.. А хотите байку? Была такая сельскохозяйственная
планета - Рапсодия. На ней выращивали рапс. Однажды толпа крестьян
вешала на дереве предполагаемого конокрада. Обвиняемый, естественно,
брыкался и отрицал. Случайный свидетель кражи кобылы вспомнил, что у
вора не было левой руки, тогда как у казнимого все конечности имелись в
наличии. После чего обвиняемый был-таки повешен.
- За что? - одиноко поддержала Маргарет.
- Он был повешен, затем снят, приведен в чувство и отпущен с
извинениями на все четыре стороны. А дерево спилили, чтобы не напоминало
об ошибке. Это я к тому, что сперва кончи одно дело, а потом уже
переходи к следующему...
Ни улыбки.
Он ощущал их растерянность - и свою. И уйти было уже нельзя.
Перегнуть, переломить настроение... Жаль, не прикажешь. Нет такого
приказа - веселиться. Не надо было сюда приходить. Была у них отдушина,
ну и пусть - не амбразура же, чтобы затыкать ее собой...
- Может, сыграем во что-нибудь? - предложил Стефан. - Ну же!
Команда на команду! Перетянем канат, а? Уве, не в службу, а в дружбу -
сбегай в барахолку, выбери шланг подлиннее.
Уве ковырял ногой пол.
- Я не хочу...
- Чего ты не хочешь?
- Шланг не хочу перетягивать.
- Так. А чего ты тогда хочешь?
- Не знаю... Есть хочу.
- Все хотят. Ужин идет вторым пунктом. Еще что?
- Э-э... Может, Зоя стихи почитает?
Ну уж нет, подумал Стефан, знаю я эти стихи. Вроде той танкетки,
только хуже: "Все мы юроды, поэты же лгут, а годы, как воды, все рифмы
сотрут..." Чрезвычайно оптимистично, со светлой надеждой на светлое
завтра! Жечь такие стихи в топке вместо торфа. Как там дальше: "Все мы
невежды, и это прогресс, тропинку надежды укрыл темный лес..." Укрыл,
значит. Угу. Надо полагать, навечно укрыл. В самый раз для праздника. А
ведь, было время, смешно писала: "Маленький Аксель присел на горшок,
выше горшка он всего на вершок..."
- Может быть, не сегодня? Извини, Зоя.
Уве пожал плечами - можно и не сегодня. Все равно. Было прекрасно
слышно, как выступившая было вперед Зоя вздохнула с облегчением. И не
подумала спрятать подальше свои чувства, стервоза.
- Ну так как насчет каната? - вкрадчиво спросил Стефан. - Никто не
хочет? А в другие игры? Шарады, догонялки, еще что-нибудь...
Тихонько хныкала Юта.
"Колесом для них пройтись, что ли? Какого рожна..."
- Ну, смелее! Кто предложит?
Молчание.
- Да что же вы...
Из заднего ряда в передний пробился Людвиг.
- Мы не хотим веселиться.
"Так,- подумал Стефан. - Этот, по крайней мере, - откровенно".
В один миг его охватило чувство беспомощности, и еще один миг он
боялся, что не сможет с ним справиться. Такое бывало и прежде. Редко, но
бывало, и Стефан ненавидел себя в такие минуты. Капитан не должен иметь
сомнений, если он не тряпка и не деточка, готовая чуть что со слезами
уткнуться в папочкин бластер. Команда, уличившая капитана в сомнениях,
заслуживает другого капитана.
Пора было срочно выправлять положение.
- Ну раз так,- Стефан хлопнул в ладоши и вслед за тем сделал
величавый жест рукой,- тогда к столу! К столу!..
Сопутствующая улыбка вышла тоже ничего.
24
Когда, повисев над берегом, угасли огненные шары и их дрожащее
отражение в воде перестало обозначать контуры островка, сразу стало
темнее, чем до фейерверка, а в том, что это был именно фейерверк, а не
сигнал того, что их заметили, не усомнился никто. И стало заметно
свежее. Западный берег был еще виден как неровная кайма, пришитая к
горизонту, а восточный канул во мглу, лишь слабый фонарь под худым
навесом на смотровой площадке донжона, ничего не освещая, висел
неподвижно.
Все трое дрожали, сами не зная - от холода или от возбуждения, не
замечая даже того, что дрожат. Пришлось помучиться с вычерпываньем,
прежде чем лодку удалось вытащить на гранит подальше от воды. Киль был
словно изжеван - ничего удивительного, что лодка шла трудно и рыскала.
От лодки резко пахло - весь борт был заляпан густой черной жидкостью.
