По вечерам, если не было разъездов по ресторанам и вечеринкам, она часами торчала у телевизора и рыскала по всем программам, присматриваясь к работе известных репортеров и комментаторов, изучая их технику, анализируя удачи и просчеты. Первым делом Нина создала сеть осведомителей. Она завела дружбу с поставщиками продуктов, известными парикмахерами, а также с маникюршами и служащими, агентами по продаже недвижимости, водителями лимузинов и садовниками – словом, со всеми, кто не отказался с ней переговорить. Среди ее новых знакомых теперь числились продавщицы с Родео-драйв, персонал техобслуживания «мерседесов» и «роллс-ройсов» и несколько клерков, работавших в приемных «Сидерс Синай» и главной аварийной службы Лос-Анджелеса. Эти люди составляли костяк ее команды. Она прибегала к их помощи всякий раз, когда нужно было получить информацию, и они предоставляли ей необходимые сведения. Стать своей и проникнуть в среду знаменитостей Нине пока не удавалось, но для начала и это было неплохо. Ее конечная цель – получить непосредственный доступ к жизни звезд и знаменитостей. Но как этого достичь? Вот в чем вопрос. Она всеми правдами и неправдами добывала себе приглашения на всевозможные вечеринки, но там не было тех, кто ее интересовал. В их кругах о ней ничего не знали, она не пользовалась популярностью у голливудской публики. Ясно было, что пока Нина не приобретет влияние и известность, ей суждено болтаться по второсортным фуршетам и приемам.
Впрочем, однажды вечером к ней невзначай пришло решение. Нина «прочесывала» толпу, собравшуюся на барбекю, заведомо зная, что поживиться тут абсолютно нечем. Будущие звездочки и плейбои усиленно набивали рты гамбургерами и жареной картошкой. Обратившись к кому-то, Нина небрежно обронила: «А правда, что Джулия Томассон кусала локти от досады, когда ей не удалось заполучить роль балерины в "Точке вращения"?»
Томас танцевала в балетной труппе Нью-Йорка, и ей прочили блестящее будущее. Поговаривали, что она вскоре станет партнершей Барышникова. По слухам, именно он предложил ей пройти кинопробы, но на роль балерины была утверждена Лесли Браун. Нина и не подозревала, что своим вопросом выстрелила прямо в «яблочко». Два дня спустя Джулия Томас сама позвонила ей из Нью-Йорка.
– Я никогда не пробовалась на эту роль, – заявила она высокомерным тоном прима-балерины. – Михаил хотел, чтобы я прошла пробы, но я отказалась. У меня в Нью-Йорке стабильная работа. Не вижу смысла жертвовать своим благополучием ради призрачной славы Голливуда.
– Деньги тоже неплохой стимул.
– Того, что мне предложили, не хватило бы даже на билет на самолет.
– Что ж, они упустили свой шанс, – промолвила Нина, уловив в голосе собеседницы обиду. – Браун смотрелась неплохо, но я видела, как танцуете вы. В этой роли вы были бы неподражаемы.
– Благодарю вас. – Помолчав, Джулия спросила: – А почему вы упомянули об этом на празднике? Неужели уже поползли слухи?
Нина почувствовала себя виноватой, но потихоньку у нее в голове начал вырисовываться замысел.
– Если честно, мисс Томас, я и не подозревала, что кто-то передаст вам мои слова. Я просто пошутила.
– Запомните вот что, мисс Дэвис: в Голливуде так не шутят.
Очень может быть, подумала Нина, попрощавшись и положив трубку. Но даже в общество звезд найдутся свои лазейки, и рыбка попадется-таки на крючок.
На следующей вечеринке Нина бросила в качестве наживки следующую фразу: «Я слышала, что на съемочной площадке киностудии «Юниверсал» творится такой кошмар, что даже «Челюсти-2» не идут с ним ни в какое сравнение». Наутро один из сотрудников «Юниверсал» по связям с общественностью предложил ей пригласить в шоу «Свои люди» Роя Шайдера, дабы тот поведал публике, какие теплые дружеские отношения царят между актерами и съемочной группой. Стоило Нине невзначай поинтересоваться, а правда ли, дескать, что Джейн Фонда считает неудачу с «Возвращением домой» результатом ее антивоенной деятельности, как ей сразу же дали интервью Брюс Дерн, Джон Войт и сама Джейн Фонда. Насмешливое замечание по поводу таланта танцовщика знаменитого Траволты в «Лихорадке субботнего вечера» («Если эти танцевальные па способен выполнить даже Джон Траволта, вряд ли они представляют какой-либо интерес») помогло ей не только взять интервью у звезды, но и добиться от актера урока танцев в прямом эфире.
