Я также указал, что не являлся
старшим должностным лицом при выполнении данных операций, поскольку в к
аждом случае присутствовали специальные представители правительства
Ч первый заместитель министра госбезопасности СССР Огольцов и минист
р госбезопасности Украины Савченко, а местные органы госбезопасности п
одчинялись непосредственно им. Я предложил вызвать их в качестве свидет
елей и потребовал ответить мне, почему они не привлекались к ответственн
ости за руководство этими акциями.
Я также сослался на то, что именно в решении правительства в июле 1946 года бы
л установлен особый порядок ликвидации наиболее опасных врагов госуда
рства внутри страны и за рубежом по линии органов госбезопасности и разв
едывательного управления Генерального штаба Красной Армии.
И снова судьи почувствовали себя не в своей тарелке. Я знал, что в протокол
ах моих допросов все упоминания о работе в период «холодной войны» 1946Ч 1953
годов были крайне туманными и неконкретными. Мысль, проходившая красной
нитью через все обвинения, сводилась к следующему: Майрановский при моей
помощи убивал людей, враждебно настроенных к Берии. Я совершенно явстве
нно чувствовал, что судьи не готовы признать реальный факт, что все эти ли
квидации санкционировались руководителями, стоявшими в табели о ранга
х выше Берии, а он к эпизодам, рассказанным на суде, вообще не имел отношен
ия.
Костромин быстро и деловито подвел итог судебного заседания. По его слов
ам, меня судят не за эти операции против врагов советской власти. Суд пола
гает, что я руководил на своей даче другими тайными операциями, направле
нными против врагов Берии. Я тут же попросил привести хотя бы один конкре
тный факт террористического акта с моим участием против правительства
или врагов Берии. Костромин жестко возразил: дело Берии закрыто, и точно у
становлено, что такого рода акции совершались неоднократно, а поскольку
я работал под его началом, то также являюсь виновным. Однако суд в данный м
омент еще не располагает на сей счет соответствующими доказательствам
и. С этими словами он закрыл слушание дела, дав мне возможность выступить
с последним словом. Я был краток и заявил о своей невиновности и о том, что
расправа надо мной происходит в интересах украинских фашистов, империа
листических спецслужб и троцкистов за рубежом. И, наконец, я потребовал р
еализовать мое законное право ознакомиться с протоколом судебного зас
едания, внести в него свои замечания. В этом мне было тут же отказано.
Костромин объявил перерыв. Меня вывели в приемную, где предложили чай с б
утербродами. Адмирал подошел ко мне, пожал руку и сказал, что я держался, к
ак и положено мужчине. Он успокоил: все будет хорошо. Через некоторое врем
я меня ввели обратно в кабинет Костромина для зачтения приговора. Судьи
встали, и председательствующий зачитал написанный от руки приговор, кот
орый в точности повторял обвинительное заключение прокуратуры с одним
добавлением: «Суд не считает целесообразным применение ко мне высшей ме
ры наказания Ч смертной казни и основывает свой приговор на материалах
, имеющихся в деле, но не рассмотренных в судебном заседании».
Меня приговорили к пятнадцати годам тюремного заключения. Приговор был
окончательный и обжалованию не подлежал. Стояла ранняя осень 1958 года. Со в
ремени своего ареста в 1953 году я уже провел в тюрьме пять лет.
Силы оставили меня. Я не мог выйти из состояния шока, почувствовал, что вот
-вот упаду в обморок, и вынужден был присесть. Вскоре я уже был во внутренн
ей тюрьме Лубянки. У меня началась страшная головная боль, и надзиратель
даже дал мне таблетку. Я все еще не пришел в себя, когда меня неожиданно от
вели в кабинет Серова Ч бывшие владения Берии. Мрачно взглянув на меня, С
еров предложил сесть.
Ч Слушайте внимательно, Ч начал он. Ч У вас будет еще много времени обд
умать свое положение. Вас отправят во Владимирскую тюрьму. И если там вы в
спомните о каких-нибудь подозрительных действиях или преступных прика
зах Молотова и Маленкова, связанных с теми или иными делами внутри стран
ы или за рубежом, сообщите мне, но не упоминайте Никиту Сергеевича. И если,
Ч заключил он, Ч вы вспомните то, о чем я вам сказал, вы останетесь живы и
мы вас амнистируем.
