Это развязало ему руки для подтасовки материалов
против Абакумова с тем, чтобы, устранив его, свободно раскручивать дело о
«заговоре врачей» и участвующих в нем руководящих работников МГБ Ч евр
еев по национальности.
Рюминские следователи потребовали от Абакумова назвать членов своего
кабинета министров, который он якобы предполагал создать после свержен
ия Сталина. Его также обвинили в сокрытии предательских замыслов жены Мо
лотова Полины Жемчужиной, в частности ее контактов с израильским полити
ческим деятелем Голдой Мейер.
Абакумов яростно отрицал свою вину, доказывая, что не скрывал никаких ма
териалов о «заговоре врачей» и тем более не являлся его руководителем ил
и вдохновителем и не привлекал к «заговору» подчиненных сотрудников-ев
реев из Министерства госбезопасности. Он продолжал полностью отрицать
предъявлявшиеся ему обвинения даже под пытками, «признания» от него так
и не добились. Таким образом, дело о «заговоре» в Министерстве госбезопа
сности зависело от признании полковника Шварцмана, журналиста по профе
ссии. Работая в Следственной части, он, как правило, сам не занимался допро
сами, а в основном редактировал фальсифицированные показания, вырванны
е у заключенных. Когда Сталин распорядился арестовать начальника Следс
твенной части Леонова и его заместителей, одним из арестованных оказалс
я и Шварцман, еврей по национальности. Он показал, что является помощнико
м Абакумова по сионистской террористической организации, куда входили
все высшие офицеры МГБ. На допросе он «признался», что якобы получил от Аб
акумова задание создать в Министерстве госбезопасности группу евреев-
заговорщиков для разработки террористических акций против членов прав
ительства.
Шварцман также «признался», что, будучи гомосексуалистом, находился в ин
тимных отношениях с Абакумовым, его сыном и послом Великобритании в Моск
ве. Свои гомосексуальные контакты с американскими агентами-двойниками
Гавриловым и Лаврентьевым он, по его словам, использовал для того, чтобы ч
ерез этих внедренных в посольство США людей получать инструкции и прика
зы для еврейских заговорщиков.
Шварцман хорошо знал, как работает машина следствия, и, чтобы доказать св
ое сотрудничество, выдвигал против должностных лиц еврейской национал
ьности одно обвинение за другим. В то же самое время он выдумывал самые не
вероятные истории вроде такой: к террористической деятельности ему пом
огали «родственники», «сионисты». Он также рассказал следователям, что с
пал с падчерицей и в то же время имел гомосексуальные отношения с сыном. О
н добивался, чтобы его направили на психиатрическую экспертизу, Ч и так
ое предложение внес заместитель военного прокурора полковник Успенски
й. Когда о выдвинутых Шварцманом обвинениях против тридцати сотруднико
в Министерства госбезопасности еврейской национальности, занимавшихс
я терроризмом, доложили Сталину, он заявил Игнатьеву и Рюмину: «Вы оба дур
аки. Этот подонок просто тянет время. Никакой экспертизы. Немедленно аре
стовать всю группу». (Об этом мне рассказывал Людвигов, когда мы оба наход
ились в тюрьме.)
По распоряжению Сталина были арестованы все евреи Ч ответственные сот
рудники центрального аппарата Министерства госбезопасности, а также «
ряд руководящих работников нееврейского происхождения». Так оказались
за решеткой Эйтингон, Райхман, заместители министра госбезопасности ге
нерал-лейтенанты Питовранов и Селивановский. Арестовали и полковника в
отставке Маклярского, ставшего к тому времени весьма известным кинодра
матургом, специализировавшимся на сценариях из жизни разведчиков: Швар
цман в своих показаниях упомянул и его. Был брошен в тюрьму и сын первого г
лавы советского государства Свердлова полковник Андрей Свердлов.
Вместе с этими людьми также были арестованы и их непосредственные подчи
ненные, по национальности русские. В МГБ и Следственной части появились
новые лица из партийных органов. Они, как правило, отличались полной неко
мпетентностью. На волне набиравшей силу антисемитской кампании и истер
ии руководство Следственной части по особо важным делам МГБ было усилен
о в 1951Ч 1953 годах по специальным решениям ЦК КПСС Коняхиным и Месяцевым. Пос
ледний имел большой опыт работы в годы войны в качестве начальника следс
твенного отдела во фронтовых органах военной контрразведки (СМЕРШ). В 60Ч
70-х годах он стал председателем Гостелерадио СССР, затем послом в Австрал
ии.
