– А то и взорвете скалу, на которой оно построено.
– Главное – захватить их врасплох на рассвете, – тихо проронила Амери. – Тогда потери могут оказаться минимальными.
– Боишься? – обратился к ней американский абориген. – Мы, к сожалению, на войне. Коли тебе это не по плечу, оставайся с мадам и Клодом.
– Может, тебе и впрямь лучше остаться, ma soeur? note 16 – встревожилась мадам Гудериан.
– Нет! – отрезала Фелиция. – Амери добровольно пошла с нами, и надо использовать ее там, где она нужнее. Мы не должны подвергать себя глупому риску. Вспомните, как дикий кабан чуть не провалил нападение на Финию! На сей раз пусть с нами будет врач.
– Я сделаю все, что в моих силах, – заверила монахиня. – И во всем буду следовать вашему плану.
– Позвольте внести предложение, – вмешался Бэзил. – Я вот все думаю об Эйкене Драме. Нельзя ли выйти с ним на связь еще до прибытия в Мюрию?
Все в недоумении уставились на него.
– Давайте попытаемся установить телепатический контакт отсюда, – объяснил Бэзил. – Поставим парня в известность, пускай поджидает нас. Может, даже стоит рассказать ему про Копье, чтоб он заранее все обмозговал.
Мадам попыталась возразить, но Бэзил перебил ее:
– Знаю, мадам, вы сомневаетесь в своих способностях передавать мысли на большие расстояния и общаться на скрытом канале. Но что, если в качестве посредника такого общения мы задействуем еще одного вашего друга
– Элизабет?
– Гениально! – воскликнул Клод.
– Мадам рассказывала, как перехватила послание Элизабет сразу после прибытия Зеленой Группы в плиоцен. Наверняка теперь эта женщина полностью восстановила свои метафункции и сможет работать… э-э… на сфокусированном пучке, если можно так выразиться. Пусть даже будут помехи…
– Сомневаюсь, – сказала Анжелика. – Мысль Элизабет лишь на мгновение сверкнула в моем мозгу. Все послание я уловить не смогла…
– А я на что, мадам?! – вскинулась Фелиция. – Чтобы привлечь внимание Элизабет, вовсе не надо обращаться к ней на скрытом канале. Достаточно одного крика на верхнем регистре командного канала. Элизабет должна лишь понять, что мы ее вызываем. А там она сама запеленгует и сфокусирует писк мадам до предельной четкости.
Старуха нахмурилась, глядя на юную энтузиастку.
– Но есть и другие достаточно сильные умы, чтобы локализовать телепатический призыв.
– Не выйдет! Об этом я позабочусь! – ликовала Фелиция. – Завтра с утра мы составим график вещания, и я удалюсь на десять-двадцать километров вверх по Северной дороге. Затем мы будем синхронно вещать через заданные интервалы. Умственная речь будет отдаваться эхом, и тану не смогут точно зафиксировать местонахождение этого раздвоенного крика. А метаактивный ум Элизабет, без сомнения, способен вычленить послание мадам на интимном канале.
– А что, может, и получится! – улыбнулась Амери.
– Бедный краснокожий невежда ни черта в ваших речах не понял, – заявил вождь Бурке. – И все же давайте попробуем.
– Ловко закручено, – похвалил Халид. – Учитывая, что мадам с Фелицией
– обе медиумы и могут слиться своими умами… Только бы Эйкену Драму можно было доверить нашу драгоценную петарду.
– Вы с ума сошли! – ужаснулся палеонтолог. – Посвятить его в наш план?
– Ты известный циник, Клод! – посетовала Амери.
– Может, потому, что я слишком долго прожил на этом свете, – вздохнул старик, – а может, именно поэтому так долго и прожил.
– Ну хорошо, Клод, – проговорила мадам, – а Элизабет ты доверяешь?
– Безоговорочно.
– Тогда все просто. Пошли спать, а завтра попытаемся выйти на связь. Если удастся, спросим мнения Элизабет об Эйкене Драме и поступим так, как она нам посоветует. D'accord? note 17 Ее темные глаза вновь обвели круг спутников – все десять членов экспедиции согласно кивнули.
– Решено! – заключил вождь Бурке. – На рассвете составим график вещания и отправим Фелицию. Наденешь доспехи и возьмешь с собой эскорт серых торквесов – Бэзила, Уве и Халида. Если тану станут интересоваться – ты разыскиваешь своего дядюшку Макса среди беженцев. На связь выйдем в полдень. А пока ты удаляешься от лагеря, мадам и мы, грешные, присмотрим на берегу подходящее судно. Герт и Ханси примерно знают, что нам нужно.
