Колыбель культуры тану на этой планете! Столица света!
– Свет погас, – невозмутимо ответил Гомнол. – Враг провел блестящую стратегическую операцию. От города остались одни развалины, он расположен очень неудобно – на противоположном берегу Рейна, вдали от других густонаселенных центров. Справа – фирвулаги, слева – ревуны, а промеж них развлекается мадам Гудериан со своими чокнутыми первобытными. Из всех наших городов Финия наиболее уязвима при внезапном нападении.
– Да она пятьсот лет стояла незыблемо! – бушевал Велтейн. – Достаточно лишь восстановить крепостные стены и усилить наши Летучие Охоты, и она будет в прежней безопасности. Мы прочешем Вогезы и сотрем гудериановский сброд с лица земли. А фирвулаги, как только гнезда первобытных будут разрушены, опять уползут в свои норы. Они бы ни за что не рискнули напасть на нас, если бы не старая карга с ее проклятым железом.
– Вряд ли ты сумеешь так легко подавить ненавидящих нас людей, брат-творец, – заметила Велтейну Идона. – Боюсь, говоря об изолированном положении Финии, лорд Гомнол затронул больной вопрос. В прежние времена, когда и нас и фирвулагов было меньше, твой маленький укрепленный город занимал стратегически выгодную позицию – на возвышении. Нынче же Финия запуталась в паутине враждебных сил. Теперь люди осознали смертоносную силу железа и не преминут ею воспользоваться. Какая-нибудь жалкая горстка первобытных сможет преградить путь нашему каравану, окружить Летучую Охоту, совершить набег на твою плантацию или даже перекрыть подступы к реке и тем самым обречь твоих сограждан на голод. Пути для подвоза продовольствия по суше нет. Массив Шварцвальда – непреодолимая преграда. А как ты хочешь, чтоб мы усилили твои вооруженные силы? Войскам из северных крепостей – Гории, Бураска, Ронии – так или иначе придется переправляться через Рейн. То же самое можно сказать и о восстановительных работах.
– Мы обязаны восстановить Финию! – вскричал лорд Велтейн, побагровев.
– Разрушение не полное – отнюдь! Почти все мирное население уцелело. Мы – я, леди Дектар и наш золотой человеческий брат Салливан Танн – перенесли сюда по воздуху шестьсот восемьдесят девять жителей.
– Но ты потерял почти всех рыцарей, – возразил король. – Плюс к тому четыре тысячи людей и всех рамапитеков! А тех, кто не погиб, возьмет в плен эта старая сука, да падет на нее проклятие Таны, либо прикончат ревуны и дикие звери в лесах.
– Зато плантации не тронуты! И военные посты на дальних подступах тоже. Мы можем отстроить город заново, великий отец, сделать его неприступным! Привлечем новые принудительные и психокинетические силы, дабы упрочить наши метафункции.
– Шахта должна так или иначе работать, пока не открыто другое месторождение бария, – впервые подал голос Ноданн Стратег. – Но о былой славе Финии нечего и мечтать. Да, она была столицей изящных искусств, но время ее прошло. В будущем она должна обратить к врагу суровый и твердый лик. Мы восстановим ее как укрепленный шахтерский поселок… не более того.
Велтейн вздрогнул, словно от физической боли. Ум его вопил:
«О брат мой, вольно тебе так ранить мою душу, так унижать случайно поверженного чемпиона перед его народом, бросая на произвол судьбы, подставляя насмешкам людей, фирвулагов и сочувственному презрению тану?..»
Ноданн отвернулся. Подошел и встал на опустевшей гранитной площадке временного люка; его доспехи сверкали в лучах восходящего солнца; трубный голос звенел в умах и ушах присутствующих:
– Будь проклято это место! От него вся твоя боль, брат! От гнилого и смертельно опасного источника, что совратил нас с нашего древнего пути! Будь проклята женщина, впервые открывшая «врата времени» человеческому нашествию! Всем нам еще не раз придется оплакивать безвозвратно ушедший мир, если мы не найдем в себе смелости, пока не поздно, закрыть людям дорогу сюда. Если будем упорствовать в своей роковой зависимости от них, то очень скоро гибель Финии покажется нам пустяком по сравнению с той катастрофой, которая охватит всю Многоцветную Землю!
