А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Любой ребенок знает, как „играть в песочек“. Поиграйте с песком и вы. Только не пытайтесь при этом чего-нибудь добиться, что-то доказать. Просто играйте, следуйте за своим бессознательным началом».
Я видел, как две женщины из моей группы вернулись в восторге, и решил, что эти игры не для меня. Мысль о том, что мне предстоит «играть в песочек», чтобы заглянуть себе в душу, вызывала у меня искреннее отвращение. На самом деле я просто не мог освободиться от интеллектуальных предрассудков человека, привыкшего судить обо всем свысока, всему давать собственное толкование с позиций многоопытности и начитанности. Нелепо, что нужно испытывать на себе вещи, которые я никогда не воспринимал всерьез.
Войдя туда, где мне предстояло «вновь стать ребенком и дать волю Бессознательному», я кипел. Комната была квадратная, маленькая. Посередине был стол с большим деревянным блюдом – синим внутри, белым снаружи. На нем – слой мелкого песка. Стены сплошь в стеллажах. На полках были самые странные и разнообразные вещи: пластмассовые фигурки, кристаллы, птичьи перья, какие-то железки, нитки, части статуэток, цветные ленты, сухие цветы, камешки, маски, кусочки картона, игральные карты, старые детские туфельки и тысячи других предметов. С потолка свисала большая лампа, освещавшая блюдо так, будто это сцена, на которой вот-вот начнется действие.
– Не представляю, что мне тут делать, – сказал я с апломбом даме, которая меня ждала. – По дороге я подумал, что лучше всего – ничего не трогать. Это, видимо, тоже что-нибудь означает, не так ли?
– Если, по-вашему, так надо, пусть так и будет. Значит, на этом вы закончили игру, – отвечала она с улыбкой: без обиды, без раздражения. Это меня заинтересовало. Ей, видимо, уже доводилось иметь дело с такими заносчивыми петухами, как я, и ей незачем было отвечать уколом на укол. Смешной была не ситуация, смешным был я.
Тогда я сел и попросил объяснить, что от меня требуется. Она вела себя очень тонко и деликатно. Даже когда она говорила, ее присутствие едва ощущалось. Я залюбовался ею. Казалось, что она вот-вот растает в воздухе. Она была рядом, но как-то неуловимо. И тогда я, будто действительно находясь в одиночестве на пляже, принялся выполнять задание. С закрытыми глазами, медитируя, позволяя рукам самостоятельно решать, что делать, я «почувствовал» песок. Потом, открыв глаза (и вслушиваясь в «голос ребенка внутри себя»), я снял с полок и сложил в корзинку: краснокрылого ангела, кусок голубого мрамора, кварцевую пирамидку, старую сосновую шишку, букетик лиловых цветов, маленькую пагоду, радугу, несколько дощечек с рунами. Покосившись на колоду карт Таро, я почувствовал, что меня так и подмывает взять оттуда Факельщика. Я уже протянул за ним руку, но тут женщина сказала: «Лучше, чтобы рука выбрала вслепую». Она попросила меня перетасовать колоду. Закрыв глаза, я наугад вытащил карту, и это оказался мой Факельщик!
Для своей композиции я не использовал и половины отобранного. Я сделал горы и два озера: в одном из них на дне был глаз, другое я изобразил из мрамора. В одном углу блюда была радуга, в другом – лиловые Цветы. Я провел «тропинку» – сначала одним пальцем («я»), потом двумя (я и Анджела). На вершине горы я поставил кварцевую пирамидку; на горную гряду между озерами положил три руны, значения которых я не знал. Сбоку я поместил Факельщика – стоймя, чтобы он возвышался над всей композицией. В третьем углу блюда поставил свечу и прислонил к деревянному краю полуоткрытый спичечный коробок с выдвинутой спичкой. Женщина спросила меня несколько раз, не хочу ли я зажечь свечу. Каждый раз я отвечал ей «нет».
– Если огонь имеет начало, у него будет и конец. А так здесь присутствует как бы приглашение к действию. Так можно убежать от времени, – сказал я.
– И как бы вы это все назвали?
– Вечность, – не задумываясь, ответил я.
– А те три руны на холме – это тотемы? – спросила она.
– Нет. Надгробия.
– Что из них вам больше по душе?
– То, что в центре.
