Не бузи, — приказал давешний казак, — иначе до смерти убьем.
Из толпы вышел другой, отстегнул от пояса Крапивина саблю и отбросил в сторону.
— Ребята, вы чего? — как можно более удивленно произнес Крапивин.
И тут же мощный удар обрушился сзади ему на голову. Свет померк в глазах у спецназовца.
Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит со связанными сзади руками на дощатом полу в какой-то комнате. Свет тонкой струйкой пробивался из маленького окна под самым потолком. Перед ним на скамейке сидели двое, по виду русские дворяне.
— О, очухался, — сказал один.
— Точно, подними-ка его, — процедил другой.
Первый подошел к Крапивину и, ухватив его за веревку, заставил подняться.
— Так-то вы гостей встречаете, — проворчал Крапивин. Он все еще надеялся, что происходящее с ним всего лишь проверка, провокация с целью выявить шпиона.
— Гостей?! — усмехнулся второй дворянин и быстро подошел к пленнику. — Гости-то убивать хозяев не ходят.
— Убивать? — Крапивин опешил. — Да с чего вы взяли?
— С чего взяли? — усмехнулся второй дворянин и неожиданно с силой ударил подполковника кулаком по лицу, отчего из носа у того обильно потекла кровь. — Да уж от нас не укроешься. Сейчас перед судом царевича предстанешь, сучий потрох.
— Наветы это, — стараясь выглядеть как можно спокойнее, заявил Крапивин и тут же получил мощный удар кулаком под дых.
Из-за двери донеся зычный голос:
— Эй, вы там, ведите лазутчика! Царевич его видеть желает.
Ухватив пленника за веревки, оба стражника выволокли Крапивина во двор. Там полукругом стояла большая толпа разномастно одетых вооруженных людей. Были здесь и польские шляхтичи, и русские дворяне, и малоросские казаки. Все взгляды устремились на Крапивина. Но сам подполковник смотрел только на одного человека — Отрепьева.
— Вот он, убивец годуновский, — проговорил, обращаясь к самозванцу, один из стражников.
Отрепьев сделал несколько шагов навстречу Крапивину и остановился.
— Ба, да я тебя знаю, — сказал он. — Не ты ли с Басовым у князя Константина Острожского меня встречал?
— Я, государь, — ответил Крапивин. — Вот, нынче службу тебе пришел служить, а меня вона как встречают, — он натужился, словно силясь разорвать веревки.
— Так ведь служил ты прежде в годуновской рати, — заметил Отрепьев. — И в сотники тебя произвели за отвагу в боях супротив моих верных слуг.
«Черт, откуда он знает?», — пронеслось в голове у Крапивина. Но вслух он сказал:
— Было дело, государь. Только как проведал я, что ты и есть подлинно спасенный царевич, так и пошел к тебе. За былое прости.
— Стало быть, признаешь ты меня царевичем Дмитрием, сыном Иоанна?
— Признаю.
— Может, оно и так, — скривился Отрепьев. — Только стало мне доподлинно известно, что послал тебя Шуйский, чтобы убить меня. И еще донесли мне, что сам ты вызвался в мой стан проникнуть и меня извести. Так ли это? Правда ли, что на своего законного государя ты руку поднять посмел?
В ярости Крапивин прикусил губу. Теперь уже было абсолютно ясно, что не обошлось без измены. И предатель — кто-то из тех четырех человек, которые были в шатре, когда он излагал свой план убийства.
— Нет, государь, наветы это, — произнес Крапивин как можно громче и увереннее.
— А крест поцелуешь ли на верность мне? — поинтересовался Отрепьев.
— Поцелую, государь.
По знаку Отрепьева один из стражников полез за пазуху Крапивину, достал оттуда нательный крест и поднес к губам пленного.
— Признаю, что ты есть истинный государь, и служить тебе обещаю не за страх, а за совесть, — объявил спецназовец и приложился к кресту.
На площади воцарилась тишина.
— Да врет он! — вдруг выскочил вперед какой-то дворянчик. — Крестное целование нарушить готов, собака, лишь бы тебя, государь пресветлый, смертью погубить. Дозволь мне, я ему голову отсеку.
Отрепьев бросил на говорившего гневный взгляд, и тот осекся и отступил в толпу. Самозванец сделал еще несколько шагов навстречу пленнику.
