– Моя дама далеко отсюда, но навряд ли ей понравилось бы…– Вы, чародеи, шуток не понимаете, – рассмеялась Рисса. – Есть один славный человек, его зовут Киблон, с которым мы когда-нибудь станем жить вместе. И все же, госпожа волшебница, жаль, что ты не знала свою матушку. И что она так и не узнала, что ты стала такой важной и могущественной особой.До сего дня я слыхом не слыхивал ни о каком Киблоне, но сейчас задумался не о нем, а о Тамриной матушке. Была ли она такой же, как ее дочь, не желавшей связывать себя ни с каким мужчиной, если он не позволял сесть ему на шею? А еще мне было бы интересно узнать, где обретается загадочная «дама» Джастина.– Не уверена, что это было бы ей интересно, – медленно произнесла Тамра. – Некоторые родители не очень-то заботятся о своих детях.– Это ужасно.«Хотелось бы знать, интересуются ли мои родители моими успехами и неудачами?» – подумал я.– А сам-то ты удосужился послать своим родителям весточку? – спросил Джастин, угадав мои мысли.– Уверен, они и так знают, что у меня все в порядке.Джастин кивнул.– Это не одно и то же, – возразила Тамра. – У тебя есть родители. Корабли из Расора ходят и в Найлан, и порой даже на Край Земли. Сколько времени прошло с нашего отплытия, а? Больше трех лет?Я кивнул.– Ну, насчет весточек тебе решать самому, – с невеселым смешком сказал Джастин. – Об этом не мне судить.Некоторое время на кухне царила тишина: мы жевали и скребли ложками по тарелкам, а снаружи посвистывал, разгоняя дождевые тучки, ветер.После обеда Рисса вымыла посуду и, оставив нас втроем, ускользнула с кухни, заявив, что «чародейские разговоры ее не касаются». Само собой, она прекрасно слушала все эти разговоры, сидя за вязаньем в соседней комнате, у полуоткрытой двери.– Леррис, – обратилась ко мне Тамра, – ты выяснил, откуда тот белый колдун узнал, как делать ракеты?– Герлис? Нет. – Я потер подбородок. – Но мне не кажется, что в истории с ракетами он вообще сыграл важную роль. Его куда больше интересовала работа с хаосом, и он использовал против нас магию, а не ракеты. Ракеты использовали хидленские солдаты.– То, что на вооружении регулярных войск появились ракеты, очень плохо, – заметил Джастин. – Такого не было со времен Фэрхэвена.– Фэрхэвена? – Тамра подняла брови.– Это прежнее название Фрвена, – пояснил я.– А к чему вообще эта путаница с именами? – фыркнула Тамра. – Что Фрвен, что Фэрхэвен: какая разница, если старые Мастера Хаоса мертвы.– А почему все надолго забыли о ракетах? – спросил одновременно с ней я. – Они просты в изготовлении, а хорошая сталь, похоже, защищает от хаоса.– Это сейчас защищает, – ответил Джастин. – А тогда и гармония, и хаос были гораздо сильнее.– Тем более странно. Почему, когда магия была сильна ракеты использовали, а когда ослабла – прекратили?– Тогда корпуса ракет выковывали из гармонизированного черного железа, секрет создания которого был ведом лишь магам-инженерам. Но с уничтожением Фэрхэвена уровень хаоса и гармонии в мире понизился и производство черного железа для повседневных нужд стало требовать таких усилий, что это грозило полным истощением гармонических ресурсов.Джастин развел руками и, пригубив еще сидра, добавил:– Но вообще-то ты прав, это кажется странным.– Странным?– Тамра, почему бы тебе не заняться лошадьми? – неожиданно сказал он. – Нам с Леррисом надо поговорить наедине.Тамра подняла левую бровь: трюк, который мне так и не удалось освоить.– Хочешь, чтобы я оседлала Роузфут?– Да, если я не явлюсь на конюшню раньше, чем ты кончишь возиться со своей лошадью.Тамра удалилась, так сердито топая сапогами, что я едва не рассмеялся. Хотя я на ее месте, наверное, тоже бы обиделся. Джастин не склонен был раскрываться перед теми, кто, по его мнению, нуждался в нем или мог его использовать. Неужто это свойственно всем старым магам? Не та чтобы мне так уж хотелось сделать Тамру свидетельницей нашего разговора, но, на мой взгляд, Джастин обошелся с ней несправедливо.– Ты знаешь, Леррис, – начал он тоном, за которым слышалось «дядюшка все знает лучше», и я сдержал желание поморщиться.Будь здесь Тамра, она точно бы усмехнулась. Мне чуть ли не стало жаль, что ее нет.– Да?Джастин бросил на меня суровый взгляд и глубоко вздохнул.