Итак, 22 ноября Лионель поставил вопрос ребром, к вящему неудовольствию мэтра Ника.Сначала, узнав, что племя готовится к торжествам в его честь, нотариус стал посылать все к черту, а заодно и клерка.— Да соблаговолит Никола Сагамор довериться совету бледнолицего, — ответил ему на это Лионель.— О каком бледнолицем ты говоришь? — спросил мэтр Ник, ничего не понимая.— О вашем верном слуге, Великий вождь.— Тогда берегись, как бы хороший тумак не превратил твое бледное лицо в красное!Лионель не обратил внимания на угрозу и вкрадчиво продолжил:— Да не забудет Никола Сагамор, как глубоко я предан ему. Если бы когда-нибудь он оказался вдруг пленником сиу Сиу — группа индейских племен, живущих в резервациях Канады.
, онеидов Онеиды — группа индейских племен.
, ирокезов или других дикарей, если бы его привязали к столбу пыток, то именно я явился бы защитить его от оскорблений и когтей старух, а после его смерти именно я опустил бы в могилу его останки и боевой топор.Мэтр Ник решил дать Лионелю говорить сколько вздумается, твердо вознамерившись заключить беседу таким образом, чтобы клерк запомнил ее надолго.А потому он лишь обронил:— Значит, речь идет о том, чтобы я пошел навстречу пожеланию махоганов?..— Да, их пожеланию.— Хорошо, пускай! Если это так уж нужно, я буду присутствовать на этом празднике.— Вы и не могли бы отказаться, потому что в ваших жилах течет кровь сагаморов.— Кровь сагаморов пополам с кровью нотариусов, — проворчал мэтр Ник.Тут Лионель приступил к самому щекотливому вопросу.— Итак, решено, — сказал он, — Великий вождь будет возглавлять церемонию. Только для того, чтобы предстать на ней в том виде, какой подобает его положению, ему необходимо одну прядь волос оставить на темени торчком.— Для чего это?— Из уважения к традициям.— Как! Этого требуют традиции?— Да! Ведь если вождь махоганов падет мертвым на тропе войны, надо, чтобы противнику было легко размахивать его головой, ликуя победу.— Вот уж действительно! — ответил мэтр Ник. — Чтобы противник мог размахивать моей головой... ухватившись за эту прядь, разумеется?— Таковы обычаи у индейцев, и ни один воин не вправе их нарушать. Да любая другая прическа и не пристала бы к платью, в которое Никола Сагамора облачится в день церемонии.— Ах, так я должен и облачиться...— Над ней, над этой праздничной одеждой, сейчас как раз трудятся. Она будет великолепна — куртка из кожи лани, мокасины из лосиных шкур, плащ, который носил предшественник Никола Сагамора, не считая раскраски на лице...— Так еще и раскраска на лице?— Да, перед тем, как самые искусные мастера племени займутся татуировкой на руках и теле...— Продолжай, Лионель, — сказал мэтр Ник, стискивая зубы. — Ты меня ужасно заинтересовал. Раскраска на лице, прядь волос торчком, мокасины из лосиных шкур, татуировка на теле?.. Ты ничего не забыл?— Ничего, — ответил юный клерк, — и когда Великий вождь предстанет перед своими воинами, облаченный в эти одежды, которые подчеркнут достоинства его фигуры, не сомневаюсь, что индианки начнут оспаривать честь разделить с ним его вигвам.— Как? Индианки будут оспаривать честь?..— И право обеспечить многочисленное потомство избраннику Великого Духа!— Ты хочешь сказать, что мне придется жениться на гуронке? — спросил мэтр Ник.— А как же может быть иначе — ради будущего махоганов! Поэтому уже избрана «скво» знатного происхождения, которая посвятит всю себя ублажению Великого вождя...— А ты можешь мне сказать, кто эта краснокожая принцесса, которая посвятит всю себя?..— О, она великолепна! — ответил Лионель. — И достойна родословной сагаморов!— И кто же это?..— Вдова вашего предшественника...Щекам юного клерка повезло: он стоял на почтительном расстоянии от мэтра Ника, иначе тот отвесил бы ему здоровенную оплеуху. Но она не могла достигнуть цели, потому что Лионель из осторожности хорошо рассчитал дистанцию, и патрону пришлось ограничиться словами:— Послушай, Лионель, если ты еще хоть раз затеешь этот разговор, я так надеру тебе уши, что тебе не придется завидовать ослу Дэвида Гамута!