<Непосредственной
причиной человеческих поступков являются соответствую-
щие цели и мотивы, которые в большей или меньшей степе-
ни обусловлены нравственными свойствами личности либо
внешними ситуационными обстоятельствами> [190, 28].
Исходя из этого, он предлагает строить криминологическую
классификацию преступников по двум сочетающимся осно-
ваниям: а) по характеру антисоциальной направленности и
ценностным ориентациям личности и б) по глубине, стойко-
сти этой антисоциальности.
Но ведь судить о характере направленности личности, о
существе и стойкости ее социальных установок мы можем,
в конечном итоге, лишь по ее действиям, социальному пове-
дению. <По каким признакам судить нам о реальных
<помыслах и чувствах> реальных личностей?-ставил
В. И. Ленин вопрос в своей работе <Экономическое содер-
жание народничества и критика его в книге г. Струве> и
отвечал.- Понятно, что такой признак может быть лишь
один: действия этих личностей> [7, 423-424].
Именно в действиях, обобщаемых в деятельности, рас-
крывается направленность личности. И поэтому для того
чтобы положить в основу криминологической классифика-
ции преступников <характер антисоциальной направленно-
сти и ценностные ориентации личности> [190, 23]\ их сна-
Едва ли направленность личности и ее ценностные ориентации
1]ожно рассматривать как понятия, стоящие в одном ряду. И в социо-
логии и в социальной психологии их обычно располагают на различных
ступенях одной иерархии. При этом в одних случаях направленность
рассматривают как <высшую подструктуру> [177, 82] личности, ее ин-
тегральное свойство, включающее и ценностные ориентации, и социаль-
ные установки, и уровень притязаний личности. <Ни ценностные ориен-
тации, ни уровень притязаний личности,- пишет К. К. Платонов,- не
следует отрывать от ее направленности, одним (и только одним) из
проявлений которой они служат> [177, 85].
Другие же авторы высшим уровнем диспозиционной иерархии счи-
тают систему ценностных ориентаций личности. Направленность же
личности они рассматривают как предшествующий ей диспозиционный
уровень, идентифицируемый ими с той или иной областью социальной
деятельности.
В частности, В. А. Ядов включает в иерархическую систему диспо-
зиций следующие четыре уровня: элементарные фиксированные уста-
новки, социальные фиксированные установки, базовые социальные
установки, определяющие общую направленность интересов личности в
ту или иную сферу социальной активности, и наконец, систему ценност-
ных ориентаций личности. Эту диспозиционную систему В. А. Ядов рас-
сматривает как основу психической регуляции социальной деятельности
людей. <Важнейшая, если не основная, функция диспозиционной систе-
мы - психическая регуляция социальной деятельности или поведения
субъекта в социальной среде>, - пишет он [246, 97].
Применительно к четырем уровням психической регуляции деятель-
ности В. А. Ядов структурирует и саму деятельность. Первый уровень
поведения - это специфическая реакция субъекта на актуальную
предметную ситуацию, которую он называет поведенческим актом. Да-
лее он выделяет поступок или привычное действие, которое как бы ком-
понуется из целого ряда поведенческих актов. Третий уровень образу-
ет целенаправленная последовательность поступков, составляющая по-
ведение индивида. И, наконец, целостность поведения в различных сфе-
рах и есть собственно деятельность во всем ее объеме.
В. А. Ядов корреспондирует тот или иной уровень поведения с кон-
кретным уровнем его психической регуляции. <Для регуляции поведе-
ния на уровне элементарного поведенческого акта в некоторой предмет-
ной ситуации может оказаться адекватной та или иная элементарная
фиксированная установка; для регуляции социально значимого поступ-
ка в данных обстоятельствах ведущие диспозиции скорее всего извле-
каются из системы фиксированных социальных установок; в случае
регуляции деятельности в определенной социальной сфере <ответствен-
ность> за общую готовность несут базовые социальные установки, на-
правленность интересов личности, а в регуляции социальной деятель-
ности личности в целом доминирующее значение приобретают ее цен-
ностные ориентации как высший уровень диспозиционной иерархии
Г246,99].