Люди из ЦК руководили Следственной частью, иногда участвуя в допросах, в
споминал бывший начальник группы учета и регистрации Следственной час
ти, полковник, позднее известный писатель Ананьин.
Подследственных зверски избивали, помещали в камеры-карцеры со специал
ьным охлаждением, почти постоянно держали в наручниках и кандалах, а неж
елательные протоколы допросов и постановлений уничтожались.
Из всех арестованных «заговорщиков в МГБ» только Абакумов, Эйтингон, Пит
овранов и Матусов ни в чем не признали себя виновными.
Арестованные Рюминым врачи-евреи, находившиеся под следствием, обвинял
ись в том, что выполняли задания Абакумова. Приписывавшиеся участникам «
заговора врачей» преступления казались мне невероятными. Один из этих «
террористов», профессор Александр Фельдман, лечил всю нашу семью, пользо
вался нашим полным доверием, и я всегда поздравлял его с праздниками и по
сылал ему цветы.
По сценарию Рюмина в роли связного между врачами и «заговорщиками в МГБ»
должна была выступать сестра Эйтингона Соня, которая якобы поддерживал
а связь между учеными-медиками и братом, планировавшим убийство руковод
ителей страны.
Об арестах публично не сообщалось, и я не сразу осознал, какие масштабы пр
иняла эта чистка в МГБ. Серьезность угрозы я почувствовал, предприняв по
пытку связаться с полковником Шубняковым, генералом Утехиным, заместит
елями начальника Главного контрразведывательного управления. Попытка
оказалась безуспешной, хотя мне в тот момент срочно требовалась справка
-проверка на одного важного агента. Сведения, которые были мне нужны, могл
и дать только они, а Шубняков и Утехин как в воду канули. Между тем никто не
хотел внятно объяснить, куда они подевались, хотя по своему служебному п
оложению (начальник Специального бюро по разведке и диверсиям) и званию (
генерал-лейтенант) я имел на это право. Возмущенный, я позвонил Питоврано
ву, заместителю министра, их непосредственному начальнику, но оказалось
, что и с ним нельзя связаться: он таинственно исчез. Тут до меня дошло, что п
овторяется то же самое, что было в период массовых арестов в послевоенны
е годы. И Шубняков, и Питовранов, и Утехин к тому времени уже находились в Л
ефортовской тюрьме.
В 1951 году, когда арестовали Абакумова, мне позвонил Рюмин, которого только
что назначили начальником Следственной части МГБ. Он заявил, что в его ра
споряжении имеются серьезные компрометирующие материалы на Эйтингона
и его сестру. Эйтингон в тот момент находился в трехмесячной командировк
е в Литве. Я попросил, чтобы мне принесли эти материалы: я хотел с ними личн
о ознакомиться. Через час появился Рюмин с тощим досье. Против Эйтингона
не было никаких данных, но против Сони были выдержки из агентурных сообщ
ений, будто она отказывала в медицинской помощи русским, а лечила и консу
льтировала только евреев. Я заявил Рюмину, что меня это совершенно не убе
ждает и Эйтингон в моих глазах по-прежнему остается надежным и заслужив
ающим доверия ответственным сотрудником органов безопасности. Рюмин в
озразил:
Ч А вот Центральный Комитет нашел эти данные вполне убедительными. Ч И
тут же, выхватив папку из моих рук, с гневным видом удалился.
Ситуация, сложившаяся в Министерстве госбезопасности, была запутанной
и крайне неопределенной. Министр Абакумов находился под арестом в «Матр
осской тишине». Однако его место оставалось вакантным Ч преемника не на
значали. Когда я позвонил заместителю министра Огольцову с тем, чтобы об
судить с ним положение с сестрой Эйтингона, он ответил:
Ч Это дело политическое, и рассматривать его можно лишь в ЦК.
По его словам, пока не будет назначен новый министр, он не будет подписыва
ть никаких бумаг или давать какие-либо приказы.
