Он рассказал при этом генералиссимусу, что у него на руках большая семья, которую он с трудом содержит, так как у него нет ничего, кроме маленького имения около Москвы, от которого он не получает почти никаких выгод, потому что, находясь на службе в Петербурге, не имеет возможности хозяйничать сам.
– Я ваш полковник, – начал принц, выслушав горевавшего капитана, – и желаю, чтобы вы все были счастливы и сделались моими добрыми друзьями. Обращайтесь ко мне с полной доверенностью и будьте уверены, что я всегда буду поступать так, как поступаю теперь.
С этими словами принц подал изумлённому капитану кошелёк, в котором лежало триста червонцев, и просил его принять эти деньги как дружеский подарок от сослуживца сослуживцу.
Одобрительный говор о таком поступке принца не замедлил, разумеется, распространиться по всей гвардии, и молва о щедрости и ласковом обращении принца дошла в тот же день до сторонников цесаревны и до неё самой. И они, и она увидели теперь, что принц в отношении к гвардейцам начинает поступать так, чтобы отвлечь их от цесаревны, которая в свою очередь подумала, что принц может действовать таким образом не иначе, как только с согласия правительницы, и что при этом условии он будет иметь в своём распоряжении большие суммы, тогда как при постоянном безденежье Елизаветы ей невозможно будет тягаться в щедрости с супругом Анны Леопольдовны. Все приверженцы цесаревны заволновались, засуетились при мысли, что если дело пойдёт так далее, то шпаги и штыки гвардейцев легко могут оказаться на стороне правительницы и оградить её власть от всяких злоумышленных покушений.
Но если принц начал действовать на гвардейцев или с расчётом приобрести их преданность в пользу правительницы, или только в личных своих видах, то сама она поступала по-прежнему, отдаляясь всё более и более от всяких непосредственных сношений с гвардией и в то же время, отвлекаемая постоянными беседами с Линаром, начала реже и небрежнее заниматься государственными делами, влияние на которые со стороны её любимца становилось всё сильнее, почему и заговорили, что вскоре всё будет зависеть от него одного, что всё будет делаться только по его желанию. Министры и царедворцы, ненавидя его в душе, спешили, однако, наперерыв раболепствовать перед ним и угождать ему на каждом шагу, так что Линар из посланника иностранной державы начал постепенно превращаться в будущего полномочного правителя империи. Любовь, привязанность и доверие молодой женщины открывали теперь этому чужеземцу широкую дорогу к безграничной власти над русским народом, и не было никакого сомнения, что Линар воспользуется благоприятными для него обстоятельствами с жадностью умного и смелого честолюбца.
Безгранично предавшись Линару, правительница, казалось, забывала обо всём, к чему обязывало исключительное, первенствующее положение её в государстве. В ней окончательно замерло стремление к власти, которую она, как тяжёлое для неё бремя, собиралась передать избраннику её сердца. Заботы о делах государственных утомляли её, и врождённая её беспечность проявлялась резко во всём, начиная с важных дел и кончая мелочами домашней жизни. Доклады министрам назначались всё реже и реже, разговоры с её ближайшими сотрудниками о политике и внутренних порядках в государстве не представляли для влюблённой женщины ничего занимательного. Её развлекало чтение Линаром вслух потрясающих немецких драм и сентиментальных романов; её занимали то весёлые, то серьёзные его беседы, и подолгу заслушивалась она его приятно затрагивавшего душу пения с аккомпанементом клавикорд.
Теперь для правительницы осуществилась та жизнь, о какой ей мечталось в то время, когда Миних предлагал ей корону, которую она торопливо отвергла, всегда, впрочем, готовая променять и блеск, и великие, и славу на любовь и на тихую, спокойную жизнь с тем, кто ей был мил и дорог.
