— В том, что они почти на смертном одре,— идя с ним в ногу, перебил его Панкрац,— вы глубоко заблуждаетесь! Они еще поживут! Вы и не знаете, что старуха снова ходит, она сама дошла до старика! Так и со стариком будет! И неужто вы полагаете, что их так просто засадить в тюрьму? Они скорее дадут вам вдвое больше, чем жид! Об обещании Йошко вы уже знаете! Кроме того, вы думаете, что им навредите, если, договорившись с жидом, сообщите о них
жандармам? Дорогой мой Краль, вы совершенно забыли, какие у Йошко, да и у Васо, связи! Здесь и генералы, и полиция, судьи, и сам Васо переходит на службу в полицию, а Йошко в городе по пьянке сдружился с одним баном! Ворон ворону глаз не выклюет!
— А труп Ценека в поповском пруду? — Краль какое-то время шел молча, потом заговорил: — Жид столкуется с жупником, осушит пруд, что тогда скажут ваши баны и генералы? Здесь кости, кости! — он возбужденно тыкал рукой в землю.— И эти кости вороны, наверное, не склевали из воды, не растащат ваши баны и генералы и на суше! У нас есть доказательство! — закончил он в сердцах и разозленный пошел дальше.
Панкрац на минуту остановился, окинул взглядом с ног до головы весь черный силуэт Краля, и ему показалось, что видит его как на ладони. Это его не обескуражило, напротив, придало уверенность. Поскольку дома они уже миновали, а об источнике света наверху он не только догадывался, но и знал его происхождение, то позволил себе рассмеяться, а рассмеявшись, сказал надменно и вызывающе:
— Слышал я уже эту историю об осушении пруда! Что, если все-таки вороны склевали труп Ценека? Если его кто-то, не дожидаясь пока Блуменфельд осуществит свои угрозы, уже вытащил из воды и спрятал в другом месте, что тогда? А так оно и есть! В пруду вы найдете только ил да осоку! Вот и улетучились ваши доказательства!
Сверх его ожидания эти слова, а возможно, и смех очень сильно подействовали на Краля; он остановился, может, и рот разинул, и уж явно был смущен.
— Гм! — кашлянул он.— Кто же его мог вытащить?
— Да тот, кто его туда и бросил, тот, кто знает, где его искать!
— Это вы! Правду я сказал, не блох вы тогда стряхивали с одежды!
Тогда он ему ничего такого не сказал, впрочем, сейчас это и не имело значения, у Панкраца было только одно на уме: нужно ковать железо, пока горячо!
— Не все ли равно кто, во всяком случае, не я! — проговорил он живо, но вполне серьезно.— Теперь подумайте, в какое затруднительное положение поставите вы самого себя! Вместо того чтобы подвести под тюрьму Смуджей, вы сами окажетесь в ней за клевету!
Кому от этого будет польза? Блуменфельду, который, правда, завтра-послезавтра даст вам две сотни динаров, а затем пинок под зад, сам выйдет сухим из воды, а вас оставит с носом! Вот чего можно ожидать от Блуменфельда, а что вам светит у Смуджей... ха-ха, вместо всего, что вы уже получили, вместо земли, которую вам предлагает Йошко... Но стоит ли вам об этом говорить! — он заметил, как Краль, до сих пор стоявший на месте, сделал какое-то движение, и ему показалось, что он снова устремляется вперед.— Идите спокойно к жандармам и расскажите о Смуджах, убивших Ценека,— попадете в кутузку и будете сами иметь возможность стряхивать с себя блох!
Панкрац ошибся, Краль не собирался никуда идти, его движение было непроизвольным. Переминаясь с ноги на ногу, он только поудобнее встал, продолжая внимательно его слушать.
— А кто вам сказал, что я иду туда из-за Ценека? — проговорил он вдруг быстро и тут же добавил: — Если вы в этом так уверены, зачем же меня столько уговаривать повернуть обратно и с чего это Йошко будет давать мне землю?
Двойственное чувство овладело Панкрацем, он уже предвкушал успех и теперь был несколько озадачен. Правда, тут же взял себя в руки.
— Зачем? Об этом он вам скажет! А вам здравый ум должен подсказать, что, как бы Смуджи ни чувствовали себя уверенно, им совсем не безразлично, будут ли о них, после того как все уладилось, снова судачить, а их враги, в том числе и Блуменфельд, получат возможность в этой мутной воде вылавливать их клиентов! Опять же и добрая репутация детей, но что мы тянем, Краль! Погода не из приятных, и вы и я промокли! Если вы сами говорите, что к жандармам хотели идти не из-за Ценека, тогда, выходит, пожаловаться на того гнусного солдафона. Я вас, Краль, очень хорошо понимаю и снова вам говорю: я на вашей стороне! Но все это можно сделать по-умному, завтра все мы его, когда протрезвеет, за нанесенное вам оскорбление, заставим извиниться! Договорились? Дайте вашу руку, Краль,— он протянул свою, весь напрягшись в ожидании.
