За дверью была небольшая прихожая, справа – кухня, слева – маленькая гостиная, а дальше – спальня.
Я повернул налево, пересёк гостиную, вошёл в спальню и включил свет. Лежавший на широкой кровати тёмноволосый мужчина лет тридцати что-то недовольно проворчал, перевернулся на бок и, уткнувшись лицом в подушку, продолжал спать.
– Гм... Кхе! – прокашлялся я и, не придумав ничего лучшего, хлопнул в ладоши.
Это возымело желаемый эффект. Мужчина вновь перевернулся, раскрыл глаза, сонно посмотрел на меня, потом на часы, потом опять на меня и снова на часы. Взгляд его стал более осмысленным, а в глазах промелькнула искорка понимания.
– Merde Merde! – «Дерьмо!» (фр.).
! – с отвращением произнёс он. И уже по-словенски: – Ты новенький, что ли?
– Я...
– Так заруби себе на носу: мальчиками я не интересуюсь. Я стопроцентный «натурал».
– Я... э-э... – Слова застряли у меня в горле. Чего-чего, а такого приёма я не ожидал.
– Ты, верно, считаешь себя неотразимым, – по-своему истолковал моё смущение француз. – Ты и вправду хорошенький, но не в моём вкусе.
– Да не затем я пришёл! – обалдев от этого дурацкого препирательства, воскликнул я. – И я тоже «натурал», – добавил ни с того, ни с сего, будто оправдываясь. – Я пришёл, чтобы забрать вас отсюда.
Наконец-то Бельфора проняло. Скорее, на него подействовали не мои слова, а мой чудовищный акцент. Точно подброшенный пружиной, он вскочил с кровати и уставился на меня. Глаза его загорелись.
– Do you speak English? «Вы говорите по-английски?» (англ.).
– Yes, I do, – с облегчением ответил я; этим языком я владел гораздо лучше, чем словенским, даже знал несколько его разновидностей. А для внесения полной ясности предупредил: – I’m sorry, je ne parle pas francais «Да… Извините, что не говорю по-французски» (англ., фр.).
.
– Ничего, я неплохо владею английским. – В самом деле, говорил он достаточно бегло. – Но, боюсь, это не тот английский, к которому вы привыкли.
– Тем не менее, я без труда понимаю вас, – сказал я, и не только из вежливости. К моему удивлению, его речь была довольно близка к англо-американскому языку конца XX – первой половины ХXI веков подгруппы миров Земли Королевы Виктории. (О более позднем периоде говорить не стоило, поскольку ещё ни один из известных миров этого типа не «дотягивал» до 2050 года без глобальных катастроф военного, техногенного, экологического или демографического характера. Похоже, что родной мир Бельфора миновала чаша сия; он развивался поступательно, без серьёзных потрясений, а повсеместное распространение звукозаписывающих устройств не просто замедлило эволюцию произношения, а фактически полностью затормозило её.) – Между прочим, вам не мешало бы одеться, monsieur de Belfort. Я действительно «натурал», и меня не привлекает вид голых мужчин.
Бельфор ухмыльнулся, присел на край кровати и взял брюки.
– Вы британец? – спросил он.
– Можно сказать, что да. На три четверти. Отчасти я валлиец, отчасти ирландец, а оставшаяся четвертушка греко-италского происхождения.
– Гремучая это смесь, итальянец в ирландце. Знавал я одного такого, отчаянный сорвиголова. – Бельфор принялся натягивать носки. – Вы, наверное, секретный агент?.. Впрочем, нет, это глупо. С вашим произношением вы бы сразу засыпались. Вы диверсант?
– В некотором роде, – помявшись, ответил я.
– В каком же?
– Если я скажу правду, вы просто не поверите.
Он покачал головой:
– Ошибаетесь, теперь я готов поверить во что угодно. Раньше я не верил в существование параллельных миров, будь они прокляты, но вот... Короче, я не удивлюсь, даже если окажется, что вы явились прямиком из преисподней.
– Вообще-то я из Царства Света.
Бельфор пристально поглядел на меня:
– Как вас зовут?
– Эрик.
– А дальше?
– Пендрагон. В переводе с валлийского это значит «красный дракон».
Несколько секунд Бельфор напряжённо размышлял.
– Гм, красный дракон. Что-то очень знакомое... Впрочем, в детстве я обожал мультики про драконов – и про зелёных, и про красных, и даже про голубых. – Он застегнул рубашку, поднялся и заправил её в брюки. – Итак, ближе к делу. Что вы собираетесь делать, Эрик Пендрагон?