Чуждаясь большого общества, Анна Леопольдовна ограничивалась небольшим избранным кружком, в который, нужно сказать это к чести молодой женщины, открывали доступ ум и образование. Пышные наряды, модную причёску, корсет и фижмы она считала для себя невыносимой пыткой. Обыкновенно она повязывала голову белым платочком и в самой простой домашней одежде являлась к обедне в придворную церковь, в публике и за обедом, возбуждая этим насмешливую болтовню придворных. После обеда она садилась играть в карты. Постоянными и любимыми её партнёрами были Линар, маркиз Ботта, английский посланник Финч и брат фельдмаршала Миниха. Прочие иностранные посланники, а также и придворные сановники никогда не допускались в эту партию (которая собиралась в комнатах Юлианы), исключение бывало, да и то редко, для принца Антона, если только он почему-либо успевал на короткое время заслужить особое расположение своей супруги. Такое исключение давалось ему в виде награды.
Так и проводила правительница время в эту пору, которая, казалось, была самыми счастливыми днями её жизни – теперь исполнилось то, о чём она прежде постоянно мечтала.
XXXII
В современных сказаниях об Анне Леопольдовне встречаются сведения, намекающие на причины, по которым она так страстно любила Линара, но в сказаниях этих не находится никаких объяснений той необыкновенной привязанности и той изумительной дружбы, какими отличались отношения правительницы к фрейлине Юлиане Менгден. В свою очередь молодая девушка платила Анне за её привязанность и дружбу слепой и безграничной преданностью и готова была для неё пожертвовать всем. Несмотря на разность их положения, Юлиана являлась, однако, личностью, как бы преобладающей над правительницей, и можно было сказать, что не фрейлина была в зависимости от своей повелительницы, а скорее наоборот. Юлиана, ровесница и подруга детских игр принцессы, была предметом самой нежной заботливости со стороны Анны, доверию которой к ней не было границ, и она по своему усмотрению распоряжалась образом жизни правительницы. Обе они сходились как нельзя более в главных чертах характера: обе они были вспыльчивы, но зато и добры, доверчивы, своенравны, впечатлительны и беспечны. Была, впрочем, между ними и резкая разница: Анна Леопольдовна была постоянно задумчива и печальна, тогда как Юлиана олицетворяла собой весёлость и резвость. Часто и подолгу в молчании и в грустном раздумье сиживала Анна, тогда как Юлиана щебетала без умолку, и звонкий её смех заглушал тяжёлые вздохи её подруги. Анна Леопольдовна была беспечна собственно под влиянием равнодушия, но её всё-таки смущали порой страшные предчувствия, её мучила неодолимая тоска, и без особых внешних побуждений у неё не проявлялось ни бодрости, ни решительности. Совсем иного рода была беспечность молодой девушки: жизнь ей казалась так легка и так хороша, что она не видела никакой надобности задумываться над чем-нибудь. Мало того, она готова была махнуть ручкой на всякую угрожавшую ей беду в полной надежде, что всё пройдёт благополучно и что всё дурное устроится как нельзя лучше. В тревожные для правительницы часы, когда Анна, преодолевая обычную свою беспечность, готова была встрепенуться, стряхнуть одолевавшую её лень и сделать решительный шаг, Юлиана отвлекала её от забот своей весёлой болтовнёй, внушая ей, что напрасно она волнуется и тревожится и что ей незачем портить по пустякам жизнь какими-то вымышленными, не существующими на самом деле горестями. Тогда правительница делалась ещё более беспечной, поддаваясь успокоительному влиянию своей подруги, к которой она, по словам английского резидента Финча, выказывала такую нежность, что в сравнении с этой нежностью показалось бы слишком слабым чувством самая пылкая страсть мужчины к женщине, в которую он только что влюбился до ослепления, до безумия.
