– С чего это ты меня так невзлюбил? – говорит Самак. – Ты сам по себе, я сам по себе, за что же ты ко мне злобу питаешь? Разве я тебе худое сделал, что ты меня хочешь к Катрану тащить? Какая тебе от того польза?
Атешак отвечает:
– О Самак-айяр, богатырь нашего времени, вчера, когда я пришел служить Катрану, застал его очень разгневанным. Я спросил: «Богатырь, чем ты недоволен?» Тут он мне и поведал, что ты с ним сделал, как его выкрасть хотел, да не повезло тебе. Почему сорвалось дело, он не рассказывал, видно сам не знал. Только жаловался на тебя. А потом сказал: «Атешак, ты по ночам орудуешь, все хитрости знаешь. Можешь ты пойти и привести ко мне Самака связанным?» А я говорю: «Богатырь, есть у меня просьбица. Ежели исполнишь мое желание, я тебе доставлю связанного Самака». – «Какая такая просьба?» – спрашивает Катран. «Великий богатырь, – говорю, – есть у падишаха Мачина невольница по имени Дельарам, я ее однажды увидел и влюбился в нее. Попроси ее у шаха и отдай мне в жены». Катран обещал, свой перстень мне вручил в подтверждение того, что отдаст мне Дельарам в жены, как только я тебя приведу, сразу брак заключит.
Самак-айяр сказал:
– Атешак, дай клятву помогать мне, быть моим другом и исполнять все, что я скажу, беречь мои тайны, никому их не открывать, не замышлять измены и другим не позволять да мне ни в чем не перечить – и я тебе без всяких хлопот твою Дельарам предоставлю. Да ты ведь и сам знаешь, что у меня это лучше получится, чем у Катрана.
Атешак обрадовался, припал к его стопам и сказал:
– Я твой раб, приказывай!
Поклялся он господом вседержителем, и огнем, и светом, и солнцем, и хлебом-солью, и мудростью благородных, что вреда не причинит, измены не замыслит и будет то делать, что Самак велит. Друзьям его другом будет, его врагам – врагом.
Обнял его Самак и сказал:
– Ты мне брат! – а потом добавил: – Братец, а теперь свяжи мне руки, на шею ремень накинь и тащи к Катрану. Он увидит меня и скажет: «Отрубите ему голову», а ты скажи: «Богатырь, разве тут место казни? Позволь, чтобы для такого человека завтра на мейдане виселицу поставили и вздернули его, чтоб другим неповадно было, чтобы знали люди, как мы расправились с Самаком и как с прочими поступим». Катран скажет: «Надо, чтобы кто-нибудь его постерег». А ты возьми меня к себе, скажи, мол, раз я его доставить сумел, значит, и устеречь сумею. Отведи меня в свою палатку, а уж там мы устроим все как подобает, и я добуду для тебя Дельарам.
На том они и договорились. Скрутил Атешак Самаку руки, накинул ему аркан ременный на шею и повел в свой лагерь. Там увидали, что Атешак кого-то на аркане ведет, спрашивают:
– Кто такой?
Атешак отвечает:
– Радуйтесь и веселитесь: это Самак.
Все, кто слышал его, говорили: «Самого главного айяра поймали» – и бежали за ними следом. На Самака тычки да колотушки так и посыпались. Не понравилось ему это, он Атешаку говорит:
– Ты им не давай меня лупцевать.
Прикрикнул Атешак на толпу, разогнал всех, вошел в шатер Катрана, поклонился, а сам аркан из рук не выпускает, Самака придерживает. Катран спрашивает:
– Атешак, ты как победоносный лев пришел или как лиса-подлиза?
– О богатырь, на твое счастье явился я как лев и Самака привел связанного.
Огляделся Катран, Самака увидел и вскричал:
– Ну, презренный, кто кого поймал – я тебя или ты меня?! Кто кого хитрее оказался? Отрубите ему поскорей голову!
Атешак поклонился и говорит:
– Богатырь, ну что это за речи? Да разве так следует поступать? Взять сразу и укокошить его… А со мной как же? Никто и не знает, что я совершил. Нет, надо завтра на мейдане виселицу поставить и его повесить, чтобы другим неповадно было, а о нас пошла бы слава.
– Да кто его до завтра сторожить станет? – говорит Катран.
– Я сумел его выкрасть и сюда притащить, сумею и посторожить. Поручи его мне: ради своей славы я его пуще жизни стеречь буду.
– Ну, как знаешь, – сказал Катран. Атешак взял Самака за руку и отвел в свою палатку.
А Катран с прошлой ночи к вину не притрагивался – Самака боялся. Когда же он увидел его связанным в руках Атешака, то воскликнул:
– Несите вина, выпьем на радостях! У меня от гнева на Самака к вину охоты не было, а сейчас от сердца отлегло, можно и выпить.