Рейтинг Нины неуклонно рос. Она становилась заметной фигурой в мире шоу-бизнеса. Но что самое главное, наряду с ростом популярности пришло и признание – теперь она действительно стала своим человеком среди голливудских знаменитостей и получила доступ в круг избранных. Филипп Медина по-прежнему приглашал ее в рестораны, когда бывал в городе. Нине это было только на руку.
Что ж, теперь ей необходимо завоевать доверие своих информаторов и потенциальных героев шоу. Именно поэтому, получая сведения частным порядком, она отныне сперва проверяла их и только потом делала достоянием широкой общественности. Если она у кого-то брала интервью, то подходила к этому со всей ответственностью. В тех случаях, когда ей удавалось заглянуть гораздо глубже, чем предполагалось, что случалось довольно часто, она старалась наполнить свой рассказ малоизвестными подробностями и сделать его запоминающимся.
Однако по прошествии года Нина пришла к выводу, что делать хорошее, добротное шоу отнюдь не предел ее мечтаний. Едва ей выпадала свободная минутка, как она принималась просматривать записи своих передач и сравнивать с шоу конкурентов. К сожалению, как она ни старалась, ей не удавалось отыскать ту изюминку, которая выделила бы ее из сонма телеведущих, приглашавших на шоу голливудских знаменитостей.
Изучив опыт своих коллег, Нина наконец решилась: в своих шоу она стала делать осторожные намеки, как когда-то Хедда Хоппер и Луэлла Парсонс, да и она сама в начале своей карьеры телеведущей, обнажать пороки, подобно Уолтеру Уинчеллу и Эльзе Максвелл, раздавать оплеухи направо и налево, а порой и облагораживать сплетни, обряжая их в ранг сообщений чрезвычайной важности. Теперь она подавала свои новости как изысканное блюдо и задавала гостям те вопросы, ответы на которые желали знать ее зрители. Среди ее коллег-журналистов такие вопросы считались «опасными».
Одного из ведущих киноактеров Нина спросила, не голубой ли он; герою телевизионных «мыльных опер», чья мать, знаменитая певица, умерла от рака печени, известному своим пристрастием к алкоголю и наркотикам, она задала вопрос о дурной наследственности; у звезды рок-н-ролла Нина как бы невзначай поинтересовалась, знал ли он, что его пассии из Кливленда было всего четырнадцать лет. Вскоре Нина Дэвис стала национальной знаменитостью. Отныне она была вхожа ко всем голливудским звездам. Никто не осмеливался игнорировать ее звонки. И хотя своими шоу она наводила на героев бульварной прессы страх и ужас, ни один не отказывал ей в интервью. Все они понимали, что сделать это все равно что подписать себе смертный приговор. Теперь у Нины было то, чего они все боялись, и к чему сама она стремилась всегда. Власть.
– Благодарю всех, кто смотрел наше шоу «Свои люди». С вами была Нина Дэвис. Я прощаюсь до завтра и напоминаю, что истории может рассказывать любой. Но лишь от нас вы услышите правду и только правду!
Выражение лица Миранды, следящей за телешоу дочери, поминутно менялось: радость уступала место разочарованию и легкой грусти. То она счастливо улыбалась – родительская гордость за дочь брала верх, то вдруг вспоминала о том, что для Нины она всего лишь одна из десятков тысяч зрителей шоу, абсолютно чужой человек.
– Она прекрасно выглядит, не находите?
Луис и Изабель понимающе переглянулись. Добродушие Миранды их и восхищало и раздражало одновременно – так было и на этот раз.
– Надо отдать ей должное, – восхищенно заметила Изабель, а про себя с горечью подумала: «Если бы только преодолеть ту пропасть, что легла между нами, моя названая сестричка». – Она всегда говорила, что хочет покорить Голливуд, и вот наконец добилась своего!