Баронесса Юлиана фон Менгден, родившаяся 7 марта 1719 года, происходила из древней вестфальской фамилии, ещё в XIV столетии поселившейся в Лифляндии. Имена её воинственных предков очень часто мелькали в летописях тевтонского ордена, как имена мужественных бойцов не только с эстами и ливами, но и с русскими и поляками. Предки её беспрестанно участвовали в тех битвах, в которых закованные с головы до ног в железо немецкие латники топтали наши дружины; они участвовали и в тех боях, где и мы в свою очередь беспощадно мяли горделивых меченосцев. Но настали иные времена, и семья Юлианы была семьёй мирных лифляндских помещиков, не столько богатой наследственными замками, сколько представителями и представительницами своего старинного рода. Этих последних в той семье, к которой принадлежала Юлиана, было четыре, считая в том числе и её саму. Будущность этих подраставших миловидных немочек не предвещала ничего особенного: их ожидало супружество с каким-нибудь лифляндским дворянином, затем предстояла им тихая однообразная жизнь на уединённой мызе, вынянчивание производимых ими на свет Божий детей и постоянные мелочные заботы и хлопоты по деревенскому хозяйству. Сообразно с таким скромным предназначением родители этих девиц давали им не блестящее образование. Вышло, однако, иначе. В царствование Анны Ивановны немцы были в большом ходу при её дворе, и государыня чрезвычайно охотно принимала в число своих фрейлин «благоурождённых» лифляндских девиц. Многих из них, желая обеспечить их будущность, привозили в Петербург ещё в детстве, и между такими привозными девочками была Юлиана со старшей сестрой Доротеей и с младшими сёстрами Якобиной, которую звала по-русски Биной, и Авророй. Доротея вышла замуж за графа Миниха, сына фельдмаршала, – того самого Миниха, который разделял с Анной Леопольдовной все ужасы ночного предприятия своего отца против регента. Надобно также заметить, что находившиеся при русском дворе немцы или ещё прежде были родственниками между собой, или же роднились посредством браков, составляя таким образом одну партию, твёрдо сплочённую или родством, или близким свойством.
При дружеских отношениях, какие существовали между правительницей и Юлианой, не могли, конечно, остаться тайной те разговоры, которые, как уже знаем, велись о браке Линара с молодой девушкой, первой из них с Остерманом, а другой – с баронессой Шенберг. Лишь только баронесса после той беседы, во время которой так сильно была встревожена Юлиана, вышла за двери, как Юлиана, позабыв о неблаговидной привычке баронессы подслушивать, передала Анне с полным чистосердечием всю свою беседу с г-жой Шенберг. Оказалось, что при этом баронесса употребила следующий хитрый приём: высказав Юлиане, что она, Шенберг, полагается вполне на скромность молодой девушки, и заявив ей о том, что люди бывают болтливы некстати, баронесса передала фрейлине, будто бы частые посещения Зимнего дворца Линаром объясняются в обществе тем, что он страстно влюблён в Юлиану, и затем, шутя, добавила:
– И в самом деле, отчего бы вам не пойти за него замуж? – Таким ловким вступлением баронесса не только ограждала честь правительницы от всякого нарекания, но и показывала вид, будто ей самой ничего не известно об отношениях Анны к Линару.
– Что же ты сказала ей на это? – порывисто спросила правительница.
– Я промолчала.
– Почему же?
Юлиана не отвечала на этот вопрос и только взглянула на Анну с такой улыбкой, которой она как будто хотела сказать: «Странно, что ты спрашиваешь меня об этом, ты сама очень хорошо знаешь, почему я промолчала».
– Линар нравится тебе? – тихо и пытливо проговорила правительница в сильном волнении.
– Нет! – коротко и твёрдо ответила Юлиана, – мне никогда не может нравиться тот мужчина, который любит уже другую, – добавила Юлиана, насупив тоненькие брови над тёмными глазами, прикрытыми длинными ресницами.
– И ты не вышла бы за него замуж? – задыхаясь, спросила Анна.
– Нет, не вышла бы.
– А если бы это было необходимо? – с какой-то таинственностью промолвила Анна.
– Необходимо? – перебила изумлённая девушка. – Для кого, однако, и почему это может быть необходимо?
– Например, хоть бы для меня…
– Для тебя? – с удивлением переспросила Юлиана, – ты, вероятно, так же шутишь теперь надо мной, как прежде шутила Шенберг. Должно быть, вы как-нибудь сговорились между собой, чтобы позабавиться на мой счёт, – добавила она, засмеявшись.
– Нет, я говорю тебе не шутя: мне нужно будет или расстаться с Линаром, или… или… Как ни уклончиво, как ни хитро толковал со мной Остерман, но я могла понять, что близость ко мне Линара возбуждает вообще неудовольствие среди русских и что такое неудовольствие может кончиться гибельно для нас, а расстаться с Линаром я не могу… не могу ни за что на свете! – вскрикнула правительница с каким-то отчаянием.
– Для тебя, Анна, я готова на всё… – прошептала Юлиана.