– Теперь и я почти убеждена в этом, – заявила Идона. – И все же…
– Нет, Ноданн, – вмешался король. – Ты кликушествуешь с тех пор, как они начали прибывать сюда. Но посмотри, что стало с нами! Никогда еще не были мы так сильны. Финия – наш позор, верно. Город был хранилищем нашего древнего наследия. Но надо же когда-нибудь взглянуть правде в глаза! Действительно, его расположение, при всей живописности, при всех очаровательных огнях, очень неудобно. Вот что я тебе скажу, Велтейн, сынок! Мы построим для тебя новый город в более перспективном месте. Что ты об этом думаешь?
– Да, скажем, на берегу озера Брес, – подхватил Гомнол. – Туда можно проложить дорогу из Гории, и таким образом будет освоен целый регион. Сразу после Великой Битвы начнем разрабатывать проект. Каждый город внесет свой вклад в строительство, а чтобы увеличить население, в течение двух лет будем направлять всех путешественников во времени только туда. Мы выстроим новую Финию, лучше прежней. С широкими проспектами, красивой и удобной планировкой, усовершенствованной системой водоснабжения и канализации, надежными подъездными путями и неприступными оборонительными сооружениями. Ну как, согласны?
Ноданн. «Так здесь будет человеческий город?»
Гомнол. «Тебя, разумеется, больше прельщают глинобитные лачуги?»
Идона. «Утешься, скорбящий брат! Мы позаботимся о тебе. Возвращайся к жене, к своему многострадальному народу и всели в них надежду.»
– Ладно. – Велтейн вскинул голову, но свет души его погас. – Идея хорошая, и я от всего сердца благодарен тебе за такое великодушие, отец. – Затем он повернулся к Ноданну. – Ты, наверное, думаешь, брат Стратег, что мужество изменило мне, так я докажу тебе обратные во время Великой Битвы. Признаюсь, мой боевой азарт несколько померк после постигшего меня несчастья… но к началу Турнира я снова буду в форме. Фирвулаги сторицей заплатят за свой подлый сговор с первобытными. Что до людей-предателей, то все они к исходу Битвы будут вариться в адовом котле, умоляя Богиню принять их грешные души!
– Отлично сказано! – одобрил Верховный Властитель. – А теперь, когда будущее наше определено, пожалуй, можно и позавтракать.
4
В низине Рейна, на подступах к Финии, первобытные разбили лагерь беженцев и полевой госпиталь. С уходом тану и верных им людей в Надвратный Замок и наступлением Перемирия на реке воцарилось спокойствие. Следуя мудрому совету старого Каваи, дезертиров и деморализованных не стали переправлять в Скрытые Ручьи.
– Это было бы неразумно с психологической точки зрения, – объяснял японец Луговому Жаворонку. – Ведь если мы приведем их в наш каньон, они потом не захотят отказываться от комфорта. Но мы не можем до скончания века кормить пять-шесть сотен людей, наши жилища и сантехника не рассчитаны на такой наплыв. А фирвулаги каждый день будут поставлять нам новых беженцев!.. Нет, их надо настроить на то, чтобы они основывали собственные поселения. Поэтому пусть поживут в спартанских условиях, а мы позаботимся о раненых, снабдим их на первое время продуктами, оборудованием, инструкциями и как можно быстрее рассеем по всей Многоцветной Земле. Теперь, когда на носу Битва, тану не станут принимать контрмеры, но после…
Халид-хан внес предложение построить железную дорогу, чтобы облегчить людям освоение заболоченной местности. Самое крупное поселение, считал кузнец, должно остаться на Рейне. Остальные, более мелкие, следует расположить по берегу Мозеля, чтобы обеспечить связь железных рудников со Скрытыми Ручьями.
– Если сразу по окончании Перемирия тану не сумеют нанести ответный удар, – говорил Халид, – то весь этот район останется за нами. С помощью беженцев мы наладим массовую добычу железа, а у них таким образом появятся средства к существованию. Конечно, на первых порах необходимо помочь им встать на ноги. Думаю, ревунов можно не опасаться: они очистят территорию при одном только слове «железо». А вот если тану устроят массовую облаву, тогда дело будет посложней.
– Надеюсь, следующие этапы моего плана пройдут так же успешно, – заявила мадам Гудериан. – И тогда никакой облавы не будет.
Спустя неделю после победы над Финией она с вождем Бурке и Каваи отправилась верхом на иноходце инспектировать лагерь беженцев перед своим отъездом на юг. Все трое спешились, привязали халикотериев у ручья в кустах и углубились туда, где выстроились в ряд навесы из пальмовых листьев и другие столь же убогие укрытия. Лагерь был сильно замусорен, и вокруг него стоял невообразимый запах.
