Тогда Гетерен спросил: "Что же это за место такое?"
Хоуд ответил: "Это самое сердце пурги. Мы, убившие себя, живем здесь.
Здесь мы с тобой можем сохранить верность той клятве, что дали друг другу".
Но Гетерен испугался и сказал: "Я не останусь здесь. Если бы ты тогда
убежал со мной на юг, подальше от нашего Очага, мы могли бы навсегда
остаться вместе и всю жизнь хранить верность нашей клятве, и никто на свете
не узнал бы о том, что мы нарушили закон. Но ты первым изменил клятве, ты
предал нас и предал собственную жизнь. И не сможешь теперь звать меня по
имени".
И правда, Хоуд шевелил губами, но так и не мог выговорить имени своего
родного брата.
Он быстро подошел к Гетерену, протянул к нему руки, обнял его, сжал его
левую руку своими руками. Но Гетерен вырвался и убежал. Он бежал на юг и
видел, как перед ним вырастает стена пурги, и, пройдя сквозь нее, он снова
упал на колени и больше бежать уже не мог, а мог лишь ползти на
четвереньках.
На девятый день после того, как он ушел из родного Очага на север,
Гетерен был обнаружен в пределах своего княжества неподалеку от Очага Ороч,
что находится к северо-востоку от Шатха. Жители его не знали, кто этот
человек и откуда он пришел; они нашли его барахтающимся в снегу, умирающим
от голода, ослепшим от снега, с почерневшим от мороза и солнечных ожогов
лицом; поначалу он не мог даже говорить. И все же Гетерен не только выжил,
но и не заболел, разве что сильно обмороженную левую руку его пришлось
отнять. Кое-кто поговаривал, что это тот самый Гетерен из Шатха; но
остальные считали, что такого быть не может, потому что Гетерен ушел на
Ледник еще во время первых осенних снегопадов и, без сомнения, погиб. Сам же
он утверждал, что имя его вовсе не Гетерен. Окончательно поправившись,
человек этот покинул Ороч и княжество на границе страны Диких Ветров и
отправился на юг и в тех краях стал называть себя Энохом.
Когда Энох был уже совсем старым и жил в долине реки Рир, он как-то
повстречался со своим земляком и спросил его, как идут дела в княжестве и
Очаге Шатх. И человек тот ответил, что дела там плохи. Нет удачи ни в
домашней работе, ни в поле; все пришло в упадок, все больны какой-то
странной болезнью, весной зерно в полях вымерзает, а то, что успевает
созреть, гниет на корню, и так продолжается уже много лет. Тогда Энох сказал
ему: "А знаешь, ведь я Гетерен из Шатха" -- и поведал о том, как тогда
поднялся на Ледник и кого там встретил. И закончил свой рассказ:
"Передай жителям Шатха, что я беру назад свое имя и снимаю с них
проклятье". Через несколько дней после этого Гетерен заболел и умер. А тот
путешественник рассказал его историю в Шатхе и передал его последние слова.
Говорят, что с тех пор сам Очаг и все княжество вновь стали процветать,
жизнь снова наладилась в домах и в полях и пошла дальше своим чередом.
Глава 3. СУМАСШЕДШИЙ КОРОЛЬ
Я проснулся поздно и оставшиеся утренние часы провел за чтением
собственных записей, касающихся придворного этикета, а также наблюдений моих
предшественников, Исследователей, относительно гетенианской психологии. Я
читал невнимательно -- в общем-то, я давно уже все это знал наизусть -- и
сейчас просто старался заглушить тот внутренний голос, что неумолчно бубнил
у меня в ушах: "Ты все с самого начала сделал неправильно". Поскольку голос
не умолкал, я все-таки начал с ним спорить, утверждая, что смогу в
дальнейшем обойтись и без помощи Эстравена; может быть, получится даже
лучше. В конце концов, моя задача здесь вполне под силу и одному человеку.
