я только что была готова пронзить себя вот этим кинжалом. Поверь, чтобы обратиться к тебе с этой просьбой, мне понадобилось в тысячу раз больше смелости. И, сделав это, я засвидетельствовала тем самым свою любовь к тебе.
Шевалье удивленно уставился на Фаусту.
– Слушай дальше, Пардальян, и ты все поймешь, – принцесса понемногу оживлялась. – Да, я хотела убить тебя, признаю, я пыталась добиться этой цели самыми ужасными способами… Я была жестокой и бессердечной, но я любила тебя, Пардальян… Я всегда любила тебя… А ты презирал меня… Понимаешь? Да, в своей ненависти я была безжалостна и отвратительна, но зато в своей любви… ты понимаешь меня? Пардальян, я не хотела, чтобы однажды твой сын спросил тебя: «Что вы сделали с моей матерью?» Я не хотела, чтобы это произошло… потому что я мать твоего сына. Теперь ты понимаешь, почему я взмолилась о пощаде? Понимаешь, почему ты не можешь убить мать своего ребенка?
Шевалье остолбенел. Он ожидал услышать что угодно, но только не это. Как? Он – отец? У него, у Пардальяна, есть сын? И он узнает об этом при таких необычных обстоятельствах!
Похоже, это объявили ему не для того, чтобы разбудить в нем родительские чувства.
Казалось, Пардальян воспринял это известие равнодушно, однако же шевалье потребовал, чтобы Фауста все ему объяснила. Принцесса пересказала ему события, описанные нами в первых главах этой истории. Пардальян внимательно выслушал ее рассказ.
– Итак, сейчас мой сын находится в Париже, под наблюдением вашей горничной Мирти… А вы, достойная мать, не смогли найти времени заняться вашим ребенком… Конечно, вы ведь были очень заняты, причем такими серьезными делами… Ладно, что сделано, то сделано.
Фауста опустила голову.
– Что вы собираетесь делать? – спросила она.
– Вернуться в Париж, разумеется, потому что моя задача выполнена.
– Бумага у вас?
– Конечно! А каковы ваши намерения?
– Мне тоже здесь больше нечего делать…
Сикст V умер. Я хочу уехать в Италию. Надеюсь, мне позволят жить там спокойно.
Они посмотрели друг другу в глаза, потом отвели взгляд. Ни шевалье, ни Фауста не сказали ни слова о будущем своего ребенка. Видимо, у каждого был свой план, и никто не хотел его раскрывать.
Пардальян холодно поклонился:
– Прощайте, сударыня!
– Прощайте, Пардальян! – ответила Фауста тем же тоном.
ЭПИЛОГ
Вернувшись вместе с Тореро на постоялый двор «Башня», Пардальян встретил там какого-то доминиканца, который его терпеливо ждал. Доминиканца звали дон Бенито, и был он одним из секретарей Эспинозы. Именно этот монах так ловко сумел отнять у Фаусты вожделенный пергамент.
Дон Бенито сказал, что монсеньор великий инквизитор велел сообщить его милости, что его величество назначил прощальную аудиенцию господину послу на воскресенье. Монах вручил Пардальяну охранную грамоту и чек на пятнадцать тысяч золотых дукатов на имя дона Сезара Тореро, подлежащий оплате в любом городе Испании и Франции, а также в Париже.
Король очень любезно принял господина посла и заверил его, что Испания непременно признает его величество короля Наварры королем Франции в тот день, когда его величество перейдет в католическую веру.
Эспиноза попросил господина посла согласиться принять от него подарок на память. Великий инквизитор сказал, что хочет вручить его самому храброму и достойному дворянину из тех, с кем ему приходилось сражаться.
Пардальян не стал скрывать своей радости: это была великолепная шпага, сделанная лучшими оружейниками Толедо.