– Только не опоздайте, – предупредила их Фелиция. – Да прикупите на ярмарке голубой эмали, а то краска, которой старик Каваи покрыл Копье, уже облезает.
Когда полночная луна поднялась высоко над Роной, вернулся Фитхарн с припасами. Мадам отвела карлика в сторонку и в общих чертах изложила ему план дальнейших действий.
– Завтра к вечеру, – сообщила она, – экспедиция сядет на корабль и поплывет в столицу, а мы с Клодом спрячемся в окрестностях Надвратного Замка и будем ожидать часа, когда намечено нанести двойной удар поработителям-тану. Ты же можешь уходить, друг мой. Выражаю тебе глубокую признательность от имени всех нас и всего освобожденного человечества. Сообщи королю Йочи… о том, что мы собираемся предпринять. И передай ему от меня привет.
Карлик морщился от ее прощального умственного жеста и комкал в руках свою островерхую красную шляпу. Его сознание, столь трудно поддающееся дешифровке даже без умственных экранов, было теперь полностью открыто. Образы, мелькавшие в этой туманной облачности, выражали самые противоречивые чувства.
– Тебя что-то тревожит, – ласково произнесла мадам, видя, как перемешались слова, мысли и чувства Фитхарна – страх, любовь, верность, подозрение, надежда, сомнения, боль. – Что с тобой, мой друг?
– Предупреди своих людей! – выпалил Фитхарн. – Накажи им никому не доверять на чужой стороне! Даже если вам повезет, помните мое предостережение!
Он в последний раз заглянул ей в глаза и растворился во тьме.
8
Леди в золотом торквесе и ее дворецкий склонились над прилавком ювелира, в то время как свита серых и служанок сдерживала напор ярмарочной толпы.
– Вот, кажется, то, что надо, Клавдий, – проговорила дама. – Не великовато оно для меня? Не слишком вульгарно, как, на твой вкус?
Старик в сером торквесе окинул брезгливым взглядом янтарную брошку, которую подмастерье ювелира поднес им на бархатной подушечке.
– В нем жуки! – скривился он.
– Так ведь в том и ценность! – воскликнул ювелир. – Попались прямо во время спаривания сотни миллионов лет назад! Два насекомых, самец и самка, навечно слились в брачном объятии внутри этой геммы! Ну разве не трогательно, миледи?
Та покосилась на дворецкого.
– До слез… Ты не находишь, mon vieux? note 18
– Этот янтарь дошел до нас из глубины веков, его подобрали на диком берегу Черного озера! – рассыпался в похвалах своему изделию ювелир. – Мы, фирвулаги, не смеем собирать янтарь. Мы покупаем его… – он выдержал эффектную паузу, – у ревунов!
– Тана, помилуй нас! – в ужасе прошептала золотая леди. – Так вы и впрямь торгуете с дикарями? Скажи мне, добрый ювелир… что, на ревунов в самом деле так страшно смотреть, как гласит молва?
– Довольно лицезреть одного… – торжественно заверил ее ремесленник,
– чтобы навек лишиться ума!
– Так я и думала! – леди насмешливо посмотрела на своего седовласого слугу.
– Говорят, в этом году ревуны осмелились явиться на юг! – рискнул вставить свое слово подмастерье. – Чувствуете, как кругом неспокойно?
Леди в тревоге замахала руками.
Предводитель ее свиты, детина с лицом цвета дубленой кожи, угрожающе схватился за рукоять меча.
– Эй ты, чучело, не смей пугать мою благородную хозяйку!
– Но Галучол правду говорит, мой храбрый капитан, – поспешно заметил ювелир. – Вы не думайте, настоящие фирвулаги сами не меньше озабочены. Одной Тэ ведомо, что на уме у лесных бесов. Но уж мы будем начеку, чтобы они не затесались в наши ряды во время Великой Битвы.
Женщина вздрогнула.
– Мы берем ваш янтарь, мастер. Меня тронула участь любовников-букашек. Заплати ему, Клавдий.
Дворецкий, ворча, достал из висящей на поясе мошны монету. Затем взгляд его упал на поднос с кольцами, и на лице его появилась загадочная улыбка.
– Пожалуй, мы возьмем и вот эти два кольца. Заверните, пожалуйста.
– Но сэр! – воскликнул фирвулаг. – Известно ли вам, что резные кольца имеют символическое значение?
Из-под белоснежных бровей старика сверкнули холодные зеленые глаза.
– Я сказал, мы берем их! И блудливых букашек тоже заворачивай, да поживей! Мы опаздываем на важную встречу.