Все трое молча смотрели на застывшее в кадре лицо Нины. Шоу закончилось, пошли титры. Миранда и Луис погрузились в невеселые раздумья. Когда появилась эмблема «Сиско комьюникейшнз», Изабель невольно задалась вопросом, а знакома ли Нина с Филиппом Мединой, и если знакома, то насколько близко. Вдруг она ему нравится больше, чем я? – извечная ревность к сопернице.
Миранда выключила телевизор, изгнав с экрана призрак Нины, и обернулась к Изабель:
– Я тебе не рассказывала про одного нашего постояльца из Барселоны? Он приехал к нам несколько месяцев назад и представился другом твоей семьи. Пасква Барба. Ты его знаешь?
Изабель кивнула и потерла лоб, как при головной боли.
– Он захотел купить одну из картин твоей мамы.
– Но ведь вы не продали ее? – вскричала Изабель.
– Конечно, нет, – успокоила ее Миранда и добавила, что картинами Альтеи вправе распоряжаться только сама дочь. – А кто такой этот Барба?
– Он убил мою мать.
Услышав это, Миранда и Луис остолбенели. Что этому человеку понадобилось в Санта-Фе? Зачем он приехал в Ла-Каса?
– Он сказал нам, что путешествует по Соединенным Штатам, а Рафаэль Авда посоветовал ему остановиться у нас.
Звучало вполне правдоподобно. Пако был коллекционером, к тому же он и раньше имел дела с Рафаэлем. Но Изабель все равно не доверяла ему.
– Сколько картин тебе надо завершить? – Миранда решила поговорить о приятном.
– Две, – ответила Изабель, с трудом возвращаясь к действительности. – Надеюсь успеть к приезду Скай. Она заберет их с собой в Нью-Йорк.
– Мне бы не хотелось, чтобы твоя нью-йоркская выставка совпала по времени с «Очарованием».
– Спросим о дате у Скай. Она приезжает завтра утром.
– Ах, мне так не терпится ее снова увидеть! – Миранда радостно рассмеялась. – Тебе она тоже понравится, Луис.
Луис кивнул и улыбнулся. Если эта девушка хоть самую малость соответствует тому образу, который нарисовали ему Миранда и Изабель, то она и в самом деле незаурядная личность.
Впрочем, все может оказаться совсем не так. Джулиан Рихтер получил такие же восторженные отзывы Миранды и Изабель, однако Луису он не понравился. Каждый раз, когда Рихтер приезжал в Санта-Фе – а он уже побывал тут трижды, – Луис честно пытался проникнуться симпатией к человеку, сделавшему карьеру его подопечной, но Джулиан оказался собственником, а в этом нет ничего хорошего. Его забота об Изабель была всего лишь ловушкой: он заманил девушку обещаниями богатства и славы. Луису сразу все стало ясно, когда он наблюдал за Рихтером в мастерской Изабель. Он делал все, чтобы Изабель почувствовала неуверенность в собственных силах и стала зависимой от него, Рихтера. Луис давно подозревал, что мэтр вовсе не стремится представить Изабель широкой общественности. Он стремится сделать ее своей собственностью.
Вечером того же дня Луис закрыл входную дверь гостиницы и дал все необходимые распоряжения ночному клерку, а затем удалился в спальню.
Миранда подняла на него печальный взгляд. Ее глаза затуманились грустью.
– Как ты думаешь, она вернется домой? Он сразу понял, что речь идет о Нине.
– Жить с нами? Вряд ли. А так, чтобы навестить… Возможно. Что бы Нина ни говорила тогда перед отъездом, она знает, что двери родного дома всегда для нее открыты.
– Звездная пыль запорошила ей глаза с самого детства.
– Да. Плюс ее богатое воображение. – Луис усмехнулся. – Не забывай, что она еще очень молода, а Голливуд в действительности совсем не похож на сказочную страну, которую она себе нарисовала.
– Скажи, она любит нас хоть немного?
Луис не ожидал подобного вопроса.
– Нина не сможет любить так самозабвенно, как ты, Миранда. Она находится в постоянной борьбе со своими страхами и сомнениями. Кто были ее родители, почему они бросили ее, почему мы с тобой так долго скрывали от нее правду? Она пытается найти ответы на все эти вопросы, и бог знает, что еще ее тревожит.
– Удастся ли ей справиться со всем этим?