— Ты же говорил, что от гнева царского в Речь Посполитую бежал, — произнес он. — А потом в войске годуновском средь командиров оказался. Как так?
— Простил, стало быть, меня государь, — сказал Крапивин.
— Так все же Годунов государь тебе, а не я, — зло заметил Отрепьев.
— Да кто же знал, царевич, что ты счастливо спасся?
— Вот, люди знали, — обвел Отрепьев рукой собравшихся на площади. — Басов знал еще тогда. Так и ты знал, да изменнику служил. И нынче ты крестное целование готов нарушить, лишь бы предателю Годунову услужить. Повинен смерти.
Толпа вокруг радостно загудела. В одно мгновение Крапивин почувствовал себя обманутым и преданным всеми.
— Ты, самозванец паршивый! — заорал он, рванувшись изо всех сил. — Мне трижды плевать на всех ваших Годуновых и Романовых, вместе взятых. Я Россию спасти хочу. А ты, ублюдок, ей смуту и разорение несешь. Нашествие иноземцев за тобой идет! Вот почему я тебя убить хочу. И убью, бог даст!
Отрепьев повернулся к пленнику, которого теперь уже с трудом удерживали четверо стражников, и глянул на него снизу вверх. Глянул удивленно и презрительно, но с искрой интереса, словно на болотную тварь, неожиданно уподобившуюся горному орлу, и отчетливо произнес в наступившей тишине:
— Я — природный государь Руси. Престол московский мне Господом предназначен. И коли я в пределы земли своей вступил, то не смуту, а порядок, отцами завещанный, несу. А этот, — он указал на Крапивина, — вижу я, не годуновский пес. Ратник сей государству моему служить желает и по неразумию своему лишь во мне истинного царевича не признал. За то я его милую. Отведите его в темницу и содержите, как почетного пленника. Глаз с него не спускать. Придет время, и поймет дурак сей, кто природный государь, а кто изменник. И еще службу он мне добрую сослужит. Государь Московский храбрыми воинами не разбрасывается.
ГЛАВА 24
Предложение
Около месяца провел Крапивин в тесной клетушке рыльского острога. По распоряжению Отрепьева кормили его хорошо (правда, о прогулках для заключенных здесь еще никто не слышал, и подполковник был вынужден довольствоваться пребыванием в чисто убранной, но чрезвычайно маленькой камере). Никакой информации из внешнего мира до пленника не доходило, но она ему была и не нужна. Крапивин прекрасно понимал, что события пошли по тому же пути, что и в его мире. Да и с чего им было развиваться как-то иначе? Те же люди совершали те же ошибки и подлости и уверенно вели страну к катастрофе. Три единственных человека, пришедших из другого мира и способных предотвратить надвигающийся Апокалипсис, бездействовали. Он, Крапивин — человек, поставивший себе задачу предотвратить наступление смуты, находился в плену у самозванца. Басов (если они с Чигиревым все же вернулись в этот мир) либо принципиально не вмешивался в события, либо выступал на стороне тех, кто вел к смуте. Чигирев — вот кто с самого начала встал на правильный путь, пытался поддержать Годунова и предотвратить приход самозванца. Обстоятельства сложились так, что именно Крапивин остановил Чигирева, когда тот преследовал бегущего в Польшу Отрепьева. Когда Крапивин вспоминал об этом, он в ярости сжимал кулаки.
Измена и предательство Селиванова не позволили ему вместе с Чигиревым уничтожить Отрепьева, еще когда тот не покинул пределов Московии. Глупое вмешательство Басова не позволило прихлопнуть самозванца в Остроге. Глупое или намеренное? Крапивин терялся в догадках и не находил ответа. Выходило так, будто Басов с самого начала, еще с их появления в усадьбе Романовых, поддерживал Отрепьева. И это его подозрительное путешествие к Константину Острожскому как раз в тот момент, когда туда заявился Григорий, наводило на очень нехорошие подозрения.
Крапивин мерил свою клетушку шагами и думал, думал, думал… Все складывалось хуже некуда. Получалось, что само неудавшееся покушение сыграло только на руку самозванцу. Ведь для того же Федора, честного служаки и умелого воина, и для многих сотен таких, как он, это подтвердило «богоизбранность» и «подлинность» царевича. Оставалась лишь надежда на то, что выздоровевший Чигирев все же вернется в этот мир и найдет способ помочь Годунову победить самозванца, выявить и уничтожить заговорщиков в Москве. Только на это уповал одинокий узник Рыльской крепости.