– Да-да, я мигом, достойный господин! Ну ты, лоботряс, чего рот разинул, пошевеливайся! – Ювелир низко поклонился мадам Гудериан и подал дворецкому завернутые в мягкую бумагу покупки. – Да сопутствует вам удача, миледи, надеюсь, мои изделия принесут вам счастье.
Старик в сером торквесе рассмеялся. Затем, пожалуй, с излишней для своего статуса фамильярностью взял женщину под руку и сделал знак эскорту сомкнуть строй.
Когда покупатели растворились в толпе, Галучол озадаченно почесал в затылке.
– Может, он для кого другого кольца-то купил?
Ремесленник многозначительно ухмыльнулся.
– Эх ты, святая простота!
Герт просунул рыжую голову в палатку.
– Пожалуйте, мадам. Аккурат на две половинки распилено. И букашек не задели.
– Спасибо, сынок. Об остальном мы с Клодом сами позаботимся. Скоро полдень, так что займите наблюдательные посты на окрестных скалах. При первом же сигнале тревоги я прерву связь.
– Слушаюсь, мадам! – Голова исчезла.
– Вот послание. – Клод подал ей глиняную пластину. – Все слово в слово, только написано моей рукой. Цемент у тебя есть?
Мадам Гудериан склонилась над лежащими на столе кусками янтаря.
– Voila! note 19 – произнесла она наконец. – Один возьмешь ты, другой я, par mesure de securite note 20. Я оставлю себе трогательных влюбленных букашек. Женщине как-то пристойнее быть сентиментальной.
Они внимательно разглядывали послания. Под красновато-золотой прозрачной смолой светились слова, выбитые на глиняных пластинах:
ПЛИОЦЕНОВАЯ ЕВРОПА – ПОД ВЛАСТЬЮ РАСЫ ЗЛОБНЫХ ГУМАНОИДОВ.
РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО, ЗАКРОЙТЕ ВРАТА ВРЕМЕНИ.
ВСЕ ПОСЛЕДУЮЩИЕ ОПРОВЕРЖЕНИЯ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫ.
Анжелика Гудериан, Клод Маевский
– Как думаешь, поверят они нам? – спросила Анжелика.
– Ну, подписи-то сличить проще простого. К тому же, как ты сказала, два свидетельства надежнее одного. Слава Богу, я уже слишком стар, чтобы подозревать меня в мошенничестве.
Они долго молчали, сидя рядышком. В закрытой палатке было очень жарко. Мадам откинула со лба прядь седеющих волос. На виске блеснули капельки пота.
– Все-таки ты дурак, – наконец произнесла она.
– Поляки всегда были падки на властных женщин, ты разве не знала, Анж? Прославленные полководцы, как побитые собачонки, поджимали хвост перед благородным гневом дамы. К тому же я слишком старомоден, чтобы компрометировать себя, спрятавшись на неделю с такой особой, как ты, в паучьей норе, и все это время мысленно распевать «Марсельезу», пока остальная моя амуниция стоит по стойке «смирно!».
– Quel homme! C'est incroyable! note 21
– Только не для поляка! – Клод взглянул на часы. – До полудня пятнадцать секунд. Будь готова, старушка!
Элизабет и Главный Целитель Дионкет склонились над колыбелью черного «торквеса». Чистокровный маленький тану выглядел старше своих трех лет не только из-за длинных конечностей, но и из-за печати страдания на все еще красивом личике.
Малыш был голенький, только чресла прикрыты салфеткой. Водяной матрац поддерживал опухшее тельце с таким удобством, какое только позволяла медицинская технология. Кожа ребенка была темно-красного цвета; пальцы, уши, нос и губы почернели от гиперемии. Шея под маленьким золотым торквесом покрылась волдырями – видимо, ее сожгли какой-то мазью, наложенной в тщетной попытке облегчить страдания. Элизабет проскользнула в разрушающийся детский мозг. Свинцовые веки приподнялись, открыв невероятно расширенные зрачки.
– Если мы снимем торквес, станет только хуже, – сказал Дионкет. – Появятся судороги. Обрати внимание на отмирание нервных связей между мозгом и конечностями, на аномальные цепи, протянувшиеся от торквеса в подкорку, и непонятное воспаление миндалин, сорвавшее все наши попытки снять болевые ощущения. Развитие болевого синдрома типично своей стремительностью – в данном случае воспаление началось пять дней назад. Смерть наступит недели через три.
Элизабет провела рукой по влажным белокурым кудряшкам.
«Лежи смирно, ангелочек мой, дай я погляжу, дай попробую помочь тебе там, где между золотом и твоей обреченной плотью завязался неумолимый узел, где боль скачет по ступенькам туда-сюда, туда-сюда, мой бедненький… Ага! Вижу! Я оборву их, оборву эти связующие нити между высшими и низшими отделами мозга и дам тебе покой и сон, пока они не явятся за тобой, мой маленький страдалец, не в добрый час появившийся на свет.»