После сравнения, напомнившего ему об одном из героев романа «Последний из могикан» Купера, Лионель счел благоразумным замолчать и удалиться. Мэтр Ник очень разозлился на своего клерка, но не меньше он был зол и на старейшин племени. Предложить ему надеть на церемонию гуронский костюм! Принуждать его сделать прическу, одеться, раскраситься и татуироваться, как это делали когда-то его предки!Однако раздосадованный нотариус не знал, как уклониться от исполнения этих своих обязанностей.Дерзнет ли он вопреки обычаям предстать перед взорами воинов в партикулярном платье, в сюртуке, он, смирнейший из тех, кого принято называть законопослушниками? Это все больше мучило его по мере того, как приближался Великий День.Тем временем — к счастью для наследного вождя сагаморов — произошли события, расстроившие планы махоганов.Двадцать третьего числа в Вальгатту пришла важная новость. Патриоты Сен-Дени — как это уже известно читателю — оттеснили солдат королевских войск, которыми командовал полковник Гор.Новость вызвала бурное ликование гуронов. Мы уже видели, что на ферме «Шипоган» их симпатии были на стороне борцов за независимость, и недоставало только случая, чтобы они примкнули к франко-канадцам.Но победа патриотов — мэтр Ник хорошо понимал это — не могла заставить воинов его племени отложить приготовления к торжествам в его честь. Напротив, они отпразднуют «коронацию» с еще большим размахом, и ему не избежать церемониальных почестей.Однако через три дня хорошие вести сменились плохими. После победы у Сен-Дени — поражение у Сен-Шарля!Узнав о кровавых расправах лоялистов, об их зверствах, грабежах, поджогах, насилиях, о разрушении обоих селений, махоганы не могли сдержать негодование. Оставался только шаг к тому, чтобы они поднялись всей массой и пришли на помощь патриотам, и мэтр Ник опасался, что этот шаг вот-вот будет сделан.Теперь нотариус, и без того скомпрометировавший себя в глазах монреальских властей, с тревогой задавался вопросом, не будет ли он тогда скомпрометирован окончательно и бесповоротно? Не придется ли ему, встав во главе своих воинов, примкнуть к повстанцам? Правда, при сложившихся обстоятельствах уже не могло быть и речи ни о каких церемониях. Но с каким неприступным видом мэтр Ник встретил Лионеля, когда юный клерк пришел объявить ему, что пришла пора вырыть боевой топор и ступить, размахивая им, на тропу войны!С этого дня единственной заботой мэтра Ника было умиротворение своих воинственных подданных. Когда те являлись к вождю, чтобы склонить его высказаться против угнетателей, он ухитрялся не сказать им ни да, ни нет. Надлежит, говорил он, не предпринимать никаких действий без здравых размышлений, посмотреть, каковы будут последствия поражения при Сен-Шарле... Быть может, графства уже захвачены солдатами королевской армии?К тому же ничего не известно о том, что готовят реформисты, рассеянные после поражения... В каком месте они укрылись?.. Куда идти для соединения с ними?.. Не отложили ли они борьбу до более подходящего случая?.. Не попали ли их вожаки в руки полиции и не сидят ли они в монреальских тюрьмах?..Таковы были довольно убедительные доводы, которые мэтр Ник выдвигал своим нетерпеливым преторианцам Преторианцы — здесь: наемные воины, служащие опорой власти, основанной на грубой силе.
, которые, надо сказать, принимали их не без возражений. Не сегодня, так завтра ими овладеет гнев, и тогда их вождь, естественно, будет вынужден следовать за ними. Возможно, мэтру Нику и приходила мысль улизнуть из племени. Но, по правде говоря, это было весьма затруднительно, за ним наблюдали гораздо тщательнее, чем он предполагал.И потом в каком краю мог бы он вести жизнь беглеца? Ему претила мысль покинуть Канаду — страну, где он родился. А укрывшись в деревне какого-нибудь графства, где наверняка рыскали агенты Джильберта Аргала, он рисковал попасть к ним в лапы.Кроме того, мэтр Ник не знал, что стало с главными предводителями восстания. Хотя некоторые махоганы поднимались вверх по течению реки до берегов рек Ришелье и Св. Лаврентия, им ничего не удалось узнать. Даже Катерине Арше с фермы «Шипоган» ничего не было известно ни о Томе Арше и сыновьях, ни о де Водрелях, ни о Жане Безымянном, ни о том, что происходило в «Запертом доме» после событий у Сен-Шарля.