– Прежде всего, освободить вас.
– Чтобы потом ваше правительство замкнуло меня точно в такой же клетке? Спасибо, мне и здесь хорошо... в смысле, плохо. Только не уверяйте меня, что британские власти будут обращаться со мной лучше.
– Я не работаю на правительство.
– А на кого же?
– На себя.
– Вот как! У вас своя организация?
– В некотором роде.
Бельфор с сомнением покачал головой:
– Не нравятся мне эти ваши «в некотором роде». И если на то пошло, я предпочитаю быть собственностью правительства, нежели частного лица или компании. Сейчас, по крайней мере, у меня есть кое-какие права.
– Вы не будете ничьей собственностью, – как можно убедительнее проговорил я. – Вы получите свободу.
Бельфор сделался подозрительным:
– Так-таки и свободу?
– Обещаю.
– А что в замен?
Что ж, резонный вопрос.
– А взамен... Когда я найду ваш родной мир и верну вас туда, надеюсь, из чувства признательности за эту услугу вы поможете мне освоиться в нём.
Тут я попал в точку. Бельфор вздрогнул, а в его глазах, даже вопреки его воле, засветилась надежда.
– Вы шутите?!
– Нисколько. Меня заинтересовал ваш мир, и я найду его во что бы то ни стало. В любом случае, – я решил воспользоваться замешательством собеседника и взять быка за рога, – верите вы мне или нет, выбирать вам не приходится. Если вы не пойдёте со мной, можете считать себя покойником.
– Ого! Это угроза?
– Нет, лишь констатация факта. Вскоре весь этот сектор прекратит своё существование. Он будет взорван.
– Почему?
– Потому что я так решил, – внушительно ответил я. – В конце концов, я же диверсант. А что за диверсия без взрыва? Сами подумайте.
Этот аргумент произвёл на Бельфора сильное впечатление. Он заторопился и даже решил ничего с собой не брать, хотя я предлагал прихватить личные вещи. На что Бельфор ответил:
– Здесь ничего моего нет. Всё моё , вплоть до белья, забрали для изучения. Поначалу они изучали и меня, но не обнаружили ничего интересного, разве что выделили из моей крови неизвестные здешней медицине антитела и получили несколько новых сывороток. Просто удивительно, что в двух вселенных живут совершенно одинаковые люди!
– А вы сразу поняли, что попали в другой мир? – спросил я.
Мы как раз вышли из квартиры-тюрьмы Бельфора и зашагали по коридору.
– Нет, – признался он, – далеко не сразу. Когда мой челнок вышвырнуло из овердрайва и бортовой компьютер пожаловался, что не может определить местонахождение, я было подумал, что меня занесло куда-то к чёрту на рога, за тридевять галактик, и проклял тот день, когда загорелся идеей совершить «прыжок самурая»... Гм, я до сих пор его проклинаю.
– А что за «прыжок самурая»?
– Ну... Можно сказать, это один из способов самоубийства, доступный только очень богатым... дуракам. Представьте себе, что вы спрыгиваете на насыпь с поезда, мчащегося со скоростью сто пятьдесят миль в час...
– Ага! – сообразил я. – То есть, вы отшвартовались от несущего корабля на сверхсветовой скорости?
Бельфор недоуменно посмотрел на меня:
– Если вы знали, зачем спрашивали?
– Я этого не знал, – сказал я. – Просто догадался.
Действительно, догадаться было нетрудно. У нас это называлось не так драматично – уходить в отрыв. Когда несколько человек вместе движутся в Туннеле, ведущим является только один, а остальные пассивно следуют за ним. Если же кто-то захочет продолжить путь самостоятельно (например, поменял свои планы или спешит), он волен уйти в отрыв, правда, лишь немногие так поступают. Нельзя сказать, что это смертельно опасно (хотя бывают случаи со смертельным исходом), но чревато непредсказуемыми последствиями.
– «Прыжок самурая» очень опасен, – после паузы продолжал Бельфор. – Впервые его совершил лет четыреста назад один японец во славу своего императора, отсюда и такое название. Существует даже клуб звёздных самураев; чтобы вступить в его ряды, нужно иметь на своём счету хотя бы один прыжок.
– Понимаю, – сказал я. – Вам захотелось стать самураем. Звёздным самураем.