т
чала необходимо вывести их характера деятельности этой
личности.
Для исследователя причин преступности подлинным ин-
дикатором антиобщественной направленности личности яв-
ляется ее преступная деятельность. Только отталкиваясь от
конкретных актов противоправного поведения, ретроспек-
тивно прослеживая жизненный путь отдельных индивидов,
характер их взаимодействия с окружающей средой, можно
установить те действительные причины, которые определили
социальную установку личности, породили мотивы ее пре-
ступных действий. Иначе говоря, о негативно-пренебрежи-
тельном отношении к человеческой личности и ее важней-
шим благам, о корыстно-частнособственнических тенденци-
ях или индивидуалистически-анархистском отношении к
различным социальным установлениям и предписаниям, ко-
торые А. Б. Сахаров выделяет как основные формы антисо-
циальной направленности личности, мы судим обычно по
характеру совершенных этой личностью действий, по всему
ее социальному поведению.
Поэтому и при криминологическом изучении соучастия
следует также исходить из анализа деятельности всех сов-
местно участвующих в совершении преступления лиц. При
этом существенными элементами такого анализа является
и характер совершаемых отдельными соучастниками дей-
ствий, и взаимная координация их преступных усилий, и
стойкость существующей между ними связи. Именно сово-
купный анализ всех этих элементов дает основание для
оценки уровня общественной опасности конкретных совме-
стных действий, а, отсюда, и для вывода о направлениях
уголовно-правовой борьбы с ними, получающей выражение
в конструкции конкретных составов преступления. Дает он
и возможность судить об условиях, способствовавших объ-
единению усилий нескольких лиц для совместного соверше-
ния преступления, а, следовательно, и о тех наиболее
эффективных средствах, которые следует (наряду с общей
профилактикой преступлений) применять для предупрежде-
ния совместной преступной деятельности.
2. Криминологические и уголовно-правовые аспекты
видовой деятельности соучастников
1. Криминализация действий соучастников неразрывно свя-
зана с уяснением их причиняющего значения, той роли, ко-
торую они играют в формировании <главного> действия ис-
полнителя. Именно потому, что деятельность соучастников
развивается, как правило, на стадии, предшествующей фор-
мированию умысла и его реализации исполнителем, она
нуждается в криминологическом осмысливании. Первый из
вопросов, который требует такого осмысливания, заключа-
ется в том, чтобы определить, какая степень причастности
тех или иных лиц к преступной деятельности других лиц
может рассматриваться как общественно опасная и, потому,
как такая, которая должна попадать в орбиту уголовно-
правового регулирования. Прежде всего это, конечно, отно-
сится к случаям, образующим соучастие с распределением
ролей, поскольку ситуации, когда каждое из связанных с
преступлением лиц совершает действия, образующие объек-
тивную сторону состава конкретного преступления, каких-
либо сложностей в смысле их отнесения к уголовно-наказу-
емым не создают.
Вопрос о той минимальной степени причастности лица к
преступлению, которая дает основания рассматривать его
действия как общественно опасные, является преюдициаль-
ным и для законодательного решения вопроса об уголовной
ответственности за совершение конкретных действий, свя-
занных с преступлением, но не охватываемых объективной
стороной его состава, и для уголовно-правового конструи-
рования института соучастия. Иными словами, криминоло-
гическое осмысливание этих вопросов позволяет на базе
уголовной политики государства решить, как далеко долж-
на простираться сфера уголовно-правового воздействия, ка-
кой круг действий должен охватываться уголовно-право-
вым запретом.
