О Боже, какое печальное время… Надеюсь, мадам, вам там понравится.
– Я в этом уверена, – ответила Эванджелина, поклонилась герцогу и вышла из библиотеки следом за миссис Рейли.
Из коридора донесся высокий и музыкальный голос экономки:
– Какая жалость, мадам, что вы лишились не только багажа, но и горничной. Вы только полюбуйтесь, сколько пуговиц на этом платье. Просто чудо, что вы сумели справиться с ними самостоятельно. Я пришлю Дорри помочь вам. Если вы сочтете эту девушку полезной, я приставлю ее к вам на все время вашего пребывания в замке Чесли.
Еще час назад он был одинок. Теперь у него появилась кузина. Юная кузина, которая, если только он не ошибался (а в том, что касалось женщин, он не ошибался никогда), обладала великолепным бюстом.
Жизнь была непредсказуема. Он наклонился, подобрал с пола смятое письмо Дрю Холси и запер его в верхний ящик письменного стола. Затем подошел к камину и задумчиво посмотрел на пылающие угли. Теперь он вспомнил тринадцатилетнюю девочку, слишком высокую для своего возраста и обогнавшую по росту даже свою взрослую двоюродную сестру Мариссу. Та девочка была странно зрелой для такого юного существа; у нее были гордо приподнятые тонкие плечи и широко расставленные темно-карие глаза, серьезно смотревшие ему в лицо. Теперь, семь лет спустя, от этих прекрасных глаз не мог отвести взгляда даже он, ее родственник.
– Ради Бога, – прошептал он, стоя посреди огромной тихой комнаты, – что это со мной?
Глава 6
– Ваша светлость…
Герцог резко остановился у подножия широкой массивной лестницы.
– О, Бассик, можешь не оправдываться. Я сам виноват, что не захотел выслушать тебя. Спасибо за то, что позаботился о моей кузине.
Бассик подошел поближе и понизил голос до шепота:
– Это было нетрудно, ваша светлость. Она кажется очень милой юной леди. Она поживет у нас?
– Пока неизвестно. Я скажу тебе, как решится дело.
– О да, ваша светлость. Джанипер наконец сознался, что передал вам письмо от лорда Петтигрю. Плохие новости, ваша светлость?
– Да, преотвратительные. С предателя не удалось сорвать маску. Дрю не хочет, чтобы я вмешивался в расследование, но теперь я это сделаю. Робби не останется неотомщенным. Я поклялся в этом его жене. Проклятье! Он оставил двух близнецов, мальчиков не старше Эдмунда! – Он дрожал от бессильного гнева, но в конце концов взял себя в руки. – Извини, Бассик. Теперь я знаю, что мадам де ла Валетт прибыла в повозке простого кузнеца.
Дворецкий кивнул.
– Я тайком от нее заплатил кузнецу. Видит Бог, малый ждал денег, но она об этом не догадывалась. У меня чуть глаза на лоб не полезли: слыханное ли дело, чтобы молодая леди путешествовала одна? А ведь она настоящая леди. Это видно с первого взгляда.
– Да, – ответил герцог, – когда я увидел ее, у меня тоже глаза на лоб полезли. Но теперь все позади. У нас она может чувствовать себя в безопасности.
Он кивнул Бассику, пошел наверх, но внезапно резко обернулся и рассмеялся.
– Ты правильно догадался, что она прибыла без единого пенни в кармане! Раз уж она сама не делает из этого тайны, могу сказать тебе: она хочет стать няней Эдмунда. Я пока ничего не решил. Что ты об этом думаешь?
– От такой мысли можно поседеть, ваша светлость.
– Ты и так седой, Бассик.
– Ваша светлость, я постараюсь придумать другой выход, более приемлемый в данной ситуации. Пока что могу сказать только одно: похоже, она тверда духом. И сила воли у нее железная.
– Посмотрим. – Герцог фыркнул и пошел наверх, в детскую.
Добравшись до лестничной площадки, Ричард свернул в коридор, который вел в восточное крыло. Вокруг сновали слуги, но он ничего не видел и не слышал. Герцог неторопливо шагал мимо фамильных портретов, которыми были увешаны все стены. А коридор был нешуточный. Его ширина составляла около трех метров. Не дом, а настоящая кроличья нора, подумал Ричард, преодолевая пятнадцать с лишним метров, отделявшие его от двери детской. Взявшись за ручку, он остановился и прислушался к смеху сына. Настроение Ричарда теперь не имело значения. Ему было достаточно услышать смех Эдмунда, чтобы улыбнуться самому.