Руки пачкались и скользили, а ноги не слушались. Йорис сделал попытку
упасть у самой воды, и его пришлось подхватывать и тащить. Задыхаясь,
успели вовремя. Слон совершил только одну слепую атаку на островок,
оставил на камнях черные липкие комки и, тяжело соскользнув, ушел в
озеро. На гранит набегали волны - в сотне шагов от островка бестолково
колыхалась темная вода.
- По-моему, он приходит в себя,- заметил Питер. - Кто там хотел
плыть к берегу? Догнал бы. А хорошо получилось... Теперь всегда буду
плавать с бутылкой нефти.
Вера встряхнула фляжку - нефти осталось на донышке. Питер махнул
рукой:
- Неважно. Можно будет использовать жидкую смазку, Диего сделает.
Главное - теперь мы знаем, чего он не любит.
- Жаль, зажигалка утонула,- мстительно проговорила Вера. -
Посмотреть бы, как он горит...
- Он бы нырнул,- встрял Йорис. С него текло, его окатило с ног до
головы, и он выбивал зубами дробь. - А я ему веслом хорошо дал один
раз...
- Все равно отлично придумала,- сказал Питер.
Это счастье, подумала Вера, что Питер рядом. Он никогда не оставит
в беде, никогда не бросит. Счастье, когда страшное позади и он кладет
руку на плечо - не Ронде, не Инге, а мне - тогда хочется закрыть глаза и
сладкая дрожь бежит по телу. А еще хорошо, что немножко нефти все-таки
удалось сохранить, и это тоже счастье и удача - Стефан со своей
Маргарет, глаза ей выцарапать надо, не поверили бы на слово да еще
высмеяли бы.
- Это все ты,- солгала она. - Без тебя бы я не додумалась. Наверно,
так и бросила бы фляжку, не откупорив.
- Какая разница, кто придумал! - великодушно сказал Питер.
- Я слышала, как ты кричал,- созналась Вера.
- А сделала по-своему. Не по-моему, а по-своему. Мы же люди. Кто я
такой, чтобы решать за тебя?
Он обнял ее, но обнял и Йориса, что было неприятно, но необходимо,
и трое озябших детей прижались друг к другу, потому что так было теплее.
Водяной слон не ушел - в упавшей на озеро тьме его не стало видно, но
слышно было, как он ворочается и хлюпает неподалеку.
- А вдруг до утра не уйдет? - спросил Йорис. Его колотило. Питер
плотнее прижал его к себе.
- Уйдет, куда он денется. Ты у него хоть одну вакуоль видел? Я тоже
нет. Он здорово голодный. Очухается и уплывет охотиться, а мы рванем
прямо к берегу - рядом уже...
Они чувствовали себя победителями и болтали без умолку. Вера
говорила, что слона рано или поздно придется убить, чтобы впредь плавать
без опаски, и что надо уговорить Диего сделать какой-нибудь специальный
дуст, а еще лучше слить в озеро окислитель из развед-ракеты, только от
него, наверно, вся рыба заодно со слоном повсплывает кверху брюхом, но
это не беда, коль скоро все равно придется переносить лагерь через
водораздел,- она говорила, а Йорис, забыв обиду, возражал или
поддакивал, каждую минуту напоминал, как лихо он треснул амебу веслом -
жаль, у нее нет мозгов и не может быть сотрясения,- и все порывался
швырнуть камнем в хозяина озера, чтобы тот не чмокал зря под берегом; а
потом Питер говорил о том, что будет завтра, и младшие молчали; а еще
потом все трое весело издевались над водяным слоном. Они сидели на
корточках, чувствуя, как под ними быстро остывает гранит, прижимались
друг к другу и старались не думать о кошмаре холодной ночевки без
спальников и теплой одежды, в промокших насквозь драных робах, на низком
островке посреди недвижной воды. Они болтали обо всем и ни о чем,
стараясь не вспоминать о мучившем всех голоде, о деликатесах,
поглощаемых теми, кто, наверно, пирует сейчас в донжоне, о порции
пищевой пасты, о гроздьях прозрачных сосулек в быстрых ручьях...
Фонарь на носу "Декарта" расплылся мутным пятном - с озера
надвигался туман. Водяной слон не уходил. Медленно затекали мышцы. Трое
голодных детей - три тени, невидимые в темноте и не видящие друг друга,-
трое взрослых, чьему опыту могли позавидовать многие,- ждали. Они
понимали, что придется заночевать здесь. Осенние туманы густы: пройдет
полчаса, может быть, час - и фонаря не станет видно. Не стоит рисковать,
плывя наудачу. Озеро не любит торопливых и глупых.