– Мы пытались заставить их навести здесь порядок, – вполголоса сообщил Каваи, – но многие все еще в таком шоке, что им не до личной гигиены и норм поведения. Вчера вот опять возник неприятный инцидент, как вам, наверное, докладывал вождь Бурке. Группа из сорока человек под предводительством пяти бывших серых потребовала, чтобы ей разрешили перебазироваться в форт Аньон-Ривер на озере. Ну, вызвали эскорт фирвулагов и отправили. А что было делать?
– Но медиков, надеюсь, вы не отпустили? – встревожилась мадам. – Или стеклодувов?
– Медицинский персонал весь с нами, – сообщил Каваи. – Врачи в Финии как раз были недовольны своим статусом. А вот стеклодув один ушел. Еще мы потеряли печатника, нескольких классных каменщиков, ткачей и ювелиров.
Старуха поцокала языком.
– Ладно, без ювелиров как-нибудь проживем.
Голос ее звучал хрипло, она все время подкашливала. Все это были следы тех ядовитых паров, которых она наглоталась во время воздушной бомбардировки Финии. В отличие от Клода, мадам обгорела несильно, но состояние ее легких вызывало у Амери серьезное беспокойство, усугубляющееся отсутствием необходимых медикаментов и оборудования. К тому же старуха отказывалась даже от кратковременного отдыха, поскольку торопилась осуществить свой план. Она постепенно утрачивала свежий вид, обретенный после омолаживающих процедур: на лбу и по обе стороны рта пролегли глубокие морщины; на осунувшемся лице подчеркнуто выступали скулы и нос, напоминающий клюв хищной птицы; золотой торквес свободно болтался на исхудавшей старческой шее.
– В лагере осталось примерно полтораста душ, – докладывал Каваи, – большинство практически здоровы, несмотря на угнетенное моральное состояние. Я считаю – и трое освобожденных врачей поддерживают мое мнение,
– что эти люди полностью оправятся, как только вернутся к созидательной деятельности. Через три дня самые крепкие отправятся с Хоми, Акселем и Филимоном на железный рудник в Нанси. Еще кое-кто из наших и несколько финийских волонтеров из остающихся будут сопровождать караван с продовольствием. Если ничто не нарушит наших замыслов, то недели за две будет выстроена укрепленная деревня. Такая же деревня вырастет и в Нанси, как только Филимон и Аксель доставят туда рабочую силу.
– Bien entendu note 2, – кивнула мадам. – Но помните
– прежде всего железо! Для беженцев, готовых работать на рудниках, ничего не жалеть. Мы должны как можно скорее вооружить наше войско железным оружием.
Они шли мимо импровизированных хижин по направлению к реке, где на берегу был натянут тент госпиталя. Беженцы молча провожали мадам Гудериан глазами. Она кивала им, многих называла по имени, поскольку почти все эти люди прошли через ее пансионат, и даже те, с кем ей не доводилось встречаться, отлично знали, кто она такая.
Многие улыбались старухе. Отдельные лица выражали открытую неприязнь, а один сплюнул и демонстративно повернулся к ней спиной. Большинство же смотрело тупо, безучастно, отчего сердце Анжелики болезненно сжималось.
– И все-таки мы были правы! – заявила она, заставляя Бурке и Каваи, державших ее под руки, шагать быстрее. – Их необходимо было освободить. В конце концов они привыкнут и снова станут радоваться жизни.
– Конечно, – мягко откликнулся Луговой Жаворонок.
– Пока они все в шоке, – заметил Каваи, – на что надо сделать скидку. Но со временем они будут благодарны нам за избавление от рабского ига.
– Ну, мне-то вряд ли, – уныло возразила мадам Гудериан. – Им есть за что меня ненавидеть. Сперва послала их в рабство, потом швырнула в пучину неопределенности, освободив от него. Их страдания тяжелым грузом лежат на моей совести. Если бы я не впустила их во «врата времени», трагедии не случилось бы.
– Человек всегда найдет повод для страданий, – заметил Бурке. – Взять хоть меня! Последний томагавк, с вашего позволения! После того как Великий Вождь перейдет в райские кущи, на свете не останется ни одного уаллауалла. Я собираю пресс-конференцию, распинаясь перед бледнолицыми свиньями: «Я больше не ступлю на тропу войны!» Янки со всей Галактики льют слезы у своих стереотелевизоров, умиляясь благородному жесту коренного индейца, юриста по образованию. А через несколько дней я получаю послание от совета вождей в Якимасе, в котором мне рекомендуют заседать у себя в суде и не разевать пасть!
