Все лежало там, где он бросил. Ни Скира, ни какой-нибудь ее подручный не воспользовались этим моментом, чтобы украсть драгоценность. Надо было побольше расспросить эту женщину, НАДО БЫЛО БЫ, если бы только было время.
— Скира! Я верю, что ты не враг нам, даже если оставить в стороне то обстоятельство, что твой отец колдун. Кристалл твой. Будет лучше, если ты с кристаллом останешься здесь. Я уведу своих людей прочь. Мы будем сражаться с хаканами, пиктами и боги еще знают с кем.
Она посмотрела на него. Глаза ее больше не были широко раскрыты. Напротив, они были прикрыты. В них сквозило сонное сытое удовлетворение.
— Конан, чтобы твое путешествие было более безопасным, загляни в тот сундук. Он не заперт.
В сундуке хранилось множество всякой всячины, но только три предмета представляли для Конана интерес. Новая лампа. Пачка промасленного пергамента, содержавшего карту здешних мест, завернутая в тончайший кхитайский шелк. Конан рассудил, что очень скоро ему это пригодится.
Третьим предметом был тяжелый кошелек. Конан быстро открыл его, обнаружил, что в нем полно золотых монет, после чего подвесил кошель на пояс.
Скира не сделала даже попытки выбраться из постели и накинуть на себя одежду. Конан бросил на нее последний восхищенный взгляд, и она изогнулась от удовольствия, будто бы взгляд был лаской.
— Уходи быстрее. Если в ближайшее время ты уйдешь за пределы досягаемости моего отца, он, возможно, не накажет меня.
— Тебе, наверное, не приходилось видеть быстрое передвижение, Скира. Но ничего, скоро тебе представится возможность увидеть киммерийца с отрядом бамульских воинов, бегущих, чтобы спасти свои жизни!
Глава четырнадцатая
Говинду разбудил людей, когда услышал отдаленные звуки битвы. В этих каменных джунглях трудно было точно определить расстояние, но, судя по всему, сражение кипело как раз на пути отряда.
Люди были сонными, большинство пробуждалось неохотно. Вот и Кубванде был не слишком дружелюбным.
— Конан сказал, что мы должны ждать его до рассвета, — сказал иккако. — Стало быть, до этого времени мы можем отдыхать и копить силы.
— Может быть, наши силы нужны Конану, вдруг он в опасности? — тотчас же спросил Говинду.
Молодому вождю было приятно отметить, что даже самые заспанные кивнули при этих словах. Похоже все-таки, не он один имеет такие представления о чести. Все бамула обязаны Конану жизнью, и не один раз. И Говинду был уверен, что не раз еще человек, называемый Амрой, спасет их, прежде чем они вновь увидят бамульские земли.
— Но ведь мы не знаем, куда он… — снова начал Кубванде.
Его прервал Бовену:
— Мы знаем, где происходит битва. Стало быть, и Конан там. Конан — великий вождь. Он повсюду находит врага.
На этот раз все с готовностью кивнули, даже Кубванде, хотя последний — с видимой неохотой. Говинду сделал Бовену жест ритуальной благодарности и дал себе клятву: когда он сможет вознаградить Бовену, тот будет более чем доволен.
— Тогда надо, чтобы кто-нибудь из нас пошел туда, — сказал Кубванде. — Я с удовольствием поведу людей.
Говинду покачал головой. Он был рад увидеть, что на лицах большинства отразилось недовольство предложением Кубванде.
— Мы не будем дробить наши силы перед лицом неизвестного противника. Наоборот, надо держаться вместе и выбраться поскорее из этого каменного мешка. Конана мы пойдем искать сообща.
— Мы были все вместе вплоть до настоящего момента. И именно благодаря этому мы и остались живы. И если теперь единение наше будет означать смерть, мы примем смерть. Значит, так угодно богам. Мы встретим смерть так, как встречают ее бамульские воины. И даже местные дикари станут кричать: охбе бамула!
Никогда прежде Говинду не приходилось произносить таких длинных речей. Теперешняя была даже длиннее той, которую он произнес во время испытания на зрелость. Однако она подействовала на остальных сильнее, чем он мог надеяться, учитывая, что в отряде были воины — ровесники его отца.
Боги ставят свою печать на тех, кого хотят видеть вождем. Говинду надеялся, что был достоин их доверия, равно как и доверия своих людей.