После разговора с Огольцовым мне осталось только одно: позвонить Игнать
еву, тогдашнему секретарю ЦК партии, курировавшему работу МГБЧ МВД. Он б
ыл членом созданной Сталиным комиссии ЦК по реорганизации министерств
а после ареста Абакумова. Меня уже вызывали на одно заседание, и я, признаю
сь, критиковал руководство министерства за ошибки в проведении разведы
вательных и контрразведывательных операций за границей, а также в Запад
ной Украине и Средней Азии. Игнатьев тогда сказал, что готов, если потребу
ется, обсудить со мной тот или иной неотложный вопрос. Когда я позвонил ем
у, он, казалось, с радостью согласился принять меня в ЦК на Старой площади.
Встретившись с ним, я сказал, что обеспокоен попытками оклеветать Эйтинг
она и его сестру, приписав им националистические взгляды. Игнатьев вызва
л в кабинет Рюмина с материалами на Эйтингона и его сестру. В моем присутс
твии Рюмин, открыв папку, начал зачитывать крайне невразумительные пока
зания против Эйтингона и его сестры, в которых утверждалось, что они оба п
роявляют враждебность по отношению к советскому государству. На сей раз
агентурные сведения, что Соня отказывалась лечить русских, даже не были
упомянуты.
Ч Как члены партии мы обязаны, Ч сказал я, Ч оценивать людей не по слуха
м, а по их делам. Вот работа Эйтингона: организатор акции по устранению Тро
цкого в Мексике, создатель успешно действовавшей агентурной сети за гра
ницей, наконец, он является одной из ключевых фигур в обеспечении нашей с
траны секретной информацией об атомном оружии.
Рюмин молчал. Игнатьев прервал меня:
Ч Давайте оставим Эйтингона и его семью в покое. После встречи с Игнатье
вым у меня отлегло от сердца: я подумал, что с Эйтингоном и его сестрой нич
его плохого не произойдет.
Примерно месяц спустя Игнатьева назначили министром госбезопасности.
А в октябре 1951 года именно по его прямому указанию Эйтингон был арестован,
когда возвратился в Москву из Литвы, где ему удалось обезвредить руковод
ство антисоветской подпольной организации. Его падчерица Зоя Зарубина
сообщила мне, что Эйтингона арестовали на ее глазах в аэропорту Внуково.
Арест Эйтингона положил конец службе Зои Зарубиной в органах нашей разв
едки. Она успешно работала с материалами по атомному оружию, на Ялтинско
й и Потсдамской конференциях, но вынуждена была уйти из органов после ег
о ареста. Прекрасное знание английского языка помогло ей стать одним из
ведущих преподавателей Института иностранных языков, а позднее она рук
оводила подготовкой переводчиков для Организации Объединенных Наций. 3.
Зарубина и сейчас прекрасный лектор, общественный деятель, участник мно
гих международных конференций.
Через несколько дней после ареста Эйтингона мне представилась возможн
ость встретиться с Игнатьевым на совещании руководящего состава минис
терства. Отведя меня в сторону, он с упреком произнес:
Ч Вы ошибались насчет Эйтингона. Что вы сейчас о нем думаете?
До сих пор помню свой ответ:
Ч Моя оценка базируется на конкретных результатах работы людей и на ли
нии партии.
Здесь я должен немного остановиться на своих иллюзиях. Я всегда рассматр
ивал «дело врачей» и «сионистский заговор» как чистейший вымысел, распр
остранявшийся такими преступниками, как Рюмин, которые затем докладыва
ли о «результатах» следствия некомпетентным людям вроде Игнатьева. Вся
кий раз, встречаясь с Игнатьевым, я поражался, насколько этот человек нек
омпетентен. Каждое агентурное сообщение воспринималось им как открыти
е Америки. Его можно было убедить в чем угодно: стоило ему прочесть любой д
окумент, как он тут же подпадал под влияние прочитанного, не стараясь пер
епроверить факты.
Игнатьев совершенно не подходил для порученной ему работы. Как-то раз, пр
оводя утром совещание по оперативным вопросам у себя в кабинете, на кото
ром присутствовало более десяти человек, он вдруг впал в настоящую истер
ику из-за телефонного звонка генерала Блохина, начальника комендатуры М
ГБ. Помню, как он буквально прокричал в телефон:
Вы обязаны действовать по закону. Никто не давал вам права втягивать мен
я в ваши дела!