Глазенки закрылись. Тельце безвольно обмякло.
«Благодарение Тане, Элизабет, ты сняла боль!»
Упорно отказываясь встречаться с мыслями Дионкета, она отвернулась от кроватки.
– Он все равно умрет. Я не могу его исцелить, в моих силах только принести облегчение перед смертью.
«Но если бы ты осталась, если б захотела попробовать…»
– Нет, мне надо уходить.
«Ты давно могла уйти, но не сделала этого. Сказать, почему ты осталась с нами, несмотря на то, что твой шар ждет тебя в комнате без дверей?»
– Я осталась, чтобы выполнить данное Бреде обещание.
Ни единого проблеска сочувствия, сопереживания не появилось за ее умственным экраном. Но Главный Целитель был стар и знал другие способы читать в душах.
«Ты осталась вопреки изощренному презрению к нам, вопреки своему эгоизму – потому что тебя тронули страдания этих несчастных.»
– Конечно, тронули! Хотя все, что здесь происходит, мне глубоко омерзительно. И я непременно уйду от вас… Ну что, будем тратить время на бессмысленную перепалку или я все же попытаюсь помочь больным детишкам?
«Элизабет, Бреда уже близка к пониманию своего видения, если бы ты помогла ей истолковать…»
– Бреда – паучиха! Потомство Нантусвель предупреждало меня об этом. Те по крайней мере – честные варвары и не скрывают своей враждебности. А Бреда плетет паутину… К дьяволу вашу Бреду! – Оттенок горечи лишь на мгновение прорвался в ее голосе. – Так мы будем продолжать или нет? И, пожалуйста, говорите со мной вслух, Главный Целитель!
Лорд Дионкет вздохнул.
– Жаль. Бреда, как и все мы, пыталась тебя удержать, потому что ты нам очень, очень нужна. Но, видимо, мы не уделили должного внимания твоим нуждам. Прости нас, Элизабет.
– Ладно, – улыбнулась она. – Теперь скажите, какой процент ваших детей подвержен столь страшному недугу.
– Семь процентов. Так называемый синдром «черного торквеса» может проявиться в любом возрасте вплоть до полового созревания, после чего адаптация предположительно находится в гомеостазе. Большинство случаев заболевания падает на возраст до четырех лет. Гибриды вообще не подвержены такому страшному недугу, у них наблюдаются лишь небольшие дисфункции, свойственные чистокровным людям. Но даже если отклонения принимают серьезный характер, их можно всегда устранить путем коррекции. А вот «черным торквесам» мы помочь пока бессильны… или, по крайней мере, были бессильны до настоящего момента. Ты совершила чудо! В глубинной коррекции Галактическое Содружество далеко обогнало нас. Коль скоро ты не согласна остаться, могу я хотя бы надеяться, что до ухода ты облегчишь муки остальных малышей?
«Вот как? Наблюдать за агонией невинных младенцев, с болью в сердце созерцать бессмысленное, неуправляемое, бесполезное зло – за что мне это все, за что им, бедным детям, зачем, кому они нужны, ваши проклятые торквесы?»
«Такова наша судьба, Элизабет, иного пути мы не знаем. А ты, однажды познав активность, смогла бы отвернуться хотя бы от ее подобия?»
Два могущественных «эго», две обнаженные силы столкнулись на миг, прежде чем снова поставить заслоны. Элизабет в своем могуществе продолжала смотреть на него сверху вниз, он же покорно склонился перед ней, готовый уступить во всем и предложить… Что он мог ей предложить? Не больше, чем все остальные, ему подобные.
Элизабет наверняка взорвалась бы, не будь она уверена, что целитель-гуманоид и не думает ею манипулировать. От его щемящей искренности к глазам Элизабет подступили слезы, и она мягко ответила:
– Я не могу принять ваше предложение, Дионкет. Мотивы мои сложны и носят глубоко личный характер, но кое-какие практические соображения я все же выскажу. Потомство Нантусвель не оставляет мысли разделаться со мной даже теперь, когда Бреда наложила вето на план Гомнола скрестить меня с королем. Ныне они озабочены тем, что я могу родить детей от Эйкена Драма или как-то скооперироваться с ним в ходе Великой Битвы. Вы достаточно изучили мою личность, чтобы понять: ни то ни другое для меня неприемлемо. Но потомство думает лишь о своих династических интересах. Сейчас они слишком заняты приготовлениями к Битве, поэтому допекают меня изредка, мимоходом, и все же я нигде не могу спать спокойно, кроме как в комнате без дверей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Главное – захватить их врасплох на рассвете, – тихо проронила Амери. – Тогда потери могут оказаться минимальными.