Дверь камеры скрипнула.
— Выходи-ка, — буркнул стражник. — Советник его царского величества говорить с тобой желает.
Крапивин поморщился. «Что еще за новости, — подумал он. — Советник какой-то объявился. Ясно же, что засадили меня сюда по прихоти Отрепьева, и не нужен я им ни как язык, ни для пропаганды. Или нашелся-таки умник, решил воспользоваться случаем. Нет, этого удовольствия я ему не доставлю. Не буду я под их дудочку плясать. Да и выпытать у меня что-нибудь путное вряд ли удастся. Апрель уж на дворе. С тех пор как я из лагеря выехал, диспозиция войск уже много раз поменялась. Ну да ладно, мое дело арестантское. Не я решаю, когда и с кем встречаться».
Он поднялся с лавки и двинулся в направлении, указанном стражником. Они вместе миновали двор и поднялись по широкому крыльцу в одну из изб, очевидно, служившую ранее для размещения администрации Рыльска. Стражник распахнул перед Крапивиным дверь. Тот вошел в комнату и застыл на месте. Прямо перед ним в европейском костюме с широким испанским воротником, со шпагой на боку, с аккуратно постриженной бородкой клинышком стоял Чигирев. Историк элегантным жестом приказал стражнику удалиться, и, когда дверь за спиной пленника закрылась, широко улыбнулся:
— Ну, здравствуй, Вадим.
— Как, ты здесь?! — удивлению Крапивина не было предела.
— Присаживайся, — Чигирев указал Крапивину на лавку и сам присел на краешек стола. — Я советник царевича Дмитрия. Только что вернулся из Ватикана, где обсуждались очень важные вещи касательно будущего России. Ты знаешь, пол-Европы проехал. От Львова до Рима и обратно сюда, в Рыльск.
— Что ты задумал? — Крапивин медленно опустился на указанное ему место.
— Я задумал сделать Россию богатым и свободным европейским государством. Моя задача не столь уж сложна. Надо всего лишь направить реформы Дмитрия в нужное русло и предотвратить боярский переворот.
— Так ты встал на сторону самозванца?! — воскликнул Крапивин.
— Все монархи в какой-то мере самозванцы, — философски заметил Чигирев. — Потомки тех, кто оказался сильнее и хитрее в драке за власть. Наследственные права приплели лишь позже. Да и не спасают они по-настоящему слабых монархов. Я решил, что Дмитрий ничуть не хуже старого интригана Василия Шуйского и этого властолюбца Романова. Он молод, энергичен, образован, полон желания развивать государство. Он тот, кто может на столетие предвосхитить реформы Петра и на два с половиной — преобразования Александра Второго. Право слово, это хороший шанс.
— Но с ним же поляки!
— Ошибочка, подполковник, — улыбнулся Чигирев. — Никогда поляков в его войске не было больше пятнадцати процентов. С тем же успехом можно говорить, что с Годуновым немцы. У него ведь есть немецкие и шотландские наемники даже в личной охране.
— Не говори глупостей, — возмутился Крапивин. — Он пришел из Польши. Неужели поляки поддержали его из любви к России?
— Нет, конечно. Но, если хочешь знать, король Дмитрия не поддерживает… Официально. Сейм почти единогласно отказал ему в выделении на это средств. Так что бедный Сигизмунд может лишь морально ободрить своего русского коллегу. Впрочем, и это немало. Благодаря позиции польского короля мне было легче вести переговоры с папой римским. А то, что в армии Дмитрия много поляков, так это шляхтичи частных армий. Они имеют право присоединяться к любому походу, и это вовсе не означает, что вся Речь Посполитая собирается участвовать в войне. Кстати, если хочешь знать, когда Дмитрий шел из Львова на Русь, Константин Острожский выставил заслоны и препятствовал его переправе через Днепр. Так что говорить о польской агрессии не приходится.
— А Ватикан, конечно, обещал поддержку православной Руси, — съязвил Крапивин.
— Разумеется, он потребовал поголовного окатоличивания. И я даже согласился. Но мы их обманем. Дмитрий бы сделал это и без меня, но со мной он сделает это искуснее и с большей выгодой. Как бы ни хотелось, но принести на Русь западную религию уже не получится. Да, православие создаст много проблем в будущем, при присоединении страны к общеевропейскому дому. Но, увы, сделать ничего нельзя. Насильственное изменение религии вызовет волну протестов и снижение популярности Дмитрия. Мы не можем позволить себе этого.