Это не сработает. Не срабатывало с моим отцом, не сработает и со мной.Я ждал.– Жил некогда на земле один молодой боец. В наши дни его историю нечасто вспоминают в подробностях. Он был знатного рода, но не являлся наследником фамильных титулов и владений, а выгодный брак, намеченный для него родными, показался ему нежелательным. Молодой человек бежал из дому и пережил множество приключений, ныне показавшихся бы странными, но вполне соответствовавших духу того времени. Потом он столкнулся с необходимостью решить, возложит ли он на себя тяжкое бремя ответственности за (во всяком случае, так ему это виделось) спасение всего мира. Близкие призывали его к осторожности, но он не внял их словам и взялся за исполнение великого замысла. Ему сопутствовала удача, и хотя войны, бури и пожары сгубили тысячи и тысячи жизней, его и по сей день считают великим человеком.– Джастин, это мне как будто знакомо.– У меня в запасе еще две истории. Может, дашь мне закончить?Я умолк.– Другой молодой человек любил машины и изделия из металла. Он слышать не хотел о том, чтобы заняться чем-нибудь другим, но сородичи и соотечественники не одобряли его увлечения и в конце концов отправили юношу в изгнание. Вышло так, что там ему удалось осуществить свою заветную мечту. Он начал делать машины, да такие, что дабы завладеть одной из них, некий правитель затеял войну. В конечном счете строитель машин вернулся домой со славой, посрамив тех, кто изгнал его. Но опять же, осуществление его желаний повлекло за собой гибель тысяч людей, а жизнь уцелевших неузнаваемо изменилась.Джастин, надо полагать, ожидал моей реакции, но я лишь кивнул, чтобы он продолжал.– Третий молодой человек понятия не имел, чего он вообще хочет…Должно быть, при этих словах на моей физиономии что-то отразилось, поскольку Джастин усмехнулся.– Не все молоды люди знают, чего они хотят, или, как в твоем случае, чего они не хотят. Так вот, тот юноша оказался втянутым в войну. Для противника это обернулось потерей двух третей войска, но сил у врага хватало, и победа все равно осталась за ним. Спасаясь от преследования победителей, молодой человек оказался в самой засушливой и жаркой пустыне мира. Когда его спасли, он узнал то, что счел высочайшей истиной, и вознамерился донести эту истину до всех, включая своих врагов. В чем преуспел настолько, что люди, знающее, каковы были его деяния, никогда не произносят его имя. Преуспел настолько, что уничтожил могущественнейшую империю и город, являвшийся средоточием мощи.Я молчал.– Вот и все, Леррис. Всего три истории.– Первая – это история Основателей.– Да, Креслина.– А вторая, как мне кажется, Доррина. Правда, я не знал, что его изобретения породили столько страданий.– Воздействие его машин было не столь стремительным, как воздействие бурь Креслина, но, при всей своей постепенности, не менее губительным. Его паровые хаос-машины изменили мир, а в эпоху перемен люди всегда страдают больше, чем в обычные времена.– По-видимому, ты хочешь сказать, что стремление к великим деяниям оборачивается бедой.– Я заметил, что одно и другое частенько ходят рука об руку.– Ну а третий, должно быть, ты сам?Джастин пожал плечами.– Суть не в именах, а в том, что когда творятся великие дела – запланированные ли, нет ли, – страдает весь мир. Поэтому у меня со временем выработалась стойкая неприязнь к великим деяниям.Он саркастически улыбнулся.– Да я и сам до них не охоч.– Может, и не охоч, но ты опаснее всех тех троих. Ты любишь Кристал, ради любви готов сделать что угодно, и упаси нас Ангелы от того, чем это может обернуться.Он встал.– Имей это в виду.– Можешь заночевать здесь, – предложил я.– Нет, – с ухмылкой отозвался он, – нам нужно собираться в дорогу. Особенно Тамре.Я потащился с ним на конюшню, где Тамра удостоила меня почти сердитого взгляда, а Джастина такого же, но без «почти».На что тот не обратил ни малейшего внимания.– Пора ехать, – сказал он.Тамра взглянула на меня и покачала головой.Покачав головой в ответ, я проводил их взглядом и ушел в свою спальню.