Первый Мобиль всегда работает в одиночку. Первые вести из любого нового мира
в Экумену всегда передаются голосом одного-единственного человека. Мобиля,
разумеется, можно убить, как убили Пеллегля на Четырех Быках, или заточить в
сумасшедший дом вместе с другими безумцами, как это произошло по очереди с
первыми тремя Посланниками на Гао; и все-таки Экумена продолжает посылать
Мобилей в одиночку, и эта практика вполне оправдывает себя. Порой голос
одного-единственного человека, говорящего правду, куда большая сила, чем
целые флоты и армии, особенно если этому человеку дать достаточно времени,
но времени-то в Экумене как раз хватает... "У тебя зато его не хватает!" --
сказал мой внутренний голос, но я убедительно попросил его заткнуться. В
Часу Втором, исполненный спокойствия и рассудительности, я прибыл на
аудиенцию к королю Кархайда. Впрочем, вся моя рассудительность улетучилась
еще в приемной, прежде чем я успел хотя бы взглянуть на короля.
В королевскую приемную я был препровожден дворцовой стражей через
бесчисленные длинные залы и коридоры. Потом один из адъютантов Его
Величества попросил меня подождать немного и оставил одного в огромном зале
с высокими потолками, но без окон. Перед встречей с королем Кархайда я
постарался одеться подобающим образом. Я как раз продал свой четвертый рубин
и треть полученной суммы истратил на два костюма -- для вчерашнего парада и
сегодняшней аудиенции (от наших Исследователей мне было известно, что
гетенианцы очень ценят драгоценные камни -- значительно больше землян,
например, -- так что я явился на Гетен с полными карманами рубинов и
сапфиров, чтобы при случае было чем расплачиваться). Все на мне было новым,
очень тяжелым и прочным, но сшитым хорошо и выглядевшим добротно, даже
красиво, как вообще вся одежда в Кархайде: белая, отороченная мехом теплая
рубаха, серые узкие штаны, длинная, похожая на камзол куртка хайэб из
кожи цвета морской волны, новая шапка и новые перчатки, под строго
определенным углом торчащие из-под слегка сползающего на бедра ремня,
дополняющего хайэб, новые башмаки... Уверенность в том, что одет я
хорошо, в полном соответствии с этикетом, все-таки прибавляла спокойствия и
рассудительности. Я спокойно и рассудительно огляделся.
Как и во всем королевском дворце, в этом зале с высокими потолками и
красными стенами царило запустение и стоял запах плесени, как если бы
постоянно гулявшие там сквозняки залетали из прошлых веков. В камине ревел
огонь, но тепла особого не давал.
Камины в Кархайде существуют для того, чтобы согревать душу, а не тело.
Промышленная революция в Кархайде совершилась по крайней мере три тысячи лет
тому назад, за эти тридцать веков кархайдцы изобрели прекрасное и
экономичное центральное отопление с использованием водяных и электрических
радиаторов, а также иных энергетических источников тепла; однако в домах у
них по-прежнему центральное отопление отсутствует. Возможно, потому, что они
боятся утратить природную сопротивляемость холоду, как это происходит,
например, с полярными птицами на Земле: если их хотя бы недолгое время
продержать в теплой палатке, а потом выпустить на волю, они тут же погибнут
от обморожения конечностей. Я же, будучи вообще пташкой тропической, мерз
постоянно; мерз как на улице, так и дома, хоть дома и немного меньше; у меня
замерзали руки и ноги, и весь я дрожал от холода. Сейчас я тоже ходил по
залу взад-вперед, стараясь согреться. Живыми в этой унылой приемной были
только я да огонь в камине; мебели, впрочем, тоже было немного: стол, стул,
на столе -- каменная ваза и старинный радиоприемник, украшенный серебром,
резным деревом и костью, -- достойный экспонат для выставки народного
творчества. Приемник играл под сурдинку, и я чуточку прибавил звук, услышав,
что эпическая песня или баллада сменилась сводкой дворцовых новостей. Как
правило, жители Кархайда читают немного и предпочитают слушать, причем не
только новости, но и литературные тексты; всяческие инсценировки и спектакли
у них недостаточно популярны, а книги и телевизоры распространены гораздо
меньше, чем радиоприемники; газет не существует вообще. Утром я сводку
новостей проспал, да и теперь слушал вполуха, думая совсем о другом, пока
повторенное несколько раз знакомое имя не привлекло мое внимание. Что это
они там говорят об Эстравене? Какой-то королевский указ? Информация, видимо,
была важной, потому что указ начали читать сначала:
"Терем Харт рем ир Эстравен, лорд Эстре из Керма, данным указом
лишается титула князя и почетного членства в Королевском Совете; он обязан
покинуть королевство Кархайд и соподчиненные княжества в течение трех дней
По истечении указанного срока, а также если он осмелится когда-либо
вернуться в пределы государства, Харт рем ир Эстравен подлежит
незамедлительной казни без суда и следствия. Всем жителям Кархайда
запрещается вести с ним какие бы то ни было переговоры, а также
предоставлять ему кров под страхом тюремного заключения и штрафа.