Бельфор отрицательно покачал головой:
– Вовсе нет, я и до того был самураем. За мной уже числился один успешный прыжок. Девять человек из десяти этим и ограничиваются, во второй раз не испытывают судьбу, но я хотел доказать себе, что ничем не хуже Звёздного Рика или Сорвиголовы Макартура. – Он фыркнул. – Вот дурак! Можно подумать, это их главная заслуга – что они прыгают, как кузнечики. В первую очередь, Рик знаменитый исследователь космоса, Макартур известный учёный, а я... я просто плэйбой, бесящийся от жира сынок богатого папочки.
Я подумал, что Бельфор далеко не так прост, как расписывал его Ладислав со слов бывшего директора центра. Возможно, года полтора назад он был более легкомысленным, но переделка, в которую он попал, без сомнений, заставила его поумнеть.
– А кто ваш отец? – поинтересовался я.
– Первый вице-президент компании «Рено», – ответил Бельфор и, очевидно, процитировал рекламный слоган: – «Мы делаем всё – от детских колясок до трансгалактических лайнеров».
– Неплохо, – сказал я.
Мы остановились возле дверей конференц-зала.
– Осторожно, – предупредил меня Бельфор. – Здесь работают даже по ночам.
– Знаю, – произнёс я, открыл дверь и вошёл внутрь.
Бельфор последовал за мной. При виде лежащих на полу людей у него отвисла челюсть.
– Mon Dieu Mon Dieu! – «Боже мой!» (фр.).
! – в ужасе воскликнул он. – Вы убили их?!
– А вам-то что? – равнодушно спросил я.
– Они... многие из них были славными ребятами. Они ни в чём не виноваты... они просто выполняли свою работу.
Я постарался придать своему лицу циничное выражение.
– Что поделаешь. Лес рубят – щепки летят.
– Ущербная философия убийцы, – промолвил Бельфор, глядя на меня с откровенной враждебностью; всё его расположение ко мне мигом улетучилось. – Люди для вас – щепки.
Я тепло улыбнулся ему:
– Не переживайте, все эти люди живы. Они просто спят.
В подтверждение моих слов (и не без моего воздействия) один учёный пошевелился во сне и тихо захрапел.
Приникший было Бельфор воспрянул духом.
– Усыпляющий газ? – Он потянул носом чистый воздух. – М-да, вентиляция здесь отменная.
– Ладно, – сказал я. – Теперь помогите перенести этих славных ребят к лифту.
– Зачем? Их вы тоже похищаете?
– Нет, я спасаю их. Разве вы забыли, что сектор будет взорван?
– Ах да, действительно...
Мы принялись за работу. По ходу дела я связался с Ладиславом и узнал от него, что своих подопечных он уже погрузил в лифт номер два, а сейчас находится в помещении, где полно всякой всячины из иного мира, уцелевшей после гибели челнока, и отбирает самое ценное.
– Кстати, – сказал Бельфор, когда мы переносили восьмого учёного. – В других лабораториях тоже могут быть люди... А ещё есть охранники.
– Ими занимается мой напарник, – ответил я.
– Чёрт побери! В самом деле! Не могли же вы действовать в одиночку.
– Мог, – возразил я. – Но решил подстраховаться. Между прочим, что бы вы хотели вернуть из своих вещей?
– Бритву, – не колеблясь ответил он. – Я никак не могу привыкнуть к здешним топорным приборам.
– То-то я и гляжу, что у вас щетина. Опишите, как эта бритва выглядит.
Бельфор описал. Затем я спросил:
– Ещё что?
– Ну... пожалуй, мой покетбук.
– Ваша любимая книга?
– Что?.. А-а. Нет, не совсем. Это карманный компьютер, блокнот, коммуникатор, телеприёмник, видеоплеер и ещё много чего. В частности, там записано свыше двух тысяч популярных романов.
– Сила! – восхищённо сказал я.
Бельфор хмыкнул:
– Самая заурядная вещица... в моём мире. Но здесь, конечно, это сила. Лично я могу понять Сашка – он не устоял перед соблазном.
– Кто такой Сашко?
– Самый главный начальник... бывший. Недавно его арестовали. Оказывается, он тихонько прикарманил мой лучевой пистолет и покетбук, а потом инсценировал в своём кабинете ограбление. Покетбук нашли во время обыска у него дома, а лучевик, насколько мне известно, до сих пор ищут.
Я рассмеялся и попросил описать внешний вид покетбука. Затем снова связался с Ладиславом и узнал, что оба предмета – и бритва, и покетбук – уже находятся в его коллекции.
Наконец мы перенесли последнего спящего. Все семнадцать человек были сложены штабелем в лифте номер один, благо кабина была просторной, и места хватило с избытком.