Повесив трубку, он пояснил:
Ч Не выношу этих звонков Блохина. Вечно просит, чтобы я подписывал прика
зы о приведении в исполнение смертных приговоров. Говорит, что существуе
т на этот счет инструкция. Почему я должен иметь ко всему этому какое-то о
тношение и подписывать эти бумаги?! Есть Верховный суд, пусть Блохин дейс
твует по закону.
Никто не ответил. В кабинете повисло неловкое молчание.
Игнатьев легко заводил уголовные дела против ни в чем не повинных людей.
Позже я понял, что он действовал не по собственной инициативе, а выполнял
приказы, полученные свыше от Сталина, Маленкова и других.
Когда ТАСС объявил о том, что широко известные в стране врачи и ученые-мед
ики обвиняются в организации сионистского заговора с целью убийства Ст
алина и всего Политбюро путем неправильного лечения, я счел это провокац
ией, продолжением ранее начатой антисемитской кампании. Когда ко мне поп
али материалы с обвинениями против Эйтингона, я узнал, что он якобы обуча
л врачей-заговорщиков ведению террористических действий против Стали
на и членов советского правительства. В этой связи, говорилось в обвинит
ельном заключении, Эйтингон держал у себя в кабинете мины, взрывные устр
ойства, закамуфлированные под обычные электроприборы. Между тем все пре
красно знали, что это были образцы оперативной техники, постоянно находи
вшейся в нашем распоряжении.
В те дни Москва была буквально наводнена слухами, один страшнее другого:
еврейские врачи и фармацевты пытаются травить простых советских людей.
Поговаривали и о возможных погромах. Меня охватило беспокойство, когда д
ети Ч им тогда было десять и двенадцать лет, Ч вернувшись из школы, расс
казали нам об этих слухах. Жена и я оказались в весьма трудном положении: д
етям высокопоставленных сотрудников органов госбезопасности было кра
йне рискованно выступать против наглых антисемитских высказываний, по
скольку любой спор просто привлек бы внимание к ним и их родителям. Это на
верняка стало бы известно «наверху» Ч партийным органам, державшим под
контролем все сферы общественной жизни. Наши дети ходили в школу вместе
с детьми Маленкова и Кагановича Ч это значило, что школа была под постоя
нным наблюдением. Наши дети не могли даже позволить себе сказать, что Лен
ин и Сталин всегда были против проявлений антисемитизма, поскольку тако
го рода высказывание было бы немедленно истолковано совсем в ином духе и
до неузнаваемости искажено.
Жена и я посоветовали сыновьям говорить, что нужно быть особенно бдитель
ными, нельзя распространять слухи, которые являются провокацией. Нам все
м приходилось тогда придерживаться официальной версии в изложении соб
ытий, которую давала газета «Правда», а в ней не было и намека на погромы. А
распространение слухов Ч это игра с огнем, опасная в особенности потому
, что она на руку врагам народа. Другое дело Ч чувство негодования по отно
шению к предателям и конкретным террористам, учили мы своих детей. Интер
есно, думал я, как они скажут это на пионерском сборе? Вскоре после этого р
азговора позвонил директор школы и поблагодарил за прекрасное воспита
ние детей. По его словам, он находился в довольно трудном положении: ведь в
школе училось немало еврейских детей. Директор сказал жене: выступление
ваших детей на пионерском сборе, что распространение слухов является пр
овокацией, вызвало одобрительный гул и разрядило напряженную обстанов
ку.
Постепенно кампания, раздувавшаяся вокруг «сионистского заговора», ст
ала явно выходить из-под контроля ее организаторов. Рюмин и Игнатьев под
держали обвинения министра государственной безопасности Грузии Рухад
зе в адрес Берии, что он скрывал свое еврейское происхождение и тайно гот
овил заговор против Сталина в Грузии. Было ясно, что Берия первый в сталин
ском списке на уничтожение. К августу 1952 года кончилось так называемое «к
рымское дело», тянувшееся с 1948 года, Ч все арестованные члены Еврейского
антифашистского комитета, кроме Лины Штерн, и бывший заместитель минист
ра иностранных дел Лозовский были расстреляны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
против Абакумова с тем, чтобы, устранив его, свободно раскручивать дело о
«заговоре врачей» и участвующих в нем руководящих работников МГБ Ч евр
еев по национальности.