Запрещается также передавать или одалживать Харт рем ир Эстравену любые
денежные суммы или товары и возвращать одолженные у него суммы Доводим до
сведения всех жителей Кархайда: Харт рем ир Эстравен совершил тяжкое
преступление, за которое осужден на пожизненную ссылку: предательство.
Тайными и явными путями он склонял Королевский Совет и короля Кархайда --
под предлогом верной службы Его Величеству -- к тому, чтобы Объединенное
Королевство Кархайд отказалось от своего суверенитета и присоединилось к
некоей Лиге Миров, вымышленный характер которой не вызывает у нас ни
малейших сомнений, пресловутая Лига Миров -- всего лишь беспочвенная выдумка
предателей-заговорщиков, которые стремятся ослабить авторитет нашего
государства и его Короля в угоду вполне реально существующим врагам Отгьирни
Тува, Час Восьмой, Королевский дворец в Эренранге. АРГАВЕН ХАРГЕ"
Далее сообщили, что полный текст только что зачитанного Указа расклеен
на воротах многих домов и всех почтовых отделений города
Скачала я, естественно, просто выключил радио, словно надеясь
остановить этот поток враждебных излиянии Потом бросился к двери. Там,
разумеется, я остановился Вернулся на прежнее место, к столу у камина, и
задумался Спокойствия и рассудительности как не бывало Мне страшно хотелось
достать ансибль и послать срочный вызов Стабилям Хайна. Это желание я тоже
подавил, потому что оно было еще глупее предыдущего К счастью, больше
никаких желаний у меня возникнуть не успело. Створки двери в дальнем конце
приемной распахнулись, и адъютант, почтительно отступив в сторону и
пропуская меня вперед, провозгласил: "Господин Дженри Аи!" Мое имя Дженли,
но жители Кархайда звук "л" не произносят. И вот я оказался в знаменитом
Красном Зале наедине с королем Аргавеном XV.
Красный Зал поражал своими размерами. Казалось, что от камина до камина
в его торцовых стенах никак не меньше полукилометра. И примерно столько же
-- от пола до потолочных балок, с которых свисали пыльные красные то ли
занавеси, то ли знамена, в пятнах и потеках от старости. Окна скорее
походили на бойницы в крепостных стенах и почти не пропускали света; слабые
его лучи повисали где-то в вышине, под потолком. Мои новые башмаки --
тук-тук-тук -- прогрохотали через весь зал: я наконец приближался к королю,
заканчивая путь длиной в полгода.
Аргавен стоял у третьего, самого большого в этом зале камина на особом
возвышении; коренастый, в мрачноватых красных одеждах, с большим выступающим
животом, темнокожий, он казался страшно взвинченным и одновременно каким-то
тусклым, невыразительным; только на большом пальце у него ярко вспыхивало
кольцо -- королевский перстень с печатью.
Я остановился у края этого постамента и, согласно этикету, застыл в
почтительном молчании.
-- Поднимитесь сюда, господин Аи. Садитесь. Я подчинился и сел в
кресло, стоящее справа от камина. Все эти действия входили в ранее изученный
мной ритуал. Сам же Аргавен остался стоять метрах в трех от меня спиной к
камину, в котором ревело пламя. Через некоторое время он сказал:
-- Говорите же, господин Аи. Вы, кажется, что-то должны были мне
сообщить? Я слышал, у вас есть для, меня некое послание.
На лице его, которое теперь было повернуто ко мне, играли красные блики
огня, мелькали темные тени, но само оно выглядело плоским и жестоким, как
холодная луна в небесах над этой ледяной планетой, как рыжая и глупая луна
планеты Гетен. Вблизи Аргавен не казался столь величественным и
надменно-мужественным, как издали, в толпе своих придворных. У него был
высокий пронзительный голос, и он то и дело яростным безумным жестом
вскидывал голову, как бы выражая высокомерное изумление.