Правительница обняла Юлиану и крепко прижала её к себе.
– Но, – начала Анна, нерешительным, прерывающимся голосом, – при этом будет одно важное условие… Решишься ли ты, милая Юлиана, принять его?.. Ты… ты должна будешь, как бы сказать это… уступить Морица мне. – Видно было, что правительница выговорила эти последние слова, сделав неимоверное усилие над собой. Она вся вспыхнула и, тяжело дыша, опустила вниз глаза в ожидании рокового ответа.
– Уступить тебе его? – с удивлением спросила Юлиана. – Значит, я не буду женой моего мужа?.. Он будет твоим лю… – Юлиана не договорила последнего слова и только слабым движением головы выразила своё несогласие…
– Но ведь ты его не любишь, ты не будешь ревновать его ко мне, а между тем ты навсегда устроишь этим моё спокойствие, моё счастье… Ты отнимешь у моих врагов повод говорить обо мне то, что говорят они теперь, а Мориц будет иметь возможность навсегда остаться в России.
– Какое, однако, странное будет супружество! – с горькой усмешкой заметила Юлиана. – Но, положим, что я, как ни тяжело, как ни ужасно будет это для меня, соглашусь на такое унизительное замужество, но согласится ли Мориц на подобный брак?..
– Он, наверно, согласится! – с живостью подхватила правительница, твёрдо уверенная, что Линар из любви к ней решится на всё.
– В таком случае я не стану тебе противоречить… Знай, Анна, что я буду любить тебя по-прежнему, ты ни в чём не виновата, ты ослеплена Морицем, но его я буду презирать и ненавидеть – он продаёт себя тебе…
Анна вздрогнула и с изумлением посмотрела на свою подругу.
– Ты, – продолжала Юлиана, – наделишь его богатством, ты осыплешь его почестями, а я, как законная его жена, буду разделять с ним все милости, оказанные ему тобой… Как это будет хорошо! – с нервным хохотом проговорила молодая девушка. – Но зато и я с моей стороны предложу ему одно условие: пусть он предоставит мне полную свободу… Я молода, как ты; я так же, как ты, могу любить, и, выйдя замуж за Линара, я без оглядки отдамся тому, кого полюблю, как ты полюбила Морица…
Юлиана громко зарыдала. Анна Леопольдовна совершенно растерялась, на глазах у неё выступили слёзы. Она с ужасом поняла, до какой степени она унизила преданную ей девушку таким предложением.
– Если ты не хочешь выйти замуж за Линара, то и не будем ни говорить, ни вспоминать об этом… Я сама не решилась бы даже и заговорить с тобой о подобной сделке, на это навёл меня Остерман… Ты знаешь, как я люблю тебя, и клянусь тебе, что я не хочу не только сделать тебя несчастной на всю жизнь, но не желаю даже быть причиной минутного твоего огорчения! Прости меня за то, что я неумышленно оскорбила тебя…
– Ты позволишь мне от себя переговорить с баронессой? – спросила Юлиана, утирая слёзы. – Она так близка с Линаром и, как ты знаешь, уже заводила со мной об этом речь. Мы обе, как оказывается, здесь ровно ни при чём, за нас вздумали хлопотать другие.
Анна Леопольдовна призадумалась, как будто соображая что-то.
– Зачем говорить с баронессой… Забудем весь наш нынешний разговор… ты вольна поступать как хочешь… Впрочем, если находишь нужным, то поговори и с ней, – равнодушно после некоторого молчания добавила Анна. – Баронесса действительно близка с Линаром и, быть может… – Она как будто опомнилась, замолчала и, охватив рукой Юлиану за тоненькую талию, повела её на террасу.
Долго ещё беседовали между собой подруги, и разговор их мало-помалу становился спокойнее, и вот уже послышался обычный весёлый смех молодой девушки. Можно было предположить, что она и Анна так или иначе поладили между собой, или не касались более взволновавшего их вопроса, а вели обычную беседу.