Никаких речей больше не было, лишь осторожные передвижения мужчин, готовых выступить в поход.
Теперь Конан шел по туннелям открыто, не таясь. Сейчас главным оружием была быстрота. Нужно как можно скорее вернуться к своим, прежде чем с ними что-либо случится. Все было возможно: коварство Лизениуса, атака хаканов, еще одно землетрясение — одним словом, все что угодно.
Все, кроме паники среди бамула. И не потому, что все они демонстрировали одинаковую неустрашимость в битве. Каждый, кто входил в его отряд, последовал за ним сквозь Переместитель. Они были с ним и после. Не так-то просто напугать таких людей.
Туннель становился все уже, потолок все выше, и в конце концов переход превратился в трещину в скале, достаточно широкую, чтобы худой мальчишка мог провалиться в черные глубины. Конан мог поклясться, что стены туннеля тоже разошлись. Это было плохо. Узкие проходы и узкая щель, через которые он пробрался в покои Скиры, могли стать теперь слишком тесными для крупного киммерийца.
Киммериец неожиданно сообразил, что путь, которым он теперь следовал, проходил мимо сокровищницы. Кроме того, Конан отметил, что в воздухе появились дым и пыль, а также тяжелая вонь, которую он без труда узнал. Где-то впереди хаканы.
На этот раз он был готов. Киммериец положил на землю кошелек и карту и пошел дальше, неся с собой лишь лампу и оружие. За первым поворотом дым и пыль стали гуще. Клубы пыли вертелись в свете лампы, который едва пробивался сквозь густую завесу. Зайдя за второй поворот, Конан обнаружил рассыпанные по полу обломки камней. Огромный кусок скалы, упавший откуда-то сверху, наполовину перегородил проход.
Конан вжался в стену, прислушиваясь к каждому звуку, доносящемуся из-за обломков. Если хаканы поджидают его, то лучшего места для засады не придумать.
Однако стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь слабым отдаленным стуком падающих камней. Вонь от хаканов здесь была значительно слабее. Зато к ней присоединился другой запах. Этот новый запах был хорошо знаком Конану — зловоние смерти.
Чьей смерти? Единственный способ выяснить это — идти вперед. Конан вытащил меч и кинжал и двинулся мимо утеса, держась спиной к стене. Глаза его всматривались в темноту, выискивая друзей, противников или просто следы того, что произошло с сокровищницей.
Открылось более обширное помещение. Шагнув туда, Конан обнаружил нечто вроде поля битвы. Повсюду на полу валялись упавшие с потолка камни. Среди них виднелись обломки полурасплавленного металла и куски обугленного дерева. Все дымилось, делая воздух почти непригодным для дыхания.
Среди обломков виднелось несколько трупов. У мертвецов были почти человеческие очертания, но их руки и ноги чем-то отличались от конечностей людей. Кроме того, киммериец никогда не видел у человека столь заостренного черепа с выраженным гребнем. На тех трупах, что были не слишком обуглены, Конан заметил признаки волосяного покрова, также слишком густого для человеческого существа.
В противоположной стене чернела арка — вход в сокровищницу. Оттуда тянуло дымом. По обе стороны от входа были нагромождены обломки. За входом в сокровищницу дым и пыль клубились столь густо, что свет лампы Конана не мог туда проникнуть.
Однако того, что он смог разглядеть, ему было достаточно. Очевидно, этим путем крался отряд хаканов, самым естественным образом наткнувшийся на сокровищницу. Даже их полуживотного рассудка хватило, чтобы понять, что это место интересное. Одним богам известна мысль, зародившаяся у них в головах, по поводу того, что это за комната и что здесь интересного. Было ясно, что они попытались вломиться внутрь достаточно энергично, чтобы сработали магические защиты, призванные оградить это помещение от посягательств. Это и вызвало небольшое землетрясение.
Впрочем, целиком ли были эти защиты магическими? Лизениус не производил впечатления великого мастера в механических искусствах, Скира — тем более. Но эти пещеры и туннели были слишком обширны и слишком хорошо спланированы, чтобы быть чисто природным явлением. Вопрос — какие силы сотворили их за тысячелетия до того, как Лизениус появился в Дебрях Пиктов. Что они оставили после себя? И где эти силы сейчас? Не скрываются ли поблизости?