Едва отец переступил порог комнаты, как Эдмунд стрелой бросился к нему и прыгнул на руки. Герцог, привыкший к этому, легко поймал шустрого малыша, поднял его и прижал к груди.
Эдмунд слегка подался назад.
– Папа, Эллен накрыла мне стол точно так же, как Бассик накрывает тебе. Сейчас я приступаю к третьей перемене. Это рыбное блюдо. – Он повернулся к девушке. – Правда, Эллен? Это ведь ты велела мне представлять папу, когда ставила на стол запеченного морского окуня?
– Правда, лорд Эдмунд. Это фирменное блюдо миссис Дент, причем очень вкусное.
– Эллен мой дворецкий, – сказал Эдмунд.
Герцог обратил внимание, что нянька Эдмунда, обычно очень застенчивая девятнадцатилетняя девушка, дочь местной швеи, надела черный сюртук, видно взятый взаймы у Басси-ка, закатала рукава и даже завязала на шее салфетку наподобие галстука.
– Эллен, он правильно пользуется прибором?
– Ваша светлость, он великолепно делает все, за что ни возьмется.
– Папа, что-то не так?
– Не могу прийти в себя от изумления. Ты все делаешь великолепно? Это никогда не приходило мне в голову.
– О, так и есть, ваша светлость, – сказала Эллен и тут же отошла на три шага назад. Герцог знал, что девушка побаивается его, хотя он делал все, чтобы успокоить ее. До сих пор она хорошо справлялась со своими обязанностями. Герцог улыбнулся ей и снова обнял сына.
– Эллен, если ты считаешь, что это так, не буду спорить.
Стоило герцогу прийти в детскую, как его тут же охватывали воспоминания. Это была самая главная комната в замке; вестибюль не шел с ней ни в какое сравнение. Именно в этом помещении поколение за поколением росли мальчики и девочки рода Чесли. Когда Эдмунд год назад приступил к учебе, герцог велел заново перекрасить большую комнату и оклеить ее обоями, рисунок которых выбрал сам Эдмунд из альбома с образцами. Каждый обитатель детской оставлял в ней свой след. Следом пребывания здесь самого герцога была прекрасно вырезанная книжная полка, висевшая в дальнем углу; на внутренней доске гордо красовались его инициалы. Над этой полкой он трудился почти год, пока не достиг того оттенка коричневого цвета, к которому стремился. Отец и мать не уставали хвалить его.
Он прошел по длинной ковровой дорожке к обеденному столу сына, который Эллен поставила на почетное место перед камином. Там Ричард спустил мальчика на пол. Эдмунд подошел к стулу у торца и стоял неподвижно, пока Эллен не отодвинула его от стола. Мальчик казался не просто серьезным, но ушедшим в себя. Герцог поймал себя на мысли, что сын передразнивает его как обезьяна. Но потом понял, что так же вел себя его собственный отец, а до того дед. Во всем этом чувствовалась рука Бассика. Эдмунд выбрал нужную вилку, поднял взгляд на отца, и его темные глаза гордо блеснули.
Герцог улыбнулся девушке.
– Эллен, ты права. Он и в самом деле великолепен.
Пятилетний мальчик начал сосредоточенно разрезать кусок запеченного теста, которому повариха придала форму рыбы. Затем он взял кусочек, медленно прожевал и важно кивнул.
– Отлично, старина. Пожалуйста, передай мою благодарность поварихе.
Он умудрился скопировать даже тон герцога. Это слегка пугало и в то же время успокаивало. Старина? Черт побери, где его сын мог это слышать? Преемственность, подумал герцог, еще одно подтверждение преемственности. Эллен не выдержала, перестала играть роль и обняла Эдмунда. Ричарду показалось, что девушка любит его сына больше, чем родная мать. Нет, он не станет так думать о Мариссе. Это нехорошо.
– Не расскажешь ли, как сегодня днем ты ездил верхом на Пэнси?
Эдмунд предложил отцу бокал воображаемого вина и сделал вид, что пригубил собственный очень красивый кубок.
– Да, сэр. Когда мы с Гриммсом вели Пэнси на конюшню, то изучили берег. Мы построили замок с башнями и рвом. Гримме сказал, что прибой будет армией Вильгельма Завоевателя. Мы стояли на вершине холма и следили за тем, как исчезал замок. В конце концов Вильгельм высадился на берег и все уничтожил.
Герцог присел на корточки и посмотрел сыну в глаза.
– У прибоя нет разума, Эдмунд. Он размывает песок, вот и все. Если бы замок штурмовали ты или я, мы не стали бы разрушать его. Мы пытались бы его взять. Мы восстановили бы его; в нем жили бы наши люди, процветали и благоденствовали. А сейчас я хочу удивить тебя. У нас гость.