В назначенный баронессой Шенберг срок она была в кабинете Остермана, который принял её чрезвычайно любезно, заявив ей прежде всего, что по его докладу правительница приказала прекратить начатое о бароне Шенберг дело, причём её высочеству угодно было добавить, что барон будет прилично вознаграждён за те неприятности, какие пришлось ему испытать совершенно безвинно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– Я ваш полковник, – начал принц, выслушав горевавшего капитана, – и желаю, чтобы вы все были счастливы и сделались моими добрыми друзьями. Обращайтесь ко мне с полной доверенностью и будьте уверены, что я всегда буду поступать так, как поступаю теперь.
С этими словами принц подал изумлённому капитану кошелёк, в котором лежало триста червонцев, и просил его принять эти деньги как дружеский подарок от сослуживца сослуживцу.
Одобрительный говор о таком поступке принца не замедлил, разумеется, распространиться по всей гвардии, и молва о щедрости и ласковом обращении принца дошла в тот же день до сторонников цесаревны и до неё самой. И они, и она увидели теперь, что принц в отношении к гвардейцам начинает поступать так, чтобы отвлечь их от цесаревны, которая в свою очередь подумала, что принц может действовать таким образом не иначе, как только с согласия правительницы, и что при этом условии он будет иметь в своём распоряжении большие суммы, тогда как при постоянном безденежье Елизаветы ей невозможно будет тягаться в щедрости с супругом Анны Леопольдовны. Все приверженцы цесаревны заволновались, засуетились при мысли, что если дело пойдёт так далее, то шпаги и штыки гвардейцев легко могут оказаться на стороне правительницы и оградить её власть от всяких злоумышленных покушений.
Но если принц начал действовать на гвардейцев или с расчётом приобрести их преданность в пользу правительницы, или только в личных своих видах, то сама она поступала по-прежнему, отдаляясь всё более и более от всяких непосредственных сношений с гвардией и в то же время, отвлекаемая постоянными беседами с Линаром, начала реже и небрежнее заниматься государственными делами, влияние на которые со стороны её любимца становилось всё сильнее, почему и заговорили, что вскоре всё будет зависеть от него одного, что всё будет делаться только по его желанию. Министры и царедворцы, ненавидя его в душе, спешили, однако, наперерыв раболепствовать перед ним и угождать ему на каждом шагу, так что Линар из посланника иностранной державы начал постепенно превращаться в будущего полномочного правителя империи. Любовь, привязанность и доверие молодой женщины открывали теперь этому чужеземцу широкую дорогу к безграничной власти над русским народом, и не было никакого сомнения, что Линар воспользуется благоприятными для него обстоятельствами с жадностью умного и смелого честолюбца.
Безгранично предавшись Линару, правительница, казалось, забывала обо всём, к чему обязывало исключительное, первенствующее положение её в государстве. В ней окончательно замерло стремление к власти, которую она, как тяжёлое для неё бремя, собиралась передать избраннику её сердца. Заботы о делах государственных утомляли её, и врождённая её беспечность проявлялась резко во всём, начиная с важных дел и кончая мелочами домашней жизни. Доклады министрам назначались всё реже и реже, разговоры с её ближайшими сотрудниками о политике и внутренних порядках в государстве не представляли для влюблённой женщины ничего занимательного. Её развлекало чтение Линаром вслух потрясающих немецких драм и сентиментальных романов; её занимали то весёлые, то серьёзные его беседы, и подолгу заслушивалась она его приятно затрагивавшего душу пения с аккомпанементом клавикорд.
Теперь для правительницы осуществилась та жизнь, о какой ей мечталось в то время, когда Миних предлагал ей корону, которую она торопливо отвергла, всегда, впрочем, готовая променять и блеск, и великие, и славу на любовь и на тихую, спокойную жизнь с тем, кто ей был мил и дорог.
Чуждаясь большого общества, Анна Леопольдовна ограничивалась небольшим избранным кружком, в который, нужно сказать это к чести молодой женщины, открывали доступ ум и образование. Пышные наряды, модную причёску, корсет и фижмы она считала для себя невыносимой пыткой. Обыкновенно она повязывала голову белым платочком и в самой простой домашней одежде являлась к обедне в придворную церковь, в публике и за обедом, возбуждая этим насмешливую болтовню придворных. После обеда она садилась играть в карты. Постоянными и любимыми её партнёрами были Линар, маркиз Ботта, английский посланник Финч и брат фельдмаршала Миниха. Прочие иностранные посланники, а также и придворные сановники никогда не допускались в эту партию (которая собиралась в комнатах Юлианы), исключение бывало, да и то редко, для принца Антона, если только он почему-либо успевал на короткое время заслужить особое расположение своей супруги. Такое исключение давалось ему в виде награды.