Что до Конана, то он твердо знал одно: после себя он не оставит в сокровищнице ничего, что кто-нибудь другой тоже сможет утащить. Лизениусу все равно здесь, в глуши, драгоценности ни к чему, а бамульским воинам, чтобы ускорить свое возвращение домой, понадобится куда больше золота, чем то небольшое количество, что было у них теперь благодаря щедротам Скиры. Конечно, придется положиться на удачу, ибо ясно, что Конан еще будет иметь дело с оставшимися механическими или магическими защитами сокровищницы. Впрочем, в те времена, когда он был вором, ему приходилось рисковать большим ради вовсе уж пустяковой добычи.
Конан отправился назад, чтобы подобрать кошелек и карту, и как раз вернулся обратно, когда услышал шаги, приближающиеся из туннеля. Шаги были явно человеческими, причем двигалось сразу много людей. Причем быстро. Возможно, это были бамула, но может быть, и пикты, которые последовали за верными слугами своих шаманов.
Киммериец скользнул под арку входа в сокровищницу и притаился там. Прикрыв свою лампу, он стал почти невидим.
Те, кто приближался, несли с собой источники света. Хорошо. Он увидит их прежде, чем они увидят его. Затем, если это пикты, — быстрый бросок…
Еще шаги. Кто-то двигался по туннелю тем путем, каким только что прошел Конан. Эти шаги были медленнее, шагавших было меньше, и теперь киммериец различил стук когтей по камню. Хаканы или кто-нибудь еще. Было ясно лишь, что не люди. По крайней мере один из идущих — не человек. Неужто у Лизениуса были собственные монстры, чтобы охранять сокровищницу?
Те, чьи шаги Конан услышал первыми, похоже, уловили звук идущих поблизости в тот же момент, что и Конан. Киммериец услышал, как люди остановились. Шепотом была отдана команда поставить лампы перед собой. Конан вздохнул с облегчением. Язык был бамульский. Конан мог поклясться, что приказ отдал Говинду.
Вскоре в поле зрения Конана появились три хакана. Один из них шел на четырех лапах, принюхиваясь к воздуху. Судя по описанию Скиры, это был один из тех, кто обязан был следить за киммерийцем. Остальные, по всей видимости, должны были его охранять, в то время пока он шел по следу, и помогать ему, когда он доберется до своей жертвы.
Конан решил вмешаться в их планы. Слишком уж много этих шаманских ублюдков шастает сегодня ночью по пещере. Он надеялся, что к рассвету их останется значительно меньше.
Киммериец осторожно нагнулся, не издав ни звука. Зажав между большим и указательным пальцем небольшой камешек, Конан бросил его на усыпанный обломками пол.
Стук камешка прозвучал не тише боевого клича и, несомненно, привлек внимание хаканов. Неразборчиво заворчав, они остановились и стали осматриваться. Отсюда им, несомненно, был виден свет бамульских фонарей, но видели ли они людей, которые скрывались за фонарями?
По крайней мере один из них увидел. С криком, который напоминал не то плач, не то рев, он бросился на фонари. Одним прыжком монстр достиг источников света и перевернул две лампы. Стало темнее. В воздухе зазвучали бамульские и киммерийские боевые кличи. Звериный рев хаканов перекрыл голоса людей.
Двое оставшихся чудовищ бросились помогать своему сородичу. Киммериец понял это именно так. При скудном освещении он с трудом мог судить об этом. Как бы то ни было, все три хакана оказались к нему, Конану, спиной.
Выскочив из укрытия, Конан бросился вперед, остановившись среди рассыпанных по полу обломков скалы, с трудом устояв на ногах. Где-то рядом треснула обугленная головешка. Но в туннеле стоял такой рев, что хаканы не обратили на это внимания и не заметили нового противника.
Одному из зверей практически сразу пришлось поплатиться за это невнимание жизнью. Зная их силу, скорость и живучесть, Конан ударил мечом, держа его в обеих руках. Позвоночник, череп и шея хакана разошлись под этим ударом. Увенчанная гребнем голова чудовища откинулась на плечо, а тело завалилось вперед. В этот момент в спину упавшей твари, бьющейся в судорогах, вонзилось два копья. В тот же момент страшная вонь наполнила помещение.
— Не приближайтесь к ним! — закричал Конан. — Образуйте стену, выставите копья и не подпускайте их!