Тотчас подали вино, взялся Катран пить. Так нагрузился, что совсем опьянел и заснул.
Самак и Атешак дождались, пока Катран уснул, поднялись и вдвоем отправились в его шатер. Видят, лежит Катран в бесчувствии. Самак говорит:
– Атешак, как же мы его потащим?
– Богатырь, это тебе лучше знать, я в таких делах не разбираюсь, – отвечает Атешак.
Подумал Самак и сказал:
– Братец, как бы мне тут люльку достать?
– Да перед шатром Катрана две люльки валяются, – отвечает Атешак. – Мехран-везир прислал в них сюда свою жену и двух дочерей.
Самак слышал, но в толк не взял, вышел из шатра, видит, лежат две люльки.
– Ну, Атешак, тогда достань двух мулов, ты ведь здесь свой, все знаешь, а я тем временем Катрана соберу.
Пошел Атешак за мулами. А Самак уложил Катрана в люльку, собрал все золото и серебро, которое там было, тоже в люльку сложил. Тут и Атешак с мулами подоспел. Укрепили они люльку между мулами, Самак говорит:
– Атешак, пойди приведи тридцать гулямов в полном вооружении, с саблями наголо. Пусть вокруг люльки станут, щитом Катрану служат, когда мы через лагерь пойдем. А если гулямы спросят, что случилось, зачем это понадобилось, ты скажи, мол, пахлаван мне велел, когда он напьется, отнести его подальше на край лагеря – на случай, если ночью враги нападут, чтобы он им под руку не попался.
Атешак отправился за гулямами. Велел, чтобы они надели доспехи, обнажили мечи: так, дескать, пахлаван приказал. Вывел он их, те выстроились вокруг люльки, а сами переговариваются: что, мол, случилось? За разговорами не заметили, как из лагеря вышли, мимо караула прошли. Так добрались они до стоянки Хоршид-шаха.
В эту ночь начальником караула был Сиях-Гиль. Смотрит он – целая толпа приближается, мечи обнажили, люльку окружили, а какой-то человек мулов под уздцы ведет. Поехал Сиях-Гиль им навстречу, смотрит, а это Самак мулов ведет, на люльку длинное покрывало наброшено, а вокруг – тридцать гулямов. Самак тоже Сиях-Гиля увидел, приблизился, поклонился и сказал:
– О богатырь, это Катран, которого я с превеликим почетом и уважением уложил в люльку, окружил стражей из его же гулямов, дабы он знал, как Самак его привез. Ну, а теперь хватайте гулямов!
Сиях-Гиль крикнул воинам, чтобы забрали гулямов, те их обступили, всех захватили, кроме Атешака. Спрашивают Самака:
– А это кто еще?
– Это мой брат, – отвечает он.
Подъехали они вместе с люлькой к царскому шатру, а тем временем день наступил, Хоршид-шах на тахт воссел. Самак подошел, поклонился. Хоршид-шах спросил:
– О богатырь, ну как, что вчера поделывал?
– Вчера я во имя счастья шаха отправился к Катрану и с полным уважением доставил его сюда. Наподобие того, как падишахов возят: в люльку уложил, караулом из рабов окружил.
– Где же. он? – вопросил царевич.
Самак вышел, да и втащил мулов с люлькой прямо в шатер, к тахту подвел, покрывало с люльки откинул. А там Катран лежит, словно слон пьяный.
Потом он рассказал, как это получилось с Катраном и как они с Атешаком все устроили. Все военачальники смеялись над проделками Самака и расхваливали его. Тут Самак встал, схватил Катрана за усы да как дернет! Катран с испугу глаза открыл, рукой усы пригладил, оглядывается: что, мол, случилось? Тут Самак ему подзатыльник отвесил, так что он подскочил. Открыл глаза-то пошире – взгляд его на Хоршид-шаха упал. А тот восседает важно и чинно, как подобает, и фарр падишахский над ним сияет. «Где это я?» – спрашивает себя Катран. Кликнул он слуг своих. Самак-айяр говорит:
– О ничтожный, я твоих рабов на волю отпустил за то, что ты хотел мне голову отрубить. А за то насилие, которому меня подвергли, я тебя сюда привез, чтобы с тобою рассчитаться.
Огляделся Катран, видит, стоит Самак вместе с Атешаком. Богатырь вскричал:
– Атешак, в чем дело, что за плутни вы тут развели?
– О богатырь, Самак и похуже дела делал, – ответил Атешак. – Раз ты велел его убить, пришлось ему тебя сюда притащить. Этого мало, он еще и брата твоего сюда доставит, чтобы ты не скучал.