Краль действительно поднял руку, но неожиданно поднес ее к своему носу, громко высморкавшись:
— Это свинья! — процедил он сквозь зубы и уже отчетливо продолжал: — А это, с землей, не ваши ли
адвокатские штучки? Гм, всем известно, что вы учитесь на адвоката.
— Да нет же! Честное слово! — Панкрац торжественно поднял руку и, наконец решившись, вытащил из кармана сотню и зашелестел ею перед самым лицом Краля.— Вот мои последние сто динаров, пусть они станут вашими, если я солгал, что Йошко желает с вами говорить!
— Говорить, гм! — опустив руку, Краль как бы не проявил интереса к деньгам, но горячиться не перестал.— Говорить мы можем до скончания века и...— не закончив, он перескочил на другое: — Что же это за земля, из-за которой я должен батрачить? Гм, скажите-ка мне лучше, кому старики оставляют пашню возле конного завода?
Панкрац удовлетворенно усмехнулся; Краль, очевидно, клюнул на удочку. И наобум, сам точно не зная, сказал:
— Да Васо, а Васо не хочет брать!
— Гм, Васо, видишь ли, не хочет! — Краль хрипло засмеялся и вроде бы повеселел.— А Краль хочет, мать его! Он уже давно положил на нее глаз! М-да, а Васо действительно ее не желает брать? — подозрительно поглядывал он на Панкраца.
— Да не нужна она ему, говорю вам! Не возьмет он ее, в город он переезжает, будет служить в полиции и хочет получить дом...
Краль помолчал. Но успокоиться никак не мог.
— Да если бы и остался, зачем она ему? Достаточно наворовал он нашей крестьянской земли. А я, видите ли, считаю так: если Йошко серьезно об этом думает, то, клянусь головой, до конца дней своих он может быть спокоен и не опасаться Краля, а жид пусть утрется! Гм! — Казалось, он смаковал это сообщение о как бы уже наполовину им полученной земле, но неожиданно воскликнул, явно в раздражении.— Это было бы по совести! За все, что я сделал для ваших, я заслужил в подарок землицу, и пусть не думает этот влах, что по мне только тумаки да палки!
— Конечно, вы совершенно правы, Краль! — осклабился в темноте Панкрац, и голос его зазвучал слащаво.— Земля и справедливость, а не палки, так говорим мы, республиканцы! Ну, кажется, мы договорились и, пока не приедет Йошко, можем все обсудить со старухой, она, наверное, еще не спит!
— Со старухой, гм! — пробормотал Краль, вздрогнув, и голос его стал испуганным.— Да, именно с ней и нужно, всем известно, что у вас никто, даже Йошко, ничего не решают! — И подхваченный под руку Панкрацем, повернул уже обратно, но тут же упрямо вырвал свою руку.— А что это вы меня держите? Мы еще ни о чем не договорились! Идите к черту с вашими адвокатскими штучками, рассказывайте кому другому, что старуха встала на ноги! Еще в полдень лежала, словно чурбан! Это вы меня подготавливаете к тому, что Йошко больше не приедет!
— Да нет же! — задерживал его Панкрац.— Вот еще раз предлагаю вам сотню, если лгу!
— Гм! Сотню вместо земли, понимаю! — воскликнул Краль, вырвался от Панкраца и снова пошел вперед.— Так и уступит этот солдафон землю, когда узнает, что речь идет обо мне!
— Да она не его. Он получает дом в городе!
— Рассказывайте, дом, будто я не слышал, что Йошко его не дает! Врете, все вы врете!
Краль это сказал, уже отойдя от него на несколько шагов, и Панкрацу ничего не оставалось, как последовать за ним. Его уверенность теперь сменилась беспомощностью и бессильной злобой, для которой у него, помимо Краля, была и другая причина. Так шагая, они могли слишком близко подойти к источнику света, который и без того уже был почти рядом. Свет этот, как и предполагал Панкрац, исходил от повозки шваба — владельца кино, которого он приметил, когда тот заворачивал в эту сторону, и теперь опасался, как бы шваб ему не помешал. Неясные очертания его громадного фургона вырисовывались все отчетливее, поэтому Панкрац поспешил к Кралю.