Бамула не были слабаками, но киммериец сомневался что кому-либо удастся остаться в живых, побывав в сверхъестественно сильных объятиях хакана.
Вместо ответа кто-то бросил копье. Тяжелая пика пролетела мимо невредимых хаканов и чутъ не попала в киммерийца. Конан тут же подхватил копье и готов был уже метнуть его назад в того болвана, который столь неосмотрительно разбрасывался копьями. Но неосмотрительно ли? Варвар вспомнил отпечатки ног на берегу, где он обнаружил бегемота и склонность Кубванде к интригам. «Неосмотрительно брошенное» копье запросто могла направить рука какого-нибудь гада, который в глаза величает себя «другом».
В следующее мгновение бамула покончили со вторым хаканом. Они забили его копьями, частично забросав с расстояния, частично вонзив непосредственно в жертву. Конан услышал боевой клич и вопль боли пополам с яростью, а затем предсмертный крик хакана. Третий хакан, похоже, свихнулся. Он скорчился на полу и начал скулить, пока вперед не вышел Говинду и не покончил с ним ударом копья.
Молодой вождь вырвал из тела хакана копье и принялся отгибать погнувшийся наконечник, сделанный из мягкого железа. Конан подошел к нему. Они похлопали друг друга по плечу. Затем киммериец отвел Говинду в сторону и прошептал:
— Это копье пролетело совсем рядом и чуть не убило меня вместо хакана. Ты не видел, кто его бросил?
— У них есть имена? Мы думали, это обезьяны. Разве не так?
Конан рассказал ему о хаканах то немногое, что удалось узнать от Скиры. Говинду помрачнел.
— Плохо. Теперь против нас сразу две напасти.
— Либо говори то, чего я еще не знаю, либо придержи язык.
— Я знаю, кто бросил копье. Я должен его назвать?
— Ты думаешь, я стану проклинать этого идиота. Вот еще! Возможно, убью, но проклинать…
— Тогда имя тебе не нужно. Такие, как он, я думаю, прокляты от рождения.
— А может быть, и нет. — Конан возвысил голос: — Эй, бамула! Нас ждет сокровищница. Берите только то, что можете легко унести. Мы должны сматываться отсюда поскорее и несколько дней уносить свои задницы подальше от этой пещеры.
— Почему мы покидаем Лизениуса? — Это говорил не Бовену, как сперва показалось Конану. Он не узнал говорящего в темноте. Однако кто-то из воинов явно разглядел его:
— Скобун, тебе понравились здешние жилища или понравилось служить тому, кто здесь хозяйничает? Лучше попробуй удачи в битве с пиктами. По крайней мере, смерть будет более достойная.
— Да, — проговорил Конан. Он коротко рассказал о неслыханном злодеянии, которое замыслил Лизениус. Киммериец не стал тратить время на объяснение, откуда ему это известно. Однако Кубванде поспешил спросить, где теперь находится кристалл.
— Там, где он должен быть, как я и предполагал с самого начала, — ответил Конан. — Я был прав. Это женская магия, и нам она сильно пригодится. Скира не станет из-за нас ссориться со своим отцом, но злодейства и предательства она тоже не потерпит. А это, возможно, заставит ее, в свою очередь, помочь нам.
— Мудрые слова, — сказал Говинду. — Ну а теперь… Теперь — к сокровищнице. Заходите четверо зараз. Каждой четверке находиться там, пока я буду считать до ста. Если кто-нибудь будет жадничать и украдет что-нибудь у товарищей, ему не придется долго жить, страдая от страха перед Лизениусом и пиктами.
Голос юного вождя был лишь чуточку высоковат для голоса настоящего командира. По всему остальному было видно, что Говинду прирожденный вожак. Если ему и дальше будет сопутствовать благоволение богов и удача, то у него есть все шансы прославить свое имя.
Если, конечно, сегодня ночью он не сложит голову в пещерах Лизениуса.
Грабеж сокровищницы шел довольно споро. Сундуки и шкатулки были разбиты хаканами, а также магической защитой, которая начала действовать против них. Золотые и серебряные монеты, новенькие аквилонские кроны, монеты каких-то других царств, давным-давно канувших в глубинах времени, драгоценные камни, массивные ожерелья, кольца, украшения для рук и ног, изысканное оружие — все это в беспорядке валялось на полу.