– Кто? Филипп?
– Нет, это не Филипп Мерсеро. Он в поместье Динуитти со своей молодой женой. Ее зовут Сабрина. Она тебе понравится. Она могла бы командовать кавалерийским полком.
– Я не знал, что леди могут быть солдатами.
– Я имел в виду другое. Просто она смелая и отважная. Ты ведь знаешь Филиппа. Леди, которая согласится иметь с ним дело, должна обладать талантом полководца.
– Значит, это Дрю?
– Нет, не Дрю. Чтобы не гадать три часа, скажу тебе, что это леди и что ты никогда ее не видел. Она кузина твоей мамы. Ее зовут… – Ричард осекся, чувствуя себя дурак дураком. Он понятия не имел, как ее зовут. – Ты будешь называть ее мадам де ла Валетт. Если будешь хорошо себя вести, она, возможно, назовет тебе свое имя.
– Папа, она что, иностранка?
– Только наполовину. В ней достаточно много английского. Сам увидишь. А сейчас мне пора готовиться к обеду. Я познакомлю тебя с ней завтра утром. Эллен, одень его понаряднее.
– Да, ваша светлость.
– Папа, а отказаться никак нельзя?
– Нет, Эдмунд, нельзя.
Эдмунд покорно кивнул.
– Она будет гладить меня по головке и притворяться, что ей со мной интересно. А потом начнет целовать и шептать всякие нежности.
– Если она сочтет тебя достойным интереса, то притворяться не будет. Если же ты не покажешься ей интересным, она будет вежливой, только и всего. Поэтому постарайся не дерзить ей.
– Она такая же красивая, как Эллен и бабушка? Эти слова заставили Эллен ахнуть.
– Возможно, – сказал герцог. – Это ты решишь сам.
– Все равно она не будет такой красивой, как мать Рохана. Та – самая красивая дама на всем свете.
Может, он и прав, подумал герцог, вспоминая мать Рохана Каррингтона. Шарлотта была настоящей богиней, роскошным созданием, настоящей Цирцеей. Он слышал, что Шарлотта давала Сабрине уроки кокетства, которые были необходимы девушке для флирта с будущим мужем.
– Приступай к четвертому блюду, Эдмунд. Он похлопал сына по плечу, кивнул Эллен и вышел из детской.
Ричард оказался прав. Съев еще одно потрясающе вкусное изделие поварихи герцога, Эванджелина уже не была так голодна, но блюда, которые подали на обед, действительно не имели себе равных.
– Это было великолепно, милорд. Телятина бесподобна. Ваша повариха – настоящий гений. Я начинаю думать, что она превращает в золото все, к чему прикасается. – Эванджелина довольно вздохнула, откинулась на спинку стула и вытерла руки салфеткой.
– Благодарю вас. Бассик, пожалуйста, передай поварихе благодарность мадам. Как насчет бокала хереса? – Он понял, что почти буквально повторил слова, недавно услышанные от сына, и улыбнулся соседке по столу.
Эванджелина чуть не ахнула. Опять эта улыбка! Это нечестно. Нельзя позволять, чтобы мужчина так улыбался несчастной женщине. Она начала пристально следить за Бассиком, наливавшим херес в бокал из тончайшего хрусталя.
Герцог отпустил дворецкого.
– Бассик, сегодня ты мне больше не понадобишься. Я знаю, что по четвергам ты играешь с миссис Рейли в вист. Поддержи нашу мужскую честь. Надеюсь, ты выиграешь.
– Попытаюсь, ваша светлость. Но миссис Рейли сильный противник.
Когда Бассик увел из столовой двух лакеев, герцог откинулся на изящную резную спинку своего стула, больше напоминавшего трон, и сверху вниз посмотрел на свояченицу.
– Нас разделяет слишком большое пространство, – сказал он. – Раньше я не понимал этого. Надо будет велеть Бассику сложить стол. Тогда между нами будет не больше трех метров. – Он поднял кубок. – Добро пожаловать в Чесли, мадам. Вы не сочтете дерзостью, если я предложу выпить за ваше здоровье?
– Вы очень любезны, милорд, – сказала Эванджелина, чокнувшись с ним и едва пригубив бокал. Херес был великолепный, густой и вкусный. У нее потеплело в животе. – Ваша столовая производит сильное впечатление. Думаю, за этим столом могло бы поместиться человек сорок.
– Да, около того. Бассику нравится хранить его во всем великолепии. Слава Богу, что он убрал три многоярусные вазы, иначе мы вообще не увидели бы друг друга… Кстати, когда я был в детской у сына, мне пришло в голову, что я не знаю вашего имени.