Луис в упор взглянул на Миранду:
– Это зависит от того, что она выберет: правду или ложь.
Как всегда по возвращении в свою «хижину», Изабель остановилась на пороге и улыбнулась. Когда она сообщила Миранде и Луису, что едет домой писать картины, они предложили ей поселиться в небольшом домике, где жили в первые годы после приезда в Санта-Фе.
Само собой, Луис взялся его отремонтировать: заново покрыл пол плитами, расширил окна, переоборудовал помещения.
Стены в самой большой комнате Изабель выкрасила в теплые розовые тона; светло-коричневый кафель и кедровые балки и вовсе смягчили цвет. Две низкие стены ступенчатой формы разграничили комнату на гостиную и спальню.
Собрание индейских украшений Изабель поместила на ступенчатой стене, у кровати. На гвоздиках, тихонько звеня, раскачивались изящные вещицы: бирюза, кораллы, оливковые косточки, семена дыни, амулетики, цветы тыквы, серебро и жемчуг. Над камином Изабель повесила одну из картин Альтеи, посвященную Рождеству. Рядом с кроватью поместила в рамочку образчик ткани, выполненный по своему, еще детскому эскизу.
Мастерская Изабель резко отличалась по стилю от остальных комнат крошечного домика. Белые стены, мольберт, стул и деревянный стол, заваленный красками, кистями и другими художественными принадлежностями. Через застекленные проемы в просмоленном потолке в мастерскую падал солнечный свет. Ночью помещение освещалось лампой, впрочем, иногда в окна заглядывала луна.
Каждый вечер перед сном Изабель навещала свою маленькую студию. Вот и сегодня, включив свет, она устремила взгляд на огромный холст у стены. Написанная в фиолетовых и серых тонах, на холсте из почти черного вихря вырастала огромная клубящаяся туча. Туча заполняла все пространство картины, символизируя собой мощь природных сил, неподвластных человеку.
Изабель приступила к работе над этим холстом во время своей последней поездки в Барселону – после самого яркого дня за все пребывание в Испании и ночи, полной горького отчаяния. Флора приболела и почти не вставала с постели. Им с Изабель так и не удалось погулять по знакомым местам. Когда же наконец Флоре стало получше, они решили устроить по этому случаю торжественный обед на двоих. К немалому удивлению Изабель, тетя Флора спросила ее, была ли она уже влюблена.
– Думаю, что да, – ответила Изабель, имея в виду Коуди.
Флора пощелкала языком и укоризненно покачала головой:
– Если ты еще раздумываешь, то это не совсем то!
– А почему ты не вышла замуж за дядю Алехандро? – в свою очередь спросила Изабель. – Ты же говорила, что любишь его.
– И люблю его, так оно и есть. Всегда любила и буду любить. – Она пригубила вино. – Но мне хотелось сохранить свободу и независимость. Если бы я вышла замуж, мне пришлось бы с ними расстаться. – Флора погрустнела и задумалась. – Согласно неписаным законам мне надлежало занять подчиненное положение только потому, что я женщина. Я не желала мириться с дурацкими запретами, согласно которым женщине нельзя заниматься живописью, а если она пишет картины, то не имеет права их выставлять.
Флора усмехнулась, видимо вспомнив кое-какие эпизоды из своей юности.
– Когда Алехандро остался со мной, несмотря на мой отказ выйти за него замуж, и повсюду появлялся в моем обществе, мое сердце едва ли не выпрыгивало из груди от счастья. Меня восхищали его любовь, преданность и бесстрашие.
– Может, когда-нибудь и я найду своего Алехандро, – промолвила Изабель, глубоко тронутая рассказом своей тетушки.
Флора с усмешкой взглянула на Изабель.
– Я бы никому не пожелала тех мук, что нам с ним пришлось вынести. Тебе надо стремиться к тому, что было у твоих отца и матери. – Ее голос смягчился, и она с нежностью посмотрела на свою внучатую племянницу. – Как только тебе встретится мужчина, способный не только разжечь в тебе страсть, но и пробудить доверие и оберегать тебя, выходи за него замуж не раздумывая!
После этого разговора Изабель долго не могла уснуть. В конце концов она поднялась на башню Кастель и в благоговейном молчании стала ждать рождения нового дня.