Несмотря на страшную головную боль, я кивнул, выражая согласие. Больше я н
икогда его не видел.
Владимирская тюрьма как ме
сто содержания наиболее опасных для режима нежелательных свидетелей
Меня сразу же перевели в Лефортовскую тюрьму и через два дня разрешили с
видание с женой и младшим братом Константином. Наконец-то я дал волю слез
ам, а они, как могли, утешали меня. Известие, что я буду находиться во Владим
ирской тюрьме, вызвало скрытую радость: в этом городе жила младшая сестр
а жены, ее муж Александр Комельков был ответственным сотрудником аппара
та МВД Владимирской области, заместителем начальника ГАИ. Они жили в том
же доме, где и все тюремное начальство, включая старших надзирателей. Со в
семи своими соседями Комельков и его жена были в отличных отношениях. Вс
коре на летние каникулы во Владимир приехал мой младший сын Анатолий. Та
м он подружился с Юрием, мальчиком своего возраста, сыном начальника Вла
димирской тюрьмы полковника Козика. С ними в компании была Ольга, дочка з
аместителя Козика, жившего по соседству.
Жене повезло, что ее не арестовали, когда я находился под следствием, как ж
ен других должностных лиц, проходивших по делу Берии. Она предусмотрител
ьно прервала знакомства с бывшими сослуживцами. Что касается наших друз
ей, не связанных с органами, то они очень поддерживали нас, особенно Мариа
нна Ярославская. Ее отец Емельян Ярославский был секретарем ЦК партии с
1920-х по 1940-е годы. Неформально Ярославский считался идеологом партии. Я поз
накомился с ним и его обаятельной женой Ч старой революционеркой в 1943 го
ду, когда получил дачу рядом с его домом. Знакомство с Ярославскими сыгра
ло большую роль в моей жизни и помогло семье выстоять. Через Марианну жен
а завела друзей среди скульпторов, художников, писателей. После смерти Я
рославского я оказывал внимание его семье и вдове Клавдии Ивановне Кирс
ановой. Она, в свою очередь, познакомила меня с секретарем ЦК партии Кузне
цовым, поддерживавшим меня в конфликте с Абакумовым. Анна Цуканова, пере
веденная Сусловым после падения Маленкова из ЦК на должность заместите
ля министра культуры РСФСР по кадрам, оказывала нам очень большую мораль
ную поддержку и помощь. Именно Анна посоветовала жене делать вид, что она
не знает, в чем обвиняют ее мужа. Поэтому ее ходатайства о справедливом ра
ссмотрении моего дела, которые она направляла Хрущеву и Маленкову, всегд
а начинались с уверений в том, что ей неизвестно существо обвинений прот
ив меня. Она сняла копии с моих писем из-за рубежа, в которых я писал ей, что,
несмотря на опасности, меня окружающие, я готов пожертвовать своей жизнь
ю для дела партии и народа. Она посылала эти письма Хрущеву и Маленкову дл
я доказательства того, что под арестом держат человека, всецело преданно
го идеалам партии. Жена собрала от тринадцати моих бывших коллег, из кото
рых пятеро были Героями Советского Союза, отзывы обо мне, заверенные их п
артийными комитетами, и отправила их в прокуратуру и Военную коллегию Ве
рховного суда с просьбой, чтобы этих людей вызвали в качестве свидетелей
по моему делу. Когда я узнал об этом, я понял нерешительность судей и то, по
чему мой следователь Андреев был настроен сочувственно по отношению ко
мне и вопреки правилам уклонился от подписания обвинительного заключе
ния по моему делу.
Два обстоятельства, связанные с делом Берии, определенным образом замед
лили поиски компромата на членов семей арестованных. И хотя невестка Бер
ии, внучка Максима Горького, который в то время был в большом почете, разве
лась с мужем, после того как его вместе с матерью арестовали, а затем сосла
ли, для властей эта родственная связь была крайне неудобна. Второе обсто
ятельство было связано с делом Суханова, начальника секретариата Мален
кова в Президиуме ЦК и Совете Министров, который принимал самое активное
участие в аресте Берии. Высшее руководство было буквально потрясено соо
бщением о том, что Суханов украл из сейфов Берии и его сотрудников золоты
е часы Ч а их было восемь, Ч облигации и крупную сумму денег, включая час
ть премии Берии за руководство работами по созданию атомной бомбы.