– Боишься? – обратился к ней американский абориген. – Мы, к сожалению, на войне. Коли тебе это не по плечу, оставайся с мадам и Клодом.
– Может, тебе и впрямь лучше остаться, ma soeur? note 16 – встревожилась мадам Гудериан.
– Нет! – отрезала Фелиция. – Амери добровольно пошла с нами, и надо использовать ее там, где она нужнее. Мы не должны подвергать себя глупому риску. Вспомните, как дикий кабан чуть не провалил нападение на Финию! На сей раз пусть с нами будет врач.
– Я сделаю все, что в моих силах, – заверила монахиня. – И во всем буду следовать вашему плану.
– Позвольте внести предложение, – вмешался Бэзил. – Я вот все думаю об Эйкене Драме. Нельзя ли выйти с ним на связь еще до прибытия в Мюрию?
Все в недоумении уставились на него.
– Давайте попытаемся установить телепатический контакт отсюда, – объяснил Бэзил. – Поставим парня в известность, пускай поджидает нас. Может, даже стоит рассказать ему про Копье, чтоб он заранее все обмозговал.
Мадам попыталась возразить, но Бэзил перебил ее:
– Знаю, мадам, вы сомневаетесь в своих способностях передавать мысли на большие расстояния и общаться на скрытом канале. Но что, если в качестве посредника такого общения мы задействуем еще одного вашего друга
– Элизабет?
– Гениально! – воскликнул Клод.
– Мадам рассказывала, как перехватила послание Элизабет сразу после прибытия Зеленой Группы в плиоцен. Наверняка теперь эта женщина полностью восстановила свои метафункции и сможет работать… э-э… на сфокусированном пучке, если можно так выразиться. Пусть даже будут помехи…
– Сомневаюсь, – сказала Анжелика. – Мысль Элизабет лишь на мгновение сверкнула в моем мозгу. Все послание я уловить не смогла…
– А я на что, мадам?! – вскинулась Фелиция. – Чтобы привлечь внимание Элизабет, вовсе не надо обращаться к ней на скрытом канале. Достаточно одного крика на верхнем регистре командного канала. Элизабет должна лишь понять, что мы ее вызываем. А там она сама запеленгует и сфокусирует писк мадам до предельной четкости.
Старуха нахмурилась, глядя на юную энтузиастку.
– Но есть и другие достаточно сильные умы, чтобы локализовать телепатический призыв.
– Не выйдет! Об этом я позабочусь! – ликовала Фелиция. – Завтра с утра мы составим график вещания, и я удалюсь на десять-двадцать километров вверх по Северной дороге. Затем мы будем синхронно вещать через заданные интервалы. Умственная речь будет отдаваться эхом, и тану не смогут точно зафиксировать местонахождение этого раздвоенного крика. А метаактивный ум Элизабет, без сомнения, способен вычленить послание мадам на интимном канале.
– А что, может, и получится! – улыбнулась Амери.
– Бедный краснокожий невежда ни черта в ваших речах не понял, – заявил вождь Бурке. – И все же давайте попробуем.
– Ловко закручено, – похвалил Халид. – Учитывая, что мадам с Фелицией
– обе медиумы и могут слиться своими умами… Только бы Эйкену Драму можно было доверить нашу драгоценную петарду.
– Вы с ума сошли! – ужаснулся палеонтолог. – Посвятить его в наш план?
– Ты известный циник, Клод! – посетовала Амери.
– Может, потому, что я слишком долго прожил на этом свете, – вздохнул старик, – а может, именно поэтому так долго и прожил.
– Ну хорошо, Клод, – проговорила мадам, – а Элизабет ты доверяешь?
– Безоговорочно.
– Тогда все просто. Пошли спать, а завтра попытаемся выйти на связь. Если удастся, спросим мнения Элизабет об Эйкене Драме и поступим так, как она нам посоветует. D'accord? note 17 Ее темные глаза вновь обвели круг спутников – все десять членов экспедиции согласно кивнули.
– Решено! – заключил вождь Бурке. – На рассвете составим график вещания и отправим Фелицию. Наденешь доспехи и возьмешь с собой эскорт серых торквесов – Бэзила, Уве и Халида. Если тану станут интересоваться – ты разыскиваешь своего дядюшку Макса среди беженцев. На связь выйдем в полдень. А пока ты удаляешься от лагеря, мадам и мы, грешные, присмотрим на берегу подходящее судно. Герт и Ханси примерно знают, что нам нужно.