— Кто это «мы»? — сквозь зубы спросил Крапивин.
— Патриоты России.
— Ты и Басов?
— Басов, увы, не с нами, — заметно погрустнел Чигирев. — Я заезжал к нему в Краков на обратном пути. Он при дворе. Сильно разбогател. Пользуется влиянием. Но русскими делами заниматься принципиально отказывается. Он участвует в каких-то интригах вокруг шведского двора.
— Так уж и отказывается?..
— К сожалению, и слышать об этом не хочет, — Чигирев явно не заметил провокации в вопросе собеседника. — Говорит, что приехал сюда не исправлять историю, а жить в свое удовольствие. Шведская игра для него вроде развлечения, а русский котел кого угодно погубит. Кстати, тебе просил передать привет.
— А он знал, что я здесь сижу? — удивился Крапивин.
— Нет. Я сам о тебе узнал только через неделю после того как вернулся.
— Тогда как он мне привет передавать собирался? Он же знал, что я в войсках Годунова, а ты у самозванца!
— Не знаю, — Чигирев озадачено почесал затылок. — Сказал: «Передай привет Вадиму. Скоро его увидишь». Я и не отреагировал. Мысли другим были заняты. Наверное, он имел в виду, что война скоро кончится и мы встретимся. Я просто чуть с ума не сошел, когда услышал о том, что ты пытался убить Дмитрия. Даже не представляю, что случилось бы, если бы тебе это удалось.
— А с чего ты решил, что я хотел убить Отрепьева? — вдруг спросил Крапивин. — Может, я просто на разведку шел?
— Да заложили тебя, — снисходительно улыбнулся Чигирев. — Гонец из-под Кром еще загодя приехал с полным донесением, зачем ты идешь и от кого. Так что тебя уже ждали.
— А кто заложил?
— Василий Голицын, воевода ваш, — безразлично ответил Чигирев. — Я надеюсь, теперь ты понял, что клан Годуновых обречен. Кажется, одни только Шуйские не ждут самозванца с распростертыми объятиями. Да и те только потому, что местничали с Романовыми. Кстати, думаю именно поэтому под руководством Дмитрия Шуйского войско вдруг стало активно воевать с нами. Все остальные готовы переметнуться к нам при первой возможности. Кто-то торгуется, кто-то выжидает, вроде Мстиславского. А Голицын нам еще во время львовского стояния обещал помогать, так-то.
Крапивин крякнул. Нельзя сказать, чтобы известие его сильно поразило, но общая картина стала куда яснее.
— Ладно, зачем звал? — спросил он наконец.
— Вадим, переходи к нам, — предложил Чигирев. — Надеюсь, теперь ты понял, что это не иностранное нашествие, а гражданская война. И в наших с тобой силах закончить ее побыстрее и малой кровью. Мы с тобой знаем, как будут развиваться события на четыреста лет вперед. Мы можем сделать Россию передовой державой уже сейчас. Подумай, какие открываются перспективы. Я же знаю, ты хочешь добра этой стране. Ты и на покушение пошел во имя нее. Но ты ошибся. Ее будущее связано не с Годуновыми, а с потомками Дмитрия.
— Я не поддержу Отрепьева, — покачал головой Крапивин. — Он незаконный правитель.
— А другого нет, — развел руками Чигирев. — Сегодня пришло известие, что царь Борис умер. Федор еще молод. Власти он не удержит. Тем более что внезапная смерть Бориса для большинства населения — это явный знак божьего гнева, павшего на узурпатора. Да и не «природные» цари Годуновы, с точки зрения народа. Они наследника Ивана Грозного ждут. Пойми, Вадим, выбор сейчас не Годунов или Дмитрий Иоаннович. Выбор сейчас — Дмитрий или кровавая смута на восемь лет.
— Я не поддержу того, кто пришел с иностранными войсками, — отрезал Крапивин.
— Ну и глупо, — вздохнул Чигирев. — Ведь так просто и я тебя из заточения выпустить не могу. Приказ царевича: держать тебя под стражей, покуда не признаешь его Дмитрием и не поклянешься ему службу верно служить.