Женщина приготовила кофе на двоих. Мы сидели друг напротив друга, а между нами стояло блюдо с песком. Она задавала мне вопросы, просила объяснить, почему я выбрал тот или иной предмет, прочитала мне выдержки из книг – там, где говорилось о значении разных карт Таро и о рунах, которые я выбрал. Потом минут десять говорила сама – о моих отношениях с раком, о моем стремлении к духовности. Я бы мог, конечно, принять все это как нечто очевидное, банальное – словом, калифорнийское. Но ее слова затронули во мне какую-то струну, о которой я раньше не знал, и струна эта вдруг зазвучала. Когда дошло до «чтения» знаков, оставленных мною на песке, я почувствовал комок в горле, встал, поблагодарил и отправился бродить среди скал.
Вернувшись к себе, я нашел ксерокопии страниц, которые растолковывали значение рун и карты с Факельщиком. Женщина послала мне их с очень милой запиской. «Если тебе выпал Страж Факела, значит, ты получил благословение Божественной исцеляющей силы. Признай, что в твоих руках могущество, способное вновь разжечь потухший было огонь, придать сил твоим близким и друзьям…» – эти слова были на странице из книги о картах Таро. И еще одна страница, о рунах: «Выбранная тобой руна – руна конца и нового начала цикла твоего преображения. Твой выбор указывает на то, что твоя прежняя жизнь исчерпала себя. Отпусти ее, и твоя жизненная энергия сможет освободиться для нового рождения… Подготовься к благоприятной возможности, которая явится тебе под видом потери. Коль попал на глубину, плыви!»
Все вроде бы сходилось. Я уже был знаком с такого рода посланиями, в которых каждый может прочитать то, что хочет. Уверен, попадись мне комментарии к любым другим картам и рунам – тем, которых я не выбирал, – я бы и в них при желании нашел что-нибудь подходящее. И все-таки мне понравились и женщина, и блюдо с песком, и весь наш разговор. Научился ли я чему-то? Да. По крайней мере, я научился не быть таким высокомерным, научился слушать этот голос, трогать время от времени эту струну, чтобы она зазвучала. Отпустить себя, не цепляться за бессмысленные ограничения, которые мы сами бездумно себе навязали и в которых, возможно, кроется причина стольких наших страданий. Мы начертили вокруг себя, своей жизни круг, уверили себя, что он магический и изо всех сил стараемся не выходить из него. Но внутри этого круга мы чувствуем, что обделены, и страдаем от этого.
Почему бы снова не стать ребенком? Не ограничивая себя, ничего не боясь, испытывая ко всему искреннее любопытство; стать свободным, отбросить предрассудки, познавать мир заново.
В последний вечер, закутавшись в большие белые накидки, мы пошли на красивую поляну на обрыве наблюдать закат. Дул сильный ветер, и мы сбились в кучу, прижались друг к другу, чтобы согреться. Вот так мы и вышли на прощальной фотографии – потом она будет ходить по рукам тех, кто приедет в следующую смену, ее будут рассматривать, обсуждать – и я уже знаю, какие слова будут сказаны в этот момент.
Когда Джерри, водитель-актер, приехал за мной, чтобы вернуть обратно в мир, я увез с собой фиолетовое плюшевое сердечко, при помощи которого я мог, когда захочу, «установить контакт» с этими людьми и этим местом. Подумать только, а я чуть было не оставил его там! Оно и теперь со мной, и временами, видя его на книжной полке, я невольно улыбаюсь.
Концерт для клеток
– Учитель йоги, который для тебя подойдет, живет в Сан-Франциско, – написала мне Амрит Штайн, немецкая подруга Анджелы и поклонница всего индийского. Она часто там бывала и вдобавок отлично танцевала «катхак».
Бегать по утрам я больше не мог, и йога представлялась мне неплохой заменой зарядки. Очередные звонки, переписка, и вот у меня снова нити к людям и к местам. Впоследствии я окажусь далеко от йоги, первоначальной моей цели, но, если бы я не пустился на поиски учителя, все сложилось бы совсем по-другому.
Достаточно сделать первый шаг в нужном направлении, все остальное придет само собой. Или почти само собой. Йога так и не стала частью моей жизни, но, Боже мой, сколько произошло после моего первого появления как-то утром в чистеньком сан-францисском квартале. Казалось, из здешних обитателей что-то высосало всю жизнь, а бело-голубые дома их наводили на меня тоску. Есть же люди, обреченные всю жизнь прожить тут!
Я позвонил.