– Только не опоздайте, – предупредила их Фелиция. – Да прикупите на ярмарке голубой эмали, а то краска, которой старик Каваи покрыл Копье, уже облезает.
Когда полночная луна поднялась высоко над Роной, вернулся Фитхарн с припасами. Мадам отвела карлика в сторонку и в общих чертах изложила ему план дальнейших действий.
– Завтра к вечеру, – сообщила она, – экспедиция сядет на корабль и поплывет в столицу, а мы с Клодом спрячемся в окрестностях Надвратного Замка и будем ожидать часа, когда намечено нанести двойной удар поработителям-тану. Ты же можешь уходить, друг мой. Выражаю тебе глубокую признательность от имени всех нас и всего освобожденного человечества. Сообщи королю Йочи… о том, что мы собираемся предпринять. И передай ему от меня привет.
Карлик морщился от ее прощального умственного жеста и комкал в руках свою островерхую красную шляпу. Его сознание, столь трудно поддающееся дешифровке даже без умственных экранов, было теперь полностью открыто. Образы, мелькавшие в этой туманной облачности, выражали самые противоречивые чувства.
– Тебя что-то тревожит, – ласково произнесла мадам, видя, как перемешались слова, мысли и чувства Фитхарна – страх, любовь, верность, подозрение, надежда, сомнения, боль. – Что с тобой, мой друг?
– Предупреди своих людей! – выпалил Фитхарн. – Накажи им никому не доверять на чужой стороне! Даже если вам повезет, помните мое предостережение!
Он в последний раз заглянул ей в глаза и растворился во тьме.
8
Леди в золотом торквесе и ее дворецкий склонились над прилавком ювелира, в то время как свита серых и служанок сдерживала напор ярмарочной толпы.
– Вот, кажется, то, что надо, Клавдий, – проговорила дама. – Не великовато оно для меня? Не слишком вульгарно, как, на твой вкус?
Старик в сером торквесе окинул брезгливым взглядом янтарную брошку, которую подмастерье ювелира поднес им на бархатной подушечке.
– В нем жуки! – скривился он.
– Так ведь в том и ценность! – воскликнул ювелир. – Попались прямо во время спаривания сотни миллионов лет назад! Два насекомых, самец и самка, навечно слились в брачном объятии внутри этой геммы! Ну разве не трогательно, миледи?
Та покосилась на дворецкого.
– До слез… Ты не находишь, mon vieux? note 18
– Этот янтарь дошел до нас из глубины веков, его подобрали на диком берегу Черного озера! – рассыпался в похвалах своему изделию ювелир. – Мы, фирвулаги, не смеем собирать янтарь. Мы покупаем его… – он выдержал эффектную паузу, – у ревунов!
– Тана, помилуй нас! – в ужасе прошептала золотая леди. – Так вы и впрямь торгуете с дикарями? Скажи мне, добрый ювелир… что, на ревунов в самом деле так страшно смотреть, как гласит молва?
– Довольно лицезреть одного… – торжественно заверил ее ремесленник,
– чтобы навек лишиться ума!
– Так я и думала! – леди насмешливо посмотрела на своего седовласого слугу.
– Говорят, в этом году ревуны осмелились явиться на юг! – рискнул вставить свое слово подмастерье. – Чувствуете, как кругом неспокойно?
Леди в тревоге замахала руками.
Предводитель ее свиты, детина с лицом цвета дубленой кожи, угрожающе схватился за рукоять меча.
– Эй ты, чучело, не смей пугать мою благородную хозяйку!
– Но Галучол правду говорит, мой храбрый капитан, – поспешно заметил ювелир. – Вы не думайте, настоящие фирвулаги сами не меньше озабочены. Одной Тэ ведомо, что на уме у лесных бесов. Но уж мы будем начеку, чтобы они не затесались в наши ряды во время Великой Битвы.
Женщина вздрогнула.
– Мы берем ваш янтарь, мастер. Меня тронула участь любовников-букашек. Заплати ему, Клавдий.
Дворецкий, ворча, достал из висящей на поясе мошны монету. Затем взгляд его упал на поднос с кольцами, и на лице его появилась загадочная улыбка.
– Пожалуй, мы возьмем и вот эти два кольца. Заверните, пожалуйста.
– Но сэр! – воскликнул фирвулаг. – Известно ли вам, что резные кольца имеют символическое значение?
Из-под белоснежных бровей старика сверкнули холодные зеленые глаза.
– Я сказал, мы берем их! И блудливых букашек тоже заворачивай, да поживей! Мы опаздываем на важную встречу.