— Да вы плохо расслышали, Краль! — сказал он довольно резко.— Все вы говорите и делаете наоборот! Мы, кажется, уже договорились, так куда же вы идете?
Поначалу ничего, кроме шума дождя, завывания ветра и чавканья по грязи сапог Краля не было слышно. Наконец раздался его добрый голос:
— Домой иду! Не думаете ли вы, что я буду пьяным разговаривать с вашими! Приду завтра, тогда и посмотрим, хе-хе!
Панкрац неслышно сунул сотню в карман, усмехнулся, но тут же заметил:
— Домой! А в какую сторону? Вы что, не знаете, где находитесь и куда вам надо идти? Назад и в обход по дороге! — Тут только он подумал: или Краля просто не интересует, или его внимание еще не привлек свет, который уже можно было различить. Для него самого присутствие здесь фургона шваба все еще оставалось загадкой.— В сапогах вы тут не пройдете, видите, что случилось со швабом, с тем самым, который показывал кино! Наверное, его фургон увяз в грязи и ни с места!
— Гм, какое мне дело до шваба! — Теперь, кажется, и Краль обратил внимание на свет.— Вы меня не учите! Я могу пойти домой и через луг! — Куда он показал, уже нельзя было увидеть, но имел в виду, вероятно, луга, которые, минуя заросли кустарника, вели к котловине, а оттуда уже кратчайшим путем он действительно мог попасть в свой хутор.
— В таком случае, это надо было сделать несколько раньше. Здесь через кустарник не сможете пройти! Для этого вы должны вернуться назад, затем выйти на дорогу, а ее мы уже миновали!
На самом деле, все было не так, в нескольких шагах от них находилась расселина, по которой можно было выйти на луга, ее видно и в темноте. Краль же действительно немного растерялся, он повернулся, подошел поближе к кустарнику и стал всматриваться.
— Где же тут пройдешь? Гм, вы сами не знаете!
— Да вот здесь! — отмерив взглядом расстояние между расселиной и фургоном шваба, Панкрац для безопасности решил Краля провести еще немного вперед.— Вот, здесь можете пройти! Вы действительно идете домой? — ему самому хотелось уже в тепло, и он убеждал себя: куда, если ни домой, мог еще пойти Краль? А Краль, рассматривая расселину, не преминул огрызнуться:
— Куда же еще? Все еще боитесь, гм!
— Чего мне бояться? — решив дойти с ним до луга, усмехнулся Панкрац.— Вы вот все время злитесь, а я знаю, человек вы умный! Значит, вы завтра придете, не так ли? — он все еще стоял на дороге и, чуть поколебавшись, произнес:— Но завтра там не будет Йошко!
— Ну и что! — Краль завис над канавой, находящейся в самом начале расселины, в которой сейчас бурлила дождевая вода.— Будет старуха, а главное, не будет этого влаха! Гм, да пусть бы и был! Мать его...— начав тихо, он распалялся все больше.— Пусть посмеет что-нибудь сказать, по-другому тогда поговорим! Я знаю о всех его махинациях на конном заводе как свои пять пальцев, рассказывал когда-то мне Ценек! Поэтому он должен заткнуться!
— Конечно, должен! — серьезно согласился с ним Панкрац.— А теперь пошли, Краль, вверх или вниз! Нечего здесь разыгрывать комедию перед швабом! Вон он уже стоит у окна!
В осветленном окошке,— остальные были занавешаны,— действительно появился шваб. Теперь свет был у него в руках; он держал лампу и, направив ее в их сторону, очевидно, рассматривал их.
— Ну и пусть! — Луч света выхватил из темноты Краля, и стало видно, как он зыркнул на шваба. И тут же, раздраженный и злой, отвернулся.— Солдафон должен заткнуться, это я вам говорю! Гм, достаточно уже господствовали на нашей земле эти влахи! Краль ему не турецкий подданный, чтобы позволить себя бить, да еще в присутствии шваба, чужестранца! Колотить он может свою бабу, а здесь,— он разгорячился, стал размахивать руками и тыкать себя в грудь,— здесь хорватская крестьянская республика, земля эта хорватская, крестьянская,— он нагнулся и пальцем ткнул в землю.
— Конечно! — нараспев и с едва заметной улыбкой сказал Панкрац. И тут же чуть не покатился со смеху; то ли от возбуждения, то ли просто поскользнулся на краю канавы, Краль, потеряв равновесие, рухнул вниз, растянувшись во всю длину.
IX
— Посветите, посветите! — наклонившись над Кралем, крикнул Панкрац швабу. Воспользовавшись светом, направленным сюда швабом, он помог Кралю выбраться и теперь, еле сдерживая смех, смотрел на него. Лицо Краля, его руки и, конечно, одежда — все было красным, словно он вымазался в крови.