Ночь отступала постепенно, шаг за шагом, но вот из-за горных вершин поднялось солнце. И наконец заиграли краски утра.
А Изабель, ставшая свидетельницей пробуждения природы, увидела во всем этом послание небес, призванное вдохновить ее на очередное восхождение к вершинам искусства.
В Нью-Мексико Изабель вернулась с твердым намерением приступить к работе над серией абстрактных пейзажей. С этой целью она отправилась в рискованное путешествие по долине Смерти, к наполненным эхом кратерам Большого Каньона, разноцветным скалам каньона Брайс, в овраги Бэдлендз, навстречу рассвету. По пути она останавливалась в самых живописных местах, знакомилась с окрестностями, спала под открытым небом и просыпалась с первыми лучами солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Впрочем, однажды вечером к ней невзначай пришло решение. Нина «прочесывала» толпу, собравшуюся на барбекю, заведомо зная, что поживиться тут абсолютно нечем. Будущие звездочки и плейбои усиленно набивали рты гамбургерами и жареной картошкой. Обратившись к кому-то, Нина небрежно обронила: «А правда, что Джулия Томассон кусала локти от досады, когда ей не удалось заполучить роль балерины в "Точке вращения"?»
Томас танцевала в балетной труппе Нью-Йорка, и ей прочили блестящее будущее. Поговаривали, что она вскоре станет партнершей Барышникова. По слухам, именно он предложил ей пройти кинопробы, но на роль балерины была утверждена Лесли Браун. Нина и не подозревала, что своим вопросом выстрелила прямо в «яблочко». Два дня спустя Джулия Томас сама позвонила ей из Нью-Йорка.
– Я никогда не пробовалась на эту роль, – заявила она высокомерным тоном прима-балерины. – Михаил хотел, чтобы я прошла пробы, но я отказалась. У меня в Нью-Йорке стабильная работа. Не вижу смысла жертвовать своим благополучием ради призрачной славы Голливуда.
– Деньги тоже неплохой стимул.
– Того, что мне предложили, не хватило бы даже на билет на самолет.
– Что ж, они упустили свой шанс, – промолвила Нина, уловив в голосе собеседницы обиду. – Браун смотрелась неплохо, но я видела, как танцуете вы. В этой роли вы были бы неподражаемы.
– Благодарю вас. – Помолчав, Джулия спросила: – А почему вы упомянули об этом на празднике? Неужели уже поползли слухи?
Нина почувствовала себя виноватой, но потихоньку у нее в голове начал вырисовываться замысел.
– Если честно, мисс Томас, я и не подозревала, что кто-то передаст вам мои слова. Я просто пошутила.
– Запомните вот что, мисс Дэвис: в Голливуде так не шутят.
Очень может быть, подумала Нина, попрощавшись и положив трубку. Но даже в общество звезд найдутся свои лазейки, и рыбка попадется-таки на крючок.
На следующей вечеринке Нина бросила в качестве наживки следующую фразу: «Я слышала, что на съемочной площадке киностудии «Юниверсал» творится такой кошмар, что даже «Челюсти-2» не идут с ним ни в какое сравнение». Наутро один из сотрудников «Юниверсал» по связям с общественностью предложил ей пригласить в шоу «Свои люди» Роя Шайдера, дабы тот поведал публике, какие теплые дружеские отношения царят между актерами и съемочной группой. Стоило Нине невзначай поинтересоваться, а правда ли, дескать, что Джейн Фонда считает неудачу с «Возвращением домой» результатом ее антивоенной деятельности, как ей сразу же дали интервью Брюс Дерн, Джон Войт и сама Джейн Фонда. Насмешливое замечание по поводу таланта танцовщика знаменитого Траволты в «Лихорадке субботнего вечера» («Если эти танцевальные па способен выполнить даже Джон Траволта, вряд ли они представляют какой-либо интерес») помогло ей не только взять интервью у звезды, но и добиться от актера урока танцев в прямом эфире.
Рейтинг Нины неуклонно рос. Она становилась заметной фигурой в мире шоу-бизнеса. Но что самое главное, наряду с ростом популярности пришло и признание – теперь она действительно стала своим человеком среди голливудских знаменитостей и получила доступ в круг избранных. Филипп Медина по-прежнему приглашал ее в рестораны, когда бывал в городе. Нине это было только на руку.
