А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Черное, зловещее море монотонно шумело внизу.
Император расчувствовался:
– Ты знаешь, почему я такой жестокий, не так ли?
– Тебя сделали жестоким, – ответил Фрасилл. – Я знаю твою жизнь.
Жизнь полную страданий и горестей. Я знаю это…
– Не только ты. Я недавно слышал, что обо мне каждый знает все…
– Это не так, мой император. Они знают только то плохое…
– Что это «то плохое»? – повысил голос Тиберий.
Астролог сказал настойчиво:
– Не убивай легкомысленно, мой император! В каждом человеке есть что-нибудь прекрасное, в нем есть хотя бы искра от олимпийских богов, и ее жаль.
Тиберий слышит тихий, проникновенный голос звездочета, и старый, скептик спрашивает:
– Может ли дерево, которое сто лет росло от корней к кроне, внезапно начать расти от кроны к корням?
– Дерево не может. Но человек – человек может все, что захочет.
Долго молчал император. Потом схватил хрустальную чашу:
– Выпей, грек, за то, чтобы остаток моих дней не был черным. Если для истерзанного и измученного вообще возможно счастье, я сказал бы, выпей за мое счастье.
Астролог возлил из чаши:
– В честь Эскулапа и за твое счастье, цезарь!
Он пил жадно, большими глотками, стараясь запить эту минуту одурманивающим напитком, притупить вином пережитый страх.
– Есть у меня еще кое-что в мыслях, Фрасилл. Есть у меня еще одно желание – ты знаешь, очевидно, о нем, мой всевед?
Как мог Фрасилл не знать об этом желании. Право, не надо обращаться к звездам, чтобы понять, почему старый император много раз посматривал в направлении, где бьется сердце империи – Рим. Но Фрасилл, верный своему «удивительному» призванию предсказателя, на этот раз не захотел проявить своей проницательности, а попросил императора быть спокойным и сосредоточенно посмотрел на горизонт.
Император напряженно ждал.
Медленно глаз звездочета скользнул по созвездиям от Лиры к Лебедю, от Персея к Кастору и Полидевку, от Дракона к Скорпиону.
Медленно собирался астролог с мыслями, наконец сказал спокойно:
– Ты мечтаешь вернуться в Рим, мой цезарь.
Тиберий мрачно поглядел на Фрасилла и произнес тихо:
– Человека на старости лет тянет туда, откуда он вышел… – Потом более настойчиво:
– Должен ли я вернуться в Рим?
Фрасилл вздрогнул. Опасный вопрос. Он ждал его и боялся ответить.
Вернуться в муравейник, который он твердой ногой попирает изо дня в день, который он восстановил против себя смертными приговорами и конфискациями?
Но он этого хочет. Это его последнее желание. Он снова поднял глаза к сияющим планетам. Констелляция плохая. Гемма в созвездии Короны имеет цвет свежей крови. Но он хочет вернуться, говорит себе Фрасилл. Мир вздохнет раньше. Вздохну и я…
Фрасилл видел в глазах императора такое страстное желание услышать положительный ответ, что уже хотел было согласиться. Но не смог.
Почувствовал жалость к человеку, который всю свою жизнь не знал счастья, который не знал, что такое радость, не умел смеяться. И жалость оказалась сильнее страха.
– Уж коли речь идет о деле таком важном, я должен сказать тебе, мой цезарь, всю правду, даже если она тебя огорчит или разгневает. Не возвращайся в Рим.
– Против меня готовится заговор?
Тиберий имел в виду Сервия Куриона. Говорят, у него собираются оппозиционеры. Об этом ему сообщил доносчик. Однако Макрон уверял, что сборища бывают у ростовщика Авиолы. Точных доказательств нет. Но удар нужно будет нанести внезапно. По кому? По Сервию? Авиоле? Пусть так или иначе, ясно одно, что в Риме Тиберию не избежать интриг.
Фрасилл не сказал ни да, ни нет. Снова посмотрел на звезды:
– Рим – горячая земля, мой цезарь. Рассадник страстей. Самая сильная страсть – это ненависть. Она не дает покоя людям, ослепляет их, оглушает…
– Сентенции оставь при себе, – сказал император неприветливо. – Что тебе говорят звезды, это я хочу слышать!
– Рак стоит в связи с Гидрой, мой господин…
– Это означает…
– Тысячеглавая гидра стоит против тебя. Словно миллионы муравьев, готовых обглодать мясо до самых костей…
Император вскипел:
– Глупец! Что ты болтаешь о муравьях? Я хочу в Рим и не поддамся на твое вранье!