В этом не было ничего удивительного — такой здесь была дорога. Разбитая до основания, глинистая, она и в сушу имела красный цвет, а во время дождей превращалась в кровавое, вязкое месиво, вода, соединившись с глиной, становилась красной и, словно кровь по сосудам, текла по рытвинам и ухабам. И Краль как бы действительно искупался и вымазался в крови; на самом деле, естественно, это была грязь,— не зная, что предпринять, Панкрац усмехнулся:
— В который раз за сегодня, Краль? Сами виноваты! Если бы меня слушали...
— Виноват, мать вашу! — вытирая рукавом плаща лицо, прервал его Краль, рыча и все на свете кляня.— Что же вы не вините государство и общину, они только налоги с нас взимать горазды, а какие дороги взамен оставляют, словно черт их перепахал! Гм! — В свете лампы шваба он выкарабкался из канавы и, поднявшись по расселине на луг, застыл там, высокий и тонкий, темнея как придорожный столб на необъятном темном горизонте.
Панкрац молча поднялся за ним и подумал: не стоило ли воспользоваться этим обстоятельством и, сказав, что ему следует обсушиться и вымыться, уговорить Краля вернуться к Смуджам или все же отпустить его домой? Остановился на последнем варианте. Правда, тогда он не выполнял обещание, данное Йошко и бабке, но были тут и свои преимущества. Завтра, когда Краль протрезвеет, и ему самому, и бабке будет легче разговаривать с ним о том совершенно беспредметном обещании, с помощью которого он сейчас его обманывал. Придя к такому решению, он уже думал, под каким предлогом распрощаться с Кралем, но тут его размышления прервал каркающий, возбужденный возглас шваба:
ОНИ уже шли по лугу, от шваба их частично скрывал и кустарник, было ясно — шваб испугался, что они исчезнут. Но что ему нужно? Пока Панкрац решал, стоит ли откликаться, Краль, до сих пор молчавший и только раз оглянувшийся на Панкраца, вдруг заинтересовался и со злостью сказал:
— Что он гавкает?
— Не обращайте внимания! — презрительно бросил Панкрац.— Вам следует идти вниз по лугу! — Он посмотрел на широкую котловину, с другой стороны тоже закрытую холмами, сейчас по ней стелился туман.— А я пойду назад!
— Катитесь куда хотите! — огрызнулся Краль и то ли нарочно, то ли случайно приблизился к кустарнику и, оказавшись почти рядом, только несколько выше, с фургоном шваба, заорал и на него: — В чем дело? Чего тебе надо? Гм!
Пришлось подойти и Панкрацу. Его предположение подтвердилось, и теперь он только узнал подробности. Фургон шваба застрял в грязи, и поскольку нигде, даже у самого жупника, которого не оказалось дома, он не смог раздобыть лошадей, чтобы с их помощью выбраться из грязи, то и вынужден был дожидаться утра на дороге. Ему, правда, повезло: своих коней он пристроил в конюшне у жупника, тем не менее продолжал нервничать, отчаявшись выбраться отсюда; ему было необходимо попасть в одно достаточно отдаленное место, где завтра должна состояться ярмарка, на которой он надеялся неплохо заработать. И в этой ситуации Панкрац явился перед ним словно бог; он признал в нем, когда тот еще находился на дороге, «молодая господин господ Смуч, у которого она видела кони»; поэтому он покорнейше его просил помочь ему достать лошадей у Смуджей, чтобы он мог сразу же двинуться дальше. Он бы тотчас оделся и, взяв лампу, пошел с ним к Смуджу.
— Как бога вас прошу, молодая господин! — умолял он, чуть не плача.
Его рыжие и вечно взлохмаченные волосы сейчас выглядели так, будто он их окунул в грязь. Впечатление чего-то необычайно яркого усиливала и крикливо-пестрая ночная рубашка. Картинку в окошке дополняла его жена, которая выглянула из-за его спины и, неловко прикрывая голое тело блузкой, пропищала, также умоляя о помощи. От ее писка вся эта сцена показалась Панкрацу уморительно смешной.
Правда, помимо нелепости, он усмотрел здесь и свой интерес — было бы неплохо, не обещая швабу ничего определенного насчет дедовых лошадей, воспользоваться его лампой, чтобы легче было возвращаться назад. В таком случае следовало тут же оставить Краля, а он собирался украдкой немного проследить, действительно ли тот пойдет домой или же надумает вернуться к Смуджам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36