– Все мы в жизни совершили немало ошибок, – поддержал его старик Каваи. – Но тебе, Анжелика, не в чем себя упрекнуть. Не будь этого почетного исхода – врат времени – мне бы осталось только проститься с жизнью. И то же самое можно сказать о большинстве изгнанников. Правда, на первых порах и здесь нелегко пришлось. Зато после побега я познал великую радость. Лишь на склоне лет понял, что счастье не в том, чтобы заботиться о своем благе, а в том, чтобы служить другим. Я не говорю, что поумнел, но благодаря тебе обрел настоящих друзей и покой души.
Мадам повесила голову.
– А моей душе не будет покоя до тех пор, пока я не пройду свой путь до конца. Рабство серых и серебряных должно быть уничтожено, необходимо раз и навсегда закрыть врата времени. Здесь, в Финии, мы положили начало всему, и пусть я умру, но дело будет завершено!
Она зашлась судорожным кашлем, лицо ее посинело.
– Черт! – сквозь зубы процедил Бурке и, подхватив ее на руки, быстро зашагал к полевому госпиталю.
– Отпусти меня, Жаворонок! Со мной все в порядке, – попыталась вырваться мадам.
Каваи, войдя под навес из пленки, отражающей солнечные лучи, указал им на смуглого человека с усталыми глазами; в руке у него был зажат стетоскоп.
– На стол! – приказал тот. Прослушав легкие мадам, он заключил: – Если вы и дальше будете к себе так относиться, то захлебнетесь собственной мокротой, слышите? Вы делали отхаркивающие упражнения, которые прописала вам Амери?
– Еще чего!
– О Аллах! Вы только послушайте эту женщину! – Он раздраженно почесал кожаный обруч, прикрывавший его кадык в том месте, где прежде был серый торквес. – Хоть бы вы ей втолковали, друзья! – Он приклеил ей на шею какой-то аппликатор. – Ну вот, аппликатор немного снимет спазмы. Но вашим легким требуется полный покой, вы поняли меня?
– Helas, Джафар, cheri! note 3 Я не могу бросить дело.
Невзирая на протесты врача, она слезла со стола и двинулась в обход больничных коек. Большинство пациентов госпиталя встречали ее приветливо. Одна беременная придворная дама схватила ее руку и поцеловала.
– Благослови вас Бог! – Женщина сотрясалась от рыданий. – Двенадцать лет… Двенадцать лет сплошного кошмара! Наконец-то все позади!
Мадам улыбнулась и мягко высвободила руку.
– Да, дитя мое, все позади. Ты свободна.
– Мадам… – беременная женщина замялась, – а что мне делать с ним, когда он родится? Среди нас есть и другие женщины, зачавшие и х детей . Я-то уже на сносях, а остальные…
– Каждая сама должна решить. Согласно моей вере, следует доносить ребенка – в конце концов он ни в чем не виноват. А потом… быть может, разумнее всего было бы последовать примеру самих тану.
– Отдать? – прошептала несчастная.
– Обратитесь к фирвулагам. – Мадам взглянула на доктора. – Вы устроите все как надо, если она примет такое решение?
– Разумеется.
Старуха наклонилась и поцеловала будущую мать в лоб.
– Нам предстоит долгий путь. Помолись за нас, чтобы мы благополучно добрались до места.
– О да, мадам! И другим накажу.
Махнув на прощанье рукой, старуха в сопровождении доктора проследовала к выходу из-под навеса, где их поджидали вождь Бурке и Каваи.
– Вверяю их тебе, Джафар, cheri. Теперь с тобой останутся только Люси и Лубуту – Амери едет с нами на юг.
Доктор в отчаянии замотал головой.
– Так вы все-таки решились? – Он беспомощно оглянулся на Бурке. – Это безумие!
– Я не могу не ехать, – твердо заявила она. – Отправляемся завтра на рассвете. До конца Перемирия три недели, нам нельзя терять ни минуты.
– Если вы о себе не думаете, подумайте хотя бы о нас, – продолжал уговаривать ее Бурке. – А вдруг в дороге что случится? Тогда все мы будем себя винить!
Анжелика Гудериан с нежностью поглядела на могучего индейца.