Что ж, теперь ей необходимо завоевать доверие своих информаторов и потенциальных героев шоу. Именно поэтому, получая сведения частным порядком, она отныне сперва проверяла их и только потом делала достоянием широкой общественности. Если она у кого-то брала интервью, то подходила к этому со всей ответственностью. В тех случаях, когда ей удавалось заглянуть гораздо глубже, чем предполагалось, что случалось довольно часто, она старалась наполнить свой рассказ малоизвестными подробностями и сделать его запоминающимся.
Однако по прошествии года Нина пришла к выводу, что делать хорошее, добротное шоу отнюдь не предел ее мечтаний. Едва ей выпадала свободная минутка, как она принималась просматривать записи своих передач и сравнивать с шоу конкурентов. К сожалению, как она ни старалась, ей не удавалось отыскать ту изюминку, которая выделила бы ее из сонма телеведущих, приглашавших на шоу голливудских знаменитостей.
Изучив опыт своих коллег, Нина наконец решилась: в своих шоу она стала делать осторожные намеки, как когда-то Хедда Хоппер и Луэлла Парсонс, да и она сама в начале своей карьеры телеведущей, обнажать пороки, подобно Уолтеру Уинчеллу и Эльзе Максвелл, раздавать оплеухи направо и налево, а порой и облагораживать сплетни, обряжая их в ранг сообщений чрезвычайной важности. Теперь она подавала свои новости как изысканное блюдо и задавала гостям те вопросы, ответы на которые желали знать ее зрители. Среди ее коллег-журналистов такие вопросы считались «опасными».
Одного из ведущих киноактеров Нина спросила, не голубой ли он; герою телевизионных «мыльных опер», чья мать, знаменитая певица, умерла от рака печени, известному своим пристрастием к алкоголю и наркотикам, она задала вопрос о дурной наследственности; у звезды рок-н-ролла Нина как бы невзначай поинтересовалась, знал ли он, что его пассии из Кливленда было всего четырнадцать лет. Вскоре Нина Дэвис стала национальной знаменитостью. Отныне она была вхожа ко всем голливудским звездам. Никто не осмеливался игнорировать ее звонки. И хотя своими шоу она наводила на героев бульварной прессы страх и ужас, ни один не отказывал ей в интервью. Все они понимали, что сделать это все равно что подписать себе смертный приговор. Теперь у Нины было то, чего они все боялись, и к чему сама она стремилась всегда. Власть.
– Благодарю всех, кто смотрел наше шоу «Свои люди». С вами была Нина Дэвис. Я прощаюсь до завтра и напоминаю, что истории может рассказывать любой. Но лишь от нас вы услышите правду и только правду!
Выражение лица Миранды, следящей за телешоу дочери, поминутно менялось: радость уступала место разочарованию и легкой грусти. То она счастливо улыбалась – родительская гордость за дочь брала верх, то вдруг вспоминала о том, что для Нины она всего лишь одна из десятков тысяч зрителей шоу, абсолютно чужой человек.
– Она прекрасно выглядит, не находите?
Луис и Изабель понимающе переглянулись. Добродушие Миранды их и восхищало и раздражало одновременно – так было и на этот раз.
– Надо отдать ей должное, – восхищенно заметила Изабель, а про себя с горечью подумала: «Если бы только преодолеть ту пропасть, что легла между нами, моя названая сестричка». – Она всегда говорила, что хочет покорить Голливуд, и вот наконец добилась своего!
Все трое молча смотрели на застывшее в кадре лицо Нины. Шоу закончилось, пошли титры. Миранда и Луис погрузились в невеселые раздумья. Когда появилась эмблема «Сиско комьюникейшнз», Изабель невольно задалась вопросом, а знакома ли Нина с Филиппом Мединой, и если знакома, то насколько близко. Вдруг она ему нравится больше, чем я? – извечная ревность к сопернице.
Миранда выключила телевизор, изгнав с экрана призрак Нины, и обернулась к Изабель:
– Я тебе не рассказывала про одного нашего постояльца из Барселоны? Он приехал к нам несколько месяцев назад и представился другом твоей семьи. Пасква Барба. Ты его знаешь?
Изабель кивнула и потерла лоб, как при головной боли.
– Он захотел купить одну из картин твоей мамы.