В 1956Ч 1958 годах в высших кругах столицы ходили слухи о таинственных кражах,
связанных с арестом Берии, и о том, куда ведут следы этих преступлений. Сей
фы Берии и сотрудников его аппарата были, естественно, сразу после арест
ов вскрыты. По закону полагалось составить подробную опись изъятого. Одн
ако военный прокурор Успенский и Суханов, которым помогал Пузанов (завед
ующий отделом ЦК партии и будущий посол СССР в Болгарии), не составили ник
акой описи.
Жена одного из арестованных сотрудников аппарата Берии, Ордынцева, закл
юченная в тюрьму, а затем освобожденная, но выгнанная с работы и лишенная
средств к существованию, имела список номеров облигаций, принадлежавши
х ее мужу и хранившихся в сейфе у него на работе. Суханов потребовал включ
ить в приговор суда по делу Ордынцева пункт о конфискации имущества. Но п
оскольку тот не являлся сотрудником госбезопасности, не имел воинского
звания и не обвинялся в государственной измене (ему инкриминировали лиш
ь недоносительство о преступных замыслах Берии), суд не включил в пригов
ор пункт о конфискации. Тогда жена Ордынцева начала добиваться через суд
возвращения облигаций. Вначале ее просьбы не получали никакого отклика
, но затем Хрущев распорядился, чтобы Серов разыскал эти облигации. В это в
ремя какая-то женщина предъявила в сберегательной кассе к оплате одну и
з пропавших облигаций, на которую выпал выигрыш. Ее задержали. Она оказал
ась машинисткой, работавшей у Суханова.
Суханов вынужден был сознаться в краже ценностей из сейфов Берии и его п
одчиненных, за что был приговорен к десяти годам тюремного заключения. О
б этом скандале, хотя никаких официальных сообщений не было, говорила вс
я Москва. Он подорвал доверие к следователям, которые занимались делом Б
ерии, и даже интерес к разоблачениям всякого рода грязных интриг, которы
е ему приписывались, начал падать.
Положение моей жены в это время заметно улучшилось. Она научилась шить и
скоро как портниха стала пользоваться популярностью среди новых друзе
й из мира искусства, что приносило ей дополнительный заработок. Она по-пр
ежнему была в состоянии содержать детей и свою мать. МВД попыталось было
отобрать у нас квартиру в центре Москвы, но не смогло сделать это на закон
ных основаниях, поскольку жена была участником войны и получала военную
пенсию. Анна Цуканова поддерживала жену в ее тяжбе с ХОЗУ МВД. Их тактика б
ыла простой: я еще не осужден, нахожусь в тюремной больнице и поэтому не мо
гу быть выписан. Тогда ХОЗУ пошло на резкое повышение квартплаты, но, к сча
стью, жена имела возможность оплатить счета без особых трудностей.
В 1956Ч 1957 годах ей стало ясно, что чистка в органах госбезопасности, жертвам
и которой стали Берия и я, закончилась. Свидетелей, которые слишком много
знали, расстреляли, включая фальсификаторов уголовных дел.
Райхман благодаря вмешательству его жены, имевшей связи в кремлевских в
ерхах, был обвинен только в превышении власти и вскоре амнистирован. Осв
ободили из тюрьмы и Майского. Жена узнала, что Хрущев приказал исключить
из партии и лишить воинских званий около ста генералов и полковников КГБ
Ч МВД в отставке из числа тех, кто в 30-х годах, занимая руководящие должнос
ти, принимал активное участие в репрессиях или же слишком много знал о вн
утрипартийных интригах. В отличие от прошлых лет все эти люди, лишившись
больших пенсий и партийных билетов, тем не менее остались живы Ч их не ра
сстреляли, не посадили в тюрьму. Среди них было двое отличившихся в делах
атомной разведки: генерал-майор Овакимян, координировавший в 1941Ч 1945 года
х работу НКВД в Соединенных Штатах по сбору информации об атомной бомбе,
и мой заместитель Василевский, единственным обвинением против которог
о была его якобы чересчур близкая связь с Берией.