2. Как известно, феодальное право, далекое от какого-
либо криминологического подхода к преступности, прибега-
ло к столь широкому уголовно-правовому регулированию,
при котором под действие уголовного закона подпадали не
только лица, непосредственно участвовавшие в совершении
преступления, не только те, кто своими действиями так или
иначе способствовал его совершению, но и те, кто в самом
широком плане был лишь едва причастен к нему тем, на-
пример, что находился на месте его совершения. Об этом
можно судить как по древним источникам права, так и по
современной доктрине соучастия в английском праве, во
многом несущей на себе печать средневековья [87; 258;
262].
Для буржуазного права характерно отсутствие глобаль-
ного криминологического осмысливания причинной обу-
словленности преступления, его связанности не только с
индивидуальной биографией лица, приведшей к формирова-
нию у него тех или иных личностных качеств, определенной
фиксированной установки, определяющей способы его реа-
гирования на те или иные внешние факторы, но и с систе-
мой господствующих в обществе цененостей, с той социаль-
ной ситуацией, в которой развивается и действует индивид.
3. Социалистическая криминология достаточно широко
исследовала взаимосвязь и взаимодействие личности и си-
туации. При этом вопрос этот рассмотрен и в широком пла-
не (взаимодействия индивида и внешней среды, как условия
формирования личности) и в узком - взаимодействия
свойств личности и конкретной жизненной ситуации, приво-
дящей к совершению преступления [79; 112; 128; 135; 138].
Но ведь в социологическом плане и внешняя по отноше-
нию к индивиду среда, и конкретная жизненная ситуация,
в которой ему приходится выбирать ту или иную линию
поведения, в конечном итоге слагаются из социального вза-
имодействия как отдельных личностей, так и их общностей.
Оставляя в стороне воздействие социального окружения на
индивида, на процесс формирования его личности, о кото-
ром уже выше шла речь, остановимся на тех аспектах
взаимодействия людей, которые имеют отношение к пробле-
ме совместной преступной деятельности.
Едва ли нужно специально доказывать, что действия
лица, совершающего преступление, неизбежно соприкаса-
ются, вступают во взаимодействие с деятельностью других
лиц. При определенных условиях именно эта деятельность
может обусловливать преступные действия лица или обра-
зовывать ситуацию, в которой эти действия осуществляются.
Иначе говоря, деятельность одних людей может быть при-
чиной или условием противоправных действий других. Мо-
жет она выступать и как повод к совершению преступления.
Таким образом, диапазон, в котором наблюдается взаимо-
связанность противоправного поведения с деятельностью
других лиц, весьма широк. Эта деятельность может быть
<нейтральной> по отношению к совершенному лицом пре-
ступлению, может быть поводом к совершению преступле-
ния, может создавать реальные условия для его реализа-
ции и, наконец, может быть его причиной.
Эта криминологическая реальность, точнее различные ее
проявления надлежаще интерпретируются уголовным пра-
В. Н. Кудрявцев выделяет, например, три основные группы вопро-
сов, позволяющих раскрыть специфику антиобщественного поведения
и его причин. Первую из них составляют вопросы формирования лич-
ности в результате взаимодействия психофизиологических особенностей
индивида и внешней среды, вторую - взаимодействие личности и кон-
кретной жизненной ситуации, приведшей к совершению преступления и,
наконец, третью - вопросы общего соотношения социального и биоло-
гического в генезисе преступного поведения [131, 22}.
вом как на стадии конструирования уголовно-правового за-
прета, так и на стадии применения закона. Так, например,
такие составы как убийство с превышением мер необходи-
мой обороны или убийство в состоянии сильного душевного
волнения, вызванного насилием со стороны потерпевшего,
являются отражением на стадии формирования уголовного
закона ситуации, когда действия виновного провоцируются
поведением потерпевшего. Но и на стадии применения уго-
ловного закона, даже когда нет специального состава, смяг-
чающего ответственность в определенной, созданной потер-
певшим ситуации, поведение последнего принимается (во
всяком случае, должно) во внимание правоохранительными
органами . Не отражаясь на квалификации действий лица,
совершившего преступление, оно так или иначе сказывается
на определении степени его вины.
