отвечает Мефтах, – крепость мы захватили, и она теперь наша, а Махпари увезли. Возвращайся, пока цел!
Огорчился Фаррох-руз, повернул назад, говоря себе: «Да как же это получилось? Я-то думал, что уже все уладилось, а дело вон как оборачивается!»
Приехал он к Хоршид-шаху, приветствовал его как положено и говорит:
– Царевич, крепость-то, оказывается, пала, а Махпари увезли! – И рассказал ему, что произошло.
Хоршид-шах так и подскочил:
– Да как это возможно?! Кто мог такое совершить?!
– Этого нам не сказали, – ответил Фаррох-руз.
Тогда Хоршид-шах к Аргуну обратился:
– О богатырь, вот они каковы, твоя крепость и ущелье! Крепость захватили, и Махпари увезли, а ведь я все эти невзгоды только ради нее и терпел. Уговорили меня ее в крепость поместить. И вот теперь я ее потерял, не найти мне ее больше! Захватили крепость, что же теперь делать, как Махпари отыскать? Горе мне, а я-то говорил, что все беды позади! Теперь-то я и попал в беду! Увы, Самак своей смелостью такого добился, а мы все зазря загубили…
Так горевал царевич, пока Хаман-везир не сказал ему:
– О царевич, на свете храбрецов много. Нашелся такой Самак, взял крепость, а потом другой явился, ее отобрал. Тут уж ничего не поделаешь. Вот сколько невзгод нам пришлось испытать за три года – и все из-за Махпари. А когда уж совсем было кусок ко рту поднесли – из рук вывалился! Надо нам написать письмо шаху Фагфуру и известить его обо всем. Сообщим ему, что мы отправимся в Мачин. Ведь если мы туда не пойдем – позор нам и бесчестье: мы так старались, а они девушку увезли! А еще говорят, что Самак-айяр, благородный человек, который сделал нам столько добра, в Мачин ради нас отправился. Когда он узнает, что мы туда прибыли, он присоединится к нам, мы ему обо всем расскажем, и он опять добудет нам Махпари. Ведь он мастер на такие дела!
– Так и поступим, – решил Хоршид-шах.
Хаман-везир тотчас написал шаху Фагфуру письмо, известил о сражении и о бегстве врагов, о захвате крепости Шахак и о похищении Махпари. Потом добавил, что отправляются они в Мачин, на поиски Махпари, и просил, если возможно, прислать корма для скота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36