Катран голову повесил, а Хоршид-шах обратился к Аргуну и Шируйе, Сиях-Гилю и Самуру, Карамуну и другим:
– Я средь вас чужой, ваших счетов с шахом Мачина не знаю. Вот теперь привели Катран-пахлавана – доблестью ли, хитростью ли. Коли подобает его задержать, стерегите, а коли казнить, казните, если заточить надо,' в тюрьму посадите, если освободить, назад отпустите, халатом одарите – словом, поступайте так, как благоразумие велит, воля ваша.
Все поклонились и сказали:
– Долгих лет государю! За много лет до нас Мачин платил дань Чину и нам подчинялся. Потом установилась меж нами дружба и те поборы отменили, а на земле мир воцарился. А теперь, вишь, они войной на нас пошли! Раз уж Катран, полководец Мачина, нам в руки попал, нечего его отпускать.
Аргун Бограи сказал:
– О шах, Катран не какой-нибудь незаметный мужичонка. У него два брата есть, Катур и Сейлем, они обязательно станут его разыскивать. Надо заковать его в цепи, с отрядом из двухсот всадников отправить в ущелье Бограи и держать заложником. Назначить к нему охрану надежную и стеречь как следует.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Рассказ о том, как обнаружилось исчезновение Катрана, что решил Газаль-малек и как приближенные Армен-шаха задумали погубить Шогаля и Самака
Тем временем от вращения небосвода серебряная бусина упала в золотой таз, вознеслась вверх опора утра, сияющее солнце высунуло голову из воротника востока, вступило на землю воинство дня, а полки ночи обратились в бегство. Газаль-малек воссел на трон, вельможи государства служить ему явились. Час прошел, Катран-пахлаван не пришел.
– Что это Катран не идет? Поглядите, что с ним случилось? – говорит Газаль-малек.
А у царевича был слуга, управитель его дворца и смотритель гарема, по имени Кафур . Отправился он к шатру Катрана. Видит, слуги возле шатра стоят, а полотнище переднее опущено. Он говорит:
– Почему богатырь мешкает, на службу не идет? Шах мне велел спросить, отчего Катран-пахлаван битву не открывает? Неужто спит еще?
– Да он еще из шатра не выходил, – отвечают ему.
– Так ступайте кто-нибудь, скажите ему, что Лала-Кафур, слуга Газаль-малека, пришел, его зовет.
Слуги говорят:
– О Лала, ты посмелее, куда угодно заходить можешь… Зайди к нему сам, скажи.
Кафур поднял полотнище палатки, внутрь вошел. Видит, постель разобрана, ночная одежда разбросана, боевой конь рядом стоит, а Катрана нигде не видать.
Завопил он, закричал:
– Нету в шатре Катрана!
Слуги прибежали, Катрана найти не могут, переполох начался. Возвратился Кафур к Газаль-малеку, доложил ему, в чем дело. Тут слуги Катрана подоспели, говорят, мол, все золото и серебро, ковры и все, что плохо лежало, унесли. Другие пришли, сказали, что тот паланкин, в котором дочерей Мехран-везира доставили, тоже пропал. Огорчился Газаль-малек, расстроился, а тут еще люди пришли, докладывают:
– Царевич, тридцать рабов исчезли.
А еще кто-то говорит:
– Два мула неизвестно куда скрылись.
Еще больше нахмурился Газаль-малек, помолчал, а потом молвил своим военачальникам:
– Как же это быть могло? Ну, золото, серебро, скотину воры могли украсть, но как унести такого богатыря, как Катран, да тридцать гулямов, да еще люльку? Может, они где-нибудь здесь укрылись?
Тут выступил вперед Катур, брат Катрана, а за ним – его тридцать гулямов. Сказал он:
– О царевич, прошлой ночью брата в мешок запихали и утащили, на его боевого коня взвалили, да конь заупрямился, идти не хотел. Я с караулом проезжал. Когда мы подоспели, они его бросили и убежали. Мы его обратно в лагерь отвезли, а царевичу ничего не сказали, чтобы Катрана не огорчать, не позорить его перед царевичем. Наверно, его опять унесли.
– Да как его с тридцатью гулямами вместе унести могли? – говорит Газаль-малек. – Это каким же богатырем надо быть!
Тут нашлись люди, которые видели, как Атешак вел связанного Самака к Катрану. Они стали рассказывать:
– О царевич, видно, все это проделки Самака. Мы вчера видели, как Атешак его с веревкой на шее да со связанными руками к Катрану вел. Мы было побежали следом, да Атешак нас прогнал. Это Самак все сделал!
Пока они так говорили, соглядатай пришел. Поклонился и сказал:
– О шах, видел я в стане Хоршид-шаха богатыря Катрана. Тридцать рабов с ним, всех их в плен взяли, ночью привели. Самак и Атешак, оказывается, спознались, а хуже всего то, что Атешак царевичу изменил, к Самаку переметнулся. Я там оставался до того времени, когда Катрана заковали и отослали в ущелье Бограи, а гулямов попарно раздарили.