Я сделал ещё одну ходку и забрал ноутбук, на диске которого (если, конечно, Всеволод ничего не напутал) должна содержаться важная для дальнейших поисков информация. Вернувшись, я предложил Бельфору войти в лифт.
Тот переступил с ноги на ногу и в нерешительности произнёс:
– А как же бритва и покетбук?
– Ими займётся мой напарник. Мы держим постоянную связь, и он всё слышал.
– Ага... – сказал Бельфор и втиснулся в кабину.
Я велел Ладиславу отправить лифт номер два. Получив подтверждение, я для верности подождал пятнадцать секунд и нажал кнопку подъёма. Дверь закрылась, и лифт начал двигаться вверх, плавно набирая скорость. По информации, полученной нами от директора центра, подъём на следующий уровень занимает от шести минут двадцати до шести минут тридцати пяти секунд в зависимости от нагрузки.
– Проклятье! – вдруг всполошился Бельфор и затравлено оглянулся вокруг, словно замкнутый в клетке зверь. – Наверху нас будут поджидать вооружённые до зубов охранники! И это только первый уровень!.. Как вы собираетесь бежать?
– Так же, как и попал сюда, – флегматично ответил я. – Не волнуйтесь, мой план безупречен. Сумел же я попасть сюда.
– Гм, действительно...
– Да, кстати, вы не закончили свой рассказ, – напомнил я, чтобы отвлечь его от мыслей о предстоящей встрече с охраной. Кроме того, мне было интересно. – Вы вышли из Тунне... то есть, вас вышвырнуло из овердрайва, и бортовой компьютер пожаловался, что не может определить координаты. А что было дальше?
– Потом оказалось, что я не совсем верно понял сообщение компьютера. Если бы меня занесло за тридевять галактик, он бы просто заявил, что нет ориентиров для определения местонахождения... Но ориентиры-то были! Всё дело в том, как определяются координаты. Компьютер «хватает» десять самых ярких звёзд и в первом грубом приближении отмечает все места на карте Галактики, где хоть четыре из них расположены подобным образом – ведь даже на самых детальных картах обозначены далеко не все звёзды. Затем идёт второе приближение, производится перерасчёт с учётом расстояния на видимое , а не действительное расположение звёзд, карты накладываются на панораму звёздного неба, опять перерасчёт – и так далее. Обычно требуется десять-пятнадцать шагов, но иногда приходится начинать с самого начала – если компьютер неудачно выбирает ориентиры. В моём случае компьютер считал по новому раз семь или восемь, и всякий раз получалось одно и то же. Сектор определялся однозначно, далёкие звёзды накладывались друг на друга идеально, а вот с ближайшими творилось чёрт-те что – никак не удавалось совместить их видимое изображение с картографическим.
– Оно и понятно, – заметил я. – Чем дальше звёзды, тем меньший угол смещения. Таким образом, компьютер приблизительно знал местоположение челнока, но точно определить не мог.
– Вот именно, – кивнул Бельфор. – Боюсь, я был недалёк от того, чтобы сойти с ума – как тот географ древности, который не смог отыскать на карте Земли Берингов пролив. В конце концов я совсем обалдел и включил блок эвристического анализа. В качестве наиболее вероятного допущения, компьютер предположил, что челнок провёл в режиме овердрайва длительное время и, таким образом, звёзды изменили своё расположение. Произведя необходимые расчёты, он выдал результат – тысяча двести лет – правда, с невысокой точностью, почти пять процентов, и со знаком минус!
– То есть получалось, что вы вернулись в прошлое.
– То-то и оно. Я, конечно, не поверил... А потом поверил – когда увидел Землю. Я был в таком шоковом состоянии, что совершил непростительную ошибку и сразу пошёл на снижение. Сначала нужно было наладить связь с наземными службами, но я как-то не сообразил. А когда меня атаковали, было уже поздно, счёт шёл на секунды.
– Как скоро вы поняли, что попали в иной мир?
– Довольно быстро. Гораздо раньше, чем мои тюремщики. Когда они убедились, что у меня нет ни рог, ни копыт, и что я сносно разговариваю по-английски, то пришли к выводу, что я прибыл из будущего.
– И первым делом пожелали узнать, что готовит им день грядущий?
Бельфор утвердительно кивнул:
– Так оно и было. Меня засыпали кучей вопросов, и мои ответы повергли учёных мужей в недоумение. Одни считали, что я вожу их за нос, другие – что я просто невежда. Но я не невежда. Я образованный землянин и хорошо знаю историю родной планеты с древних времён. Британская Империя у нас начала распадаться в конце восемнадцатого века, с образованием США, а окончательно рухнула в двадцатом, после Второй мировой войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Я повернул налево, пересёк гостиную, вошёл в спальню и включил свет. Лежавший на широкой кровати тёмноволосый мужчина лет тридцати что-то недовольно проворчал, перевернулся на бок и, уткнувшись лицом в подушку, продолжал спать.