Рюминские следователи потребовали от Абакумова назвать членов своего
кабинета министров, который он якобы предполагал создать после свержен
ия Сталина. Его также обвинили в сокрытии предательских замыслов жены Мо
лотова Полины Жемчужиной, в частности ее контактов с израильским полити
ческим деятелем Голдой Мейер.
Абакумов яростно отрицал свою вину, доказывая, что не скрывал никаких ма
териалов о «заговоре врачей» и тем более не являлся его руководителем ил
и вдохновителем и не привлекал к «заговору» подчиненных сотрудников-ев
реев из Министерства госбезопасности. Он продолжал полностью отрицать
предъявлявшиеся ему обвинения даже под пытками, «признания» от него так
и не добились. Таким образом, дело о «заговоре» в Министерстве госбезопа
сности зависело от признании полковника Шварцмана, журналиста по профе
ссии. Работая в Следственной части, он, как правило, сам не занимался допро
сами, а в основном редактировал фальсифицированные показания, вырванны
е у заключенных. Когда Сталин распорядился арестовать начальника Следс
твенной части Леонова и его заместителей, одним из арестованных оказалс
я и Шварцман, еврей по национальности. Он показал, что является помощнико
м Абакумова по сионистской террористической организации, куда входили
все высшие офицеры МГБ. На допросе он «признался», что якобы получил от Аб
акумова задание создать в Министерстве госбезопасности группу евреев-
заговорщиков для разработки террористических акций против членов прав
ительства.
Шварцман также «признался», что, будучи гомосексуалистом, находился в ин
тимных отношениях с Абакумовым, его сыном и послом Великобритании в Моск
ве. Свои гомосексуальные контакты с американскими агентами-двойниками
Гавриловым и Лаврентьевым он, по его словам, использовал для того, чтобы ч
ерез этих внедренных в посольство США людей получать инструкции и прика
зы для еврейских заговорщиков.
Шварцман хорошо знал, как работает машина следствия, и, чтобы доказать св
ое сотрудничество, выдвигал против должностных лиц еврейской национал
ьности одно обвинение за другим. В то же самое время он выдумывал самые не
вероятные истории вроде такой: к террористической деятельности ему пом
огали «родственники», «сионисты». Он также рассказал следователям, что с
пал с падчерицей и в то же время имел гомосексуальные отношения с сыном. О
н добивался, чтобы его направили на психиатрическую экспертизу, Ч и так
ое предложение внес заместитель военного прокурора полковник Успенски
й. Когда о выдвинутых Шварцманом обвинениях против тридцати сотруднико
в Министерства госбезопасности еврейской национальности, занимавшихс
я терроризмом, доложили Сталину, он заявил Игнатьеву и Рюмину: «Вы оба дур
аки. Этот подонок просто тянет время. Никакой экспертизы. Немедленно аре
стовать всю группу». (Об этом мне рассказывал Людвигов, когда мы оба наход
ились в тюрьме.)
По распоряжению Сталина были арестованы все евреи Ч ответственные сот
рудники центрального аппарата Министерства госбезопасности, а также «
ряд руководящих работников нееврейского происхождения». Так оказались
за решеткой Эйтингон, Райхман, заместители министра госбезопасности ге
нерал-лейтенанты Питовранов и Селивановский. Арестовали и полковника в
отставке Маклярского, ставшего к тому времени весьма известным кинодра
матургом, специализировавшимся на сценариях из жизни разведчиков: Швар
цман в своих показаниях упомянул и его. Был брошен в тюрьму и сын первого г
лавы советского государства Свердлова полковник Андрей Свердлов.
Вместе с этими людьми также были арестованы и их непосредственные подчи
ненные, по национальности русские. В МГБ и Следственной части появились
новые лица из партийных органов. Они, как правило, отличались полной неко
мпетентностью. На волне набиравшей силу антисемитской кампании и истер
ии руководство Следственной части по особо важным делам МГБ было усилен
о в 1951Ч 1953 годах по специальным решениям ЦК КПСС Коняхиным и Месяцевым. Пос
ледний имел большой опыт работы в годы войны в качестве начальника следс
твенного отдела во фронтовых органах военной контрразведки (СМЕРШ). В 60Ч
70-х годах он стал председателем Гостелерадио СССР, затем послом в Австрал
ии.