– Но ведь вы не продали ее? – вскричала Изабель.
– Конечно, нет, – успокоила ее Миранда и добавила, что картинами Альтеи вправе распоряжаться только сама дочь. – А кто такой этот Барба?
– Он убил мою мать.
Услышав это, Миранда и Луис остолбенели. Что этому человеку понадобилось в Санта-Фе? Зачем он приехал в Ла-Каса?
– Он сказал нам, что путешествует по Соединенным Штатам, а Рафаэль Авда посоветовал ему остановиться у нас.
Звучало вполне правдоподобно. Пако был коллекционером, к тому же он и раньше имел дела с Рафаэлем. Но Изабель все равно не доверяла ему.
– Сколько картин тебе надо завершить? – Миранда решила поговорить о приятном.
– Две, – ответила Изабель, с трудом возвращаясь к действительности. – Надеюсь успеть к приезду Скай. Она заберет их с собой в Нью-Йорк.
– Мне бы не хотелось, чтобы твоя нью-йоркская выставка совпала по времени с «Очарованием».
– Спросим о дате у Скай. Она приезжает завтра утром.
– Ах, мне так не терпится ее снова увидеть! – Миранда радостно рассмеялась. – Тебе она тоже понравится, Луис.
Луис кивнул и улыбнулся. Если эта девушка хоть самую малость соответствует тому образу, который нарисовали ему Миранда и Изабель, то она и в самом деле незаурядная личность.
Впрочем, все может оказаться совсем не так. Джулиан Рихтер получил такие же восторженные отзывы Миранды и Изабель, однако Луису он не понравился. Каждый раз, когда Рихтер приезжал в Санта-Фе – а он уже побывал тут трижды, – Луис честно пытался проникнуться симпатией к человеку, сделавшему карьеру его подопечной, но Джулиан оказался собственником, а в этом нет ничего хорошего. Его забота об Изабель была всего лишь ловушкой: он заманил девушку обещаниями богатства и славы. Луису сразу все стало ясно, когда он наблюдал за Рихтером в мастерской Изабель. Он делал все, чтобы Изабель почувствовала неуверенность в собственных силах и стала зависимой от него, Рихтера. Луис давно подозревал, что мэтр вовсе не стремится представить Изабель широкой общественности. Он стремится сделать ее своей собственностью.
Вечером того же дня Луис закрыл входную дверь гостиницы и дал все необходимые распоряжения ночному клерку, а затем удалился в спальню.
Миранда подняла на него печальный взгляд. Ее глаза затуманились грустью.
– Как ты думаешь, она вернется домой? Он сразу понял, что речь идет о Нине.
– Жить с нами? Вряд ли. А так, чтобы навестить… Возможно. Что бы Нина ни говорила тогда перед отъездом, она знает, что двери родного дома всегда для нее открыты.
– Звездная пыль запорошила ей глаза с самого детства.
– Да. Плюс ее богатое воображение. – Луис усмехнулся. – Не забывай, что она еще очень молода, а Голливуд в действительности совсем не похож на сказочную страну, которую она себе нарисовала.
– Скажи, она любит нас хоть немного?
Луис не ожидал подобного вопроса.
– Нина не сможет любить так самозабвенно, как ты, Миранда. Она находится в постоянной борьбе со своими страхами и сомнениями. Кто были ее родители, почему они бросили ее, почему мы с тобой так долго скрывали от нее правду? Она пытается найти ответы на все эти вопросы, и бог знает, что еще ее тревожит.
– Удастся ли ей справиться со всем этим?
Луис в упор взглянул на Миранду:
– Это зависит от того, что она выберет: правду или ложь.
Как всегда по возвращении в свою «хижину», Изабель остановилась на пороге и улыбнулась. Когда она сообщила Миранде и Луису, что едет домой писать картины, они предложили ей поселиться в небольшом домике, где жили в первые годы после приезда в Санта-Фе.
Само собой, Луис взялся его отремонтировать: заново покрыл пол плитами, расширил окна, переоборудовал помещения.
Стены в самой большой комнате Изабель выкрасила в теплые розовые тона; светло-коричневый кафель и кедровые балки и вовсе смягчили цвет. Две низкие стены ступенчатой формы разграничили комнату на гостиную и спальню.