– Гм... Кхе! – прокашлялся я и, не придумав ничего лучшего, хлопнул в ладоши.
Это возымело желаемый эффект. Мужчина вновь перевернулся, раскрыл глаза, сонно посмотрел на меня, потом на часы, потом опять на меня и снова на часы. Взгляд его стал более осмысленным, а в глазах промелькнула искорка понимания.
– Merde Merde! – «Дерьмо!» (фр.).
! – с отвращением произнёс он. И уже по-словенски: – Ты новенький, что ли?
– Я...
– Так заруби себе на носу: мальчиками я не интересуюсь. Я стопроцентный «натурал».
– Я... э-э... – Слова застряли у меня в горле. Чего-чего, а такого приёма я не ожидал.
– Ты, верно, считаешь себя неотразимым, – по-своему истолковал моё смущение француз. – Ты и вправду хорошенький, но не в моём вкусе.
– Да не затем я пришёл! – обалдев от этого дурацкого препирательства, воскликнул я. – И я тоже «натурал», – добавил ни с того, ни с сего, будто оправдываясь. – Я пришёл, чтобы забрать вас отсюда.
Наконец-то Бельфора проняло. Скорее, на него подействовали не мои слова, а мой чудовищный акцент. Точно подброшенный пружиной, он вскочил с кровати и уставился на меня. Глаза его загорелись.
– Do you speak English? «Вы говорите по-английски?» (англ.).
– Yes, I do, – с облегчением ответил я; этим языком я владел гораздо лучше, чем словенским, даже знал несколько его разновидностей. А для внесения полной ясности предупредил: – I’m sorry, je ne parle pas francais «Да… Извините, что не говорю по-французски» (англ., фр.).
.
– Ничего, я неплохо владею английским. – В самом деле, говорил он достаточно бегло. – Но, боюсь, это не тот английский, к которому вы привыкли.
– Тем не менее, я без труда понимаю вас, – сказал я, и не только из вежливости. К моему удивлению, его речь была довольно близка к англо-американскому языку конца XX – первой половины ХXI веков подгруппы миров Земли Королевы Виктории. (О более позднем периоде говорить не стоило, поскольку ещё ни один из известных миров этого типа не «дотягивал» до 2050 года без глобальных катастроф военного, техногенного, экологического или демографического характера. Похоже, что родной мир Бельфора миновала чаша сия; он развивался поступательно, без серьёзных потрясений, а повсеместное распространение звукозаписывающих устройств не просто замедлило эволюцию произношения, а фактически полностью затормозило её.) – Между прочим, вам не мешало бы одеться, monsieur de Belfort. Я действительно «натурал», и меня не привлекает вид голых мужчин.
Бельфор ухмыльнулся, присел на край кровати и взял брюки.
– Вы британец? – спросил он.
– Можно сказать, что да. На три четверти. Отчасти я валлиец, отчасти ирландец, а оставшаяся четвертушка греко-италского происхождения.
– Гремучая это смесь, итальянец в ирландце. Знавал я одного такого, отчаянный сорвиголова. – Бельфор принялся натягивать носки. – Вы, наверное, секретный агент?.. Впрочем, нет, это глупо. С вашим произношением вы бы сразу засыпались. Вы диверсант?
– В некотором роде, – помявшись, ответил я.
– В каком же?
– Если я скажу правду, вы просто не поверите.
Он покачал головой:
– Ошибаетесь, теперь я готов поверить во что угодно. Раньше я не верил в существование параллельных миров, будь они прокляты, но вот... Короче, я не удивлюсь, даже если окажется, что вы явились прямиком из преисподней.
– Вообще-то я из Царства Света.
Бельфор пристально поглядел на меня:
– Как вас зовут?
– Эрик.
– А дальше?
– Пендрагон. В переводе с валлийского это значит «красный дракон».
Несколько секунд Бельфор напряжённо размышлял.
– Гм, красный дракон. Что-то очень знакомое... Впрочем, в детстве я обожал мультики про драконов – и про зелёных, и про красных, и даже про голубых. – Он застегнул рубашку, поднялся и заправил её в брюки. – Итак, ближе к делу. Что вы собираетесь делать, Эрик Пендрагон?
– Прежде всего, освободить вас.