– Не трать своего красноречия, mon petit sauvage note 4.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Свет погас, – невозмутимо ответил Гомнол. – Враг провел блестящую стратегическую операцию. От города остались одни развалины, он расположен очень неудобно – на противоположном берегу Рейна, вдали от других густонаселенных центров. Справа – фирвулаги, слева – ревуны, а промеж них развлекается мадам Гудериан со своими чокнутыми первобытными. Из всех наших городов Финия наиболее уязвима при внезапном нападении.
– Да она пятьсот лет стояла незыблемо! – бушевал Велтейн. – Достаточно лишь восстановить крепостные стены и усилить наши Летучие Охоты, и она будет в прежней безопасности. Мы прочешем Вогезы и сотрем гудериановский сброд с лица земли. А фирвулаги, как только гнезда первобытных будут разрушены, опять уползут в свои норы. Они бы ни за что не рискнули напасть на нас, если бы не старая карга с ее проклятым железом.
– Вряд ли ты сумеешь так легко подавить ненавидящих нас людей, брат-творец, – заметила Велтейну Идона. – Боюсь, говоря об изолированном положении Финии, лорд Гомнол затронул больной вопрос. В прежние времена, когда и нас и фирвулагов было меньше, твой маленький укрепленный город занимал стратегически выгодную позицию – на возвышении. Нынче же Финия запуталась в паутине враждебных сил. Теперь люди осознали смертоносную силу железа и не преминут ею воспользоваться. Какая-нибудь жалкая горстка первобытных сможет преградить путь нашему каравану, окружить Летучую Охоту, совершить набег на твою плантацию или даже перекрыть подступы к реке и тем самым обречь твоих сограждан на голод. Пути для подвоза продовольствия по суше нет. Массив Шварцвальда – непреодолимая преграда. А как ты хочешь, чтоб мы усилили твои вооруженные силы? Войскам из северных крепостей – Гории, Бураска, Ронии – так или иначе придется переправляться через Рейн. То же самое можно сказать и о восстановительных работах.
– Мы обязаны восстановить Финию! – вскричал лорд Велтейн, побагровев.
– Разрушение не полное – отнюдь! Почти все мирное население уцелело. Мы – я, леди Дектар и наш золотой человеческий брат Салливан Танн – перенесли сюда по воздуху шестьсот восемьдесят девять жителей.
– Но ты потерял почти всех рыцарей, – возразил король. – Плюс к тому четыре тысячи людей и всех рамапитеков! А тех, кто не погиб, возьмет в плен эта старая сука, да падет на нее проклятие Таны, либо прикончат ревуны и дикие звери в лесах.
– Зато плантации не тронуты! И военные посты на дальних подступах тоже. Мы можем отстроить город заново, великий отец, сделать его неприступным! Привлечем новые принудительные и психокинетические силы, дабы упрочить наши метафункции.
– Шахта должна так или иначе работать, пока не открыто другое месторождение бария, – впервые подал голос Ноданн Стратег. – Но о былой славе Финии нечего и мечтать. Да, она была столицей изящных искусств, но время ее прошло. В будущем она должна обратить к врагу суровый и твердый лик. Мы восстановим ее как укрепленный шахтерский поселок… не более того.
Велтейн вздрогнул, словно от физической боли. Ум его вопил:
«О брат мой, вольно тебе так ранить мою душу, так унижать случайно поверженного чемпиона перед его народом, бросая на произвол судьбы, подставляя насмешкам людей, фирвулагов и сочувственному презрению тану?..»
Ноданн отвернулся. Подошел и встал на опустевшей гранитной площадке временного люка; его доспехи сверкали в лучах восходящего солнца; трубный голос звенел в умах и ушах присутствующих:
– Будь проклято это место! От него вся твоя боль, брат! От гнилого и смертельно опасного источника, что совратил нас с нашего древнего пути! Будь проклята женщина, впервые открывшая «врата времени» человеческому нашествию! Всем нам еще не раз придется оплакивать безвозвратно ушедший мир, если мы не найдем в себе смелости, пока не поздно, закрыть людям дорогу сюда. Если будем упорствовать в своей роковой зависимости от них, то очень скоро гибель Финии покажется нам пустяком по сравнению с той катастрофой, которая охватит всю Многоцветную Землю!