Настроения в Москве явно менялись, и об этом, в частности, говорил тот факт
, что Василевскому удалось восстановиться в партии. Он использовал свои
прошлые связи с Бруно Понтекорво, который в это время находился в Москве
и стал академиком. Понтекорво лично просил Хрущева за своего друга. Васи
левский и Горский, проявившие себя по линии «атомной» разведки, занялись
переводом приключенческих романов с английского и французского. Некот
орые бывшие офицеры госбезопасности Ч при поддержке Ильина, ставшего п
осле реабилитации в 1954 году оргсекретарем московского отделения Союза п
исателей СССР, Ч стали писателями и журналистами. Хотя реабилитация да
вала право на восстановление в прежней должности, практически это оказа
лось невозможным. Но все же людям позволили начать новую жизнь и получит
ь более высокую пенсию.
К счастью, мое пребывание во Владимирской тюрьме совпало с кратким перио
дом либерализации пенитенциарной системы, осуществлявшейся при Хрущев
е. Так, мне было разрешено получать до четырех продуктовых передач ежеме
сячно. И хотя на первых порах я нередко терял сознание и чувствовал сильн
ые головокружения из-за страшных головных болей, силы мало-помалу начал
и ко мне возвращаться. Правда, держали меня в одиночной камере, но все же п
олностью я не был изолирован Ч имел доступ к газетам, мог слушать радио, п
ользоваться тюремной библиотекой.
Владимирская тюрьма была примечательной с многих точек зрения. Построе
нная при Николае II в начале нынешнего столетия, она использовалась как ме
сто заключения наиболее опасных с точки зрения государства преступник
ов, которых властям всегда нужно было иметь под рукой. В сущности, ту же ро
ль Владимирская тюрьма выполняла и при советской власти, и заключенных о
ттуда нередко возили в столицу для дополнительных допросов. По иронии су
дьбы меня поместили во втором корпусе тюрьмы, который до этого я дважды п
осещал для бесед с пленными немецкими генералами, отбывавшими здесь сво
й срок. В то время мне показали оставшуюся незанятой тюремную камеру, в ко
торой сидел будущий герой революции и гражданской войны, один из организ
аторов Красной Армии, Михаил Фрунзе.
В мое время тюрьма состояла из трех главных корпусов, в которых содержал
ось примерно восемьсот заключенных. После 1960 года тюрьму расширили, и теп
ерь в трех перестроенных корпусах могло находиться до тысячи человек. Ре
жим в тюрьме отличался строгостью. Всех поднимали в шесть утра. Еду разно
сили по камерам: скудную пищу передавали через маленькое окошко, прореза
нное в тяжелой металлической двери камеры. Голод был нашим постоянным сп
утником, достаточно было поглядеть в тусклые глаза заключенных, чтобы уб
едиться в этом. На первых порах постель поднималась к стене и запиралась
на замок, так что днем полежать было нельзя. Можно было сидеть на стуле, пр
ивинченном к цементному полу камеры. В день нам разрешалась прогулка от
получаса до сорока пяти минут в так называемом боксе Ч внутреннем двори
ке с высокими стенами, напоминавшем скорее комнату площадью примерно ме
тров двадцать, только без потолка. Присутствие охраны было обязательным
. Для дневного отдыха полагался всего один час после обеда, когда надзира
тель отпирал кровать. Туалета в камере не было Ч его заменяла параша. Каж
дый раз, когда заключенному надо было пойти в уборную, он должен был обращ
аться к надзирателю. (Говорят, что сейчас в камерах Владимирской тюрьмы п
оявились туалеты.) И хотя спать разрешалось с десяти часов вечера, свет го
рел всю ночь.
После нескольких дней заключения я стал замечать сочувственное к себе о
тношение со стороны администрации тюрьмы. Меня перевели из одиночной ка
меры в тюремную больницу, где давали стакан молока в день и, что было куда
важнее для меня, разрешали лежать в кровати днем столько времени, скольк
о я хотел.