Конан наблюдал за людьми, подбирающими драгоценности. Он подбадривал их, указывал, чтобы брали драгоценности, а не побрякушки. Кроме того, следил, чтобы не было драк, жульничества и мошенничества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Скира! Я верю, что ты не враг нам, даже если оставить в стороне то обстоятельство, что твой отец колдун. Кристалл твой. Будет лучше, если ты с кристаллом останешься здесь. Я уведу своих людей прочь. Мы будем сражаться с хаканами, пиктами и боги еще знают с кем.
Она посмотрела на него. Глаза ее больше не были широко раскрыты. Напротив, они были прикрыты. В них сквозило сонное сытое удовлетворение.
— Конан, чтобы твое путешествие было более безопасным, загляни в тот сундук. Он не заперт.
В сундуке хранилось множество всякой всячины, но только три предмета представляли для Конана интерес. Новая лампа. Пачка промасленного пергамента, содержавшего карту здешних мест, завернутая в тончайший кхитайский шелк. Конан рассудил, что очень скоро ему это пригодится.
Третьим предметом был тяжелый кошелек. Конан быстро открыл его, обнаружил, что в нем полно золотых монет, после чего подвесил кошель на пояс.
Скира не сделала даже попытки выбраться из постели и накинуть на себя одежду. Конан бросил на нее последний восхищенный взгляд, и она изогнулась от удовольствия, будто бы взгляд был лаской.
— Уходи быстрее. Если в ближайшее время ты уйдешь за пределы досягаемости моего отца, он, возможно, не накажет меня.
— Тебе, наверное, не приходилось видеть быстрое передвижение, Скира. Но ничего, скоро тебе представится возможность увидеть киммерийца с отрядом бамульских воинов, бегущих, чтобы спасти свои жизни!
Глава четырнадцатая
Говинду разбудил людей, когда услышал отдаленные звуки битвы. В этих каменных джунглях трудно было точно определить расстояние, но, судя по всему, сражение кипело как раз на пути отряда.
Люди были сонными, большинство пробуждалось неохотно. Вот и Кубванде был не слишком дружелюбным.
— Конан сказал, что мы должны ждать его до рассвета, — сказал иккако. — Стало быть, до этого времени мы можем отдыхать и копить силы.
— Может быть, наши силы нужны Конану, вдруг он в опасности? — тотчас же спросил Говинду.
Молодому вождю было приятно отметить, что даже самые заспанные кивнули при этих словах. Похоже все-таки, не он один имеет такие представления о чести. Все бамула обязаны Конану жизнью, и не один раз. И Говинду был уверен, что не раз еще человек, называемый Амрой, спасет их, прежде чем они вновь увидят бамульские земли.
— Но ведь мы не знаем, куда он… — снова начал Кубванде.
Его прервал Бовену:
— Мы знаем, где происходит битва. Стало быть, и Конан там. Конан — великий вождь. Он повсюду находит врага.
На этот раз все с готовностью кивнули, даже Кубванде, хотя последний — с видимой неохотой. Говинду сделал Бовену жест ритуальной благодарности и дал себе клятву: когда он сможет вознаградить Бовену, тот будет более чем доволен.
— Тогда надо, чтобы кто-нибудь из нас пошел туда, — сказал Кубванде. — Я с удовольствием поведу людей.
Говинду покачал головой. Он был рад увидеть, что на лицах большинства отразилось недовольство предложением Кубванде.
— Мы не будем дробить наши силы перед лицом неизвестного противника. Наоборот, надо держаться вместе и выбраться поскорее из этого каменного мешка. Конана мы пойдем искать сообща.
— Мы были все вместе вплоть до настоящего момента. И именно благодаря этому мы и остались живы. И если теперь единение наше будет означать смерть, мы примем смерть. Значит, так угодно богам. Мы встретим смерть так, как встречают ее бамульские воины. И даже местные дикари станут кричать: охбе бамула!
Никогда прежде Говинду не приходилось произносить таких длинных речей. Теперешняя была даже длиннее той, которую он произнес во время испытания на зрелость. Однако она подействовала на остальных сильнее, чем он мог надеяться, учитывая, что в отряде были воины — ровесники его отца.
Боги ставят свою печать на тех, кого хотят видеть вождем. Говинду надеялся, что был достоин их доверия, равно как и доверия своих людей.
Никаких речей больше не было, лишь осторожные передвижения мужчин, готовых выступить в поход.