— Да хоть сгнию, —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Из толпы вышел другой, отстегнул от пояса Крапивина саблю и отбросил в сторону.
— Ребята, вы чего? — как можно более удивленно произнес Крапивин.
И тут же мощный удар обрушился сзади ему на голову. Свет померк в глазах у спецназовца.
Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит со связанными сзади руками на дощатом полу в какой-то комнате. Свет тонкой струйкой пробивался из маленького окна под самым потолком. Перед ним на скамейке сидели двое, по виду русские дворяне.
— О, очухался, — сказал один.
— Точно, подними-ка его, — процедил другой.
Первый подошел к Крапивину и, ухватив его за веревку, заставил подняться.
— Так-то вы гостей встречаете, — проворчал Крапивин. Он все еще надеялся, что происходящее с ним всего лишь проверка, провокация с целью выявить шпиона.
— Гостей?! — усмехнулся второй дворянин и быстро подошел к пленнику. — Гости-то убивать хозяев не ходят.
— Убивать? — Крапивин опешил. — Да с чего вы взяли?
— С чего взяли? — усмехнулся второй дворянин и неожиданно с силой ударил подполковника кулаком по лицу, отчего из носа у того обильно потекла кровь. — Да уж от нас не укроешься. Сейчас перед судом царевича предстанешь, сучий потрох.
— Наветы это, — стараясь выглядеть как можно спокойнее, заявил Крапивин и тут же получил мощный удар кулаком под дых.
Из-за двери донеся зычный голос:
— Эй, вы там, ведите лазутчика! Царевич его видеть желает.
Ухватив пленника за веревки, оба стражника выволокли Крапивина во двор. Там полукругом стояла большая толпа разномастно одетых вооруженных людей. Были здесь и польские шляхтичи, и русские дворяне, и малоросские казаки. Все взгляды устремились на Крапивина. Но сам подполковник смотрел только на одного человека — Отрепьева.
— Вот он, убивец годуновский, — проговорил, обращаясь к самозванцу, один из стражников.
Отрепьев сделал несколько шагов навстречу Крапивину и остановился.
— Ба, да я тебя знаю, — сказал он. — Не ты ли с Басовым у князя Константина Острожского меня встречал?
— Я, государь, — ответил Крапивин. — Вот, нынче службу тебе пришел служить, а меня вона как встречают, — он натужился, словно силясь разорвать веревки.
— Так ведь служил ты прежде в годуновской рати, — заметил Отрепьев. — И в сотники тебя произвели за отвагу в боях супротив моих верных слуг.
«Черт, откуда он знает?», — пронеслось в голове у Крапивина. Но вслух он сказал:
— Было дело, государь. Только как проведал я, что ты и есть подлинно спасенный царевич, так и пошел к тебе. За былое прости.
— Стало быть, признаешь ты меня царевичем Дмитрием, сыном Иоанна?
— Признаю.
— Может, оно и так, — скривился Отрепьев. — Только стало мне доподлинно известно, что послал тебя Шуйский, чтобы убить меня. И еще донесли мне, что сам ты вызвался в мой стан проникнуть и меня извести. Так ли это? Правда ли, что на своего законного государя ты руку поднять посмел?
В ярости Крапивин прикусил губу. Теперь уже было абсолютно ясно, что не обошлось без измены. И предатель — кто-то из тех четырех человек, которые были в шатре, когда он излагал свой план убийства.
— Нет, государь, наветы это, — произнес Крапивин как можно громче и увереннее.
— А крест поцелуешь ли на верность мне? — поинтересовался Отрепьев.
— Поцелую, государь.
По знаку Отрепьева один из стражников полез за пазуху Крапивину, достал оттуда нательный крест и поднес к губам пленного.
— Признаю, что ты есть истинный государь, и служить тебе обещаю не за страх, а за совесть, — объявил спецназовец и приложился к кресту.
На площади воцарилась тишина.
— Да врет он! — вдруг выскочил вперед какой-то дворянчик. — Крестное целование нарушить готов, собака, лишь бы тебя, государь пресветлый, смертью погубить. Дозволь мне, я ему голову отсеку.
Отрепьев бросил на говорившего гневный взгляд, и тот осекся и отступил в толпу. Самозванец сделал еще несколько шагов навстречу пленнику.