Довольно скоро я обнаружил, что в тюрьме было немало людей, хорошо мне изв
естных. Например, Мунтерс, вскоре освобожденный бывший министр иностран
ных дел Латвии. В 1940 году, после переворота в Латвии, я отвез его в Воронеж, гд
е он стал работать преподавателем в местном университете. Или Шульгин, з
а которым разведка НКВД охотилась за границей лет двадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
старшим должностным лицом при выполнении данных операций, поскольку в к
аждом случае присутствовали специальные представители правительства
Ч первый заместитель министра госбезопасности СССР Огольцов и минист
р госбезопасности Украины Савченко, а местные органы госбезопасности п
одчинялись непосредственно им. Я предложил вызвать их в качестве свидет
елей и потребовал ответить мне, почему они не привлекались к ответственн
ости за руководство этими акциями.
Я также сослался на то, что именно в решении правительства в июле 1946 года бы
л установлен особый порядок ликвидации наиболее опасных врагов госуда
рства внутри страны и за рубежом по линии органов госбезопасности и разв
едывательного управления Генерального штаба Красной Армии.
И снова судьи почувствовали себя не в своей тарелке. Я знал, что в протокол
ах моих допросов все упоминания о работе в период «холодной войны» 1946Ч 1953
годов были крайне туманными и неконкретными. Мысль, проходившая красной
нитью через все обвинения, сводилась к следующему: Майрановский при моей
помощи убивал людей, враждебно настроенных к Берии. Я совершенно явстве
нно чувствовал, что судьи не готовы признать реальный факт, что все эти ли
квидации санкционировались руководителями, стоявшими в табели о ранга
х выше Берии, а он к эпизодам, рассказанным на суде, вообще не имел отношен
ия.
Костромин быстро и деловито подвел итог судебного заседания. По его слов
ам, меня судят не за эти операции против врагов советской власти. Суд пола
гает, что я руководил на своей даче другими тайными операциями, направле
нными против врагов Берии. Я тут же попросил привести хотя бы один конкре
тный факт террористического акта с моим участием против правительства
или врагов Берии. Костромин жестко возразил: дело Берии закрыто, и точно у
становлено, что такого рода акции совершались неоднократно, а поскольку
я работал под его началом, то также являюсь виновным. Однако суд в данный м
омент еще не располагает на сей счет соответствующими доказательствам
и. С этими словами он закрыл слушание дела, дав мне возможность выступить
с последним словом. Я был краток и заявил о своей невиновности и о том, что
расправа надо мной происходит в интересах украинских фашистов, империа
листических спецслужб и троцкистов за рубежом. И, наконец, я потребовал р
еализовать мое законное право ознакомиться с протоколом судебного зас
едания, внести в него свои замечания. В этом мне было тут же отказано.
Костромин объявил перерыв. Меня вывели в приемную, где предложили чай с б
утербродами. Адмирал подошел ко мне, пожал руку и сказал, что я держался, к
ак и положено мужчине. Он успокоил: все будет хорошо. Через некоторое врем
я меня ввели обратно в кабинет Костромина для зачтения приговора. Судьи
встали, и председательствующий зачитал написанный от руки приговор, кот
орый в точности повторял обвинительное заключение прокуратуры с одним
добавлением: «Суд не считает целесообразным применение ко мне высшей ме
ры наказания Ч смертной казни и основывает свой приговор на материалах
, имеющихся в деле, но не рассмотренных в судебном заседании».
Меня приговорили к пятнадцати годам тюремного заключения. Приговор был
окончательный и обжалованию не подлежал. Стояла ранняя осень 1958 года. Со в
ремени своего ареста в 1953 году я уже провел в тюрьме пять лет.
Силы оставили меня. Я не мог выйти из состояния шока, почувствовал, что вот
-вот упаду в обморок, и вынужден был присесть. Вскоре я уже был во внутренн
ей тюрьме Лубянки. У меня началась страшная головная боль, и надзиратель
даже дал мне таблетку. Я все еще не пришел в себя, когда меня неожиданно от
вели в кабинет Серова Ч бывшие владения Берии. Мрачно взглянув на меня, С
еров предложил сесть.
Ч Слушайте внимательно, Ч начал он. Ч У вас будет еще много времени обд
умать свое положение. Вас отправят во Владимирскую тюрьму. И если там вы в
спомните о каких-нибудь подозрительных действиях или преступных прика
зах Молотова и Маленкова, связанных с теми или иными делами внутри стран
ы или за рубежом, сообщите мне, но не упоминайте Никиту Сергеевича. И если,
Ч заключил он, Ч вы вспомните то, о чем я вам сказал, вы останетесь живы и
мы вас амнистируем.