Теперь Конан шел по туннелям открыто, не таясь. Сейчас главным оружием была быстрота. Нужно как можно скорее вернуться к своим, прежде чем с ними что-либо случится. Все было возможно: коварство Лизениуса, атака хаканов, еще одно землетрясение — одним словом, все что угодно.
Все, кроме паники среди бамула. И не потому, что все они демонстрировали одинаковую неустрашимость в битве. Каждый, кто входил в его отряд, последовал за ним сквозь Переместитель. Они были с ним и после. Не так-то просто напугать таких людей.
Туннель становился все уже, потолок все выше, и в конце концов переход превратился в трещину в скале, достаточно широкую, чтобы худой мальчишка мог провалиться в черные глубины. Конан мог поклясться, что стены туннеля тоже разошлись. Это было плохо. Узкие проходы и узкая щель, через которые он пробрался в покои Скиры, могли стать теперь слишком тесными для крупного киммерийца.
Киммериец неожиданно сообразил, что путь, которым он теперь следовал, проходил мимо сокровищницы. Кроме того, Конан отметил, что в воздухе появились дым и пыль, а также тяжелая вонь, которую он без труда узнал. Где-то впереди хаканы.
На этот раз он был готов. Киммериец положил на землю кошелек и карту и пошел дальше, неся с собой лишь лампу и оружие. За первым поворотом дым и пыль стали гуще. Клубы пыли вертелись в свете лампы, который едва пробивался сквозь густую завесу. Зайдя за второй поворот, Конан обнаружил рассыпанные по полу обломки камней. Огромный кусок скалы, упавший откуда-то сверху, наполовину перегородил проход.
Конан вжался в стену, прислушиваясь к каждому звуку, доносящемуся из-за обломков. Если хаканы поджидают его, то лучшего места для засады не придумать.
Однако стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь слабым отдаленным стуком падающих камней. Вонь от хаканов здесь была значительно слабее. Зато к ней присоединился другой запах. Этот новый запах был хорошо знаком Конану — зловоние смерти.
Чьей смерти? Единственный способ выяснить это — идти вперед. Конан вытащил меч и кинжал и двинулся мимо утеса, держась спиной к стене. Глаза его всматривались в темноту, выискивая друзей, противников или просто следы того, что произошло с сокровищницей.
Открылось более обширное помещение. Шагнув туда, Конан обнаружил нечто вроде поля битвы. Повсюду на полу валялись упавшие с потолка камни. Среди них виднелись обломки полурасплавленного металла и куски обугленного дерева. Все дымилось, делая воздух почти непригодным для дыхания.
Среди обломков виднелось несколько трупов. У мертвецов были почти человеческие очертания, но их руки и ноги чем-то отличались от конечностей людей. Кроме того, киммериец никогда не видел у человека столь заостренного черепа с выраженным гребнем. На тех трупах, что были не слишком обуглены, Конан заметил признаки волосяного покрова, также слишком густого для человеческого существа.
В противоположной стене чернела арка — вход в сокровищницу. Оттуда тянуло дымом. По обе стороны от входа были нагромождены обломки. За входом в сокровищницу дым и пыль клубились столь густо, что свет лампы Конана не мог туда проникнуть.
Однако того, что он смог разглядеть, ему было достаточно. Очевидно, этим путем крался отряд хаканов, самым естественным образом наткнувшийся на сокровищницу. Даже их полуживотного рассудка хватило, чтобы понять, что это место интересное. Одним богам известна мысль, зародившаяся у них в головах, по поводу того, что это за комната и что здесь интересного. Было ясно, что они попытались вломиться внутрь достаточно энергично, чтобы сработали магические защиты, призванные оградить это помещение от посягательств. Это и вызвало небольшое землетрясение.
Впрочем, целиком ли были эти защиты магическими? Лизениус не производил впечатления великого мастера в механических искусствах, Скира — тем более. Но эти пещеры и туннели были слишком обширны и слишком хорошо спланированы, чтобы быть чисто природным явлением. Вопрос — какие силы сотворили их за тысячелетия до того, как Лизениус появился в Дебрях Пиктов. Что они оставили после себя? И где эти силы сейчас? Не скрываются ли поблизости?