– Де ла Валетт.
– Нет, я имею в виду то имя, которое вы получили при крещении.
– Эванджелина, милорд.
– Красивое имя. – За столом она вела себя как должно, но светская беседа в присутствии БаСсика и торчавших рядом двух лакеев не стоила ни пенни. Ричард держался соответственно, не допускал пауз в разговоре и играл роль гостеприимного, но хладнокровного хозяина, достаточно равнодушного как к самому обеду, так и к своей гостье.
– Это имя выбрала для меня мать. Она была уже немолода, и мое рождение стало для нее чем-то вроде чуда. Мать говорила, что назвала меня так в благодарность. – Девушка осеклась, поняв, что слишком разговорилась. До сих пор она не рассказывала об этом никому на свете.
– Отец рассказывал мне, что, когда родился я, мать посмотрела на меня и сказала: «Слава всем святым. Наконец-то я произвела на свет наследника». До меня у нее было три выкидыша.
– Значит, вы тоже были чудом.
– Когда вы познакомитесь с моей матерью, спросите об этом ее саму.
– Сомневаюсь, что это случится, – сказала Эванджелина и затаила дыхание. На рукаве ее вечернего платья красовалась капля великолепного соуса герцогской поварихи.
Девушка смочила пятно водой и высушила салфеткой. Другого наряда у нее не было. Слава Богу, это платье с высокой талией, сшитое из темно-серого муслина, без оборок и кружев на подоле, принадлежало самой Эванджелине, а не было выбрано для нее Ушаром или его проклятой любовницей.
Девушка посмотрела на хозяина замка. Мягкое сияние свеч заставляло блестеть его темные волосы. Черный вечерний костюм и крахмальная льняная сорочка Ричарда были безукоризненны. Ее воспоминания семилетней давности не давали верного представления о красоте этого мужчины. Он был великолепен и, несомненно, знал это.
Эта мысль заставила Эванджелину улыбнуться. Ее внешний вид вызывал именно то впечатление, на которое она рассчитывала. Так же, как и внешний вид Ричарда. Так что оба могли быть довольны.
– Вас насмешил бокал?
– О нет, эта улыбка не имеет отношения к хересу.
– Тогда к чему она имеет отношение?
– Я скажу вам правду, милорд. Я подумала, что наша с вами форма полностью соответствует содержанию.
– Я джентльмен, а вы леди. Не вижу в этом ничего смешного. Во всяком случае, у меня такая мысль улыбки бы не вызвала. Но я улыбнулся бы, если в эту дверь вошла красивая женщина, одетая лишь в прозрачную вуаль, чтобы поддразнить меня.
– Сомневаюсь, что джентльмен может сказать такое. Подумать – да, но сказать?.. Вы не шутите? В одной вуали?
– Думаю, моя мать предпочла бы не слышать таких речей. Иначе ей пришлось бы успокаивать окружающих. Хотя сейчас я припоминаю, что мои родители частенько смеялись за столом, когда не догадывались, что я их слышу.
– Смех – прекрасная вещь. Мои родители тоже смеялись, причем иногда в весьма неподходящее время.
– Я знаю, что вы имеете в виду. Помню, однажды я видел, как отец прижал мать к стене и впился ей в губы. Я никогда не забуду этого. Конечно, тогда я не понимал, что это значит. – Он немного помолчал, а потом вполголоса добавил: – Мать очень тяжело переживала его смерть.
– Так же, как и вы?
– Да. Всем моим друзьям захотелось отдать мне визит просто потому, что он был лучшим из отцов. Он любил моих друзей, обращался с ними так же, как со мной, и хотел, чтобы они были смелыми, твердыми и честными. – В горле у него образовался комок. Ричард боролся с собой, но тщетно. Он не мог говорить об отце – человеке, которого считал лучшим на свете. Герцог подумал об Эдмунде и о том, что потерял мальчик, утративший такого деда. Он покачал головой. – Вам понравилась спальня?
– Очень. Я помню, у Мариссы был отличный вкус. Спальня оформлена в ее любимых цветах – голубом и кремовом.
– Вкусы Мариссы мне неизвестны. Я никогда не заходил в ее спальню.
Глава 7
Он никогда не заходил в спальню своей жены?
Эванджелина открыла рот, готовая спросить, как же он сумел произвести на свет сына, если никогда не был в спальне Мариссы.
Ричард прекрасно знал, что у нее на уме. Выразительное лицо Эванджелины было для него открытой книгой. Эта девушка не умела притворяться. Если она хочет когда-нибудь попасть в высшее общество, ей придется многому научиться.