И еще они говорили о том, как раскричится Стефан, узнав о потере
вещей. Пусть кричит. Они сделали то, чего еще никто не мог сделать. Не
смог бы и Стефан. Они проникли на север так далеко, как еще никому не
удавалось. Они нашли нефть за водоразделом. И они сумели вернуться.
А главное - они были победителями.
Они, а не он.
25
Оказалось, что у них уже все готово. Стефан сказал бодрую короткую
речь, сегодня особенно стараясь не разводить тягомотину, и в речи
выразил надежду на дружбу и взаимопонимание, а заодно еще раз поздравил
Петру. К его удивлению, речь приняли нормально и даже скромненько
поаплодировали. Тут же появилась и была торжественно развернута новая
скатерть (Стефан и не подозревал о ее существовании), неизвестно когда и
кем сшитая из лоскутов, выстиранная и выглаженная, и был застелен
длинный стол, а вместо обычных мисок девчонки расставили настоящие
фарфоровые тарелки (их не вынимали со дня празднования годовщины
посадки). Правда, тарелки были разнокалиберные и в них оказалась все та
же пищевая паста - сбалансированный корм, прозванный отрыжкой гарпии за
вкусовой букет. Но сразу же, торопясь исправить впечатление, появилась
Зоя, с трудом неся исходящую волшебным паром кастрюлю, и вдоль стола
пронесся дружный стон.
Делили долго, поровну, вожделея. Блестели глаза. Илья урчал, словно
кот. Дули на горячий картофель, брали понемногу, смакуя, катали во рту.
Заедали пищевой пастой, чтобы продлить удовольствие. Сглотнув слюну,
Стефан заставил себя накрыть тарелку ладонью, получив меньше, чем
другие. Пускай не шепчутся по углам, что он кого-то объедает. Нужно было
с самого начала устроить праздник обжорства, наглого вопиющего изобилия,
а никакой не фейерверк. Не нужны им ни фейерверки, ни ужимки с прыжками,
вот в чем штука. Не нужны им фильмы о Земле, пусть еще удается иногда
уговорить мозг показать тот или иной обрывок. Не хотят смотреть. Человек
вообще животное общественно-жвачное, вот и пусть жует. Зря не приказал
выкопать еще пяток кустов - путь к сердцу подчиненных лежит через их
желудки, и не иначе.
Никто не сел рядом с ним. Обидно, зато надежно. Да и обидно самое
чуть-чуть. Это детство. Капитан не имеет права на обиды. "Махер" лежал
не в кобуре, а в специальной петле под кителем, и Стефан знал, что
успеет выхватить оружие раньше, чем они набросятся.
Довольно скоро он нашел, что о нем забыли, и ничуть не возражал. Не
дело капитана крушить лед отчуждения, он не ледокол. Стушеваться и
молчать в тряпочку, блюдя благолепие... Сегодня обойдется. И завтра
обойдется, если только не вернется Питер. Наверное, уже не вернется. Вот
когда они перестанут его ждать, не миновать неприятностей. Не ум их
толкнет - коррозия иллюзий, и вот тогда и только тогда они станут по-
настоящему опасны. А пока пусть веселятся... ведь уже веселятся! - Диего
что-то загнул, а я прослушал. Хорошо, ох как хорошо получилось, что
среди унылых и смертельно опасных личностей нашелся хоть один шут!..
Разговор за столом и вправду клеился. Лет десять назад Маргарет
обнаружила, что корешки одной болотной травки, будучи настоенными на
отваре из желудей кремнистого дерева, дают сладковатый бодрящий напиток,
правда, обладающий выраженным слабительным действием, и с тех самых пор
появление на столе этого напитка неизменно вызывало поток одних и тех же
шуток. Прежде они раздражали Стефана. Потом он привык. Теперь он тихо
радовался.
Все шло как надо.
Конечно, они врали, будто не хотят веселиться. Кто этого не хочет.
Стоял хохот: дикий Дэйв ужасно ревел на всю кают-компанию, изображая
допотопного эндрюсарха, грузного и ловкого пожирателя мастодонтов, а в
роли мастодонта выступал протестующий, но довольный Анджей-Пупырь с
заплывшим фиолетовым глазом. Как будто кто-то другой, а не Дэйв подбил
ему этот самый глаз менее суток назад, как будто вернулись давние
полузабытые времена решимости, надежды и согласия - пусть не настолько
счастливые, как врет сито-память, а все же...
- Пирожные! Пирожные!