Так и проводила правительница время в эту пору, которая, казалось, была самыми счастливыми днями её жизни – теперь исполнилось то, о чём она прежде постоянно мечтала.
XXXII
В современных сказаниях об Анне Леопольдовне встречаются сведения, намекающие на причины, по которым она так страстно любила Линара, но в сказаниях этих не находится никаких объяснений той необыкновенной привязанности и той изумительной дружбы, какими отличались отношения правительницы к фрейлине Юлиане Менгден. В свою очередь молодая девушка платила Анне за её привязанность и дружбу слепой и безграничной преданностью и готова была для неё пожертвовать всем. Несмотря на разность их положения, Юлиана являлась, однако, личностью, как бы преобладающей над правительницей, и можно было сказать, что не фрейлина была в зависимости от своей повелительницы, а скорее наоборот. Юлиана, ровесница и подруга детских игр принцессы, была предметом самой нежной заботливости со стороны Анны, доверию которой к ней не было границ, и она по своему усмотрению распоряжалась образом жизни правительницы. Обе они сходились как нельзя более в главных чертах характера: обе они были вспыльчивы, но зато и добры, доверчивы, своенравны, впечатлительны и беспечны. Была, впрочем, между ними и резкая разница: Анна Леопольдовна была постоянно задумчива и печальна, тогда как Юлиана олицетворяла собой весёлость и резвость. Часто и подолгу в молчании и в грустном раздумье сиживала Анна, тогда как Юлиана щебетала без умолку, и звонкий её смех заглушал тяжёлые вздохи её подруги. Анна Леопольдовна была беспечна собственно под влиянием равнодушия, но её всё-таки смущали порой страшные предчувствия, её мучила неодолимая тоска, и без особых внешних побуждений у неё не проявлялось ни бодрости, ни решительности. Совсем иного рода была беспечность молодой девушки: жизнь ей казалась так легка и так хороша, что она не видела никакой надобности задумываться над чем-нибудь. Мало того, она готова была махнуть ручкой на всякую угрожавшую ей беду в полной надежде, что всё пройдёт благополучно и что всё дурное устроится как нельзя лучше. В тревожные для правительницы часы, когда Анна, преодолевая обычную свою беспечность, готова была встрепенуться, стряхнуть одолевавшую её лень и сделать решительный шаг, Юлиана отвлекала её от забот своей весёлой болтовнёй, внушая ей, что напрасно она волнуется и тревожится и что ей незачем портить по пустякам жизнь какими-то вымышленными, не существующими на самом деле горестями. Тогда правительница делалась ещё более беспечной, поддаваясь успокоительному влиянию своей подруги, к которой она, по словам английского резидента Финча, выказывала такую нежность, что в сравнении с этой нежностью показалось бы слишком слабым чувством самая пылкая страсть мужчины к женщине, в которую он только что влюбился до ослепления, до безумия.