Итак, следовало дать событиям идти своим чередом, и это как нельзя более устраивало мэтра Ника. Выиграть время, выждать, пока все постепенно утрясется, — вот к чему он склонялся охотнее всего.Однако это вызвало новые разногласия между ним и его юным клерком, который люто ненавидел лоялистов. Последние новости повергли Лионеля в глубокое уныние. Теперь ему было не до шуток! Он не играл больше ни в тропу войны, ни в топор, который надо откопать, забыл о крови сагаморов и о привычном наборе индейских метафор — он думал лишь о том, как сильно пострадало национальное дело. А что стало с героем, с Жаном Безымянным? Не погиб ли он у Сен-Шарля? Но нет! Весть о его смерти уже широко разнеслась бы, а власти не преминули бы распространить ее еще шире. Об этом сразу стало бы известно как на ферме «Шипоган», так и в Вальгатте. Однако если Жан остался в живых, где он теперь? Лионель отдал бы жизнь, чтобы узнать это.Прошло несколько дней. Положение ничуть не изменилось. Может, повстанцы готовились к возобновлению наступления? Раз или два слухи об этом докатились до махоганской деревни, но ничем не подтвердились. Кроме того, по приказу лорда Госфорда в графствах Монреаль и Лапрери рыскали отряды полиции в поисках повстанцев. Многочисленные отряды стояли на обоих берегах реки Ришелье. Беспрестанные обыски держали в постоянном страхе жителей селений и ферм. Колонны сэра Джона Кольборна были готовы поспешить в любое место, где только взовьется знамя мятежников. Если бы повстанцы дерзнули вновь пересечь американскую границу, то столкнулись бы с довольно значительными силами.Пятого декабря Лионель, отправившись на разведку в Шамбли, узнал, что в Монреальском округе объявлено военное положение. Одновременно с этим генерал-губернатор пообещал награду в четыреста пиастров тому, кто выдаст депутата Папино. Были назначены премии за поимку и других руководителей, в том числе де Водреля и Винсента Годжа. Поговаривали также, что какая-то часть реформистов содержится в тюрьмах Монреаля и Квебека, что процессы над ними будут вестись по законам военного времени и на эшафот скоро взойдут новые жертвы из числа политических заключенных.Факты были очень серьезные. Ответят ли Сыны Свободы на направленные против них меры последним вооруженным выступлением? Или будут, наоборот, обескуражены такими безжалостными расправами? Так вопрошал себя мэтр Ник. Он знал, что восстание, если оно не удается в самом начале, имеет мало шансов завершиться удачей потом.Правда, махоганские воины и Лионель были другого мнения.— Нет! — повторял он нотариусу. — Нет! Дело не пропало, и пока Жан Безымянный жив, не будем отчаиваться в успехе завоевания нашей независимости!Днем 7 декабря произошел случай, снова поставивший мэтра Ника в затруднительное положение, (из которого, как достойный нотариус полагал, он только что выпутался), а страсти воинственных по природе гуронов накалились добела.Уже несколько дней в различных местных приходах появлялся аббат Джоан. Молодой священник проходил по всему графству Лапрери, ратуя за массовый подъем франко-канадского населения. Своими пламенными проповедями он боролся, и не без труда, с растерянностью, в которую впали некоторые патриоты после поражения у Сен-Шарля. Аббат Джоан не отступал. Он шел напрямик, заклиная своих сограждан быть готовыми снова взяться за оружие, как только их руководители вновь появятся в округе.Его брата, однако, в графстве не оказалось. Джоан не знал, что с ним стало. Прежде чем снова начать проповеди, он пришел в «Запертый дом», желая обнять мать, получить известия о Жане...Но «Запертый дом» не распахнул перед ним своих дверей.Джоан отправился на поиски брата. Он также не мог поверить, что тот погиб, ибо весть о его смерти получила бы широкую огласку. Нет, убеждал он себя, Жан скоро снова объявится во главе своих соратников.Молодой священник направил теперь свои усилия на то, чтобы поднять индейцев, особенно воинов гуронского племени, которые так и рвались в бой. С этим намерением аббат Джоан явился к махоганам. Мэтру Нику пришлось устроить ему хороший прием: не мог же он идти против желаний своих соплеменников.