– Да-да, я мигом, достойный господин! Ну ты, лоботряс, чего рот разинул, пошевеливайся! – Ювелир низко поклонился мадам Гудериан и подал дворецкому завернутые в мягкую бумагу покупки. – Да сопутствует вам удача, миледи, надеюсь, мои изделия принесут вам счастье.
Старик в сером торквесе рассмеялся. Затем, пожалуй, с излишней для своего статуса фамильярностью взял женщину под руку и сделал знак эскорту сомкнуть строй.
Когда покупатели растворились в толпе, Галучол озадаченно почесал в затылке.
– Может, он для кого другого кольца-то купил?
Ремесленник многозначительно ухмыльнулся.
– Эх ты, святая простота!
Герт просунул рыжую голову в палатку.
– Пожалуйте, мадам. Аккурат на две половинки распилено. И букашек не задели.
– Спасибо, сынок. Об остальном мы с Клодом сами позаботимся. Скоро полдень, так что займите наблюдательные посты на окрестных скалах. При первом же сигнале тревоги я прерву связь.
– Слушаюсь, мадам! – Голова исчезла.
– Вот послание. – Клод подал ей глиняную пластину. – Все слово в слово, только написано моей рукой. Цемент у тебя есть?
Мадам Гудериан склонилась над лежащими на столе кусками янтаря.
– Voila! note 19 – произнесла она наконец. – Один возьмешь ты, другой я, par mesure de securite note 20. Я оставлю себе трогательных влюбленных букашек. Женщине как-то пристойнее быть сентиментальной.
Они внимательно разглядывали послания. Под красновато-золотой прозрачной смолой светились слова, выбитые на глиняных пластинах:
ПЛИОЦЕНОВАЯ ЕВРОПА – ПОД ВЛАСТЬЮ РАСЫ ЗЛОБНЫХ ГУМАНОИДОВ.
РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО, ЗАКРОЙТЕ ВРАТА ВРЕМЕНИ.
ВСЕ ПОСЛЕДУЮЩИЕ ОПРОВЕРЖЕНИЯ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫ.
Анжелика Гудериан, Клод Маевский
– Как думаешь, поверят они нам? – спросила Анжелика.
– Ну, подписи-то сличить проще простого. К тому же, как ты сказала, два свидетельства надежнее одного. Слава Богу, я уже слишком стар, чтобы подозревать меня в мошенничестве.
Они долго молчали, сидя рядышком. В закрытой палатке было очень жарко. Мадам откинула со лба прядь седеющих волос. На виске блеснули капельки пота.
– Все-таки ты дурак, – наконец произнесла она.
– Поляки всегда были падки на властных женщин, ты разве не знала, Анж? Прославленные полководцы, как побитые собачонки, поджимали хвост перед благородным гневом дамы. К тому же я слишком старомоден, чтобы компрометировать себя, спрятавшись на неделю с такой особой, как ты, в паучьей норе, и все это время мысленно распевать «Марсельезу», пока остальная моя амуниция стоит по стойке «смирно!».
– Quel homme! C'est incroyable! note 21
– Только не для поляка! – Клод взглянул на часы. – До полудня пятнадцать секунд. Будь готова, старушка!
Элизабет и Главный Целитель Дионкет склонились над колыбелью черного «торквеса». Чистокровный маленький тану выглядел старше своих трех лет не только из-за длинных конечностей, но и из-за печати страдания на все еще красивом личике.
Малыш был голенький, только чресла прикрыты салфеткой. Водяной матрац поддерживал опухшее тельце с таким удобством, какое только позволяла медицинская технология. Кожа ребенка была темно-красного цвета; пальцы, уши, нос и губы почернели от гиперемии. Шея под маленьким золотым торквесом покрылась волдырями – видимо, ее сожгли какой-то мазью, наложенной в тщетной попытке облегчить страдания. Элизабет проскользнула в разрушающийся детский мозг. Свинцовые веки приподнялись, открыв невероятно расширенные зрачки.
– Если мы снимем торквес, станет только хуже, – сказал Дионкет. – Появятся судороги. Обрати внимание на отмирание нервных связей между мозгом и конечностями, на аномальные цепи, протянувшиеся от торквеса в подкорку, и непонятное воспаление миндалин, сорвавшее все наши попытки снять болевые ощущения. Развитие болевого синдрома типично своей стремительностью – в данном случае воспаление началось пять дней назад. Смерть наступит недели через три.
Элизабет провела рукой по влажным белокурым кудряшкам.
«Лежи смирно, ангелочек мой, дай я погляжу, дай попробую помочь тебе там, где между золотом и твоей обреченной плотью завязался неумолимый узел, где боль скачет по ступенькам туда-сюда, туда-сюда, мой бедненький… Ага! Вижу! Я оборву их, оборву эти связующие нити между высшими и низшими отделами мозга и дам тебе покой и сон, пока они не явятся за тобой, мой маленький страдалец, не в добрый час появившийся на свет.»