– Теперь и я почти убеждена в этом, – заявила Идона. – И все же…
– Нет, Ноданн, – вмешался король. – Ты кликушествуешь с тех пор, как они начали прибывать сюда. Но посмотри, что стало с нами! Никогда еще не были мы так сильны. Финия – наш позор, верно. Город был хранилищем нашего древнего наследия. Но надо же когда-нибудь взглянуть правде в глаза! Действительно, его расположение, при всей живописности, при всех очаровательных огнях, очень неудобно. Вот что я тебе скажу, Велтейн, сынок! Мы построим для тебя новый город в более перспективном месте. Что ты об этом думаешь?
– Да, скажем, на берегу озера Брес, – подхватил Гомнол. – Туда можно проложить дорогу из Гории, и таким образом будет освоен целый регион. Сразу после Великой Битвы начнем разрабатывать проект. Каждый город внесет свой вклад в строительство, а чтобы увеличить население, в течение двух лет будем направлять всех путешественников во времени только туда. Мы выстроим новую Финию, лучше прежней. С широкими проспектами, красивой и удобной планировкой, усовершенствованной системой водоснабжения и канализации, надежными подъездными путями и неприступными оборонительными сооружениями. Ну как, согласны?
Ноданн. «Так здесь будет человеческий город?»
Гомнол. «Тебя, разумеется, больше прельщают глинобитные лачуги?»
Идона. «Утешься, скорбящий брат! Мы позаботимся о тебе. Возвращайся к жене, к своему многострадальному народу и всели в них надежду.»
– Ладно. – Велтейн вскинул голову, но свет души его погас. – Идея хорошая, и я от всего сердца благодарен тебе за такое великодушие, отец. – Затем он повернулся к Ноданну. – Ты, наверное, думаешь, брат Стратег, что мужество изменило мне, так я докажу тебе обратные во время Великой Битвы. Признаюсь, мой боевой азарт несколько померк после постигшего меня несчастья… но к началу Турнира я снова буду в форме. Фирвулаги сторицей заплатят за свой подлый сговор с первобытными. Что до людей-предателей, то все они к исходу Битвы будут вариться в адовом котле, умоляя Богиню принять их грешные души!
– Отлично сказано! – одобрил Верховный Властитель. – А теперь, когда будущее наше определено, пожалуй, можно и позавтракать.
4
В низине Рейна, на подступах к Финии, первобытные разбили лагерь беженцев и полевой госпиталь. С уходом тану и верных им людей в Надвратный Замок и наступлением Перемирия на реке воцарилось спокойствие. Следуя мудрому совету старого Каваи, дезертиров и деморализованных не стали переправлять в Скрытые Ручьи.
– Это было бы неразумно с психологической точки зрения, – объяснял японец Луговому Жаворонку. – Ведь если мы приведем их в наш каньон, они потом не захотят отказываться от комфорта. Но мы не можем до скончания века кормить пять-шесть сотен людей, наши жилища и сантехника не рассчитаны на такой наплыв. А фирвулаги каждый день будут поставлять нам новых беженцев!.. Нет, их надо настроить на то, чтобы они основывали собственные поселения. Поэтому пусть поживут в спартанских условиях, а мы позаботимся о раненых, снабдим их на первое время продуктами, оборудованием, инструкциями и как можно быстрее рассеем по всей Многоцветной Земле. Теперь, когда на носу Битва, тану не станут принимать контрмеры, но после…
Халид-хан внес предложение построить железную дорогу, чтобы облегчить людям освоение заболоченной местности. Самое крупное поселение, считал кузнец, должно остаться на Рейне. Остальные, более мелкие, следует расположить по берегу Мозеля, чтобы обеспечить связь железных рудников со Скрытыми Ручьями.
– Если сразу по окончании Перемирия тану не сумеют нанести ответный удар, – говорил Халид, – то весь этот район останется за нами. С помощью беженцев мы наладим массовую добычу железа, а у них таким образом появятся средства к существованию. Конечно, на первых порах необходимо помочь им встать на ноги. Думаю, ревунов можно не опасаться: они очистят территорию при одном только слове «железо». А вот если тану устроят массовую облаву, тогда дело будет посложней.
– Надеюсь, следующие этапы моего плана пройдут так же успешно, – заявила мадам Гудериан. – И тогда никакой облавы не будет.
Спустя неделю после победы над Финией она с вождем Бурке и Каваи отправилась верхом на иноходце инспектировать лагерь беженцев перед своим отъездом на юг. Все трое спешились, привязали халикотериев у ручья в кустах и углубились туда, где выстроились в ряд навесы из пальмовых листьев и другие столь же убогие укрытия. Лагерь был сильно замусорен, и вокруг него стоял невообразимый запах.