— Что поделать! — говорил он сам себе, качая головой. — От судьбы не уйдешь. И хотя я не знаю, как начинался род Сагаморов, зато очень хорошо знаю, как он кончится!.. На скамье военного трибунала.Действительно, гуроны были готовы выступить в поход, и Лионель немало способствовал этому, подогревая их решимость.Когда аббат Джоан появился в Вальгатте, юный клерк стал одним из самых горячих его поклонников. Он не только нашел в нем пылкого, как и он сам, патриота, но был просто потрясен сходством молодого священника с Жаном Безымянным: почти те же глаза, тот же пламенный взгляд, голос, жесты. Лионелю казалось, что он снова видит перед собой своего героя, только в сутане священника, казалось, что он слышит его... Уж не обман ли это чувств? Лионель не мог бы ответить.Уже два дня как аббат Джоан находился среди махоганов, и те твердили только о том, чтобы присоединиться к патриотам, сосредоточившим свои силы милях в сорока к юго-западу, на острове Нейви, одном из островов Ниагары.Мэтр Ник был обречен следовать за воинами своего племени.Фактически все приготовления к походу в Вальгатте уже завершились. Покинув свою деревню, махоганы собирались пересечь соседние графства, поднять там индейские племена, достичь берегов Онтарио и, добравшись до Ниагары, примкнуть к уцелевшим сторонникам дела национальной независимости. Дошедшая до них новость сдержала этот порыв — по крайней мере, на время: один из гуронов, возвратившийся вечером 9 декабря из Монреаля, сообщил, что Жан Безымянный арестован агентами Джильберта Аргала на границе Онтарио и заключен в крепость Фронтенак.Можете себе представить, как потрясены были махоганы. Жан Безымянный — в руках лоялистов!Но судите сами, в какое волнение они пришли, когда аббат Джоан, узнав об аресте Жана, вскричал: «Брат мой!» — а потом добавил: «Я спасу его от смерти!»— Возьмите меня с собой! — воскликнул Лионель.— Идем, дитя мое! — кивнул аббат Джоан. Глава VIIКРЕПОСТЬ ФРОНТЕНАК Когда Жан выбежал из «Запертого дома», он словно обезумел. Покров над тайной его происхождения был грубо сорван, убийственные слова Рипа услышаны Кларой, теперь барышня де Водрель знает, что она и ее отец нашли убежище у жены и сына Симона Моргаза, скоро об этом узнает и де Водрель, если уже не узнал, услыхав все из своей комнаты, — такие отчаянные мысли вертелись в его голове. Оставаться в этом доме он больше не мог — даже на одну минуту. Не беспокоясь уже о том, что станет с де Водрелями, не спрашивая себя, защитит ли их бесславное имя его матери от дальнейших преследований, позабыв о том, что Бриджета не захочет больше оставаться в этом селении, где ее тайна скоро станет известна всем и откуда ее, без сомнения, прогонят, он бросился в чащу леса; он бежал всю ночь, стараясь очутиться как можно дальше от тех, для кого теперь мог быть лишь объектом презрения и отвращения.Однако дело его жизни не было завершено! Его долг, раз он еще жив, — сражаться. Надо подставить себя под пули прежде, чем откроется его настоящее имя. Отдав жизнь за свою страну, он, возможно, получит право если не на уважение, то хотя бы на сострадание людей.Однако, как ни потрясен был молодой человек, рассудок все же одержал верх, а вместе с самообладанием к нему вернулись силы.И он ускорил шаг, направляясь к границе, чтобы примкнуть к патриотам и снова встать во главе восстания.В шесть часов утра Жан был уже в четырех милях от Сен-Шарля, у правого берега реки Св. Лаврентия, на пограничных землях графства Монреаль.Эта территория, патрулируемая кавалерийскими отрядами, кишела полицейскими агентами, и важно было покинуть ее как можно скорее. Но добраться напрямик до Соединенных Штатов оказалось делом невыполнимым: приходилось обойти графство Лапрери, где полицейских было не меньше, чем в монреальском. Лучше всего было идти вверх вдоль реки до озера Онтарио, а затем через восточные территории спуститься вниз до первых американских деревень.Так Жан и сделал. Ему следовало действовать очень осторожно. Пробраться будет нелегко, однако не стоило отчаиваться, если понадобится в зависимости от обстоятельств вносить изменения в свой план.Действительно, в этих примыкающих к берегу реки графствах были подняты на ноги волонтеры, полиция неустанно рыскала здесь, разыскивая главарей повстанцев, в том числе и Жана Безымянного, — ему случалось видеть на стенах афиши с указанием суммы, которую правительство предлагало за его голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