Несмотря на страшную головную боль, я кивнул, выражая согласие. Больше я н
икогда его не видел.
Владимирская тюрьма как ме
сто содержания наиболее опасных для режима нежелательных свидетелей
Меня сразу же перевели в Лефортовскую тюрьму и через два дня разрешили с
видание с женой и младшим братом Константином. Наконец-то я дал волю слез
ам, а они, как могли, утешали меня. Известие, что я буду находиться во Владим
ирской тюрьме, вызвало скрытую радость: в этом городе жила младшая сестр
а жены, ее муж Александр Комельков был ответственным сотрудником аппара
та МВД Владимирской области, заместителем начальника ГАИ. Они жили в том
же доме, где и все тюремное начальство, включая старших надзирателей. Со в
семи своими соседями Комельков и его жена были в отличных отношениях. Вс
коре на летние каникулы во Владимир приехал мой младший сын Анатолий. Та
м он подружился с Юрием, мальчиком своего возраста, сыном начальника Вла
димирской тюрьмы полковника Козика. С ними в компании была Ольга, дочка з
аместителя Козика, жившего по соседству.
Жене повезло, что ее не арестовали, когда я находился под следствием, как ж
ен других должностных лиц, проходивших по делу Берии. Она предусмотрител
ьно прервала знакомства с бывшими сослуживцами. Что касается наших друз
ей, не связанных с органами, то они очень поддерживали нас, особенно Мариа
нна Ярославская. Ее отец Емельян Ярославский был секретарем ЦК партии с
1920-х по 1940-е годы. Неформально Ярославский считался идеологом партии. Я поз
накомился с ним и его обаятельной женой Ч старой революционеркой в 1943 го
ду, когда получил дачу рядом с его домом. Знакомство с Ярославскими сыгра
ло большую роль в моей жизни и помогло семье выстоять. Через Марианну жен
а завела друзей среди скульпторов, художников, писателей. После смерти Я
рославского я оказывал внимание его семье и вдове Клавдии Ивановне Кирс
ановой. Она, в свою очередь, познакомила меня с секретарем ЦК партии Кузне
цовым, поддерживавшим меня в конфликте с Абакумовым. Анна Цуканова, пере
веденная Сусловым после падения Маленкова из ЦК на должность заместите
ля министра культуры РСФСР по кадрам, оказывала нам очень большую мораль
ную поддержку и помощь. Именно Анна посоветовала жене делать вид, что она
не знает, в чем обвиняют ее мужа. Поэтому ее ходатайства о справедливом ра
ссмотрении моего дела, которые она направляла Хрущеву и Маленкову, всегд
а начинались с уверений в том, что ей неизвестно существо обвинений прот
ив меня. Она сняла копии с моих писем из-за рубежа, в которых я писал ей, что,
несмотря на опасности, меня окружающие, я готов пожертвовать своей жизнь
ю для дела партии и народа. Она посылала эти письма Хрущеву и Маленкову дл
я доказательства того, что под арестом держат человека, всецело преданно
го идеалам партии. Жена собрала от тринадцати моих бывших коллег, из кото
рых пятеро были Героями Советского Союза, отзывы обо мне, заверенные их п
артийными комитетами, и отправила их в прокуратуру и Военную коллегию Ве
рховного суда с просьбой, чтобы этих людей вызвали в качестве свидетелей
по моему делу. Когда я узнал об этом, я понял нерешительность судей и то, по
чему мой следователь Андреев был настроен сочувственно по отношению ко
мне и вопреки правилам уклонился от подписания обвинительного заключе
ния по моему делу.
Два обстоятельства, связанные с делом Берии, определенным образом замед
лили поиски компромата на членов семей арестованных. И хотя невестка Бер
ии, внучка Максима Горького, который в то время был в большом почете, разве
лась с мужем, после того как его вместе с матерью арестовали, а затем сосла
ли, для властей эта родственная связь была крайне неудобна. Второе обсто
ятельство было связано с делом Суханова, начальника секретариата Мален
кова в Президиуме ЦК и Совете Министров, который принимал самое активное
участие в аресте Берии. Высшее руководство было буквально потрясено соо
бщением о том, что Суханов украл из сейфов Берии и его сотрудников золоты
е часы Ч а их было восемь, Ч облигации и крупную сумму денег, включая час
ть премии Берии за руководство работами по созданию атомной бомбы.