Глазенки закрылись. Тельце безвольно обмякло.
«Благодарение Тане, Элизабет, ты сняла боль!»
Упорно отказываясь встречаться с мыслями Дионкета, она отвернулась от кроватки.
– Он все равно умрет. Я не могу его исцелить, в моих силах только принести облегчение перед смертью.
«Но если бы ты осталась, если б захотела попробовать…»
– Нет, мне надо уходить.
«Ты давно могла уйти, но не сделала этого. Сказать, почему ты осталась с нами, несмотря на то, что твой шар ждет тебя в комнате без дверей?»
– Я осталась, чтобы выполнить данное Бреде обещание.
Ни единого проблеска сочувствия, сопереживания не появилось за ее умственным экраном. Но Главный Целитель был стар и знал другие способы читать в душах.
«Ты осталась вопреки изощренному презрению к нам, вопреки своему эгоизму – потому что тебя тронули страдания этих несчастных.»
– Конечно, тронули! Хотя все, что здесь происходит, мне глубоко омерзительно. И я непременно уйду от вас… Ну что, будем тратить время на бессмысленную перепалку или я все же попытаюсь помочь больным детишкам?
«Элизабет, Бреда уже близка к пониманию своего видения, если бы ты помогла ей истолковать…»
– Бреда – паучиха! Потомство Нантусвель предупреждало меня об этом. Те по крайней мере – честные варвары и не скрывают своей враждебности. А Бреда плетет паутину… К дьяволу вашу Бреду! – Оттенок горечи лишь на мгновение прорвался в ее голосе. – Так мы будем продолжать или нет? И, пожалуйста, говорите со мной вслух, Главный Целитель!
Лорд Дионкет вздохнул.
– Жаль. Бреда, как и все мы, пыталась тебя удержать, потому что ты нам очень, очень нужна. Но, видимо, мы не уделили должного внимания твоим нуждам. Прости нас, Элизабет.
– Ладно, – улыбнулась она. – Теперь скажите, какой процент ваших детей подвержен столь страшному недугу.
– Семь процентов. Так называемый синдром «черного торквеса» может проявиться в любом возрасте вплоть до полового созревания, после чего адаптация предположительно находится в гомеостазе. Большинство случаев заболевания падает на возраст до четырех лет. Гибриды вообще не подвержены такому страшному недугу, у них наблюдаются лишь небольшие дисфункции, свойственные чистокровным людям. Но даже если отклонения принимают серьезный характер, их можно всегда устранить путем коррекции. А вот «черным торквесам» мы помочь пока бессильны… или, по крайней мере, были бессильны до настоящего момента. Ты совершила чудо! В глубинной коррекции Галактическое Содружество далеко обогнало нас. Коль скоро ты не согласна остаться, могу я хотя бы надеяться, что до ухода ты облегчишь муки остальных малышей?
«Вот как? Наблюдать за агонией невинных младенцев, с болью в сердце созерцать бессмысленное, неуправляемое, бесполезное зло – за что мне это все, за что им, бедным детям, зачем, кому они нужны, ваши проклятые торквесы?»
«Такова наша судьба, Элизабет, иного пути мы не знаем. А ты, однажды познав активность, смогла бы отвернуться хотя бы от ее подобия?»
Два могущественных «эго», две обнаженные силы столкнулись на миг, прежде чем снова поставить заслоны. Элизабет в своем могуществе продолжала смотреть на него сверху вниз, он же покорно склонился перед ней, готовый уступить во всем и предложить… Что он мог ей предложить? Не больше, чем все остальные, ему подобные.
Элизабет наверняка взорвалась бы, не будь она уверена, что целитель-гуманоид и не думает ею манипулировать. От его щемящей искренности к глазам Элизабет подступили слезы, и она мягко ответила:
– Я не могу принять ваше предложение, Дионкет. Мотивы мои сложны и носят глубоко личный характер, но кое-какие практические соображения я все же выскажу. Потомство Нантусвель не оставляет мысли разделаться со мной даже теперь, когда Бреда наложила вето на план Гомнола скрестить меня с королем. Ныне они озабочены тем, что я могу родить детей от Эйкена Драма или как-то скооперироваться с ним в ходе Великой Битвы. Вы достаточно изучили мою личность, чтобы понять: ни то ни другое для меня неприемлемо. Но потомство думает лишь о своих династических интересах. Сейчас они слишком заняты приготовлениями к Битве, поэтому допекают меня изредка, мимоходом, и все же я нигде не могу спать спокойно, кроме как в комнате без дверей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44