, онеидов Онеиды — группа индейских племен.
, ирокезов или других дикарей, если бы его привязали к столбу пыток, то именно я явился бы защитить его от оскорблений и когтей старух, а после его смерти именно я опустил бы в могилу его останки и боевой топор.Мэтр Ник решил дать Лионелю говорить сколько вздумается, твердо вознамерившись заключить беседу таким образом, чтобы клерк запомнил ее надолго.А потому он лишь обронил:— Значит, речь идет о том, чтобы я пошел навстречу пожеланию махоганов?..— Да, их пожеланию.— Хорошо, пускай! Если это так уж нужно, я буду присутствовать на этом празднике.— Вы и не могли бы отказаться, потому что в ваших жилах течет кровь сагаморов.— Кровь сагаморов пополам с кровью нотариусов, — проворчал мэтр Ник.Тут Лионель приступил к самому щекотливому вопросу.— Итак, решено, — сказал он, — Великий вождь будет возглавлять церемонию. Только для того, чтобы предстать на ней в том виде, какой подобает его положению, ему необходимо одну прядь волос оставить на темени торчком.— Для чего это?— Из уважения к традициям.— Как! Этого требуют традиции?— Да! Ведь если вождь махоганов падет мертвым на тропе войны, надо, чтобы противнику было легко размахивать его головой, ликуя победу.— Вот уж действительно! — ответил мэтр Ник. — Чтобы противник мог размахивать моей головой... ухватившись за эту прядь, разумеется?— Таковы обычаи у индейцев, и ни один воин не вправе их нарушать. Да любая другая прическа и не пристала бы к платью, в которое Никола Сагамора облачится в день церемонии.— Ах, так я должен и облачиться...— Над ней, над этой праздничной одеждой, сейчас как раз трудятся. Она будет великолепна — куртка из кожи лани, мокасины из лосиных шкур, плащ, который носил предшественник Никола Сагамора, не считая раскраски на лице...— Так еще и раскраска на лице?— Да, перед тем, как самые искусные мастера племени займутся татуировкой на руках и теле...— Продолжай, Лионель, — сказал мэтр Ник, стискивая зубы. — Ты меня ужасно заинтересовал. Раскраска на лице, прядь волос торчком, мокасины из лосиных шкур, татуировка на теле?.. Ты ничего не забыл?— Ничего, — ответил юный клерк, — и когда Великий вождь предстанет перед своими воинами, облаченный в эти одежды, которые подчеркнут достоинства его фигуры, не сомневаюсь, что индианки начнут оспаривать честь разделить с ним его вигвам.— Как? Индианки будут оспаривать честь?..— И право обеспечить многочисленное потомство избраннику Великого Духа!— Ты хочешь сказать, что мне придется жениться на гуронке? — спросил мэтр Ник.— А как же может быть иначе — ради будущего махоганов! Поэтому уже избрана «скво» знатного происхождения, которая посвятит всю себя ублажению Великого вождя...— А ты можешь мне сказать, кто эта краснокожая принцесса, которая посвятит всю себя?..— О, она великолепна! — ответил Лионель. — И достойна родословной сагаморов!— И кто же это?..— Вдова вашего предшественника...Щекам юного клерка повезло: он стоял на почтительном расстоянии от мэтра Ника, иначе тот отвесил бы ему здоровенную оплеуху. Но она не могла достигнуть цели, потому что Лионель из осторожности хорошо рассчитал дистанцию, и патрону пришлось ограничиться словами:— Послушай, Лионель, если ты еще хоть раз затеешь этот разговор, я так надеру тебе уши, что тебе не придется завидовать ослу Дэвида Гамута!После сравнения, напомнившего ему об одном из героев романа «Последний из могикан» Купера, Лионель счел благоразумным замолчать и удалиться. Мэтр Ник очень разозлился на своего клерка, но не меньше он был зол и на старейшин племени. Предложить ему надеть на церемонию гуронский костюм! Принуждать его сделать прическу, одеться, раскраситься и татуироваться, как это делали когда-то его предки!Однако раздосадованный нотариус не знал, как уклониться от исполнения этих своих обязанностей.