— Ты же говорил, что от гнева царского в Речь Посполитую бежал, — произнес он. — А потом в войске годуновском средь командиров оказался. Как так?
— Простил, стало быть, меня государь, — сказал Крапивин.
— Так все же Годунов государь тебе, а не я, — зло заметил Отрепьев.
— Да кто же знал, царевич, что ты счастливо спасся?
— Вот, люди знали, — обвел Отрепьев рукой собравшихся на площади. — Басов знал еще тогда. Так и ты знал, да изменнику служил. И нынче ты крестное целование готов нарушить, лишь бы предателю Годунову услужить. Повинен смерти.
Толпа вокруг радостно загудела. В одно мгновение Крапивин почувствовал себя обманутым и преданным всеми.
— Ты, самозванец паршивый! — заорал он, рванувшись изо всех сил. — Мне трижды плевать на всех ваших Годуновых и Романовых, вместе взятых. Я Россию спасти хочу. А ты, ублюдок, ей смуту и разорение несешь. Нашествие иноземцев за тобой идет! Вот почему я тебя убить хочу. И убью, бог даст!
Отрепьев повернулся к пленнику, которого теперь уже с трудом удерживали четверо стражников, и глянул на него снизу вверх. Глянул удивленно и презрительно, но с искрой интереса, словно на болотную тварь, неожиданно уподобившуюся горному орлу, и отчетливо произнес в наступившей тишине:
— Я — природный государь Руси. Престол московский мне Господом предназначен. И коли я в пределы земли своей вступил, то не смуту, а порядок, отцами завещанный, несу. А этот, — он указал на Крапивина, — вижу я, не годуновский пес. Ратник сей государству моему служить желает и по неразумию своему лишь во мне истинного царевича не признал. За то я его милую. Отведите его в темницу и содержите, как почетного пленника. Глаз с него не спускать. Придет время, и поймет дурак сей, кто природный государь, а кто изменник. И еще службу он мне добрую сослужит. Государь Московский храбрыми воинами не разбрасывается.
ГЛАВА 24
Предложение
Около месяца провел Крапивин в тесной клетушке рыльского острога. По распоряжению Отрепьева кормили его хорошо (правда, о прогулках для заключенных здесь еще никто не слышал, и подполковник был вынужден довольствоваться пребыванием в чисто убранной, но чрезвычайно маленькой камере). Никакой информации из внешнего мира до пленника не доходило, но она ему была и не нужна. Крапивин прекрасно понимал, что события пошли по тому же пути, что и в его мире. Да и с чего им было развиваться как-то иначе? Те же люди совершали те же ошибки и подлости и уверенно вели страну к катастрофе. Три единственных человека, пришедших из другого мира и способных предотвратить надвигающийся Апокалипсис, бездействовали. Он, Крапивин — человек, поставивший себе задачу предотвратить наступление смуты, находился в плену у самозванца. Басов (если они с Чигиревым все же вернулись в этот мир) либо принципиально не вмешивался в события, либо выступал на стороне тех, кто вел к смуте. Чигирев — вот кто с самого начала встал на правильный путь, пытался поддержать Годунова и предотвратить приход самозванца. Обстоятельства сложились так, что именно Крапивин остановил Чигирева, когда тот преследовал бегущего в Польшу Отрепьева. Когда Крапивин вспоминал об этом, он в ярости сжимал кулаки.
Измена и предательство Селиванова не позволили ему вместе с Чигиревым уничтожить Отрепьева, еще когда тот не покинул пределов Московии. Глупое вмешательство Басова не позволило прихлопнуть самозванца в Остроге. Глупое или намеренное? Крапивин терялся в догадках и не находил ответа. Выходило так, будто Басов с самого начала, еще с их появления в усадьбе Романовых, поддерживал Отрепьева. И это его подозрительное путешествие к Константину Острожскому как раз в тот момент, когда туда заявился Григорий, наводило на очень нехорошие подозрения.
Крапивин мерил свою клетушку шагами и думал, думал, думал… Все складывалось хуже некуда. Получалось, что само неудавшееся покушение сыграло только на руку самозванцу. Ведь для того же Федора, честного служаки и умелого воина, и для многих сотен таких, как он, это подтвердило «богоизбранность» и «подлинность» царевича. Оставалась лишь надежда на то, что выздоровевший Чигирев все же вернется в этот мир и найдет способ помочь Годунову победить самозванца, выявить и уничтожить заговорщиков в Москве. Только на это уповал одинокий узник Рыльской крепости.