– Я спал с женой. Но не в ее кровати. Честно говоря, Марисса почти не бывала здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Я в этом уверена, – ответила Эванджелина, поклонилась герцогу и вышла из библиотеки следом за миссис Рейли.
Из коридора донесся высокий и музыкальный голос экономки:
– Какая жалость, мадам, что вы лишились не только багажа, но и горничной. Вы только полюбуйтесь, сколько пуговиц на этом платье. Просто чудо, что вы сумели справиться с ними самостоятельно. Я пришлю Дорри помочь вам. Если вы сочтете эту девушку полезной, я приставлю ее к вам на все время вашего пребывания в замке Чесли.
Еще час назад он был одинок. Теперь у него появилась кузина. Юная кузина, которая, если только он не ошибался (а в том, что касалось женщин, он не ошибался никогда), обладала великолепным бюстом.
Жизнь была непредсказуема. Он наклонился, подобрал с пола смятое письмо Дрю Холси и запер его в верхний ящик письменного стола. Затем подошел к камину и задумчиво посмотрел на пылающие угли. Теперь он вспомнил тринадцатилетнюю девочку, слишком высокую для своего возраста и обогнавшую по росту даже свою взрослую двоюродную сестру Мариссу. Та девочка была странно зрелой для такого юного существа; у нее были гордо приподнятые тонкие плечи и широко расставленные темно-карие глаза, серьезно смотревшие ему в лицо. Теперь, семь лет спустя, от этих прекрасных глаз не мог отвести взгляда даже он, ее родственник.
– Ради Бога, – прошептал он, стоя посреди огромной тихой комнаты, – что это со мной?
Глава 6
– Ваша светлость…
Герцог резко остановился у подножия широкой массивной лестницы.
– О, Бассик, можешь не оправдываться. Я сам виноват, что не захотел выслушать тебя. Спасибо за то, что позаботился о моей кузине.
Бассик подошел поближе и понизил голос до шепота:
– Это было нетрудно, ваша светлость. Она кажется очень милой юной леди. Она поживет у нас?
– Пока неизвестно. Я скажу тебе, как решится дело.
– О да, ваша светлость. Джанипер наконец сознался, что передал вам письмо от лорда Петтигрю. Плохие новости, ваша светлость?
– Да, преотвратительные. С предателя не удалось сорвать маску. Дрю не хочет, чтобы я вмешивался в расследование, но теперь я это сделаю. Робби не останется неотомщенным. Я поклялся в этом его жене. Проклятье! Он оставил двух близнецов, мальчиков не старше Эдмунда! – Он дрожал от бессильного гнева, но в конце концов взял себя в руки. – Извини, Бассик. Теперь я знаю, что мадам де ла Валетт прибыла в повозке простого кузнеца.
Дворецкий кивнул.
– Я тайком от нее заплатил кузнецу. Видит Бог, малый ждал денег, но она об этом не догадывалась. У меня чуть глаза на лоб не полезли: слыханное ли дело, чтобы молодая леди путешествовала одна? А ведь она настоящая леди. Это видно с первого взгляда.
– Да, – ответил герцог, – когда я увидел ее, у меня тоже глаза на лоб полезли. Но теперь все позади. У нас она может чувствовать себя в безопасности.
Он кивнул Бассику, пошел наверх, но внезапно резко обернулся и рассмеялся.
– Ты правильно догадался, что она прибыла без единого пенни в кармане! Раз уж она сама не делает из этого тайны, могу сказать тебе: она хочет стать няней Эдмунда. Я пока ничего не решил. Что ты об этом думаешь?
– От такой мысли можно поседеть, ваша светлость.
– Ты и так седой, Бассик.
– Ваша светлость, я постараюсь придумать другой выход, более приемлемый в данной ситуации. Пока что могу сказать только одно: похоже, она тверда духом. И сила воли у нее железная.
– Посмотрим. – Герцог фыркнул и пошел наверх, в детскую.
Добравшись до лестничной площадки, Ричард свернул в коридор, который вел в восточное крыло. Вокруг сновали слуги, но он ничего не видел и не слышал. Герцог неторопливо шагал мимо фамильных портретов, которыми были увешаны все стены. А коридор был нешуточный. Его ширина составляла около трех метров. Не дом, а настоящая кроличья нора, подумал Ричард, преодолевая пятнадцать с лишним метров, отделявшие его от двери детской. Взявшись за ручку, он остановился и прислушался к смеху сына. Настроение Ричарда теперь не имело значения. Ему было достаточно услышать смех Эдмунда, чтобы улыбнуться самому.
Едва отец переступил порог комнаты, как Эдмунд стрелой бросился к нему и прыгнул на руки. Герцог, привыкший к этому, легко поймал шустрого малыша, поднял его и прижал к груди.