Дерзнет ли он вопреки обычаям предстать перед взорами воинов в партикулярном платье, в сюртуке, он, смирнейший из тех, кого принято называть законопослушниками? Это все больше мучило его по мере того, как приближался Великий День.Тем временем — к счастью для наследного вождя сагаморов — произошли события, расстроившие планы махоганов.Двадцать третьего числа в Вальгатту пришла важная новость. Патриоты Сен-Дени — как это уже известно читателю — оттеснили солдат королевских войск, которыми командовал полковник Гор.Новость вызвала бурное ликование гуронов. Мы уже видели, что на ферме «Шипоган» их симпатии были на стороне борцов за независимость, и недоставало только случая, чтобы они примкнули к франко-канадцам.Но победа патриотов — мэтр Ник хорошо понимал это — не могла заставить воинов его племени отложить приготовления к торжествам в его честь. Напротив, они отпразднуют «коронацию» с еще большим размахом, и ему не избежать церемониальных почестей.Однако через три дня хорошие вести сменились плохими. После победы у Сен-Дени — поражение у Сен-Шарля!Узнав о кровавых расправах лоялистов, об их зверствах, грабежах, поджогах, насилиях, о разрушении обоих селений, махоганы не могли сдержать негодование. Оставался только шаг к тому, чтобы они поднялись всей массой и пришли на помощь патриотам, и мэтр Ник опасался, что этот шаг вот-вот будет сделан.Теперь нотариус, и без того скомпрометировавший себя в глазах монреальских властей, с тревогой задавался вопросом, не будет ли он тогда скомпрометирован окончательно и бесповоротно? Не придется ли ему, встав во главе своих воинов, примкнуть к повстанцам? Правда, при сложившихся обстоятельствах уже не могло быть и речи ни о каких церемониях. Но с каким неприступным видом мэтр Ник встретил Лионеля, когда юный клерк пришел объявить ему, что пришла пора вырыть боевой топор и ступить, размахивая им, на тропу войны!С этого дня единственной заботой мэтра Ника было умиротворение своих воинственных подданных. Когда те являлись к вождю, чтобы склонить его высказаться против угнетателей, он ухитрялся не сказать им ни да, ни нет. Надлежит, говорил он, не предпринимать никаких действий без здравых размышлений, посмотреть, каковы будут последствия поражения при Сен-Шарле... Быть может, графства уже захвачены солдатами королевской армии?К тому же ничего не известно о том, что готовят реформисты, рассеянные после поражения... В каком месте они укрылись?.. Куда идти для соединения с ними?.. Не отложили ли они борьбу до более подходящего случая?.. Не попали ли их вожаки в руки полиции и не сидят ли они в монреальских тюрьмах?..Таковы были довольно убедительные доводы, которые мэтр Ник выдвигал своим нетерпеливым преторианцам Преторианцы — здесь: наемные воины, служащие опорой власти, основанной на грубой силе.
, которые, надо сказать, принимали их не без возражений. Не сегодня, так завтра ими овладеет гнев, и тогда их вождь, естественно, будет вынужден следовать за ними. Возможно, мэтру Нику и приходила мысль улизнуть из племени. Но, по правде говоря, это было весьма затруднительно, за ним наблюдали гораздо тщательнее, чем он предполагал.И потом в каком краю мог бы он вести жизнь беглеца? Ему претила мысль покинуть Канаду — страну, где он родился. А укрывшись в деревне какого-нибудь графства, где наверняка рыскали агенты Джильберта Аргала, он рисковал попасть к ним в лапы.Кроме того, мэтр Ник не знал, что стало с главными предводителями восстания. Хотя некоторые махоганы поднимались вверх по течению реки до берегов рек Ришелье и Св. Лаврентия, им ничего не удалось узнать. Даже Катерине Арше с фермы «Шипоган» ничего не было известно ни о Томе Арше и сыновьях, ни о де Водрелях, ни о Жане Безымянном, ни о том, что происходило в «Запертом доме» после событий у Сен-Шарля.Итак, следовало дать событиям идти своим чередом, и это как нельзя более устраивало мэтра Ника. Выиграть время, выждать, пока все постепенно утрясется, — вот к чему он склонялся охотнее всего.