– Чтобы потом ваше правительство замкнуло меня точно в такой же клетке? Спасибо, мне и здесь хорошо... в смысле, плохо. Только не уверяйте меня, что британские власти будут обращаться со мной лучше.
– Я не работаю на правительство.
– А на кого же?
– На себя.
– Вот как! У вас своя организация?
– В некотором роде.
Бельфор с сомнением покачал головой:
– Не нравятся мне эти ваши «в некотором роде». И если на то пошло, я предпочитаю быть собственностью правительства, нежели частного лица или компании. Сейчас, по крайней мере, у меня есть кое-какие права.
– Вы не будете ничьей собственностью, – как можно убедительнее проговорил я. – Вы получите свободу.
Бельфор сделался подозрительным:
– Так-таки и свободу?
– Обещаю.
– А что в замен?
Что ж, резонный вопрос.
– А взамен... Когда я найду ваш родной мир и верну вас туда, надеюсь, из чувства признательности за эту услугу вы поможете мне освоиться в нём.
Тут я попал в точку. Бельфор вздрогнул, а в его глазах, даже вопреки его воле, засветилась надежда.
– Вы шутите?!
– Нисколько. Меня заинтересовал ваш мир, и я найду его во что бы то ни стало. В любом случае, – я решил воспользоваться замешательством собеседника и взять быка за рога, – верите вы мне или нет, выбирать вам не приходится. Если вы не пойдёте со мной, можете считать себя покойником.
– Ого! Это угроза?
– Нет, лишь констатация факта. Вскоре весь этот сектор прекратит своё существование. Он будет взорван.
– Почему?
– Потому что я так решил, – внушительно ответил я. – В конце концов, я же диверсант. А что за диверсия без взрыва? Сами подумайте.
Этот аргумент произвёл на Бельфора сильное впечатление. Он заторопился и даже решил ничего с собой не брать, хотя я предлагал прихватить личные вещи. На что Бельфор ответил:
– Здесь ничего моего нет. Всё моё , вплоть до белья, забрали для изучения. Поначалу они изучали и меня, но не обнаружили ничего интересного, разве что выделили из моей крови неизвестные здешней медицине антитела и получили несколько новых сывороток. Просто удивительно, что в двух вселенных живут совершенно одинаковые люди!
– А вы сразу поняли, что попали в другой мир? – спросил я.
Мы как раз вышли из квартиры-тюрьмы Бельфора и зашагали по коридору.
– Нет, – признался он, – далеко не сразу. Когда мой челнок вышвырнуло из овердрайва и бортовой компьютер пожаловался, что не может определить местонахождение, я было подумал, что меня занесло куда-то к чёрту на рога, за тридевять галактик, и проклял тот день, когда загорелся идеей совершить «прыжок самурая»... Гм, я до сих пор его проклинаю.
– А что за «прыжок самурая»?
– Ну... Можно сказать, это один из способов самоубийства, доступный только очень богатым... дуракам. Представьте себе, что вы спрыгиваете на насыпь с поезда, мчащегося со скоростью сто пятьдесят миль в час...
– Ага! – сообразил я. – То есть, вы отшвартовались от несущего корабля на сверхсветовой скорости?
Бельфор недоуменно посмотрел на меня:
– Если вы знали, зачем спрашивали?
– Я этого не знал, – сказал я. – Просто догадался.
Действительно, догадаться было нетрудно. У нас это называлось не так драматично – уходить в отрыв. Когда несколько человек вместе движутся в Туннеле, ведущим является только один, а остальные пассивно следуют за ним. Если же кто-то захочет продолжить путь самостоятельно (например, поменял свои планы или спешит), он волен уйти в отрыв, правда, лишь немногие так поступают. Нельзя сказать, что это смертельно опасно (хотя бывают случаи со смертельным исходом), но чревато непредсказуемыми последствиями.
– «Прыжок самурая» очень опасен, – после паузы продолжал Бельфор. – Впервые его совершил лет четыреста назад один японец во славу своего императора, отсюда и такое название. Существует даже клуб звёздных самураев; чтобы вступить в его ряды, нужно иметь на своём счету хотя бы один прыжок.
– Понимаю, – сказал я. – Вам захотелось стать самураем. Звёздным самураем.
Бельфор отрицательно покачал головой:
– Вовсе нет, я и до того был самураем. За мной уже числился один успешный прыжок. Девять человек из десяти этим и ограничиваются, во второй раз не испытывают судьбу, но я хотел доказать себе, что ничем не хуже Звёздного Рика или Сорвиголовы Макартура. – Он фыркнул. – Вот дурак! Можно подумать, это их главная заслуга – что они прыгают, как кузнечики. В первую очередь, Рик знаменитый исследователь космоса, Макартур известный учёный, а я... я просто плэйбой, бесящийся от жира сынок богатого папочки.