Эдмунд слегка подался назад.
– Папа, Эллен накрыла мне стол точно так же, как Бассик накрывает тебе. Сейчас я приступаю к третьей перемене. Это рыбное блюдо. – Он повернулся к девушке. – Правда, Эллен? Это ведь ты велела мне представлять папу, когда ставила на стол запеченного морского окуня?
– Правда, лорд Эдмунд. Это фирменное блюдо миссис Дент, причем очень вкусное.
– Эллен мой дворецкий, – сказал Эдмунд.
Герцог обратил внимание, что нянька Эдмунда, обычно очень застенчивая девятнадцатилетняя девушка, дочь местной швеи, надела черный сюртук, видно взятый взаймы у Басси-ка, закатала рукава и даже завязала на шее салфетку наподобие галстука.
– Эллен, он правильно пользуется прибором?
– Ваша светлость, он великолепно делает все, за что ни возьмется.
– Папа, что-то не так?
– Не могу прийти в себя от изумления. Ты все делаешь великолепно? Это никогда не приходило мне в голову.
– О, так и есть, ваша светлость, – сказала Эллен и тут же отошла на три шага назад. Герцог знал, что девушка побаивается его, хотя он делал все, чтобы успокоить ее. До сих пор она хорошо справлялась со своими обязанностями. Герцог улыбнулся ей и снова обнял сына.
– Эллен, если ты считаешь, что это так, не буду спорить.
Стоило герцогу прийти в детскую, как его тут же охватывали воспоминания. Это была самая главная комната в замке; вестибюль не шел с ней ни в какое сравнение. Именно в этом помещении поколение за поколением росли мальчики и девочки рода Чесли. Когда Эдмунд год назад приступил к учебе, герцог велел заново перекрасить большую комнату и оклеить ее обоями, рисунок которых выбрал сам Эдмунд из альбома с образцами. Каждый обитатель детской оставлял в ней свой след. Следом пребывания здесь самого герцога была прекрасно вырезанная книжная полка, висевшая в дальнем углу; на внутренней доске гордо красовались его инициалы. Над этой полкой он трудился почти год, пока не достиг того оттенка коричневого цвета, к которому стремился. Отец и мать не уставали хвалить его.
Он прошел по длинной ковровой дорожке к обеденному столу сына, который Эллен поставила на почетное место перед камином. Там Ричард спустил мальчика на пол. Эдмунд подошел к стулу у торца и стоял неподвижно, пока Эллен не отодвинула его от стола. Мальчик казался не просто серьезным, но ушедшим в себя. Герцог поймал себя на мысли, что сын передразнивает его как обезьяна. Но потом понял, что так же вел себя его собственный отец, а до того дед. Во всем этом чувствовалась рука Бассика. Эдмунд выбрал нужную вилку, поднял взгляд на отца, и его темные глаза гордо блеснули.
Герцог улыбнулся девушке.
– Эллен, ты права. Он и в самом деле великолепен.
Пятилетний мальчик начал сосредоточенно разрезать кусок запеченного теста, которому повариха придала форму рыбы. Затем он взял кусочек, медленно прожевал и важно кивнул.
– Отлично, старина. Пожалуйста, передай мою благодарность поварихе.
Он умудрился скопировать даже тон герцога. Это слегка пугало и в то же время успокаивало. Старина? Черт побери, где его сын мог это слышать? Преемственность, подумал герцог, еще одно подтверждение преемственности. Эллен не выдержала, перестала играть роль и обняла Эдмунда. Ричарду показалось, что девушка любит его сына больше, чем родная мать. Нет, он не станет так думать о Мариссе. Это нехорошо.
– Не расскажешь ли, как сегодня днем ты ездил верхом на Пэнси?
Эдмунд предложил отцу бокал воображаемого вина и сделал вид, что пригубил собственный очень красивый кубок.
– Да, сэр. Когда мы с Гриммсом вели Пэнси на конюшню, то изучили берег. Мы построили замок с башнями и рвом. Гримме сказал, что прибой будет армией Вильгельма Завоевателя. Мы стояли на вершине холма и следили за тем, как исчезал замок. В конце концов Вильгельм высадился на берег и все уничтожил.
Герцог присел на корточки и посмотрел сыну в глаза.
– У прибоя нет разума, Эдмунд. Он размывает песок, вот и все. Если бы замок штурмовали ты или я, мы не стали бы разрушать его. Мы пытались бы его взять. Мы восстановили бы его; в нем жили бы наши люди, процветали и благоденствовали. А сейчас я хочу удивить тебя. У нас гость.