Однако это вызвало новые разногласия между ним и его юным клерком, который люто ненавидел лоялистов. Последние новости повергли Лионеля в глубокое уныние. Теперь ему было не до шуток! Он не играл больше ни в тропу войны, ни в топор, который надо откопать, забыл о крови сагаморов и о привычном наборе индейских метафор — он думал лишь о том, как сильно пострадало национальное дело. А что стало с героем, с Жаном Безымянным? Не погиб ли он у Сен-Шарля? Но нет! Весть о его смерти уже широко разнеслась бы, а власти не преминули бы распространить ее еще шире. Об этом сразу стало бы известно как на ферме «Шипоган», так и в Вальгатте. Однако если Жан остался в живых, где он теперь? Лионель отдал бы жизнь, чтобы узнать это.Прошло несколько дней. Положение ничуть не изменилось. Может, повстанцы готовились к возобновлению наступления? Раз или два слухи об этом докатились до махоганской деревни, но ничем не подтвердились. Кроме того, по приказу лорда Госфорда в графствах Монреаль и Лапрери рыскали отряды полиции в поисках повстанцев. Многочисленные отряды стояли на обоих берегах реки Ришелье. Беспрестанные обыски держали в постоянном страхе жителей селений и ферм. Колонны сэра Джона Кольборна были готовы поспешить в любое место, где только взовьется знамя мятежников. Если бы повстанцы дерзнули вновь пересечь американскую границу, то столкнулись бы с довольно значительными силами.Пятого декабря Лионель, отправившись на разведку в Шамбли, узнал, что в Монреальском округе объявлено военное положение. Одновременно с этим генерал-губернатор пообещал награду в четыреста пиастров тому, кто выдаст депутата Папино. Были назначены премии за поимку и других руководителей, в том числе де Водреля и Винсента Годжа. Поговаривали также, что какая-то часть реформистов содержится в тюрьмах Монреаля и Квебека, что процессы над ними будут вестись по законам военного времени и на эшафот скоро взойдут новые жертвы из числа политических заключенных.Факты были очень серьезные. Ответят ли Сыны Свободы на направленные против них меры последним вооруженным выступлением? Или будут, наоборот, обескуражены такими безжалостными расправами? Так вопрошал себя мэтр Ник. Он знал, что восстание, если оно не удается в самом начале, имеет мало шансов завершиться удачей потом.Правда, махоганские воины и Лионель были другого мнения.— Нет! — повторял он нотариусу. — Нет! Дело не пропало, и пока Жан Безымянный жив, не будем отчаиваться в успехе завоевания нашей независимости!Днем 7 декабря произошел случай, снова поставивший мэтра Ника в затруднительное положение, (из которого, как достойный нотариус полагал, он только что выпутался), а страсти воинственных по природе гуронов накалились добела.Уже несколько дней в различных местных приходах появлялся аббат Джоан. Молодой священник проходил по всему графству Лапрери, ратуя за массовый подъем франко-канадского населения. Своими пламенными проповедями он боролся, и не без труда, с растерянностью, в которую впали некоторые патриоты после поражения у Сен-Шарля. Аббат Джоан не отступал. Он шел напрямик, заклиная своих сограждан быть готовыми снова взяться за оружие, как только их руководители вновь появятся в округе.Его брата, однако, в графстве не оказалось. Джоан не знал, что с ним стало. Прежде чем снова начать проповеди, он пришел в «Запертый дом», желая обнять мать, получить известия о Жане...Но «Запертый дом» не распахнул перед ним своих дверей.Джоан отправился на поиски брата. Он также не мог поверить, что тот погиб, ибо весть о его смерти получила бы широкую огласку. Нет, убеждал он себя, Жан скоро снова объявится во главе своих соратников.Молодой священник направил теперь свои усилия на то, чтобы поднять индейцев, особенно воинов гуронского племени, которые так и рвались в бой. С этим намерением аббат Джоан явился к махоганам. Мэтру Нику пришлось устроить ему хороший прием: не мог же он идти против желаний своих соплеменников.— Что поделать! — говорил он сам себе, качая головой. — От судьбы не уйдешь. И хотя я не знаю, как начинался род Сагаморов, зато очень хорошо знаю, как он кончится!.. На скамье военного трибунала.Действительно, гуроны были готовы выступить в поход, и Лионель немало способствовал этому, подогревая их решимость.