Шевалье понравилось, что это была не парадная рапира, а самая что ни на есть простая и надежная. Однако, вернувшись на постоялый двор, он обнаружил, что рукоятка этой простой с виду шпаги украшена тремя бриллиантами, самый маленький из которых стоил не менее пяти-шести тысяч экю.
Благодаря неустанной заботе своей возлюбленной Чико быстро поправлялся. Отец Хуаны, старый Мануэль, был поначалу недоволен, что его прелестная дочка выходит замуж за какого-то оборванца, но после того, как Тореро подарил малышу пятьдесят тысяч ливров, старик сменил гнев на милость.
Луис и Хуана обвенчались, и самым почетным гостем на свадьбе был шевалье.
Эта свадьба оказалась настоящим событием. В доме Мануэля собралась вся городская знать. Когда гости увидели молодых, то любопытство сменилось восхищением: так прелестна была эта пара! Поздравлениям и добрым пожеланиям не было конца.
Само собой разумеется, что, как только Чико выздоровел, Пардальян продолжил обучать его фехтованию, не переставая удивляться быстрым успехам своего ученика.
Наконец Пардальян, Тореро и Жиральда покинули Севилью. Их ждала Франция.
Спустя примерно месяц после своего отъезда шевалье принес Генриху IV драгоценную бумагу и дал ему подробный отчет в своих действиях.
– Фу! – выдохнул Беарнец, разрывая пергамент на мелкие кусочки. – Черт подери, сударь, я дважды обязан вам своей короной!.. Не отрицайте, у меня хорошая память. Могу ли я что-нибудь сделать для вас?
Пардальян простодушно улыбнулся:
– Сир, ваше предложение очень кстати. Я как раз хотел попросить ваше величество об одном одолжении.
– Что ж, посмотрим, что это за одолжение, – ответил довольный король, – и если вы не будете слишком требовательны…
В этот момент король подумал: «Да, как же, не будешь ты слишком требовательным!»
А у Пардальяна в голове пронеслось: «Если вы не будете слишком требовательны! В этих словах – весь Беарнец!»
Вслух же шевалье вежливо произнес:
– Я прошу ваше величество позволить мне представить ему моего друга, приехавшего со мной из Испании.
– Как, и это все?
– Я прошу подыскать ему место в королевской армии.
На лице короля изобразилось недовольство. Заметив это, шевалье холодно добавил:
– Само собой, мой друг достаточно богат и обойдется без жалованья.
– Хорошо! Раз так, то… Пардальян улыбнулся и продолжил:
– Разумеется, ваше величество не откажет моему другу во внимании и позволит ему продвигаться по службе.
– Черт! – воскликнул изумленный король.
– И еще: ваше величество соизволит выделить ему герцогство.
– Что?! Черт, черт!.. Герцогство!.. Как это?.. Прямо так, сразу?.. Какому-то бродяге… Это вызовет возмущение!
– Пусть себе возмущаются, сир! Мой друг – не бродяга, он весьма и весьма знатного происхождения.
– Вы ручаетесь мне за это?
– Ручаюсь, сир… Итак, да или нет?
– Да, дьявол вы этакий! Может, вы все-таки сочтете возможным сообщить мне, для кого вы просите об этом самом одолжении?
– Теперь, когда все улажено, – да, – лукаво улыбнулся Пардальян. И шевалье объяснил в двух словах, кто такой Тореро.
– Черт подери! Почему же вы сразу не сказали?
– У меня были на это свои причины, сир. Король расхохотался. Он понял, что имел в виду шевалье. Затем Беарнец по-дружески обратился к Пардальяну:
– А для себя? Неужели вы ни о чем не попросите?
– Но мне ничего не надо, сир, – просто ответил шевалье. – Хотя нет, вы правы… Кое в чем я все-таки нуждаюсь…
– Ага! Ну-ка, ну-ка!
– Мне нужна полная свобода, – невозмутимо добавил Пардальян.
– А! – разочарованно протянул король. – Очередное необычайное приключение?
– Нет, сир, вовсе нет. Я хочу найти одного ребенка.