– Кто? Филипп?
– Нет, это не Филипп Мерсеро. Он в поместье Динуитти со своей молодой женой. Ее зовут Сабрина. Она тебе понравится. Она могла бы командовать кавалерийским полком.
– Я не знал, что леди могут быть солдатами.
– Я имел в виду другое. Просто она смелая и отважная. Ты ведь знаешь Филиппа. Леди, которая согласится иметь с ним дело, должна обладать талантом полководца.
– Значит, это Дрю?
– Нет, не Дрю. Чтобы не гадать три часа, скажу тебе, что это леди и что ты никогда ее не видел. Она кузина твоей мамы. Ее зовут… – Ричард осекся, чувствуя себя дурак дураком. Он понятия не имел, как ее зовут. – Ты будешь называть ее мадам де ла Валетт. Если будешь хорошо себя вести, она, возможно, назовет тебе свое имя.
– Папа, она что, иностранка?
– Только наполовину. В ней достаточно много английского. Сам увидишь. А сейчас мне пора готовиться к обеду. Я познакомлю тебя с ней завтра утром. Эллен, одень его понаряднее.
– Да, ваша светлость.
– Папа, а отказаться никак нельзя?
– Нет, Эдмунд, нельзя.
Эдмунд покорно кивнул.
– Она будет гладить меня по головке и притворяться, что ей со мной интересно. А потом начнет целовать и шептать всякие нежности.
– Если она сочтет тебя достойным интереса, то притворяться не будет. Если же ты не покажешься ей интересным, она будет вежливой, только и всего. Поэтому постарайся не дерзить ей.
– Она такая же красивая, как Эллен и бабушка? Эти слова заставили Эллен ахнуть.
– Возможно, – сказал герцог. – Это ты решишь сам.
– Все равно она не будет такой красивой, как мать Рохана. Та – самая красивая дама на всем свете.
Может, он и прав, подумал герцог, вспоминая мать Рохана Каррингтона. Шарлотта была настоящей богиней, роскошным созданием, настоящей Цирцеей. Он слышал, что Шарлотта давала Сабрине уроки кокетства, которые были необходимы девушке для флирта с будущим мужем.
– Приступай к четвертому блюду, Эдмунд. Он похлопал сына по плечу, кивнул Эллен и вышел из детской.
Ричард оказался прав. Съев еще одно потрясающе вкусное изделие поварихи герцога, Эванджелина уже не была так голодна, но блюда, которые подали на обед, действительно не имели себе равных.
– Это было великолепно, милорд. Телятина бесподобна. Ваша повариха – настоящий гений. Я начинаю думать, что она превращает в золото все, к чему прикасается. – Эванджелина довольно вздохнула, откинулась на спинку стула и вытерла руки салфеткой.
– Благодарю вас. Бассик, пожалуйста, передай поварихе благодарность мадам. Как насчет бокала хереса? – Он понял, что почти буквально повторил слова, недавно услышанные от сына, и улыбнулся соседке по столу.
Эванджелина чуть не ахнула. Опять эта улыбка! Это нечестно. Нельзя позволять, чтобы мужчина так улыбался несчастной женщине. Она начала пристально следить за Бассиком, наливавшим херес в бокал из тончайшего хрусталя.
Герцог отпустил дворецкого.
– Бассик, сегодня ты мне больше не понадобишься. Я знаю, что по четвергам ты играешь с миссис Рейли в вист. Поддержи нашу мужскую честь. Надеюсь, ты выиграешь.
– Попытаюсь, ваша светлость. Но миссис Рейли сильный противник.
Когда Бассик увел из столовой двух лакеев, герцог откинулся на изящную резную спинку своего стула, больше напоминавшего трон, и сверху вниз посмотрел на свояченицу.
– Нас разделяет слишком большое пространство, – сказал он. – Раньше я не понимал этого. Надо будет велеть Бассику сложить стол. Тогда между нами будет не больше трех метров. – Он поднял кубок. – Добро пожаловать в Чесли, мадам. Вы не сочтете дерзостью, если я предложу выпить за ваше здоровье?
– Вы очень любезны, милорд, – сказала Эванджелина, чокнувшись с ним и едва пригубив бокал. Херес был великолепный, густой и вкусный. У нее потеплело в животе. – Ваша столовая производит сильное впечатление. Думаю, за этим столом могло бы поместиться человек сорок.
– Да, около того. Бассику нравится хранить его во всем великолепии. Слава Богу, что он убрал три многоярусные вазы, иначе мы вообще не увидели бы друг друга… Кстати, когда я был в детской у сына, мне пришло в голову, что я не знаю вашего имени.
– Де ла Валетт.