– А, Тициано, – сказал Рамананда, лысый человек лет шестидесяти, одетый в серую футболку и черные шорты.
Он мне понравился, но я сразу же за его улыбкой почувствовал глубокую печаль. У него было красивое чистое лицо, худощавое тело, широкие плечи. А ноги его мне показались тонковатыми и ненадежными. «Крепкий дом на слабом фундаменте», – подумал я. Мы поднялись по узкой лестнице. В доме было что-то вроде коммуны, ученики занимали нижние два этажа, а на третьем жил он, учитель.
Мы уселись на пол. Здесь царил порядок и уют, все здесь умиротворяло… если не считать фотографии Саи Бабы, вставленной за рамку зеркала. Эти самозваные «святые», особенно мультимиллиардеры, вызывают у меня подозрения, а приверженцы их наводят тоску своей слепотою.
Я не хотел смущать его вопросом, почитатель ли он «святого из Пут-тапарти», которому приписывают различные чудеса, включая даже материализацию из воздуха золотого «Ролекса». Вместо этого я попросил его рассказать о себе, а это люди делают охотно.
Рамананда был индийцем, но родился в Танзании в Дар-эс-Саламе, где отец работал учителем. Он-то и дал мальчику первые уроки йоги и с раннего возраста вложил в него истинно индийские идеи и ценности. У отца была эффективная методика: он читал мальчику на память «Бхагавадгиту» и Рамананда должен был следить по книге, не допущена ли ошибка. Рамананде приходилось напрягать внимание, и в итоге он выучил все правила Божественной Песни.
Следуя за отцом, которого часто переводили с места на место, из одного индийского учебного заведения в другое, Рамананда вырос в Африке, в мире, описанном В. С. Найпаулем в книге «Излучина реки». Потом он переехал в Англию, стал учиться машиностроению. Однажды к ним в университет зашел Б. К. С. Айенгар, знаменитый йог, и Рамананда стал его учеником. Рамананда восхищался Айенгаром; он говорил о нем, как о гении. Но когда я спросил, не следует ли мне обратиться к нему, ведь Индия была теперь моим домом, а Айенгар жил там на юге, Рамананда отрезал: «Если хочешь научиться йоге, попросись в ученики к любому, кто улыбается».
Мы поговорили о сложных отношениях между учителем и учеником. О том, как эти отношения в Индии усугубились тем, что ученик должен слепо покориться гуру. Я считал это опасным, ведь иногда учителя, я думал в этот момент о Саи Бабе, испорченные этой абсолютной преданностью, способны уверовать в собственную божественную природу, а ученики превращаются в живые привидения.
Он соглашался. По его словам, эта беспрекословность полезна вначале, чтобы вселить в ученика уверенность и помочь сделать первые шаги, но потом нужно дать ему волю, чтобы он проделал свой путь самостоятельно. «В конце концов главное – не гуру, а метод», – сказал он.
По его мнению, метод Айенгара был самым лучшим, но отношения с наставником не были идеальными. Рамананда заметил, что ученики приходят к нему полные энтузиазма и самоотвержения, но несколько месяцев спустя начинаются конфликты, напряжение. Каждый рвется стать любимцем. «Йога, – добавил он, словно желая развенчать иллюзии, – вовсе не делает людей лучше. Она просто усиливает определяющие черты характера. Если ты вор, то йога прибавит тебе воровской сноровки, а если ты завистлив по природе, станешь еще завистливее».
Он ничего не мифологизировал. Теперь мне не составило труда спросить его, не последователь ли он Саи Бабы. Ни в коей мере, заверил он меня. Портрет ему привез ученик, который недавно побывал в Путтапарти. Если у него, Рамананды, и был гуру, то это Свами Данаянда Сарасвати, преподаватель Веданты, древней индийской религиозной философии. У Свами, кроме ашрама в Индии, был еще один, прямо здесь, в Соединенных Штатах, и Рамананда туда ездил каждый год вести курс йоги.
Рамананда мне нравился. Он не пытался заставить меня ни во что поверить – ни в то, что йога исцеляет от болезней, ни в то, что она открывает путь к сверхъестественным способностям. Например, умению левитировать или становиться невидимым – а ведь еще в пятидесятые годы некоторые занимавшиеся хатха-йогой верили в это. Сам же Рамананда верил в упорство, силу воли, и мне было с ним легко. Я рассказал, что привело меня сюда.
– Значит, рак. Ты боишься?
Я ответил, что не боюсь.