Баронесса Юлиана фон Менгден, родившаяся 7 марта 1719 года, происходила из древней вестфальской фамилии, ещё в XIV столетии поселившейся в Лифляндии. Имена её воинственных предков очень часто мелькали в летописях тевтонского ордена, как имена мужественных бойцов не только с эстами и ливами, но и с русскими и поляками. Предки её беспрестанно участвовали в тех битвах, в которых закованные с головы до ног в железо немецкие латники топтали наши дружины; они участвовали и в тех боях, где и мы в свою очередь беспощадно мяли горделивых меченосцев. Но настали иные времена, и семья Юлианы была семьёй мирных лифляндских помещиков, не столько богатой наследственными замками, сколько представителями и представительницами своего старинного рода. Этих последних в той семье, к которой принадлежала Юлиана, было четыре, считая в том числе и её саму. Будущность этих подраставших миловидных немочек не предвещала ничего особенного: их ожидало супружество с каким-нибудь лифляндским дворянином, затем предстояла им тихая однообразная жизнь на уединённой мызе, вынянчивание производимых ими на свет Божий детей и постоянные мелочные заботы и хлопоты по деревенскому хозяйству. Сообразно с таким скромным предназначением родители этих девиц давали им не блестящее образование. Вышло, однако, иначе. В царствование Анны Ивановны немцы были в большом ходу при её дворе, и государыня чрезвычайно охотно принимала в число своих фрейлин «благоурождённых» лифляндских девиц. Многих из них, желая обеспечить их будущность, привозили в Петербург ещё в детстве, и между такими привозными девочками была Юлиана со старшей сестрой Доротеей и с младшими сёстрами Якобиной, которую звала по-русски Биной, и Авророй. Доротея вышла замуж за графа Миниха, сына фельдмаршала, – того самого Миниха, который разделял с Анной Леопольдовной все ужасы ночного предприятия своего отца против регента. Надобно также заметить, что находившиеся при русском дворе немцы или ещё прежде были родственниками между собой, или же роднились посредством браков, составляя таким образом одну партию, твёрдо сплочённую или родством, или близким свойством.
При дружеских отношениях, какие существовали между правительницей и Юлианой, не могли, конечно, остаться тайной те разговоры, которые, как уже знаем, велись о браке Линара с молодой девушкой, первой из них с Остерманом, а другой – с баронессой Шенберг. Лишь только баронесса после той беседы, во время которой так сильно была встревожена Юлиана, вышла за двери, как Юлиана, позабыв о неблаговидной привычке баронессы подслушивать, передала Анне с полным чистосердечием всю свою беседу с г-жой Шенберг. Оказалось, что при этом баронесса употребила следующий хитрый приём: высказав Юлиане, что она, Шенберг, полагается вполне на скромность молодой девушки, и заявив ей о том, что люди бывают болтливы некстати, баронесса передала фрейлине, будто бы частые посещения Зимнего дворца Линаром объясняются в обществе тем, что он страстно влюблён в Юлиану, и затем, шутя, добавила:
– И в самом деле, отчего бы вам не пойти за него замуж? – Таким ловким вступлением баронесса не только ограждала честь правительницы от всякого нарекания, но и показывала вид, будто ей самой ничего не известно об отношениях Анны к Линару.
– Что же ты сказала ей на это? – порывисто спросила правительница.
– Я промолчала.
– Почему же?
Юлиана не отвечала на этот вопрос и только взглянула на Анну с такой улыбкой, которой она как будто хотела сказать: «Странно, что ты спрашиваешь меня об этом, ты сама очень хорошо знаешь, почему я промолчала».
– Линар нравится тебе? – тихо и пытливо проговорила правительница в сильном волнении.
– Нет! – коротко и твёрдо ответила Юлиана, – мне никогда не может нравиться тот мужчина, который любит уже другую, – добавила Юлиана, насупив тоненькие брови над тёмными глазами, прикрытыми длинными ресницами.
– И ты не вышла бы за него замуж? – задыхаясь, спросила Анна.
– Нет, не вышла бы.
– А если бы это было необходимо? – с какой-то таинственностью промолвила Анна.
– Необходимо? – перебила изумлённая девушка. – Для кого, однако, и почему это может быть необходимо?
– Например, хоть бы для меня…
– Для тебя? – с удивлением переспросила Юлиана, – ты, вероятно, так же шутишь теперь надо мной, как прежде шутила Шенберг. Должно быть, вы как-нибудь сговорились между собой, чтобы позабавиться на мой счёт, – добавила она, засмеявшись.
– Нет, я говорю тебе не шутя: мне нужно будет или расстаться с Линаром, или… или… Как ни уклончиво, как ни хитро толковал со мной Остерман, но я могла понять, что близость ко мне Линара возбуждает вообще неудовольствие среди русских и что такое неудовольствие может кончиться гибельно для нас, а расстаться с Линаром я не могу… не могу ни за что на свете! – вскрикнула правительница с каким-то отчаянием.
– Для тебя, Анна, я готова на всё… – прошептала Юлиана.
Правительница обняла Юлиану и крепко прижала её к себе.