В 1956Ч 1958 годах в высших кругах столицы ходили слухи о таинственных кражах,
связанных с арестом Берии, и о том, куда ведут следы этих преступлений. Сей
фы Берии и сотрудников его аппарата были, естественно, сразу после арест
ов вскрыты. По закону полагалось составить подробную опись изъятого. Одн
ако военный прокурор Успенский и Суханов, которым помогал Пузанов (завед
ующий отделом ЦК партии и будущий посол СССР в Болгарии), не составили ник
акой описи.
Жена одного из арестованных сотрудников аппарата Берии, Ордынцева, закл
юченная в тюрьму, а затем освобожденная, но выгнанная с работы и лишенная
средств к существованию, имела список номеров облигаций, принадлежавши
х ее мужу и хранившихся в сейфе у него на работе. Суханов потребовал включ
ить в приговор суда по делу Ордынцева пункт о конфискации имущества. Но п
оскольку тот не являлся сотрудником госбезопасности, не имел воинского
звания и не обвинялся в государственной измене (ему инкриминировали лиш
ь недоносительство о преступных замыслах Берии), суд не включил в пригов
ор пункт о конфискации. Тогда жена Ордынцева начала добиваться через суд
возвращения облигаций. Вначале ее просьбы не получали никакого отклика
, но затем Хрущев распорядился, чтобы Серов разыскал эти облигации. В это в
ремя какая-то женщина предъявила в сберегательной кассе к оплате одну и
з пропавших облигаций, на которую выпал выигрыш. Ее задержали. Она оказал
ась машинисткой, работавшей у Суханова.
Суханов вынужден был сознаться в краже ценностей из сейфов Берии и его п
одчиненных, за что был приговорен к десяти годам тюремного заключения. О
б этом скандале, хотя никаких официальных сообщений не было, говорила вс
я Москва. Он подорвал доверие к следователям, которые занимались делом Б
ерии, и даже интерес к разоблачениям всякого рода грязных интриг, которы
е ему приписывались, начал падать.
Положение моей жены в это время заметно улучшилось. Она научилась шить и
скоро как портниха стала пользоваться популярностью среди новых друзе
й из мира искусства, что приносило ей дополнительный заработок. Она по-пр
ежнему была в состоянии содержать детей и свою мать. МВД попыталось было
отобрать у нас квартиру в центре Москвы, но не смогло сделать это на закон
ных основаниях, поскольку жена была участником войны и получала военную
пенсию. Анна Цуканова поддерживала жену в ее тяжбе с ХОЗУ МВД. Их тактика б
ыла простой: я еще не осужден, нахожусь в тюремной больнице и поэтому не мо
гу быть выписан. Тогда ХОЗУ пошло на резкое повышение квартплаты, но, к сча
стью, жена имела возможность оплатить счета без особых трудностей.
В 1956Ч 1957 годах ей стало ясно, что чистка в органах госбезопасности, жертвам
и которой стали Берия и я, закончилась. Свидетелей, которые слишком много
знали, расстреляли, включая фальсификаторов уголовных дел.
Райхман благодаря вмешательству его жены, имевшей связи в кремлевских в
ерхах, был обвинен только в превышении власти и вскоре амнистирован. Осв
ободили из тюрьмы и Майского. Жена узнала, что Хрущев приказал исключить
из партии и лишить воинских званий около ста генералов и полковников КГБ
Ч МВД в отставке из числа тех, кто в 30-х годах, занимая руководящие должнос
ти, принимал активное участие в репрессиях или же слишком много знал о вн
утрипартийных интригах. В отличие от прошлых лет все эти люди, лишившись
больших пенсий и партийных билетов, тем не менее остались живы Ч их не ра
сстреляли, не посадили в тюрьму. Среди них было двое отличившихся в делах
атомной разведки: генерал-майор Овакимян, координировавший в 1941Ч 1945 года
х работу НКВД в Соединенных Штатах по сбору информации об атомной бомбе,
и мой заместитель Василевский, единственным обвинением против которог
о была его якобы чересчур близкая связь с Берией.