Я подумал, что Бельфор далеко не так прост, как расписывал его Ладислав со слов бывшего директора центра. Возможно, года полтора назад он был более легкомысленным, но переделка, в которую он попал, без сомнений, заставила его поумнеть.
– А кто ваш отец? – поинтересовался я.
– Первый вице-президент компании «Рено», – ответил Бельфор и, очевидно, процитировал рекламный слоган: – «Мы делаем всё – от детских колясок до трансгалактических лайнеров».
– Неплохо, – сказал я.
Мы остановились возле дверей конференц-зала.
– Осторожно, – предупредил меня Бельфор. – Здесь работают даже по ночам.
– Знаю, – произнёс я, открыл дверь и вошёл внутрь.
Бельфор последовал за мной. При виде лежащих на полу людей у него отвисла челюсть.
– Mon Dieu Mon Dieu! – «Боже мой!» (фр.).
! – в ужасе воскликнул он. – Вы убили их?!
– А вам-то что? – равнодушно спросил я.
– Они... многие из них были славными ребятами. Они ни в чём не виноваты... они просто выполняли свою работу.
Я постарался придать своему лицу циничное выражение.
– Что поделаешь. Лес рубят – щепки летят.
– Ущербная философия убийцы, – промолвил Бельфор, глядя на меня с откровенной враждебностью; всё его расположение ко мне мигом улетучилось. – Люди для вас – щепки.
Я тепло улыбнулся ему:
– Не переживайте, все эти люди живы. Они просто спят.
В подтверждение моих слов (и не без моего воздействия) один учёный пошевелился во сне и тихо захрапел.
Приникший было Бельфор воспрянул духом.
– Усыпляющий газ? – Он потянул носом чистый воздух. – М-да, вентиляция здесь отменная.
– Ладно, – сказал я. – Теперь помогите перенести этих славных ребят к лифту.
– Зачем? Их вы тоже похищаете?
– Нет, я спасаю их. Разве вы забыли, что сектор будет взорван?
– Ах да, действительно...
Мы принялись за работу. По ходу дела я связался с Ладиславом и узнал от него, что своих подопечных он уже погрузил в лифт номер два, а сейчас находится в помещении, где полно всякой всячины из иного мира, уцелевшей после гибели челнока, и отбирает самое ценное.
– Кстати, – сказал Бельфор, когда мы переносили восьмого учёного. – В других лабораториях тоже могут быть люди... А ещё есть охранники.
– Ими занимается мой напарник, – ответил я.
– Чёрт побери! В самом деле! Не могли же вы действовать в одиночку.
– Мог, – возразил я. – Но решил подстраховаться. Между прочим, что бы вы хотели вернуть из своих вещей?
– Бритву, – не колеблясь ответил он. – Я никак не могу привыкнуть к здешним топорным приборам.
– То-то я и гляжу, что у вас щетина. Опишите, как эта бритва выглядит.
Бельфор описал. Затем я спросил:
– Ещё что?
– Ну... пожалуй, мой покетбук.
– Ваша любимая книга?
– Что?.. А-а. Нет, не совсем. Это карманный компьютер, блокнот, коммуникатор, телеприёмник, видеоплеер и ещё много чего. В частности, там записано свыше двух тысяч популярных романов.
– Сила! – восхищённо сказал я.
Бельфор хмыкнул:
– Самая заурядная вещица... в моём мире. Но здесь, конечно, это сила. Лично я могу понять Сашка – он не устоял перед соблазном.
– Кто такой Сашко?
– Самый главный начальник... бывший. Недавно его арестовали. Оказывается, он тихонько прикарманил мой лучевой пистолет и покетбук, а потом инсценировал в своём кабинете ограбление. Покетбук нашли во время обыска у него дома, а лучевик, насколько мне известно, до сих пор ищут.
Я рассмеялся и попросил описать внешний вид покетбука. Затем снова связался с Ладиславом и узнал, что оба предмета – и бритва, и покетбук – уже находятся в его коллекции.
Наконец мы перенесли последнего спящего. Все семнадцать человек были сложены штабелем в лифте номер один, благо кабина была просторной, и места хватило с избытком.
Я сделал ещё одну ходку и забрал ноутбук, на диске которого (если, конечно, Всеволод ничего не напутал) должна содержаться важная для дальнейших поисков информация. Вернувшись, я предложил Бельфору войти в лифт.