Под единодушный вопль появились не только пирожные, но и свечи. Их
было только семь, а не сорок семь,- болотный воск трудно найти и еще
труднее очистить. Вдобавок, подумал Стефан, незачем лишний раз
напоминать Петре, сколько ей лет на самом деле. Молодцы, учли и это.
Какие же все-таки молодцы.
Сейчас он любил их всех.
Петра задула свечи. Лунообразное лицо ее сияло, меж пухлых щечек
помещалась смешная пуговка носа. Если девчонке завить волосы - совсем
куколка, пупсик, губки бантиком. Любопытно, как по-разному они
взрослеют: почти каждый поначалу плакал, потеряв родных и перспективу,
спустя время кременел и ожесточался, а этой хоть бы что. Какой была,
такой почти и осталась - дитя, два сапога пара с Анджеем. Оба не могут
поверить, что такое могло произойти с ними, оба живут в выдуманном мире,
и оба, по-видимому, безопасны. Им почти уютно среди нас, трусливых
озлобленных подонков, посреди серой необходимой монотонности, и им не
надо врать, что когда-нибудь нас спасут и вывезут отсюда...
Он надкусил пирожное. Рот моментально наполнился слюной, хотя,
конечно, эрзац - он и есть эрзац, и без постороннего привкуса никакое
блюдо не обходится, пирожное тож. Пирожное, пожалуй, с особенной силой,
потому что благодать редкая, разовая... Не забыть бы под благовидным
предлогом забрать одно для Маркуса в видах вознаграждения за донос, а
дежурить ему днем - шиш...
- Отдай! Не твое!
Крик, как удар хлыста. Пулеметный грохот опрокидываемых стульев.
Стефан вскочил. Крикнул Киро, хотя кричать следовало бы Петре.
Единственная из всех она еще не поняла, не поверила и только смотрела
расширенными глазами то на пустую ладонь, где только что было пирожное
со следами воска от свечек, то на Дэйва, запихивающего в пасть долю
именинницы. Губы ее начали вздрагивать. Повисла гробовая тишина, и
Стефан, на секунду растерявшись, не знал, что сказать и как
скомандовать, только понимал, что праздник испорчен безнадежно. Дэйв
чавкал, посверкивая глазами по-волчьи. Скотина, подумал Стефан, убить
его мало. На торф пещерного дикаря? Да он оттуда и не вылезает...
- Это ты зря сделал,- неестественным голосом проговорил Илья.
Дэйв одним глотком отправил пирожное в желудок. Затем медленно и
страшно оскалился и вдруг, отпрыгнув к переборке, подхватил с пола
опрокинутый стул. Малыши с визгом брызнули прочь. Петра всхлипнула.
- Убью! - проскрежетал Дэйв. Его лицо стремительно наливалось
кровью. - Не подходи!
Кто-то запустил в него кружкой. Угрожающе галдя, надвигались
стеной. Дэйв кружку отбил и одним взмахом отшвырнул Уве, ринувшегося на
него сбоку. Что ему Уве. Остальные отхлынули. Маркус упал, потянул
скатерть - зазвенела битая посуда, заскакали по полу осколки. Девчонки
закричали. Ронда картинно засучивала рукава. Илья нехорошо усмехался.
- Брось стул! - крикнул Стефан, стараясь перекричать галдеж.
Петра наконец разрыдалась, горько и неудержимо. Ее никто не утешал.
Кто-то из младших сквернословил тонким голосом, и Уве тоже
сквернословил, держась обеими руками за бок и шипя от боли. Фукуда Итиро
перепрыгнул через стол, пластался кошкой, ловко увертываясь от
описывающего круги стула, причем с лицом совершенно невозмутимым. В
движениях Дэйва появилась неуверенность: маленького японца и раньше
старались попусту не задирать - не потому, что ему случалось показывать
свое умение, а потому, что молчаливо предполагалось, что он может его
показать.
- Стой! - скомандовал Стефан. - Фукуда, назад!
Дисциплинированный Фукуда вперед и не шел. Он лишь отвлекал Дэйва
на себя, что ему и надо было, а пуще того - рыжему Людвигу, до которого,
похоже, только теперь дошла суть происходящего. Дэйв был ниже ростом и
слетел с ног от первого же удара между глаз. Слышно было, как его голова
гулко ударилась о переборку, и покатился по полу, подпрыгивая, выпавший
из рук стул. Людвиг стул подобрал и аккуратно приставил его к столу.
- Бей...
Рыдала Петра, уткнув лицо в кулачки.
- Не трогать! - крикнул Стефан. - Назад!
Ринулись, едва не сбив Людвига с ног. Захныкала, упав, маленькая
Юта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21