Собрание индейских украшений Изабель поместила на ступенчатой стене, у кровати. На гвоздиках, тихонько звеня, раскачивались изящные вещицы: бирюза, кораллы, оливковые косточки, семена дыни, амулетики, цветы тыквы, серебро и жемчуг. Над камином Изабель повесила одну из картин Альтеи, посвященную Рождеству. Рядом с кроватью поместила в рамочку образчик ткани, выполненный по своему, еще детскому эскизу.
Мастерская Изабель резко отличалась по стилю от остальных комнат крошечного домика. Белые стены, мольберт, стул и деревянный стол, заваленный красками, кистями и другими художественными принадлежностями. Через застекленные проемы в просмоленном потолке в мастерскую падал солнечный свет. Ночью помещение освещалось лампой, впрочем, иногда в окна заглядывала луна.
Каждый вечер перед сном Изабель навещала свою маленькую студию. Вот и сегодня, включив свет, она устремила взгляд на огромный холст у стены. Написанная в фиолетовых и серых тонах, на холсте из почти черного вихря вырастала огромная клубящаяся туча. Туча заполняла все пространство картины, символизируя собой мощь природных сил, неподвластных человеку.
Изабель приступила к работе над этим холстом во время своей последней поездки в Барселону – после самого яркого дня за все пребывание в Испании и ночи, полной горького отчаяния. Флора приболела и почти не вставала с постели. Им с Изабель так и не удалось погулять по знакомым местам. Когда же наконец Флоре стало получше, они решили устроить по этому случаю торжественный обед на двоих. К немалому удивлению Изабель, тетя Флора спросила ее, была ли она уже влюблена.
– Думаю, что да, – ответила Изабель, имея в виду Коуди.
Флора пощелкала языком и укоризненно покачала головой:
– Если ты еще раздумываешь, то это не совсем то!
– А почему ты не вышла замуж за дядю Алехандро? – в свою очередь спросила Изабель. – Ты же говорила, что любишь его.
– И люблю его, так оно и есть. Всегда любила и буду любить. – Она пригубила вино. – Но мне хотелось сохранить свободу и независимость. Если бы я вышла замуж, мне пришлось бы с ними расстаться. – Флора погрустнела и задумалась. – Согласно неписаным законам мне надлежало занять подчиненное положение только потому, что я женщина. Я не желала мириться с дурацкими запретами, согласно которым женщине нельзя заниматься живописью, а если она пишет картины, то не имеет права их выставлять.
Флора усмехнулась, видимо вспомнив кое-какие эпизоды из своей юности.
– Когда Алехандро остался со мной, несмотря на мой отказ выйти за него замуж, и повсюду появлялся в моем обществе, мое сердце едва ли не выпрыгивало из груди от счастья. Меня восхищали его любовь, преданность и бесстрашие.
– Может, когда-нибудь и я найду своего Алехандро, – промолвила Изабель, глубоко тронутая рассказом своей тетушки.
Флора с усмешкой взглянула на Изабель.
– Я бы никому не пожелала тех мук, что нам с ним пришлось вынести. Тебе надо стремиться к тому, что было у твоих отца и матери. – Ее голос смягчился, и она с нежностью посмотрела на свою внучатую племянницу. – Как только тебе встретится мужчина, способный не только разжечь в тебе страсть, но и пробудить доверие и оберегать тебя, выходи за него замуж не раздумывая!
После этого разговора Изабель долго не могла уснуть. В конце концов она поднялась на башню Кастель и в благоговейном молчании стала ждать рождения нового дня.
Ночь отступала постепенно, шаг за шагом, но вот из-за горных вершин поднялось солнце. И наконец заиграли краски утра.
А Изабель, ставшая свидетельницей пробуждения природы, увидела во всем этом послание небес, призванное вдохновить ее на очередное восхождение к вершинам искусства.
В Нью-Мексико Изабель вернулась с твердым намерением приступить к работе над серией абстрактных пейзажей. С этой целью она отправилась в рискованное путешествие по долине Смерти, к наполненным эхом кратерам Большого Каньона, разноцветным скалам каньона Брайс, в овраги Бэдлендз, навстречу рассвету. По пути она останавливалась в самых живописных местах, знакомилась с окрестностями, спала под открытым небом и просыпалась с первыми лучами солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42