– Ребенка? – удивился Беарнец. – А зачем он вам понадобился?
– Это мой сын! – сказал Пардальян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Шевалье удивленно уставился на Фаусту.
– Слушай дальше, Пардальян, и ты все поймешь, – принцесса понемногу оживлялась. – Да, я хотела убить тебя, признаю, я пыталась добиться этой цели самыми ужасными способами… Я была жестокой и бессердечной, но я любила тебя, Пардальян… Я всегда любила тебя… А ты презирал меня… Понимаешь? Да, в своей ненависти я была безжалостна и отвратительна, но зато в своей любви… ты понимаешь меня? Пардальян, я не хотела, чтобы однажды твой сын спросил тебя: «Что вы сделали с моей матерью?» Я не хотела, чтобы это произошло… потому что я мать твоего сына. Теперь ты понимаешь, почему я взмолилась о пощаде? Понимаешь, почему ты не можешь убить мать своего ребенка?
Шевалье остолбенел. Он ожидал услышать что угодно, но только не это. Как? Он – отец? У него, у Пардальяна, есть сын? И он узнает об этом при таких необычных обстоятельствах!
Похоже, это объявили ему не для того, чтобы разбудить в нем родительские чувства.
Казалось, Пардальян воспринял это известие равнодушно, однако же шевалье потребовал, чтобы Фауста все ему объяснила. Принцесса пересказала ему события, описанные нами в первых главах этой истории. Пардальян внимательно выслушал ее рассказ.
– Итак, сейчас мой сын находится в Париже, под наблюдением вашей горничной Мирти… А вы, достойная мать, не смогли найти времени заняться вашим ребенком… Конечно, вы ведь были очень заняты, причем такими серьезными делами… Ладно, что сделано, то сделано.
Фауста опустила голову.
– Что вы собираетесь делать? – спросила она.
– Вернуться в Париж, разумеется, потому что моя задача выполнена.
– Бумага у вас?
– Конечно! А каковы ваши намерения?
– Мне тоже здесь больше нечего делать…
Сикст V умер. Я хочу уехать в Италию. Надеюсь, мне позволят жить там спокойно.
Они посмотрели друг другу в глаза, потом отвели взгляд. Ни шевалье, ни Фауста не сказали ни слова о будущем своего ребенка. Видимо, у каждого был свой план, и никто не хотел его раскрывать.
Пардальян холодно поклонился:
– Прощайте, сударыня!
– Прощайте, Пардальян! – ответила Фауста тем же тоном.
ЭПИЛОГ
Вернувшись вместе с Тореро на постоялый двор «Башня», Пардальян встретил там какого-то доминиканца, который его терпеливо ждал. Доминиканца звали дон Бенито, и был он одним из секретарей Эспинозы. Именно этот монах так ловко сумел отнять у Фаусты вожделенный пергамент.
Дон Бенито сказал, что монсеньор великий инквизитор велел сообщить его милости, что его величество назначил прощальную аудиенцию господину послу на воскресенье. Монах вручил Пардальяну охранную грамоту и чек на пятнадцать тысяч золотых дукатов на имя дона Сезара Тореро, подлежащий оплате в любом городе Испании и Франции, а также в Париже.
Король очень любезно принял господина посла и заверил его, что Испания непременно признает его величество короля Наварры королем Франции в тот день, когда его величество перейдет в католическую веру.
Эспиноза попросил господина посла согласиться принять от него подарок на память. Великий инквизитор сказал, что хочет вручить его самому храброму и достойному дворянину из тех, с кем ему приходилось сражаться.
Пардальян не стал скрывать своей радости: это была великолепная шпага, сделанная лучшими оружейниками Толедо.
Шевалье понравилось, что это была не парадная рапира, а самая что ни на есть простая и надежная. Однако, вернувшись на постоялый двор, он обнаружил, что рукоятка этой простой с виду шпаги украшена тремя бриллиантами, самый маленький из которых стоил не менее пяти-шести тысяч экю.