Лежа в холодной постели и жалея, что рядом нет Кристал, я припомнил высказывания Джастина и Тамры, касавшиеся моих родителей. Послать им письмо и вправду было бы не вредно. В конце концов, сколько ни злись, они мои родители и поступили так, как поступили не со зла, а потому, что считали это наилучшим.На них обижаться не стоит.Чего нельзя сказать об Отшельничьем острове. И о Братстве. XLIVНайлан, Отшельничий остров Человек в желтовато-коричневом мундире кланяется и остается стоять перед резным столом черного дерева. На его широком кожаном поясе слева висит короткий клинок, а справа – лишь кожаный кошель. Там, где подобало бы висеть клинку для левой руки, кожа ремня потерта, но само оружие отсутствует.У дверей, с внутренней стороны, неподвижно застыли двое солдат в таких же желтовато-коричневых мундирах. На плече каждого красуется оранжевый знак солнечной вспышки.– Добро пожаловать, господин Ригнелджио, – седовласый Тэлрин указывает на стул. – Не угодно ли присесть?– Я заглянул совсем ненадолго, – с улыбкой отвечает Ригнелджио, но садится.– Но ты хотел встретиться с нами? – уточняет Хелдра.– Совершенно верно, советник Хелдра, – любезно отзывается посланник, перемещаясь на черном дубовом стуле так, чтобы оказаться лицом ко всем трем членам Совета.Снаружи доносится размеренный шум прибоя. Марис бросает взгляд в сторону открытого окна, затем вновь переводит взгляд на посла Хамора.– В последнее время в Кандаре нарастает нестабильность, и это не может не беспокоить императора…– Как и всех нас, – вставляет Тэлрин.– Понимаю, но, как нам думается, причины, вызывающие беспокойство у нас и у вас, различны.– Вот как? – Хелдра склоняет голову набок.– Есть люди, стремящиеся убедить императора в том, что Отшельничий остров потворствует нарастанию хаоса на материке, ибо видит в этом способ усиления собственной гармонии. Его Величеству хотелось бы верить в то, что подобные обвинения беспочвенны, Отшельничий всецело занят внутренними делами, а все смуты и настроения в Кандаре никак не связаны с Черным островом.Предвидя протесты, Ригнелджио поднимает руку.– Думаю, вы все понимаете, что я всего лишь информирую вас об озабоченности моего монарха.– Господин Ригнелджио, мы вполне понимаем, что ты посланник и говоришь не от своего имени, – спокойно отвечает Тэлрин.Потирая под столом большой палец об указательный, Марис другой рукой поглаживает бородку. Взор его при этом скользит по фигурам одетых в удобные мундиры из светло-коричневого хлопка солдат.– В таком случае вам понятна и моя озабоченность тем, что сказанное мною может быть истолковано неверно.Хелдра и Тэлрин кивают.– Понимание зачастую лишь первый шаг, – произносит Тэлрин чуть ли не грохочущим басом. – Даже когда обе стороны понимают, что происходит, они могут расходиться в оценке значения происходящего.– Ничего не поделаешь, бывает и так. Но это вовсе не обязательно. Порой можно добиться согласования действий, даже не придя к полному взаимопониманию. Император был бы рад любой возможности снизить в Кандаре уровень нежелательного хаоса.– «Нежелательный хаос» – это интересный термин, – замечает Хелдра. – Следует ли отсюда, что хаос может быть и «желательным»?– Возможно, нет. Не исключено, что как раз это поможет нам прийти к пониманию.– Пониманию чего? – голос Хелдры звучит чуть ли не отрешенно.– Ну, вы же маги Черного острова, так что понимание, скорее, по вашей части. Я могу лишь сказать, что император заинтересован в усилении гармонического начала во всем мире, но в первую очередь в Кандаре. Он озабочен сложившейся ситуацией и желает, чтобы вы это знали. На чем позволю себе откланяться. Я ведь говорил, что наведался ненадолго.Посол встает.– Минуточку, господин Ригнелджио, – говорит Хелдра. – Ты донес до нас озабоченность своего монарха, но не сказал, что могло бы способствовать ее смягчению.– Хамор всегда был заинтересован в свободной и беспрепятственной торговле, а хаос порождает всякого рода препоны и ограничения. Однако, – посол кланяется, – я не взял бы на себя смелость рекомендовать вам конкретные меры.– А вот я возьму на себя смелость кое-что сказать по этому поводу, – заявляет Марис, игнорируя протестующий взгляд Тэлрина. – Ты толкуешь о свободной торговле, но нам ведомо, что свобода по-хамориански означает свободу лишь для купцов с Хамора, со множеством ограничений для Отшельничьего или Остры. Ты хочешь сказать, что Хамор намерен превратить Кандар в свою торговую колонию, и предлагаешь нам не вмешиваться?