Когда аббат Джоан появился в Вальгатте, юный клерк стал одним из самых горячих его поклонников. Он не только нашел в нем пылкого, как и он сам, патриота, но был просто потрясен сходством молодого священника с Жаном Безымянным: почти те же глаза, тот же пламенный взгляд, голос, жесты. Лионелю казалось, что он снова видит перед собой своего героя, только в сутане священника, казалось, что он слышит его... Уж не обман ли это чувств? Лионель не мог бы ответить.Уже два дня как аббат Джоан находился среди махоганов, и те твердили только о том, чтобы присоединиться к патриотам, сосредоточившим свои силы милях в сорока к юго-западу, на острове Нейви, одном из островов Ниагары.Мэтр Ник был обречен следовать за воинами своего племени.Фактически все приготовления к походу в Вальгатте уже завершились. Покинув свою деревню, махоганы собирались пересечь соседние графства, поднять там индейские племена, достичь берегов Онтарио и, добравшись до Ниагары, примкнуть к уцелевшим сторонникам дела национальной независимости. Дошедшая до них новость сдержала этот порыв — по крайней мере, на время: один из гуронов, возвратившийся вечером 9 декабря из Монреаля, сообщил, что Жан Безымянный арестован агентами Джильберта Аргала на границе Онтарио и заключен в крепость Фронтенак.Можете себе представить, как потрясены были махоганы. Жан Безымянный — в руках лоялистов!Но судите сами, в какое волнение они пришли, когда аббат Джоан, узнав об аресте Жана, вскричал: «Брат мой!» — а потом добавил: «Я спасу его от смерти!»— Возьмите меня с собой! — воскликнул Лионель.— Идем, дитя мое! — кивнул аббат Джоан. Глава VIIКРЕПОСТЬ ФРОНТЕНАК Когда Жан выбежал из «Запертого дома», он словно обезумел. Покров над тайной его происхождения был грубо сорван, убийственные слова Рипа услышаны Кларой, теперь барышня де Водрель знает, что она и ее отец нашли убежище у жены и сына Симона Моргаза, скоро об этом узнает и де Водрель, если уже не узнал, услыхав все из своей комнаты, — такие отчаянные мысли вертелись в его голове. Оставаться в этом доме он больше не мог — даже на одну минуту. Не беспокоясь уже о том, что станет с де Водрелями, не спрашивая себя, защитит ли их бесславное имя его матери от дальнейших преследований, позабыв о том, что Бриджета не захочет больше оставаться в этом селении, где ее тайна скоро станет известна всем и откуда ее, без сомнения, прогонят, он бросился в чащу леса; он бежал всю ночь, стараясь очутиться как можно дальше от тех, для кого теперь мог быть лишь объектом презрения и отвращения.Однако дело его жизни не было завершено! Его долг, раз он еще жив, — сражаться. Надо подставить себя под пули прежде, чем откроется его настоящее имя. Отдав жизнь за свою страну, он, возможно, получит право если не на уважение, то хотя бы на сострадание людей.Однако, как ни потрясен был молодой человек, рассудок все же одержал верх, а вместе с самообладанием к нему вернулись силы.И он ускорил шаг, направляясь к границе, чтобы примкнуть к патриотам и снова встать во главе восстания.В шесть часов утра Жан был уже в четырех милях от Сен-Шарля, у правого берега реки Св. Лаврентия, на пограничных землях графства Монреаль.Эта территория, патрулируемая кавалерийскими отрядами, кишела полицейскими агентами, и важно было покинуть ее как можно скорее. Но добраться напрямик до Соединенных Штатов оказалось делом невыполнимым: приходилось обойти графство Лапрери, где полицейских было не меньше, чем в монреальском. Лучше всего было идти вверх вдоль реки до озера Онтарио, а затем через восточные территории спуститься вниз до первых американских деревень.Так Жан и сделал. Ему следовало действовать очень осторожно. Пробраться будет нелегко, однако не стоило отчаиваться, если понадобится в зависимости от обстоятельств вносить изменения в свой план.Действительно, в этих примыкающих к берегу реки графствах были подняты на ноги волонтеры, полиция неустанно рыскала здесь, разыскивая главарей повстанцев, в том числе и Жана Безымянного, — ему случалось видеть на стенах афиши с указанием суммы, которую правительство предлагало за его голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37