Дверь камеры скрипнула.
— Выходи-ка, — буркнул стражник. — Советник его царского величества говорить с тобой желает.
Крапивин поморщился. «Что еще за новости, — подумал он. — Советник какой-то объявился. Ясно же, что засадили меня сюда по прихоти Отрепьева, и не нужен я им ни как язык, ни для пропаганды. Или нашелся-таки умник, решил воспользоваться случаем. Нет, этого удовольствия я ему не доставлю. Не буду я под их дудочку плясать. Да и выпытать у меня что-нибудь путное вряд ли удастся. Апрель уж на дворе. С тех пор как я из лагеря выехал, диспозиция войск уже много раз поменялась. Ну да ладно, мое дело арестантское. Не я решаю, когда и с кем встречаться».
Он поднялся с лавки и двинулся в направлении, указанном стражником. Они вместе миновали двор и поднялись по широкому крыльцу в одну из изб, очевидно, служившую ранее для размещения администрации Рыльска. Стражник распахнул перед Крапивиным дверь. Тот вошел в комнату и застыл на месте. Прямо перед ним в европейском костюме с широким испанским воротником, со шпагой на боку, с аккуратно постриженной бородкой клинышком стоял Чигирев. Историк элегантным жестом приказал стражнику удалиться, и, когда дверь за спиной пленника закрылась, широко улыбнулся:
— Ну, здравствуй, Вадим.
— Как, ты здесь?! — удивлению Крапивина не было предела.
— Присаживайся, — Чигирев указал Крапивину на лавку и сам присел на краешек стола. — Я советник царевича Дмитрия. Только что вернулся из Ватикана, где обсуждались очень важные вещи касательно будущего России. Ты знаешь, пол-Европы проехал. От Львова до Рима и обратно сюда, в Рыльск.
— Что ты задумал? — Крапивин медленно опустился на указанное ему место.
— Я задумал сделать Россию богатым и свободным европейским государством. Моя задача не столь уж сложна. Надо всего лишь направить реформы Дмитрия в нужное русло и предотвратить боярский переворот.
— Так ты встал на сторону самозванца?! — воскликнул Крапивин.
— Все монархи в какой-то мере самозванцы, — философски заметил Чигирев. — Потомки тех, кто оказался сильнее и хитрее в драке за власть. Наследственные права приплели лишь позже. Да и не спасают они по-настоящему слабых монархов. Я решил, что Дмитрий ничуть не хуже старого интригана Василия Шуйского и этого властолюбца Романова. Он молод, энергичен, образован, полон желания развивать государство. Он тот, кто может на столетие предвосхитить реформы Петра и на два с половиной — преобразования Александра Второго. Право слово, это хороший шанс.
— Но с ним же поляки!
— Ошибочка, подполковник, — улыбнулся Чигирев. — Никогда поляков в его войске не было больше пятнадцати процентов. С тем же успехом можно говорить, что с Годуновым немцы. У него ведь есть немецкие и шотландские наемники даже в личной охране.
— Не говори глупостей, — возмутился Крапивин. — Он пришел из Польши. Неужели поляки поддержали его из любви к России?
— Нет, конечно. Но, если хочешь знать, король Дмитрия не поддерживает… Официально. Сейм почти единогласно отказал ему в выделении на это средств. Так что бедный Сигизмунд может лишь морально ободрить своего русского коллегу. Впрочем, и это немало. Благодаря позиции польского короля мне было легче вести переговоры с папой римским. А то, что в армии Дмитрия много поляков, так это шляхтичи частных армий. Они имеют право присоединяться к любому походу, и это вовсе не означает, что вся Речь Посполитая собирается участвовать в войне. Кстати, если хочешь знать, когда Дмитрий шел из Львова на Русь, Константин Острожский выставил заслоны и препятствовал его переправе через Днепр. Так что говорить о польской агрессии не приходится.
— А Ватикан, конечно, обещал поддержку православной Руси, — съязвил Крапивин.
— Разумеется, он потребовал поголовного окатоличивания. И я даже согласился. Но мы их обманем. Дмитрий бы сделал это и без меня, но со мной он сделает это искуснее и с большей выгодой. Как бы ни хотелось, но принести на Русь западную религию уже не получится. Да, православие создаст много проблем в будущем, при присоединении страны к общеевропейскому дому. Но, увы, сделать ничего нельзя. Насильственное изменение религии вызовет волну протестов и снижение популярности Дмитрия. Мы не можем позволить себе этого.