Улыбка на лице Ригнелджио сменяется непроницаемой маской.– Как уже было сказано, мои полномочия сводятся к тому, чтобы довести до Совета озабоченность императора. Позволив себе комментарии, разъяснения и уж тем паче предположения, я вышел бы за пределы дозволенного.– Мы сознаем, что ты не волен в своих словах, и с уважением относимся к твоей миссии, – заявляет Тэлрин и тоже встает. Марис и Хелдра следуют его примеру.– Премного благодарен, – не утратив дипломатической выдержки, отвечает Ригнелджио.Солдаты у дверей вытягиваются по стойке смирно. Посол кланяется и покидает помещение.После ухода Ригнелджио Хелдра снова садится и смотрит на Мариса.– Что, без этого было не обойтись?Торговец подходит к окну и, глядя на Найлан, ворчит:– Я не мастер играть словами.– Ну что ж, разговор состоялся интересный, – размышляет вслух Тэлрин. – Сдается мне, ситуация не совсем обычная. Ригнелджио явно не хотел предъявлять нам ультиматум, но кто-то желает именно этого.– Император? – спрашивает Хелдра.– Просить нас не вмешиваться в дела Кандара – все равно, что позволить Хамору установить полный контроль над торговлей.– Признаться, – гулко басит Тэлрин, – я не уловил даже намека на просьбу. И мне хотелось бы знать, каким способом император надеется достичь желаемого. Ригнелджио чувствовал себя неуютно, а это чревато серьезными проблемами.– Мы не можем допустить, чтобы нами командовали! – резко заявляет Хелдра.– Твоя позиция, твой меч и даже твои бойцы не могут остановить перемены в мире. Равно как и весь флот Хамора.– Мы должны оберегать традиции и вечные ценности, иначе какой вообще смысл в нашем существовании? Неужто наша роль состоит лишь в обеспечении торговли?– Не стоит говорить об этом с пренебрежением, Хелдра, – отзывается Марис. – Разве не торговля позволяет оплачивать счета?– Позиция каждого из вас понятна и заслуживает уважения, – вмешивается Тэлрин. – Но нам стоит помнить о том, что Братство не располагает самой большой в мире постоянной армией, да и наш флот, даже с учетом вооруженных торговых судов, не сравнится с могучим флотом Хамора.– Спору нет, Хамор могуч, но большая часть кораблей императора остается по ту сторону океана, на другом краю мира.– Это не значит, что они останутся там всегда, – бормочет Марис, снова потирая большой палец об указательный.– Не исключено, – кивает Тэлрин.– Торгаши – они торгаши и есть, – ворчит Хелдра себе под нос.Марис и Тэлрин обмениваются взглядами. XLV На четвертое утро после отъезда Джастина и Тамры я снял лубок. Больно не было, но мышцы ослабли. Чтобы нога стала по-настоящему здоровой, требовались время и определенные усилия. Когда я решил закончить-таки многострадальный стол для Верфеля, выяснилось, что клей в горшочке затвердел, и мне пришлось раскалывать массу и крошить комья пестиком в ступке, чтобы развести полученный порошок водой.Когда я, стараясь не хромать, заявился с горшочком порошка на кухню, Рисса, помешивавшая варево из овощей, поморщилась.– Опять этот гадкий, вонючий костный клей, мастер Леррис?– Опять, Рисса. Гадкий, вонючий костный клей.– Обед, мастер Леррис, не должен пахнуть копытами.– Чтобы заработать на обед, Рисса, я должен мастерить мебель. А без клея это невозможно.– Необязательно варить клей на кухне. У тебя есть очаг.– На огне трудно прогреть его равномерно. Плита – совсем другое дело. А что сегодня на обед?Мне подумалось, что этот вопрос ее смягчит.– Тушеная баранина со специями.Я кивнул. Обычно Рисса приправляла варево специями столь щедро, что вкус самого мяса почти не ощущался.– Сегодня на рынке, – продолжила она, – я разговорилась с Верилией. Ты ее не знаешь, она стряпает на Хансиса, который держит лошадей и подводы для грузовых перевозок. У него большой двор у западного тракта, недалеко от мельничной дороги. Так вот, мастер Леррис, не худо бы тебе с этим Хансисом потолковать. Его жена, ее Фрекой звать, по правде-то, Верилия на нее работает, так вот она, то есть не Верилия, ясное дело, а Фрека, любит хорошую мебель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68