Разозлился Газаль-малек, услыхав эти слова, так что даже руку себе зубами прикусил, думает: «Что об этом на белом свете говорить станут? Такого богатыря, как Катран, с тридцатью гулямами выкрасть ухитрились, а из тридцатитысячного войска никто даже и не шелохнулся!»
Обратился он к своим военачальникам:
– Ну, что скажете? Будем с ними сражаться или нет? А если они первые в бой пойдут, как нам поступить?
– О шах, – отвечают военачальники, – хоть Катрана и выкрали, но все же это только один человек. Мы, пока живы, сражаться будем!
Катур поклонился и сказал:
– О царевич, теперь это мое дело, ради брата я все силы положу: или голову сложу, иль его освобожу!
Царевич его похвалил, других возблагодарил, но тут Шакар-писец говорит:
– О шах, надобно все хорошенько обдумать. Самое лучшее, если мы здесь за их войском понаблюдаем, вызнаем, как дело повернется, да к обороне приготовимся, чтобы, коли уж придется воевать, твердо стоять. А сами пошлем шаху письмо, расскажем' ему, что приключилось, чтобы он прислал нам помощь, и тогда нам легче будет справиться с неприятелем.
Газаль-малек сказал:
– Ну, пиши письмо, как сумеешь, по собственному разумению, только не упусти ничего.
Шакар тотчас потребовал чернильницу и перо и подготовил письмо. Сначала бога помянул, а дальше так написал: «Письмо от Газаль-малека, слуги шаха мира, к Армен-шаху, владыке всей земли, господину моему царственному отцу. Да будет известно государю, что, когда мы с войском покинули его и отправились, куда было сказано в письме Мехрана, я бросился в пасть дракона, а все ради того, чтобы заполучить дочь Фагфура. Но эта страсть чумой для меня обернулась. Не так все пошло, как я замышлял и желал, и не так, как нам обещано было. Надежды мои не сбылись, потому что Хоршид-шах выбрался на свободу и девушку, которую Фагфур уже послал ко мне, по дороге перехватил и увез. А сам укрылся в ущелье Бограи у Аргуна Сарчупана. Когда же Фагфур узнал об этом, он послал Хоршид-шаху подарки, дал ему войско, избрал его в зятья и послал с нами воевать. Хотя Мах-пари с ними нет, ее отвезли в крепость Шахак, но все равно, когда Хоршид-шах сюда прибыл, мы устроили сражение, и с обеих сторон было перебито много народу, а в конце концов ночью из нашего лагеря выкрали Катран-пахлавна. Есть среди них один человек по имени Самак, разбойник и ловкач, это он освободил Хоршид-шаха и вообще такое творит, чего никто в мире сделать не может. А Мехран-везир очень много усердия приложил и сейчас тоже о нас радеет. В подтверждение своих слов он прислал нам много добра всякого, а также свою жену и дочерей. Но как мы ни старались, толку нет – ни Мехрану, ни нам самим ничего не удается. Пребываем мы на прежнем месте, но только нет у нас настоящего полководца и как войну вести, мы не знаем. Коли хочешь со своим сыном еще свидеться, пришли поскорее войско и опытного военачальника, мудрого, умелого и осмотрительного, ибо у врагов войско несметное и воины доблестные. Один из них, как вышел, так два дня подряд всех побеждал, много народу побил. Говорят, это брат Хоршид-шаха и зовут его Фаррох-руз. Коли соизволит государь-отец, пусть передаст привет матери моей и сестре. Мир вам».
Закончил он письмо, прочел Газаль-малеку, царевич и богатыри похвалили его, он к письму печать приложил, потом крикнул гонца и вручил ему со словами:
– Быстро доставь это письмо Армен-шаху.
Дали гонцу бегового верблюда-дромадера, плотного, с рыжей шерстью, высокого, выносливого, быстроходного, китайской породы, глазастого, знающего дорогу, такого верблюда, что ест мало, а бежит быстро. А проводника того звали Саман. Сел он на верблюда и пустился в путь, полетел, словно ветер осенний.
И вот, значит, сидит Газаль-малек у себя в лагере, на бой не выходит, а Хоршид-шах говорит своим богатырям:
– Что-то они сражаться не идут. Верно, Армен-шаху письмо послали, помощи просят. Надо нам выступить и затеять бой.
Богатыри отвечают:
– О шах, давай лучше сегодня выпьем. Они по Катрану горюют, оттого и не вышли на поле брани.
Согласился Хоршид-шах, сели они вино пить, а там и день пролетел, наступила ночь, и все разошлись отдыхать, а ночной дозор караулить вышел, пока темная ночь не кончилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36