— Кто это «мы»? — сквозь зубы спросил Крапивин.
— Патриоты России.
— Ты и Басов?
— Басов, увы, не с нами, — заметно погрустнел Чигирев. — Я заезжал к нему в Краков на обратном пути. Он при дворе. Сильно разбогател. Пользуется влиянием. Но русскими делами заниматься принципиально отказывается. Он участвует в каких-то интригах вокруг шведского двора.
— Так уж и отказывается?..
— К сожалению, и слышать об этом не хочет, — Чигирев явно не заметил провокации в вопросе собеседника. — Говорит, что приехал сюда не исправлять историю, а жить в свое удовольствие. Шведская игра для него вроде развлечения, а русский котел кого угодно погубит. Кстати, тебе просил передать привет.
— А он знал, что я здесь сижу? — удивился Крапивин.
— Нет. Я сам о тебе узнал только через неделю после того как вернулся.
— Тогда как он мне привет передавать собирался? Он же знал, что я в войсках Годунова, а ты у самозванца!
— Не знаю, — Чигирев озадачено почесал затылок. — Сказал: «Передай привет Вадиму. Скоро его увидишь». Я и не отреагировал. Мысли другим были заняты. Наверное, он имел в виду, что война скоро кончится и мы встретимся. Я просто чуть с ума не сошел, когда услышал о том, что ты пытался убить Дмитрия. Даже не представляю, что случилось бы, если бы тебе это удалось.
— А с чего ты решил, что я хотел убить Отрепьева? — вдруг спросил Крапивин. — Может, я просто на разведку шел?
— Да заложили тебя, — снисходительно улыбнулся Чигирев. — Гонец из-под Кром еще загодя приехал с полным донесением, зачем ты идешь и от кого. Так что тебя уже ждали.
— А кто заложил?
— Василий Голицын, воевода ваш, — безразлично ответил Чигирев. — Я надеюсь, теперь ты понял, что клан Годуновых обречен. Кажется, одни только Шуйские не ждут самозванца с распростертыми объятиями. Да и те только потому, что местничали с Романовыми. Кстати, думаю именно поэтому под руководством Дмитрия Шуйского войско вдруг стало активно воевать с нами. Все остальные готовы переметнуться к нам при первой возможности. Кто-то торгуется, кто-то выжидает, вроде Мстиславского. А Голицын нам еще во время львовского стояния обещал помогать, так-то.
Крапивин крякнул. Нельзя сказать, чтобы известие его сильно поразило, но общая картина стала куда яснее.
— Ладно, зачем звал? — спросил он наконец.
— Вадим, переходи к нам, — предложил Чигирев. — Надеюсь, теперь ты понял, что это не иностранное нашествие, а гражданская война. И в наших с тобой силах закончить ее побыстрее и малой кровью. Мы с тобой знаем, как будут развиваться события на четыреста лет вперед. Мы можем сделать Россию передовой державой уже сейчас. Подумай, какие открываются перспективы. Я же знаю, ты хочешь добра этой стране. Ты и на покушение пошел во имя нее. Но ты ошибся. Ее будущее связано не с Годуновыми, а с потомками Дмитрия.
— Я не поддержу Отрепьева, — покачал головой Крапивин. — Он незаконный правитель.
— А другого нет, — развел руками Чигирев. — Сегодня пришло известие, что царь Борис умер. Федор еще молод. Власти он не удержит. Тем более что внезапная смерть Бориса для большинства населения — это явный знак божьего гнева, павшего на узурпатора. Да и не «природные» цари Годуновы, с точки зрения народа. Они наследника Ивана Грозного ждут. Пойми, Вадим, выбор сейчас не Годунов или Дмитрий Иоаннович. Выбор сейчас — Дмитрий или кровавая смута на восемь лет.
— Я не поддержу того, кто пришел с иностранными войсками, — отрезал Крапивин.
— Ну и глупо, — вздохнул Чигирев. — Ведь так просто и я тебя из заточения выпустить не могу. Приказ царевича: держать тебя под стражей, покуда не признаешь его Дмитрием и не поклянешься ему службу верно служить.
— Да хоть сгнию, —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40