Что до Конана, то он твердо знал одно: после себя он не оставит в сокровищнице ничего, что кто-нибудь другой тоже сможет утащить. Лизениусу все равно здесь, в глуши, драгоценности ни к чему, а бамульским воинам, чтобы ускорить свое возвращение домой, понадобится куда больше золота, чем то небольшое количество, что было у них теперь благодаря щедротам Скиры. Конечно, придется положиться на удачу, ибо ясно, что Конан еще будет иметь дело с оставшимися механическими или магическими защитами сокровищницы. Впрочем, в те времена, когда он был вором, ему приходилось рисковать большим ради вовсе уж пустяковой добычи.
Конан отправился назад, чтобы подобрать кошелек и карту, и как раз вернулся обратно, когда услышал шаги, приближающиеся из туннеля. Шаги были явно человеческими, причем двигалось сразу много людей. Причем быстро. Возможно, это были бамула, но может быть, и пикты, которые последовали за верными слугами своих шаманов.
Киммериец скользнул под арку входа в сокровищницу и притаился там. Прикрыв свою лампу, он стал почти невидим.
Те, кто приближался, несли с собой источники света. Хорошо. Он увидит их прежде, чем они увидят его. Затем, если это пикты, — быстрый бросок…
Еще шаги. Кто-то двигался по туннелю тем путем, каким только что прошел Конан. Эти шаги были медленнее, шагавших было меньше, и теперь киммериец различил стук когтей по камню. Хаканы или кто-нибудь еще. Было ясно лишь, что не люди. По крайней мере один из идущих — не человек. Неужто у Лизениуса были собственные монстры, чтобы охранять сокровищницу?
Те, чьи шаги Конан услышал первыми, похоже, уловили звук идущих поблизости в тот же момент, что и Конан. Киммериец услышал, как люди остановились. Шепотом была отдана команда поставить лампы перед собой. Конан вздохнул с облегчением. Язык был бамульский. Конан мог поклясться, что приказ отдал Говинду.
Вскоре в поле зрения Конана появились три хакана. Один из них шел на четырех лапах, принюхиваясь к воздуху. Судя по описанию Скиры, это был один из тех, кто обязан был следить за киммерийцем. Остальные, по всей видимости, должны были его охранять, в то время пока он шел по следу, и помогать ему, когда он доберется до своей жертвы.
Конан решил вмешаться в их планы. Слишком уж много этих шаманских ублюдков шастает сегодня ночью по пещере. Он надеялся, что к рассвету их останется значительно меньше.
Киммериец осторожно нагнулся, не издав ни звука. Зажав между большим и указательным пальцем небольшой камешек, Конан бросил его на усыпанный обломками пол.
Стук камешка прозвучал не тише боевого клича и, несомненно, привлек внимание хаканов. Неразборчиво заворчав, они остановились и стали осматриваться. Отсюда им, несомненно, был виден свет бамульских фонарей, но видели ли они людей, которые скрывались за фонарями?
По крайней мере один из них увидел. С криком, который напоминал не то плач, не то рев, он бросился на фонари. Одним прыжком монстр достиг источников света и перевернул две лампы. Стало темнее. В воздухе зазвучали бамульские и киммерийские боевые кличи. Звериный рев хаканов перекрыл голоса людей.
Двое оставшихся чудовищ бросились помогать своему сородичу. Киммериец понял это именно так. При скудном освещении он с трудом мог судить об этом. Как бы то ни было, все три хакана оказались к нему, Конану, спиной.
Выскочив из укрытия, Конан бросился вперед, остановившись среди рассыпанных по полу обломков скалы, с трудом устояв на ногах. Где-то рядом треснула обугленная головешка. Но в туннеле стоял такой рев, что хаканы не обратили на это внимания и не заметили нового противника.
Одному из зверей практически сразу пришлось поплатиться за это невнимание жизнью. Зная их силу, скорость и живучесть, Конан ударил мечом, держа его в обеих руках. Позвоночник, череп и шея хакана разошлись под этим ударом. Увенчанная гребнем голова чудовища откинулась на плечо, а тело завалилось вперед. В этот момент в спину упавшей твари, бьющейся в судорогах, вонзилось два копья. В тот же момент страшная вонь наполнила помещение.
— Не приближайтесь к ним! — закричал Конан. — Образуйте стену, выставите копья и не подпускайте их!
Бамула не были слабаками, но киммериец сомневался что кому-либо удастся остаться в живых, побывав в сверхъестественно сильных объятиях хакана.