Настроения в Москве явно менялись, и об этом, в частности, говорил тот факт
, что Василевскому удалось восстановиться в партии. Он использовал свои
прошлые связи с Бруно Понтекорво, который в это время находился в Москве
и стал академиком. Понтекорво лично просил Хрущева за своего друга. Васи
левский и Горский, проявившие себя по линии «атомной» разведки, занялись
переводом приключенческих романов с английского и французского. Некот
орые бывшие офицеры госбезопасности Ч при поддержке Ильина, ставшего п
осле реабилитации в 1954 году оргсекретарем московского отделения Союза п
исателей СССР, Ч стали писателями и журналистами. Хотя реабилитация да
вала право на восстановление в прежней должности, практически это оказа
лось невозможным. Но все же людям позволили начать новую жизнь и получит
ь более высокую пенсию.
К счастью, мое пребывание во Владимирской тюрьме совпало с кратким перио
дом либерализации пенитенциарной системы, осуществлявшейся при Хрущев
е. Так, мне было разрешено получать до четырех продуктовых передач ежеме
сячно. И хотя на первых порах я нередко терял сознание и чувствовал сильн
ые головокружения из-за страшных головных болей, силы мало-помалу начал
и ко мне возвращаться. Правда, держали меня в одиночной камере, но все же п
олностью я не был изолирован Ч имел доступ к газетам, мог слушать радио, п
ользоваться тюремной библиотекой.
Владимирская тюрьма была примечательной с многих точек зрения. Построе
нная при Николае II в начале нынешнего столетия, она использовалась как ме
сто заключения наиболее опасных с точки зрения государства преступник
ов, которых властям всегда нужно было иметь под рукой. В сущности, ту же ро
ль Владимирская тюрьма выполняла и при советской власти, и заключенных о
ттуда нередко возили в столицу для дополнительных допросов. По иронии су
дьбы меня поместили во втором корпусе тюрьмы, который до этого я дважды п
осещал для бесед с пленными немецкими генералами, отбывавшими здесь сво
й срок. В то время мне показали оставшуюся незанятой тюремную камеру, в ко
торой сидел будущий герой революции и гражданской войны, один из организ
аторов Красной Армии, Михаил Фрунзе.
В мое время тюрьма состояла из трех главных корпусов, в которых содержал
ось примерно восемьсот заключенных. После 1960 года тюрьму расширили, и теп
ерь в трех перестроенных корпусах могло находиться до тысячи человек. Ре
жим в тюрьме отличался строгостью. Всех поднимали в шесть утра. Еду разно
сили по камерам: скудную пищу передавали через маленькое окошко, прореза
нное в тяжелой металлической двери камеры. Голод был нашим постоянным сп
утником, достаточно было поглядеть в тусклые глаза заключенных, чтобы уб
едиться в этом. На первых порах постель поднималась к стене и запиралась
на замок, так что днем полежать было нельзя. Можно было сидеть на стуле, пр
ивинченном к цементному полу камеры. В день нам разрешалась прогулка от
получаса до сорока пяти минут в так называемом боксе Ч внутреннем двори
ке с высокими стенами, напоминавшем скорее комнату площадью примерно ме
тров двадцать, только без потолка. Присутствие охраны было обязательным
. Для дневного отдыха полагался всего один час после обеда, когда надзира
тель отпирал кровать. Туалета в камере не было Ч его заменяла параша. Каж
дый раз, когда заключенному надо было пойти в уборную, он должен был обращ
аться к надзирателю. (Говорят, что сейчас в камерах Владимирской тюрьмы п
оявились туалеты.) И хотя спать разрешалось с десяти часов вечера, свет го
рел всю ночь.
После нескольких дней заключения я стал замечать сочувственное к себе о
тношение со стороны администрации тюрьмы. Меня перевели из одиночной ка
меры в тюремную больницу, где давали стакан молока в день и, что было куда
важнее для меня, разрешали лежать в кровати днем столько времени, скольк
о я хотел.
Довольно скоро я обнаружил, что в тюрьме было немало людей, хорошо мне изв
естных. Например, Мунтерс, вскоре освобожденный бывший министр иностран
ных дел Латвии. В 1940 году, после переворота в Латвии, я отвез его в Воронеж, гд
е он стал работать преподавателем в местном университете. Или Шульгин, з
а которым разведка НКВД охотилась за границей лет двадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73