Тот переступил с ноги на ногу и в нерешительности произнёс:
– А как же бритва и покетбук?
– Ими займётся мой напарник. Мы держим постоянную связь, и он всё слышал.
– Ага... – сказал Бельфор и втиснулся в кабину.
Я велел Ладиславу отправить лифт номер два. Получив подтверждение, я для верности подождал пятнадцать секунд и нажал кнопку подъёма. Дверь закрылась, и лифт начал двигаться вверх, плавно набирая скорость. По информации, полученной нами от директора центра, подъём на следующий уровень занимает от шести минут двадцати до шести минут тридцати пяти секунд в зависимости от нагрузки.
– Проклятье! – вдруг всполошился Бельфор и затравлено оглянулся вокруг, словно замкнутый в клетке зверь. – Наверху нас будут поджидать вооружённые до зубов охранники! И это только первый уровень!.. Как вы собираетесь бежать?
– Так же, как и попал сюда, – флегматично ответил я. – Не волнуйтесь, мой план безупречен. Сумел же я попасть сюда.
– Гм, действительно...
– Да, кстати, вы не закончили свой рассказ, – напомнил я, чтобы отвлечь его от мыслей о предстоящей встрече с охраной. Кроме того, мне было интересно. – Вы вышли из Тунне... то есть, вас вышвырнуло из овердрайва, и бортовой компьютер пожаловался, что не может определить координаты. А что было дальше?
– Потом оказалось, что я не совсем верно понял сообщение компьютера. Если бы меня занесло за тридевять галактик, он бы просто заявил, что нет ориентиров для определения местонахождения... Но ориентиры-то были! Всё дело в том, как определяются координаты. Компьютер «хватает» десять самых ярких звёзд и в первом грубом приближении отмечает все места на карте Галактики, где хоть четыре из них расположены подобным образом – ведь даже на самых детальных картах обозначены далеко не все звёзды. Затем идёт второе приближение, производится перерасчёт с учётом расстояния на видимое , а не действительное расположение звёзд, карты накладываются на панораму звёздного неба, опять перерасчёт – и так далее. Обычно требуется десять-пятнадцать шагов, но иногда приходится начинать с самого начала – если компьютер неудачно выбирает ориентиры. В моём случае компьютер считал по новому раз семь или восемь, и всякий раз получалось одно и то же. Сектор определялся однозначно, далёкие звёзды накладывались друг на друга идеально, а вот с ближайшими творилось чёрт-те что – никак не удавалось совместить их видимое изображение с картографическим.
– Оно и понятно, – заметил я. – Чем дальше звёзды, тем меньший угол смещения. Таким образом, компьютер приблизительно знал местоположение челнока, но точно определить не мог.
– Вот именно, – кивнул Бельфор. – Боюсь, я был недалёк от того, чтобы сойти с ума – как тот географ древности, который не смог отыскать на карте Земли Берингов пролив. В конце концов я совсем обалдел и включил блок эвристического анализа. В качестве наиболее вероятного допущения, компьютер предположил, что челнок провёл в режиме овердрайва длительное время и, таким образом, звёзды изменили своё расположение. Произведя необходимые расчёты, он выдал результат – тысяча двести лет – правда, с невысокой точностью, почти пять процентов, и со знаком минус!
– То есть получалось, что вы вернулись в прошлое.
– То-то и оно. Я, конечно, не поверил... А потом поверил – когда увидел Землю. Я был в таком шоковом состоянии, что совершил непростительную ошибку и сразу пошёл на снижение. Сначала нужно было наладить связь с наземными службами, но я как-то не сообразил. А когда меня атаковали, было уже поздно, счёт шёл на секунды.
– Как скоро вы поняли, что попали в иной мир?
– Довольно быстро. Гораздо раньше, чем мои тюремщики. Когда они убедились, что у меня нет ни рог, ни копыт, и что я сносно разговариваю по-английски, то пришли к выводу, что я прибыл из будущего.
– И первым делом пожелали узнать, что готовит им день грядущий?
Бельфор утвердительно кивнул:
– Так оно и было. Меня засыпали кучей вопросов, и мои ответы повергли учёных мужей в недоумение. Одни считали, что я вожу их за нос, другие – что я просто невежда. Но я не невежда. Я образованный землянин и хорошо знаю историю родной планеты с древних времён. Британская Империя у нас начала распадаться в конце восемнадцатого века, с образованием США, а окончательно рухнула в двадцатом, после Второй мировой войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48