Люди из ЦК руководили Следственной частью, иногда участвуя в допросах, в
споминал бывший начальник группы учета и регистрации Следственной час
ти, полковник, позднее известный писатель Ананьин.
Подследственных зверски избивали, помещали в камеры-карцеры со специал
ьным охлаждением, почти постоянно держали в наручниках и кандалах, а неж
елательные протоколы допросов и постановлений уничтожались.
Из всех арестованных «заговорщиков в МГБ» только Абакумов, Эйтингон, Пит
овранов и Матусов ни в чем не признали себя виновными.
Арестованные Рюминым врачи-евреи, находившиеся под следствием, обвинял
ись в том, что выполняли задания Абакумова. Приписывавшиеся участникам «
заговора врачей» преступления казались мне невероятными. Один из этих «
террористов», профессор Александр Фельдман, лечил всю нашу семью, пользо
вался нашим полным доверием, и я всегда поздравлял его с праздниками и по
сылал ему цветы.
По сценарию Рюмина в роли связного между врачами и «заговорщиками в МГБ»
должна была выступать сестра Эйтингона Соня, которая якобы поддерживал
а связь между учеными-медиками и братом, планировавшим убийство руковод
ителей страны.
Об арестах публично не сообщалось, и я не сразу осознал, какие масштабы пр
иняла эта чистка в МГБ. Серьезность угрозы я почувствовал, предприняв по
пытку связаться с полковником Шубняковым, генералом Утехиным, заместит
елями начальника Главного контрразведывательного управления. Попытка
оказалась безуспешной, хотя мне в тот момент срочно требовалась справка
-проверка на одного важного агента. Сведения, которые были мне нужны, могл
и дать только они, а Шубняков и Утехин как в воду канули. Между тем никто не
хотел внятно объяснить, куда они подевались, хотя по своему служебному п
оложению (начальник Специального бюро по разведке и диверсиям) и званию (
генерал-лейтенант) я имел на это право. Возмущенный, я позвонил Питоврано
ву, заместителю министра, их непосредственному начальнику, но оказалось
, что и с ним нельзя связаться: он таинственно исчез. Тут до меня дошло, что п
овторяется то же самое, что было в период массовых арестов в послевоенны
е годы. И Шубняков, и Питовранов, и Утехин к тому времени уже находились в Л
ефортовской тюрьме.
В 1951 году, когда арестовали Абакумова, мне позвонил Рюмин, которого только
что назначили начальником Следственной части МГБ. Он заявил, что в его ра
споряжении имеются серьезные компрометирующие материалы на Эйтингона
и его сестру. Эйтингон в тот момент находился в трехмесячной командировк
е в Литве. Я попросил, чтобы мне принесли эти материалы: я хотел с ними личн
о ознакомиться. Через час появился Рюмин с тощим досье. Против Эйтингона
не было никаких данных, но против Сони были выдержки из агентурных сообщ
ений, будто она отказывала в медицинской помощи русским, а лечила и консу
льтировала только евреев. Я заявил Рюмину, что меня это совершенно не убе
ждает и Эйтингон в моих глазах по-прежнему остается надежным и заслужив
ающим доверия ответственным сотрудником органов безопасности. Рюмин в
озразил:
Ч А вот Центральный Комитет нашел эти данные вполне убедительными. Ч И
тут же, выхватив папку из моих рук, с гневным видом удалился.
Ситуация, сложившаяся в Министерстве госбезопасности, была запутанной
и крайне неопределенной. Министр Абакумов находился под арестом в «Матр
осской тишине». Однако его место оставалось вакантным Ч преемника не на
значали. Когда я позвонил заместителю министра Огольцову с тем, чтобы об
судить с ним положение с сестрой Эйтингона, он ответил:
Ч Это дело политическое, и рассматривать его можно лишь в ЦК.
По его словам, пока не будет назначен новый министр, он не будет подписыва
ть никаких бумаг или давать какие-либо приказы.