Р. систематически пьянствовал, избивал свою сожитель-
ницу. Предпринятые последней попытки к тому, чтобы Р.
оставил ее, ушел из ее дома, ни к чему не привели. Тогда
она решила убить Р. Воспользовавшись случаем, когда Р.
после очередной попойки заснул, К. нанесла ему два удара
топором по голове. Утром она расчленила труп и закопала
в огороде, сказав соседям, что Р. уехал.
Суд, рассматривая дело по обвинению К. в убийстве,
не счел возможным согласиться с позицией защиты о том,
что К. действовала в состоянии сильного душевного волне-
ния, вызванного насилием со стороны Р" поскольку между
очередной ее ссорой с Р. и совершенным ею убийством про-
шло более суток. Вместе с тем суд, придя к выводу, что Р.
своими действиями создал ситуацию, которую К. восприни-
мала как безвыходную, избрал ей наказание по ст. 94
УК УССР в виде 8 лет лишения свободы.
В рассмотренном выше случае речь шла о ситуации, в
которой провоцирующим преступление моментом были дей-
ствия потерпевшего. Но такую ситуацию могут создавать и
действия посторонних лиц, провоцирующих виновного на
определенную форму поведения своим молчаливым сочувст-
вием, молчаливым одобрением его действий. Особенно часто
это наблюдается в среде несовершеннолетних. Один из та-
ких случаев описан Е. Богатом в судебном очерке <Урок>
[62, 31-62]. В нем речь идет о случае жестокого избиения
группой девочек-школьниц своей соученицы, проходившем
на глазах юношей из этой школы, и о том влиянии, которое
Речь идет о так называемом виктимном поведении потерпевшего,
провоцирующего своим поведением преступника на определенные дей-
ствия [167; 184; 236; 256: 264].
3 906 65
присутствие <зрителей> оказывало на поведение правона-
рушительниц.
По современным криминологическим воззрениям такое
поведение отнюдь не всегда влечет за собой уголовно-право-
вую его оценку. Лишь тогда, когда закон возлагает на оп-
ределенных лиц обязанность чинить препятствия преступ-
ным действиям других лиц, их бездействие может повлечь
уголовную ответственность. Задача криминологии и уголов-
ного права как раз в том и заключается, чтобы определить
общественную опасность бездействия в определенных соци-
альных ситуациях и на этой основе - границы уголовной
наказуемости за бездействие.
Но и в первом случае, когда провоцирующим началом
являются действия потерпевшего от преступления, и во
втором - когда источником, провоцирующим преступление,
являются действия третьих лиц, речь идет лишь о поводах
к преступлению, либо об условиях его совершения, образу-
ющих в совокупности с другими объективными факторами
конкретную жизненную ситуацию, которая во взаимодейст-
вии со свойствами личности приводит к преступлению. Ины-
ми словами, в обоих этих случаях названные действия по-
терпевшего или третьих лиц не являются причиной совер-
шенного преступления.
Вместе с тем, в реальной действительности нередко
встречаются случаи, когда действия отдельных лиц настоль-
ко тесно переплетаются с преступным поведением других
лиц, что это последнее уже не может быть рассмотрено в
отрыве от этих действий. Они, тем самым, включаются в
причинную цепочку, обусловливающую общественно опас-
ное противоправное поведение исполнителя, которое, в ко-
нечном итоге, приводит к причинению ущерба правоохра-
няемым интересам.
Здесь сразу же следует провести разграничение между
отрезком причинной цепочки, который исследуется уголов-
ным правом, и тем ее отрезком, изучение которого входит в
предмет криминологии. Если в уголовном праве в качестве
начального звена причинной цепочки выступает конкретный
акт общественно опасного и противоправного поведения
лица, а в качестве ее конечного звена - преступный резуль-
тат, то в криминологии <в качестве начальных звеньев вы-
ступают явления, которые мы относим к причинам преступ-
ления> [131, 114], а завершающим звеном является кон-
кретный поступок человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29