Благодаря неустанной заботе своей возлюбленной Чико быстро поправлялся. Отец Хуаны, старый Мануэль, был поначалу недоволен, что его прелестная дочка выходит замуж за какого-то оборванца, но после того, как Тореро подарил малышу пятьдесят тысяч ливров, старик сменил гнев на милость.
Луис и Хуана обвенчались, и самым почетным гостем на свадьбе был шевалье.
Эта свадьба оказалась настоящим событием. В доме Мануэля собралась вся городская знать. Когда гости увидели молодых, то любопытство сменилось восхищением: так прелестна была эта пара! Поздравлениям и добрым пожеланиям не было конца.
Само собой разумеется, что, как только Чико выздоровел, Пардальян продолжил обучать его фехтованию, не переставая удивляться быстрым успехам своего ученика.
Наконец Пардальян, Тореро и Жиральда покинули Севилью. Их ждала Франция.
Спустя примерно месяц после своего отъезда шевалье принес Генриху IV драгоценную бумагу и дал ему подробный отчет в своих действиях.
– Фу! – выдохнул Беарнец, разрывая пергамент на мелкие кусочки. – Черт подери, сударь, я дважды обязан вам своей короной!.. Не отрицайте, у меня хорошая память. Могу ли я что-нибудь сделать для вас?
Пардальян простодушно улыбнулся:
– Сир, ваше предложение очень кстати. Я как раз хотел попросить ваше величество об одном одолжении.
– Что ж, посмотрим, что это за одолжение, – ответил довольный король, – и если вы не будете слишком требовательны…
В этот момент король подумал: «Да, как же, не будешь ты слишком требовательным!»
А у Пардальяна в голове пронеслось: «Если вы не будете слишком требовательны! В этих словах – весь Беарнец!»
Вслух же шевалье вежливо произнес:
– Я прошу ваше величество позволить мне представить ему моего друга, приехавшего со мной из Испании.
– Как, и это все?
– Я прошу подыскать ему место в королевской армии.
На лице короля изобразилось недовольство. Заметив это, шевалье холодно добавил:
– Само собой, мой друг достаточно богат и обойдется без жалованья.
– Хорошо! Раз так, то… Пардальян улыбнулся и продолжил:
– Разумеется, ваше величество не откажет моему другу во внимании и позволит ему продвигаться по службе.
– Черт! – воскликнул изумленный король.
– И еще: ваше величество соизволит выделить ему герцогство.
– Что?! Черт, черт!.. Герцогство!.. Как это?.. Прямо так, сразу?.. Какому-то бродяге… Это вызовет возмущение!
– Пусть себе возмущаются, сир! Мой друг – не бродяга, он весьма и весьма знатного происхождения.
– Вы ручаетесь мне за это?
– Ручаюсь, сир… Итак, да или нет?
– Да, дьявол вы этакий! Может, вы все-таки сочтете возможным сообщить мне, для кого вы просите об этом самом одолжении?
– Теперь, когда все улажено, – да, – лукаво улыбнулся Пардальян. И шевалье объяснил в двух словах, кто такой Тореро.
– Черт подери! Почему же вы сразу не сказали?
– У меня были на это свои причины, сир. Король расхохотался. Он понял, что имел в виду шевалье. Затем Беарнец по-дружески обратился к Пардальяну:
– А для себя? Неужели вы ни о чем не попросите?
– Но мне ничего не надо, сир, – просто ответил шевалье. – Хотя нет, вы правы… Кое в чем я все-таки нуждаюсь…
– Ага! Ну-ка, ну-ка!
– Мне нужна полная свобода, – невозмутимо добавил Пардальян.
– А! – разочарованно протянул король. – Очередное необычайное приключение?
– Нет, сир, вовсе нет. Я хочу найти одного ребенка.
– Ребенка? – удивился Беарнец. – А зачем он вам понадобился?
– Это мой сын! – сказал Пардальян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45