– Мы все умрем. Речь идет о том, чтобы получить удовольствие от путешествия, – заметил он. – Йога может оказать очень большую помощь в том, чтобы сохранить и тело, и душу в хорошей форме, пока ты идешь этой дорогой. Потом, словно желая разрядить напряжение, он рассказал мне историю, с которой он охотно начинал свой курс.
Человек идет к зубному врачу. Тот осматривает его, находит, что зубы в порядке, но видит, как посетитель отправляет в рот кусочек шоколада.
– Если хотите сохранить хорошие зубы еще на сто лет, перестаньте есть шоколад.
– Все, уже перестал, – отвечает тот и отшвыривает плитку шоколада.
– Вот и молодец. Теперь считайте, что еще сто лет у вас будут великолепные зубы, – говорит зубной врач.
Человек выходит на улицу, и тут же его сбивает грузовик. Перед смертью он может сказать: «Пропади этот стоматолог, который помешал насладиться последним куском шоколада в моей жизни!» или: «Слава Богу, что хоть перед смертью я сделал то, что всегда хотел – отказаться от шоколада».
Потом Рамананда добавил:
– На протяжении жизни многое может пойти не так, причем чаще всего это и случается.
Мне показалось, что он имеет в виду себя.
Мы решили приступить к урокам на следующий день. Тем временем Рамананда пригласил меня пообедать с ним, потом мы пили чай и под конец я познакомился с остальными членами коммуны. Среди них был один пожилой индийский господин, пациент Рамананды. После несчастного случая его наполовину парализовало, и Рамананда взялся научить его ходить снова.
– Неужели это возможно? – спросил я, глядя, как бедняга с трудом волочит левую ногу, а левая рука бессильно болтается.
– Конечно. Главное, убедить разум в этой возможности, – сказал Рамананда и пригласил меня присутствовать на занятиях.
Рамананда был строг до жестокости. Он непреклонно заставлял беднягу, страдающего от боли, делать маленькие шажки и постоянно наклоняться, касаясь правой рукой носка левой ноги и наоборот.
После сеанса он рассказал, как Айенгару удалось вылечить двадцатидвухлетнего сына своего друга, который, умирая, взял с него слово поставить юношу на ноги. Тот после аварии передвигался в инвалидной коляске. Айенгар поднял юношу с кресла, велел Рамананде удерживать его в вертикальном положении, а сам встал у больного за спиной и, тыкая тростью ему в спину, начал подталкивать вперед. Он бранил юношу, кричал, осыпал угрозами (ученики решили, что наставник свихнулся) и все толкал его, пока тот мелкими шажками не пересек комнату.
– Я сдержал обещание, – сказал великий учитель и ушел.
– Секрет в освобождении разума от оков научных истин, которые его ограничивают и программируют, – объяснил Рамананда. Он рассчитывал через месяц-другой вернуть старому индийцу радость передвижения без палочки.
Этот день оказался исключительно полезным. Я составил мнение о Рамананде, он мне понравился, но печаль его меня тревожила. И у него тоже сложилось представление обо мне. Причем, как мне показалось, верное представление, потому что на следующий день первый урок он начал с замечания, что я глубоко зажат, непрерывно рассуждаю и взвешиваю, а в таком состоянии о занятии йогой нечего и думать.
Так. Но что же нам делать?
Прежде всего, я должен научиться упражнению на расслабление, с которого надо начинать каждое занятие. Он велел мне лечь на спину с закрытыми глазами, с ладонями, обращенными кверху. «Бог иногда роняет с неба маленькие золотые самородки, не упусти их», – сказал он, и эти самородки я вспоминаю до сих пор, когда ложусь на землю для этого упражнения или просто смотрю на облака. Рамананда учил меня технике релаксации, и это улучшало мое самочувствие.
– Ляг, расслабься, забудь о заботах, расслабь мышцы, распусти затянутые узлы. Дыши глубоко. Почувствуй свое дыхание; прислушивайся к тому, как оно проникает во все твое тело, предплечья, кисти, ноги, как это дыхание очищает, уносит все ненужное, исцеляет. Представь, что твое дыхание выметает из организма все нечистое. Позволь своему телу погрузиться в пол, освободи все органы, представь, что твои почки удобно расположились на полу. Позволь своей плоти соскользнуть с костей, и в уголках твоих глаз зародится глубокая радость. Ты свободен, тебя баюкает на коленях Мать-Земля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71