И тут же задумался: Фрасилл явно видел, как я хочу вернуться. Он мог мне спокойно сказать – возвращайся. Что я понимаю в этих звездах? Ведь это тоже обман, как и все в человеческой жизни. Он говорит о гидре, стоящей против меня. Мог бы спокойно послать меня на смерть в Рим. Любой другой так бы и сделал. Император мягко посмотрел на Фрасилла.
– Ты не желаешь моей смерти?
– Нет, господин, – прозвучал тихий ответ.
– Почему же? Я столько раз тебя обижал.
– Обижал. Каждый стоящий у власти обижает слабых. Я не хочу, чтобы ты лишился жизни, но…
– Договаривай, мой милый.
– Если бы ты смирился…
Император поднялся, оперся о стол и захрипел в бешенстве:
– Ты глупец! Идиот! Я должен смириться? Перед кем? Перед своими врагами? Скорее я отомщу во сто крат! О ты, собачья душа! Ты – ядовитая змея! – Он, задыхаясь, опустился в кресло, вытер орошенный потом лоб, руками сжал виски. Злость вылилась и внезапно исчезла. Он говорил тихо, извинялся, просил прощения:
– Ах, нет! Прости меня, Фрасилл. Ты действительно мой друг. Прости меня!
Император разволновался: вот единственный человек, который мне не враг.
Тиберий взял звездочета за руку, и в сердце его проникло давно забытое чувство благодарности. Но, поглаживая руку Фрасилла, он повторял упрямо:
– Но в Рим я все-таки вернусь!
Почувствовав усталость, он попросил Фрасилла уйти.
Фрасилл удалился.
Тиберий остался один. Он встал. Закутался в плащ и вышел на восточную террасу. Удары волн оглушали. Иногда хорошо послушать этот грохот. Он подошел к перилам. факел, горящий на другой террасе, отбрасывал на мозаику пола тень императора. Длинную, большую, величественную. Тень властителя мира перерезала на мозаике нить, с помощью которой Ариадна выводила любимого Тезея из Лабиринта. Лабиринт жизни – это лабиринт человеческих чувств. Найду ли я путь, человек сто раз отвергнутый, обманутый, брошенный? Найду ли я душу хоть с каплей сочувствия?
На мраморных перилах загорелись два желтых огонька. Они приближались.
Император вздрогнул, потом рассмеялся. Его кот Рубр. Рыжий, с коричневыми подпалинами кот, любимец Тиберия.
Император поднял руку и протянул ее навстречу животному, хотел погладить. Однако кот взъерошился, фыркнул, желтые огоньки быстро отступили во тьму и исчезли.
Император стоял, не двигаясь, с протянутой рукой. Потом скользнул ладонью по холодному мрамору перил, которые не могут отстраниться от прикосновения.

Глава 31

На огромном пространстве Марсова поля уже на рассвете расположилось шесть отобранных Луцием когорт шестого легиона, больше четырех тысяч солдат при полном вооружении.
Высокопоставленные лица собирались в храме богини Беллоны после восхода солнца. Макрон – среди первых. Луций церемонно приветствовал его.
Сопровождаемый восторженными криками толпы, появился на коне Калигула.
Металлический шлем прикрывал шишковатый череп, золотой панцирь с изображением колесницы Гелиоса пылал солнечным блеском, кобальтовый, расшитый золотом плащ развевался за всадником.
Великий жрец принес в жертву на алтаре перед храмом богини Беллоны корову, свинью и овцу. Из храма доносилось пение жрецов. Жертвенный дым возносился прямо к небу.
Императорская свита вскочила на коней.
Калигула, с Макроном по правую сторону и с Луцием по левую, направился со всей свитой к солдатам и остановился перед строем. Толпы народа смотрели на него. Калигула поднял правую руку и воскликнул:
– Да здравствует шестой железный легион!
Солдаты ответили:
– Честь и слава императору Тиберию! Честь и слава Гаю Цезарю!
Потом речь произнес Макрон. Он от имени императора выразил благодарность отсутствующему легату Вителлию, всем центурионам и солдатам за храбрость, проявленную ими на Востоке. Он сообщил им приказ императора: легион останется в Риме впредь до нового распоряжения. После этого Макрон зачитал имена центурионов и солдат, а Калигула сам вручил им награды и знаки отличия за мужество. Наконец, под гром труб Калигула вместе с Макроном и Луцием произвел смотр войскам. Калигула и Макрон на прощание приветствовали солдат.
В рядах прогремело:
– Слава Гаю Цезарю! Слава Невию Макрону! Слава легату Вителлию!
И, выполнив предписанные формальности, легионеры закричали:
– Слава Луцию Куриону!
Четыре тысячи глоток надрывались так, что гудело Марсово поле:
– Слава Луцию Куриону!