– Нет, я имею в виду то имя, которое вы получили при крещении.
– Эванджелина, милорд.
– Красивое имя. – За столом она вела себя как должно, но светская беседа в присутствии БаСсика и торчавших рядом двух лакеев не стоила ни пенни. Ричард держался соответственно, не допускал пауз в разговоре и играл роль гостеприимного, но хладнокровного хозяина, достаточно равнодушного как к самому обеду, так и к своей гостье.
– Это имя выбрала для меня мать. Она была уже немолода, и мое рождение стало для нее чем-то вроде чуда. Мать говорила, что назвала меня так в благодарность. – Девушка осеклась, поняв, что слишком разговорилась. До сих пор она не рассказывала об этом никому на свете.
– Отец рассказывал мне, что, когда родился я, мать посмотрела на меня и сказала: «Слава всем святым. Наконец-то я произвела на свет наследника». До меня у нее было три выкидыша.
– Значит, вы тоже были чудом.
– Когда вы познакомитесь с моей матерью, спросите об этом ее саму.
– Сомневаюсь, что это случится, – сказала Эванджелина и затаила дыхание. На рукаве ее вечернего платья красовалась капля великолепного соуса герцогской поварихи.
Девушка смочила пятно водой и высушила салфеткой. Другого наряда у нее не было. Слава Богу, это платье с высокой талией, сшитое из темно-серого муслина, без оборок и кружев на подоле, принадлежало самой Эванджелине, а не было выбрано для нее Ушаром или его проклятой любовницей.
Девушка посмотрела на хозяина замка. Мягкое сияние свеч заставляло блестеть его темные волосы. Черный вечерний костюм и крахмальная льняная сорочка Ричарда были безукоризненны. Ее воспоминания семилетней давности не давали верного представления о красоте этого мужчины. Он был великолепен и, несомненно, знал это.
Эта мысль заставила Эванджелину улыбнуться. Ее внешний вид вызывал именно то впечатление, на которое она рассчитывала. Так же, как и внешний вид Ричарда. Так что оба могли быть довольны.
– Вас насмешил бокал?
– О нет, эта улыбка не имеет отношения к хересу.
– Тогда к чему она имеет отношение?
– Я скажу вам правду, милорд. Я подумала, что наша с вами форма полностью соответствует содержанию.
– Я джентльмен, а вы леди. Не вижу в этом ничего смешного. Во всяком случае, у меня такая мысль улыбки бы не вызвала. Но я улыбнулся бы, если в эту дверь вошла красивая женщина, одетая лишь в прозрачную вуаль, чтобы поддразнить меня.
– Сомневаюсь, что джентльмен может сказать такое. Подумать – да, но сказать?.. Вы не шутите? В одной вуали?
– Думаю, моя мать предпочла бы не слышать таких речей. Иначе ей пришлось бы успокаивать окружающих. Хотя сейчас я припоминаю, что мои родители частенько смеялись за столом, когда не догадывались, что я их слышу.
– Смех – прекрасная вещь. Мои родители тоже смеялись, причем иногда в весьма неподходящее время.
– Я знаю, что вы имеете в виду. Помню, однажды я видел, как отец прижал мать к стене и впился ей в губы. Я никогда не забуду этого. Конечно, тогда я не понимал, что это значит. – Он немного помолчал, а потом вполголоса добавил: – Мать очень тяжело переживала его смерть.
– Так же, как и вы?
– Да. Всем моим друзьям захотелось отдать мне визит просто потому, что он был лучшим из отцов. Он любил моих друзей, обращался с ними так же, как со мной, и хотел, чтобы они были смелыми, твердыми и честными. – В горле у него образовался комок. Ричард боролся с собой, но тщетно. Он не мог говорить об отце – человеке, которого считал лучшим на свете. Герцог подумал об Эдмунде и о том, что потерял мальчик, утративший такого деда. Он покачал головой. – Вам понравилась спальня?
– Очень. Я помню, у Мариссы был отличный вкус. Спальня оформлена в ее любимых цветах – голубом и кремовом.
– Вкусы Мариссы мне неизвестны. Я никогда не заходил в ее спальню.
Глава 7
Он никогда не заходил в спальню своей жены?
Эванджелина открыла рот, готовая спросить, как же он сумел произвести на свет сына, если никогда не был в спальне Мариссы.
Ричард прекрасно знал, что у нее на уме. Выразительное лицо Эванджелины было для него открытой книгой. Эта девушка не умела притворяться. Если она хочет когда-нибудь попасть в высшее общество, ей придется многому научиться.
– Я спал с женой. Но не в ее кровати. Честно говоря, Марисса почти не бывала здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33