– Мы пытались заставить их навести здесь порядок, – вполголоса сообщил Каваи, – но многие все еще в таком шоке, что им не до личной гигиены и норм поведения. Вчера вот опять возник неприятный инцидент, как вам, наверное, докладывал вождь Бурке. Группа из сорока человек под предводительством пяти бывших серых потребовала, чтобы ей разрешили перебазироваться в форт Аньон-Ривер на озере. Ну, вызвали эскорт фирвулагов и отправили. А что было делать?
– Но медиков, надеюсь, вы не отпустили? – встревожилась мадам. – Или стеклодувов?
– Медицинский персонал весь с нами, – сообщил Каваи. – Врачи в Финии как раз были недовольны своим статусом. А вот стеклодув один ушел. Еще мы потеряли печатника, нескольких классных каменщиков, ткачей и ювелиров.
Старуха поцокала языком.
– Ладно, без ювелиров как-нибудь проживем.
Голос ее звучал хрипло, она все время подкашливала. Все это были следы тех ядовитых паров, которых она наглоталась во время воздушной бомбардировки Финии. В отличие от Клода, мадам обгорела несильно, но состояние ее легких вызывало у Амери серьезное беспокойство, усугубляющееся отсутствием необходимых медикаментов и оборудования. К тому же старуха отказывалась даже от кратковременного отдыха, поскольку торопилась осуществить свой план. Она постепенно утрачивала свежий вид, обретенный после омолаживающих процедур: на лбу и по обе стороны рта пролегли глубокие морщины; на осунувшемся лице подчеркнуто выступали скулы и нос, напоминающий клюв хищной птицы; золотой торквес свободно болтался на исхудавшей старческой шее.
– В лагере осталось примерно полтораста душ, – докладывал Каваи, – большинство практически здоровы, несмотря на угнетенное моральное состояние. Я считаю – и трое освобожденных врачей поддерживают мое мнение,
– что эти люди полностью оправятся, как только вернутся к созидательной деятельности. Через три дня самые крепкие отправятся с Хоми, Акселем и Филимоном на железный рудник в Нанси. Еще кое-кто из наших и несколько финийских волонтеров из остающихся будут сопровождать караван с продовольствием. Если ничто не нарушит наших замыслов, то недели за две будет выстроена укрепленная деревня. Такая же деревня вырастет и в Нанси, как только Филимон и Аксель доставят туда рабочую силу.
– Bien entendu note 2, – кивнула мадам. – Но помните
– прежде всего железо! Для беженцев, готовых работать на рудниках, ничего не жалеть. Мы должны как можно скорее вооружить наше войско железным оружием.
Они шли мимо импровизированных хижин по направлению к реке, где на берегу был натянут тент госпиталя. Беженцы молча провожали мадам Гудериан глазами. Она кивала им, многих называла по имени, поскольку почти все эти люди прошли через ее пансионат, и даже те, с кем ей не доводилось встречаться, отлично знали, кто она такая.
Многие улыбались старухе. Отдельные лица выражали открытую неприязнь, а один сплюнул и демонстративно повернулся к ней спиной. Большинство же смотрело тупо, безучастно, отчего сердце Анжелики болезненно сжималось.
– И все-таки мы были правы! – заявила она, заставляя Бурке и Каваи, державших ее под руки, шагать быстрее. – Их необходимо было освободить. В конце концов они привыкнут и снова станут радоваться жизни.
– Конечно, – мягко откликнулся Луговой Жаворонок.
– Пока они все в шоке, – заметил Каваи, – на что надо сделать скидку. Но со временем они будут благодарны нам за избавление от рабского ига.
– Ну, мне-то вряд ли, – уныло возразила мадам Гудериан. – Им есть за что меня ненавидеть. Сперва послала их в рабство, потом швырнула в пучину неопределенности, освободив от него. Их страдания тяжелым грузом лежат на моей совести. Если бы я не впустила их во «врата времени», трагедии не случилось бы.
– Человек всегда найдет повод для страданий, – заметил Бурке. – Взять хоть меня! Последний томагавк, с вашего позволения! После того как Великий Вождь перейдет в райские кущи, на свете не останется ни одного уаллауалла. Я собираю пресс-конференцию, распинаясь перед бледнолицыми свиньями: «Я больше не ступлю на тропу войны!» Янки со всей Галактики льют слезы у своих стереотелевизоров, умиляясь благородному жесту коренного индейца, юриста по образованию. А через несколько дней я получаю послание от совета вождей в Якимасе, в котором мне рекомендуют заседать у себя в суде и не разевать пасть!