Вместо ответа кто-то бросил копье. Тяжелая пика пролетела мимо невредимых хаканов и чутъ не попала в киммерийца. Конан тут же подхватил копье и готов был уже метнуть его назад в того болвана, который столь неосмотрительно разбрасывался копьями. Но неосмотрительно ли? Варвар вспомнил отпечатки ног на берегу, где он обнаружил бегемота и склонность Кубванде к интригам. «Неосмотрительно брошенное» копье запросто могла направить рука какого-нибудь гада, который в глаза величает себя «другом».
В следующее мгновение бамула покончили со вторым хаканом. Они забили его копьями, частично забросав с расстояния, частично вонзив непосредственно в жертву. Конан услышал боевой клич и вопль боли пополам с яростью, а затем предсмертный крик хакана. Третий хакан, похоже, свихнулся. Он скорчился на полу и начал скулить, пока вперед не вышел Говинду и не покончил с ним ударом копья.
Молодой вождь вырвал из тела хакана копье и принялся отгибать погнувшийся наконечник, сделанный из мягкого железа. Конан подошел к нему. Они похлопали друг друга по плечу. Затем киммериец отвел Говинду в сторону и прошептал:
— Это копье пролетело совсем рядом и чуть не убило меня вместо хакана. Ты не видел, кто его бросил?
— У них есть имена? Мы думали, это обезьяны. Разве не так?
Конан рассказал ему о хаканах то немногое, что удалось узнать от Скиры. Говинду помрачнел.
— Плохо. Теперь против нас сразу две напасти.
— Либо говори то, чего я еще не знаю, либо придержи язык.
— Я знаю, кто бросил копье. Я должен его назвать?
— Ты думаешь, я стану проклинать этого идиота. Вот еще! Возможно, убью, но проклинать…
— Тогда имя тебе не нужно. Такие, как он, я думаю, прокляты от рождения.
— А может быть, и нет. — Конан возвысил голос: — Эй, бамула! Нас ждет сокровищница. Берите только то, что можете легко унести. Мы должны сматываться отсюда поскорее и несколько дней уносить свои задницы подальше от этой пещеры.
— Почему мы покидаем Лизениуса? — Это говорил не Бовену, как сперва показалось Конану. Он не узнал говорящего в темноте. Однако кто-то из воинов явно разглядел его:
— Скобун, тебе понравились здешние жилища или понравилось служить тому, кто здесь хозяйничает? Лучше попробуй удачи в битве с пиктами. По крайней мере, смерть будет более достойная.
— Да, — проговорил Конан. Он коротко рассказал о неслыханном злодеянии, которое замыслил Лизениус. Киммериец не стал тратить время на объяснение, откуда ему это известно. Однако Кубванде поспешил спросить, где теперь находится кристалл.
— Там, где он должен быть, как я и предполагал с самого начала, — ответил Конан. — Я был прав. Это женская магия, и нам она сильно пригодится. Скира не станет из-за нас ссориться со своим отцом, но злодейства и предательства она тоже не потерпит. А это, возможно, заставит ее, в свою очередь, помочь нам.
— Мудрые слова, — сказал Говинду. — Ну а теперь… Теперь — к сокровищнице. Заходите четверо зараз. Каждой четверке находиться там, пока я буду считать до ста. Если кто-нибудь будет жадничать и украдет что-нибудь у товарищей, ему не придется долго жить, страдая от страха перед Лизениусом и пиктами.
Голос юного вождя был лишь чуточку высоковат для голоса настоящего командира. По всему остальному было видно, что Говинду прирожденный вожак. Если ему и дальше будет сопутствовать благоволение богов и удача, то у него есть все шансы прославить свое имя.
Если, конечно, сегодня ночью он не сложит голову в пещерах Лизениуса.
Грабеж сокровищницы шел довольно споро. Сундуки и шкатулки были разбиты хаканами, а также магической защитой, которая начала действовать против них. Золотые и серебряные монеты, новенькие аквилонские кроны, монеты каких-то других царств, давным-давно канувших в глубинах времени, драгоценные камни, массивные ожерелья, кольца, украшения для рук и ног, изысканное оружие — все это в беспорядке валялось на полу.
Конан наблюдал за людьми, подбирающими драгоценности. Он подбадривал их, указывал, чтобы брали драгоценности, а не побрякушки. Кроме того, следил, чтобы не было драк, жульничества и мошенничества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31