Луций покраснел, смущенный этим неожиданным проявлением любви своих солдат, покраснел вдвойне, оттого что все это произошло при Калигуле, и приветственно поднял руку. А легион все гремел:
– Куриону! Куриону!
Макрон смеялся:
– Смотри-ка, как солдаты Вителлия полюбили Куриона. Тут любовь не на шутку. Да замолчите вы наконец!
И, повернувшись к Калигуле, произнес:
– Поедем, мой дорогой?
Они направились к Капитолию. Вслед им неслась песня легионеров:

Пусть я погиб у Ахерона,
Пусть кровь моя досталась псам,
Орел шестого легиона,
Орел шестого легиона,
Как прежде, рвется к небесам!..
Как прежде, храбр он и беспечен,
И, как всегда, неустрашим;
Пусть век солдата быстротечен,
Пусть век солдата быстротечен,
Но – вечен Рим, но – печен Рим!..

Некоторое время наследник со своей свитой ехал молча.
Он улыбался, но его напряженное лицо было злым.
– Чем же, Луций, ты добился такой любви? – поинтересовался Калигула.
В тишине прозвучал ответ Макрона:
– Вителлий писал мне об этом. Просто-напросто Луций жил так же, как и солдаты. Как один из них. Это Вителлий, – он ухмыльнулся, – нежил свои старые кости. А Луций, говорят, но давал себе ни минуты покоя.
И чтобы немного умерить похвалу, добавил, усмехнувшись:
– Вот они честолюбцы. Вояки. Но ведь это и новые герои Рима, новые Регулы и Муции, мужественные, преданные. Как ты полагаешь?
Калигула кивнул. Его душила зависть, но он превозмог себя, повернулся к Луцию и при всей свите сказал ему как только смог горячо:
– Ты можешь рассчитывать на мою любовь, Луций. Ты узнаешь, как Гай Цезарь умеет ценить мужество и верность своих друзей!

***

Очаровательная женщина была Энния, супруга великого Макрона.
Очаровательно было в ней все: от глянцевитых черных кудрей до розовых пальчиков с покрытыми лаком ноготками на ногах в греческих сандалиях. Она раздевалась, чтобы переодеться к обеду у Калигулы, и делала это сама в присутствии мужа. Так бывало нередко. Макрону нравилось сидеть, разглядывая ее полную грудь, а потом неожиданно вскочить и повалить ее на постель. Так было и сегодня.
Устав от любовных ласк и вина, которого он выпил немало, Макрон рассматривал ее уже без вожделения. Он отдернул индиговый занавес, который отделял кубикул жены от великолепного атрия. Между коринфскими колоннами белели ряды статуй.
– Посмотри-ка, девочка, в каком мы обществе, а? Тут и Марий, и Сулла, и Юлий Цезарь, и Август, и Тиберий.
– Задерни занавес, мне холодно. Я же голая. Ну и что?
– Не хватает только Калигулы, – сказал он, задергивая занавес.
– Не торопись, Невий, – ответила Энния, размышляя, какого цвета муслин ей более всего к лицу.
– Мы должны опережать события, иначе они опередят нас.
– Что? – Энния подняла голову. – Разве он скоро станет императором?
– Скоро? Раньше, чем скоро, девочка.
В грубом голосе мужа ей послышалась озабоченность. Она прекрасно знала его намерения: не гоняться безрассудно за императорским пурпуром, как Сеян, а приручить молодого императора, обвести его вокруг пальца и направлять его туда, куда захочется Макрону. Властвовать без титула и забот властелина. План мужа ей нравился.
Макрон, однако, видел тут и темные стороны: Калигула не из того теста, что старый император. Калигула – это само непостоянство. Сплошные выверты, сплошные капризы. Сегодня туда, завтра сюда. Эти его неожиданные и изменчивые настроения могут быть страшно опасными. и никто их вовремя не предугадает, разве что жена. Жена, которой муж в постели доверит все, которая, кроме того. если она умна, сумеет вытянуть из него и самые потаенные помыслы.
Макрон знал, как Энния нравится Калигуле. Всякий раз, увидев Эннию, он пожирал ее глазами. Стоит ему сделаться императором, и он просто возьмет ее, а его, Макрона, отправит куда-нибудь на край света. Например, в Египет. А может, и в царство Аида. Ничего хорошего в этом нет. Однако события можно предвосхитить: если он сам положит свою жену в постель Калигулы, то удастся сразу убить двух зайцев: он спасет себя от изгнания и будет знать обо всем, что творится в шишковатой башке владыки мира. Но как сказать ей об этом? Макрон слегка колебался и боялся начать.