После разговора с Огольцовым мне осталось только одно: позвонить Игнать
еву, тогдашнему секретарю ЦК партии, курировавшему работу МГБЧ МВД. Он б
ыл членом созданной Сталиным комиссии ЦК по реорганизации министерств
а после ареста Абакумова. Меня уже вызывали на одно заседание, и я, признаю
сь, критиковал руководство министерства за ошибки в проведении разведы
вательных и контрразведывательных операций за границей, а также в Запад
ной Украине и Средней Азии. Игнатьев тогда сказал, что готов, если потребу
ется, обсудить со мной тот или иной неотложный вопрос. Когда я позвонил ем
у, он, казалось, с радостью согласился принять меня в ЦК на Старой площади.
Встретившись с ним, я сказал, что обеспокоен попытками оклеветать Эйтинг
она и его сестру, приписав им националистические взгляды. Игнатьев вызва
л в кабинет Рюмина с материалами на Эйтингона и его сестру. В моем присутс
твии Рюмин, открыв папку, начал зачитывать крайне невразумительные пока
зания против Эйтингона и его сестры, в которых утверждалось, что они оба п
роявляют враждебность по отношению к советскому государству. На сей раз
агентурные сведения, что Соня отказывалась лечить русских, даже не были
упомянуты.
Ч Как члены партии мы обязаны, Ч сказал я, Ч оценивать людей не по слуха
м, а по их делам. Вот работа Эйтингона: организатор акции по устранению Тро
цкого в Мексике, создатель успешно действовавшей агентурной сети за гра
ницей, наконец, он является одной из ключевых фигур в обеспечении нашей с
траны секретной информацией об атомном оружии.
Рюмин молчал. Игнатьев прервал меня:
Ч Давайте оставим Эйтингона и его семью в покое. После встречи с Игнатье
вым у меня отлегло от сердца: я подумал, что с Эйтингоном и его сестрой нич
его плохого не произойдет.
Примерно месяц спустя Игнатьева назначили министром госбезопасности.
А в октябре 1951 года именно по его прямому указанию Эйтингон был арестован,
когда возвратился в Москву из Литвы, где ему удалось обезвредить руковод
ство антисоветской подпольной организации. Его падчерица Зоя Зарубина
сообщила мне, что Эйтингона арестовали на ее глазах в аэропорту Внуково.
Арест Эйтингона положил конец службе Зои Зарубиной в органах нашей разв
едки. Она успешно работала с материалами по атомному оружию, на Ялтинско
й и Потсдамской конференциях, но вынуждена была уйти из органов после ег
о ареста. Прекрасное знание английского языка помогло ей стать одним из
ведущих преподавателей Института иностранных языков, а позднее она рук
оводила подготовкой переводчиков для Организации Объединенных Наций. 3.
Зарубина и сейчас прекрасный лектор, общественный деятель, участник мно
гих международных конференций.
Через несколько дней после ареста Эйтингона мне представилась возможн
ость встретиться с Игнатьевым на совещании руководящего состава минис
терства. Отведя меня в сторону, он с упреком произнес:
Ч Вы ошибались насчет Эйтингона. Что вы сейчас о нем думаете?
До сих пор помню свой ответ:
Ч Моя оценка базируется на конкретных результатах работы людей и на ли
нии партии.
Здесь я должен немного остановиться на своих иллюзиях. Я всегда рассматр
ивал «дело врачей» и «сионистский заговор» как чистейший вымысел, распр
остранявшийся такими преступниками, как Рюмин, которые затем докладыва
ли о «результатах» следствия некомпетентным людям вроде Игнатьева. Вся
кий раз, встречаясь с Игнатьевым, я поражался, насколько этот человек нек
омпетентен. Каждое агентурное сообщение воспринималось им как открыти
е Америки. Его можно было убедить в чем угодно: стоило ему прочесть любой д
окумент, как он тут же подпадал под влияние прочитанного, не стараясь пер
епроверить факты.
Игнатьев совершенно не подходил для порученной ему работы. Как-то раз, пр
оводя утром совещание по оперативным вопросам у себя в кабинете, на кото
ром присутствовало более десяти человек, он вдруг впал в настоящую истер
ику из-за телефонного звонка генерала Блохина, начальника комендатуры М
ГБ. Помню, как он буквально прокричал в телефон:
Вы обязаны действовать по закону. Никто не давал вам права втягивать мен
я в ваши дела!