– Но, – начала Анна, нерешительным, прерывающимся голосом, – при этом будет одно важное условие… Решишься ли ты, милая Юлиана, принять его?.. Ты… ты должна будешь, как бы сказать это… уступить Морица мне. – Видно было, что правительница выговорила эти последние слова, сделав неимоверное усилие над собой. Она вся вспыхнула и, тяжело дыша, опустила вниз глаза в ожидании рокового ответа.
– Уступить тебе его? – с удивлением спросила Юлиана. – Значит, я не буду женой моего мужа?.. Он будет твоим лю… – Юлиана не договорила последнего слова и только слабым движением головы выразила своё несогласие…
– Но ведь ты его не любишь, ты не будешь ревновать его ко мне, а между тем ты навсегда устроишь этим моё спокойствие, моё счастье… Ты отнимешь у моих врагов повод говорить обо мне то, что говорят они теперь, а Мориц будет иметь возможность навсегда остаться в России.
– Какое, однако, странное будет супружество! – с горькой усмешкой заметила Юлиана. – Но, положим, что я, как ни тяжело, как ни ужасно будет это для меня, соглашусь на такое унизительное замужество, но согласится ли Мориц на подобный брак?..
– Он, наверно, согласится! – с живостью подхватила правительница, твёрдо уверенная, что Линар из любви к ней решится на всё.
– В таком случае я не стану тебе противоречить… Знай, Анна, что я буду любить тебя по-прежнему, ты ни в чём не виновата, ты ослеплена Морицем, но его я буду презирать и ненавидеть – он продаёт себя тебе…
Анна вздрогнула и с изумлением посмотрела на свою подругу.
– Ты, – продолжала Юлиана, – наделишь его богатством, ты осыплешь его почестями, а я, как законная его жена, буду разделять с ним все милости, оказанные ему тобой… Как это будет хорошо! – с нервным хохотом проговорила молодая девушка. – Но зато и я с моей стороны предложу ему одно условие: пусть он предоставит мне полную свободу… Я молода, как ты; я так же, как ты, могу любить, и, выйдя замуж за Линара, я без оглядки отдамся тому, кого полюблю, как ты полюбила Морица…
Юлиана громко зарыдала. Анна Леопольдовна совершенно растерялась, на глазах у неё выступили слёзы. Она с ужасом поняла, до какой степени она унизила преданную ей девушку таким предложением.
– Если ты не хочешь выйти замуж за Линара, то и не будем ни говорить, ни вспоминать об этом… Я сама не решилась бы даже и заговорить с тобой о подобной сделке, на это навёл меня Остерман… Ты знаешь, как я люблю тебя, и клянусь тебе, что я не хочу не только сделать тебя несчастной на всю жизнь, но не желаю даже быть причиной минутного твоего огорчения! Прости меня за то, что я неумышленно оскорбила тебя…
– Ты позволишь мне от себя переговорить с баронессой? – спросила Юлиана, утирая слёзы. – Она так близка с Линаром и, как ты знаешь, уже заводила со мной об этом речь. Мы обе, как оказывается, здесь ровно ни при чём, за нас вздумали хлопотать другие.
Анна Леопольдовна призадумалась, как будто соображая что-то.
– Зачем говорить с баронессой… Забудем весь наш нынешний разговор… ты вольна поступать как хочешь… Впрочем, если находишь нужным, то поговори и с ней, – равнодушно после некоторого молчания добавила Анна. – Баронесса действительно близка с Линаром и, быть может… – Она как будто опомнилась, замолчала и, охватив рукой Юлиану за тоненькую талию, повела её на террасу.
Долго ещё беседовали между собой подруги, и разговор их мало-помалу становился спокойнее, и вот уже послышался обычный весёлый смех молодой девушки. Можно было предположить, что она и Анна так или иначе поладили между собой, или не касались более взволновавшего их вопроса, а вели обычную беседу.
В назначенный баронессой Шенберг срок она была в кабинете Остермана, который принял её чрезвычайно любезно, заявив ей прежде всего, что по его докладу правительница приказала прекратить начатое о бароне Шенберг дело, причём её высочеству угодно было добавить, что барон будет прилично вознаграждён за те неприятности, какие пришлось ему испытать совершенно безвинно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95