– Надо видеть его насквозь, но, разрази меня гром, как к нему подступиться? – вслух заключил он.
– Этого тщеславного болвана не так уж трудно окрутить, – рассмеялась Энния. – Достаточно сообразительной женщине взяться за дело. Уж она бы им вертела как хотела.
Макрон вскочил. О боги, какая мудрость, да как же здорово вы ей это подсказали! Прямо в точку! Он схватил жену за плечи своими ручищами:
– Ты бы сумела? О, это мысль, Энния! Пусть Венера озолотит тебя!
Энния вытаращила глаза:
– О чем ты говоришь, Невий?
Он продолжал как опытный актер, как искушенный гистрион, он сгибался от хохота, он был в восторге от ее сообразительности, как будто это она подала ему блестящую мысль.
– О, ты это сумеешь, девочка! Ты его поймаешь на удочку!..
– Невий! – Она говорила злобно, размахивая белоснежной, расшитой золотом паллой. – Не шути так глупо!
– Какие шутки, куропаточка? Ты так хороша, что глаза могут лопнуть.
Калигула при виде тебя пыхтит, как кузнечный мех. Ты меня подцепила, а уж этого сопляка тебе подцепить ничего не стоит.
Энния поняла, что Макрон не шутит. Она была оскорблена.
– И ты отдашь меня на растерзание этому головастому чудовищу? Этому слюнявому коротышке?
Макрон продолжал обдумывать свой план:
– Я думаю, тебе очень пошел бы пурпурный плащ…
Она завизжала, как будто ее резали:
– Ты от меня избавиться хочешь, ничтожество! Продать меня, как скотину! Хрипун проклятый!
Она в бешенстве продолжала кричать, и Макрон понял, что шутливый тон тут неуместен. Он повернул дело иначе:
– Не надрывайся, Энния, послушай лучше. Это не шутка. Если ты будешь умницей, то сможешь сделать для нас обоих великое дело. Ты будешь императрицей…
Он умышленно остановился и подождал.
Если Макрон и был ничтожеством, то Энния немногим ему уступала, все ее благородство разлетелось в прах при слове императрица.
Макрон продолжал горячо:
– Глупая, думаешь, я не буду потом каждую ночь бегать к тебе на Палатин?
Эниия размечталась, даже улыбнулась. Хитрый Макрон мигом почувствовал изменение в настроении жены:
– У тебя будет вилла, какой нет ни у кого в Риме.
– Лучше, чем у Валерии? – вырвалось у Эннии.
– В сто раз лучше. Да ведь ты и красивее ее.
Энния подозрительно взглянула на него, и Макрон тут же добавил:
– Конечно, красивее, честное слово: тебе и быть императрицей. А будешь умницей, так получишь от этого тюфяка письменное подтверждение, прежде чем отправишься к нему в постель.
Заманчиво чрезвычайно, но и срам какой для благородной женщины: собственный муж толкает ее в постель урода с тощими ногами и отвисшим брюхом.
И тут Энния снова раскричалась, грубо, как делывал это и он:
– Подлец! Свинопас! Сводник проклятый…
Макрон зажал ей рот поцелуем. Она колотила его кулаками, кусала, противилась.
Брякнула металлическая дощечка.
– Перестань, – сказал Эннии Макрон и заорал:
– Что там такое?
Раздался голос номенклатора:
– Благородный сенатор Гатерий Агриппа просит, чтобы ты принял его, господин, по неотложному делу.
– Пусть подождет. Сейчас я приду! – крикнул Макрон.
Потом наклонился к жене, ласково потрепал ее по щеке:
– Подумай, женщина. Вот расправлюсь с этим толстопузым и вернусь за ответом, императрица.
Макрон принял сенатора в таблине, драпировки которого своей зеленью напоминали ему кампанские пастбища. У Агриппы трясся подбородок, когда он поспешно входил, чтобы доказать неотложность своего визита, Макрон даже не встал. Указал гостю на кресло. Гатерий в четвертый раз поклонился, насколько позволяло ему брюхо, и уселся на краешек мраморного кресла.
Позади Макрона стоял бронзовый Тиберий. Его прекрасное лицо было молодым, нестареющим. Гатерий благоговейно взглянул на статую водянистыми глазами.
– Моя любовь и преданность нашему…
– …дорогому императору всем известна, – грубо прервал его Макрон.
– Знаю. К делу, мой дорогой. У меня мало времени.
– Прости, благороднейший. Я, – Гатерий говорил прерывисто, – руководимый чувством преданности… мне удалось… то есть я хочу сказать, я случайно раскрыл… о боги, какая низкая жестокость… прости, что я так нескладно…
– И правда нескладно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72