Повесив трубку, он пояснил:
Ч Не выношу этих звонков Блохина. Вечно просит, чтобы я подписывал прика
зы о приведении в исполнение смертных приговоров. Говорит, что существуе
т на этот счет инструкция. Почему я должен иметь ко всему этому какое-то о
тношение и подписывать эти бумаги?! Есть Верховный суд, пусть Блохин дейс
твует по закону.
Никто не ответил. В кабинете повисло неловкое молчание.
Игнатьев легко заводил уголовные дела против ни в чем не повинных людей.
Позже я понял, что он действовал не по собственной инициативе, а выполнял
приказы, полученные свыше от Сталина, Маленкова и других.
Когда ТАСС объявил о том, что широко известные в стране врачи и ученые-мед
ики обвиняются в организации сионистского заговора с целью убийства Ст
алина и всего Политбюро путем неправильного лечения, я счел это провокац
ией, продолжением ранее начатой антисемитской кампании. Когда ко мне поп
али материалы с обвинениями против Эйтингона, я узнал, что он якобы обуча
л врачей-заговорщиков ведению террористических действий против Стали
на и членов советского правительства. В этой связи, говорилось в обвинит
ельном заключении, Эйтингон держал у себя в кабинете мины, взрывные устр
ойства, закамуфлированные под обычные электроприборы. Между тем все пре
красно знали, что это были образцы оперативной техники, постоянно находи
вшейся в нашем распоряжении.
В те дни Москва была буквально наводнена слухами, один страшнее другого:
еврейские врачи и фармацевты пытаются травить простых советских людей.
Поговаривали и о возможных погромах. Меня охватило беспокойство, когда д
ети Ч им тогда было десять и двенадцать лет, Ч вернувшись из школы, расс
казали нам об этих слухах. Жена и я оказались в весьма трудном положении: д
етям высокопоставленных сотрудников органов госбезопасности было кра
йне рискованно выступать против наглых антисемитских высказываний, по
скольку любой спор просто привлек бы внимание к ним и их родителям. Это на
верняка стало бы известно «наверху» Ч партийным органам, державшим под
контролем все сферы общественной жизни. Наши дети ходили в школу вместе
с детьми Маленкова и Кагановича Ч это значило, что школа была под постоя
нным наблюдением. Наши дети не могли даже позволить себе сказать, что Лен
ин и Сталин всегда были против проявлений антисемитизма, поскольку тако
го рода высказывание было бы немедленно истолковано совсем в ином духе и
до неузнаваемости искажено.
Жена и я посоветовали сыновьям говорить, что нужно быть особенно бдитель
ными, нельзя распространять слухи, которые являются провокацией. Нам все
м приходилось тогда придерживаться официальной версии в изложении соб
ытий, которую давала газета «Правда», а в ней не было и намека на погромы. А
распространение слухов Ч это игра с огнем, опасная в особенности потому
, что она на руку врагам народа. Другое дело Ч чувство негодования по отно
шению к предателям и конкретным террористам, учили мы своих детей. Интер
есно, думал я, как они скажут это на пионерском сборе? Вскоре после этого р
азговора позвонил директор школы и поблагодарил за прекрасное воспита
ние детей. По его словам, он находился в довольно трудном положении: ведь в
школе училось немало еврейских детей. Директор сказал жене: выступление
ваших детей на пионерском сборе, что распространение слухов является пр
овокацией, вызвало одобрительный гул и разрядило напряженную обстанов
ку.
Постепенно кампания, раздувавшаяся вокруг «сионистского заговора», ст
ала явно выходить из-под контроля ее организаторов. Рюмин и Игнатьев под
держали обвинения министра государственной безопасности Грузии Рухад
зе в адрес Берии, что он скрывал свое еврейское происхождение и тайно гот
овил заговор против Сталина в Грузии. Было ясно, что Берия первый в сталин
ском списке на уничтожение. К августу 1952 года кончилось так называемое «к
рымское дело», тянувшееся с 1948 года, Ч все арестованные члены Еврейского
антифашистского комитета, кроме Лины Штерн, и бывший заместитель минист
ра иностранных дел Лозовский были расстреляны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73