-- Дело в том. Ваше Величество, что все мысли разом как бы улетучились
из моей головы, едва я узнал, что лорд Эстравен объявлен вами вне закона.
Аргавен растянул губы в улыбке и молча уставился на меня. Потом вдруг
визгливо рассмеялся и стал похож на злобную бабу, которая веселым смехом
пытается скрыть досаду.
-- Будь он проклят, -- пробормотал король, -- жалкий гордец!
Высокородный преступник! Предатель! Вы ведь обедали с ним вчера, не так ли?
И он, конечно, рассказывал вам, насколько он всесилен, как управляет самим
королем и как вам легко будет вести со мной разговор о ваших делах после
того, как он все должным образом подготовил... Не так ли? Ведь он все это
говорил вам, господин Аи?
Я колебался.
-- Хорошо, тогда я расскажу вам, что он советовал мне, если вам это
интересно. Он, например, советовал мне отказаться от встречи с вами,
заставить вас подождать еще; может быть, даже предложить вам собрать свои
вещи и перебраться отсюда подальше -- в Оргорейн или на Острова. Последние
полмесяца -- черт бы его побрал! -- он только и делал, что твердил мне об
этом. Однако ему самому пришлось собирать вещички и быстренько отправляться
в Оргорейн, ха-ха-ха!..
Король снова притворно весело рассмеялся и даже захлопал от
удовольствия в ладоши. И тут же из-за занавесей беззвучно вынырнул стражник
и застыл у края постамента. Аргавен рявкнул на него, и стражник столь же
беззвучно исчез, как и появился. Хрюкая от смеха, Аргавен подошел ко мне еще
ближе, буквально нос к носу, и уставился прямо в лицо. Темные радужки его
глаз слегка отливали оранжевым. Я опасался его теперь значительно больше,
чем мог предполагать, и совершенно не представлял, как следует вести себя с
этим непоследовательным и непредсказуемым человеком. Потом решил, что лучше
всего искренность.
-- Могу ли я узнать, Ваше Величество, не считаете ли вы и меня
соучастником преступных действий Эстравена?
-- Вас? Нет! -- Он еще более внимательно вгляделся в меня. -- Я не
знаю, что за чертовщина сидит в вас, господин Аи: то ли вы сексуальный
извращенец, то ли искусственно созданное чудовище, то ли действительно
пришелец из великой пустоты Космоса; но вы не предатель; вы были всего лишь
орудием в руках предателя, всего лишь инструментом. А инструменты я не
наказываю. Они приносят вред лишь в руках плохих специалистов. Позвольте
посоветовать вам кое-что, господин Аи. -- Аргавен выговорил слово
"посоветовать" со странным нажимом и удовлетворением, а мне почему-то именно
в этот миг пришло в голову, что больше никто за эти два года ни разу ничего
мне не посоветовал. Гетенианцы охотно отвечали на мои вопросы, однако
открыто ничего никогда не советовали, даже Эстравен, самый лучший мой
помощник. Должно быть, это тоже было связано у них с пресловутым
шифгретором. -- Никому больше не позволяйте использовать вас в корыстных
целях, господин Аи, -- внятно проговорил король. -- Держитесь подальше от
всяких интриг и политических течений. Лгите лучше самостоятельно, и
действуйте тоже самостоятельно. И никому не верьте. Вы хоть это-то
понимаете? Не верьте никому! Черт бы его побрал, этого лжеца, этого
хладнокровного предателя! Я-то ведь ему доверял! Я сам повесил ему на шею
серебряную цепь, будь она проклята! Лучше бы я его самого на этой цепи
повесил. Нет, по-настоящему я никогда не верил ему! Никогда! И вы никому не
доверяйте. А он пусть теперь подыхает от голода на помойках Мишнори, пусть
жрет отбросы, пусть кишки у него сгниют, но никогда... -- Король Аргавен весь
затрясся и захлебнулся собственной злобой со звуком, похожим на отрыжку;
потом он повернулся ко мне спиной и начал пинать ногой концы горящих
поленьев, пока вверх не взлетел целый сноп искр и черный пепел не запорошил
его лицо, волосы и камзол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38