– Все мы в жизни совершили немало ошибок, – поддержал его старик Каваи. – Но тебе, Анжелика, не в чем себя упрекнуть. Не будь этого почетного исхода – врат времени – мне бы осталось только проститься с жизнью. И то же самое можно сказать о большинстве изгнанников. Правда, на первых порах и здесь нелегко пришлось. Зато после побега я познал великую радость. Лишь на склоне лет понял, что счастье не в том, чтобы заботиться о своем благе, а в том, чтобы служить другим. Я не говорю, что поумнел, но благодаря тебе обрел настоящих друзей и покой души.
Мадам повесила голову.
– А моей душе не будет покоя до тех пор, пока я не пройду свой путь до конца. Рабство серых и серебряных должно быть уничтожено, необходимо раз и навсегда закрыть врата времени. Здесь, в Финии, мы положили начало всему, и пусть я умру, но дело будет завершено!
Она зашлась судорожным кашлем, лицо ее посинело.
– Черт! – сквозь зубы процедил Бурке и, подхватив ее на руки, быстро зашагал к полевому госпиталю.
– Отпусти меня, Жаворонок! Со мной все в порядке, – попыталась вырваться мадам.
Каваи, войдя под навес из пленки, отражающей солнечные лучи, указал им на смуглого человека с усталыми глазами; в руке у него был зажат стетоскоп.
– На стол! – приказал тот. Прослушав легкие мадам, он заключил: – Если вы и дальше будете к себе так относиться, то захлебнетесь собственной мокротой, слышите? Вы делали отхаркивающие упражнения, которые прописала вам Амери?
– Еще чего!
– О Аллах! Вы только послушайте эту женщину! – Он раздраженно почесал кожаный обруч, прикрывавший его кадык в том месте, где прежде был серый торквес. – Хоть бы вы ей втолковали, друзья! – Он приклеил ей на шею какой-то аппликатор. – Ну вот, аппликатор немного снимет спазмы. Но вашим легким требуется полный покой, вы поняли меня?
– Helas, Джафар, cheri! note 3 Я не могу бросить дело.
Невзирая на протесты врача, она слезла со стола и двинулась в обход больничных коек. Большинство пациентов госпиталя встречали ее приветливо. Одна беременная придворная дама схватила ее руку и поцеловала.
– Благослови вас Бог! – Женщина сотрясалась от рыданий. – Двенадцать лет… Двенадцать лет сплошного кошмара! Наконец-то все позади!
Мадам улыбнулась и мягко высвободила руку.
– Да, дитя мое, все позади. Ты свободна.
– Мадам… – беременная женщина замялась, – а что мне делать с ним, когда он родится? Среди нас есть и другие женщины, зачавшие и х детей . Я-то уже на сносях, а остальные…
– Каждая сама должна решить. Согласно моей вере, следует доносить ребенка – в конце концов он ни в чем не виноват. А потом… быть может, разумнее всего было бы последовать примеру самих тану.
– Отдать? – прошептала несчастная.
– Обратитесь к фирвулагам. – Мадам взглянула на доктора. – Вы устроите все как надо, если она примет такое решение?
– Разумеется.
Старуха наклонилась и поцеловала будущую мать в лоб.
– Нам предстоит долгий путь. Помолись за нас, чтобы мы благополучно добрались до места.
– О да, мадам! И другим накажу.
Махнув на прощанье рукой, старуха в сопровождении доктора проследовала к выходу из-под навеса, где их поджидали вождь Бурке и Каваи.
– Вверяю их тебе, Джафар, cheri. Теперь с тобой останутся только Люси и Лубуту – Амери едет с нами на юг.
Доктор в отчаянии замотал головой.
– Так вы все-таки решились? – Он беспомощно оглянулся на Бурке. – Это безумие!
– Я не могу не ехать, – твердо заявила она. – Отправляемся завтра на рассвете. До конца Перемирия три недели, нам нельзя терять ни минуты.
– Если вы о себе не думаете, подумайте хотя бы о нас, – продолжал уговаривать ее Бурке. – А вдруг в дороге что случится? Тогда все мы будем себя винить!
Анжелика Гудериан с нежностью поглядела на могучего индейца.
– Не трать своего красноречия, mon petit sauvage note 4.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44