А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В то время гораздо более простым делом было сваливать всю вину на правительство (слухи о фашистском путче к тому времени уже ослабли) и прессу. «Это не было Летом Любви, — сказал хиппи Плюшевый Мишка репортеру. — Это было лето полицейских и прессы. Так называемые «дети цветов» пришли сюда чего-то искать, потому что вы их сюда позвали, — и, конечно, они ничего не нашли».
Впервые следующий рубеж стал очевиден. Хэйт-Эшбери должен умереть, чтобы страна могла возродиться. «Думаю, сейчас как раз самое время запастись кислотой и отправиться, кто куда, кто в Топеку, кто в Канзас, — и начать понемногу настраивать людей, — сказал Аллен Коэн на одном из последних собраний в Хэйте. — И здесь, и в Нью-Йорке полно правильно настроенных людей, но вся остальная страна пока что представляет из себя непочатый край».
Почти год прошел с тех пор, как в штате Калифорния вошел в силу закон, запрещающий ЛСД, год с Лета Любви. Самое время сказать «гудбай» Хэйту, и вскоре были отпечатаны тысячи объявлений в траурной каемочке:
Хиппи района Хэйт-Эшбери!
Хиппи, обреченные сыны СМИ!
Друзья, приглашаем всех принять участие в службе, которая произойдет 6 октября, в первой половине дня в парке Буэна Виста!
Шестого в полдень пятиметровый гроб торжественно понесли вниз по Хэйт-стрит. Следом шли сотни две родственников в своих лучших костюмах. Гроб поддерживали десять человек. Процессия обошла весь Хэйт и остановилась в Пэнхэндл, где его торжественно подожгли. К несчастью, кто-то вызвал пожарных, и через несколько минут рядом зазвучали их сирены. «Это останки, — крикнул кто-то. — Не надо их тушить».
Но пожарные не послушались. Гигантские брандспойты за считанные минуты превратили пылавший гроб в обуглившуюся вязкую массу. Все, что оставалось хиппи, — шипящие облака пара, которые плавно уносило к центру города, где по радио Скотт Маккензи все еще пел:
Если ты придешь в Сан-Франциско,
Ты украсишь волосы цветами
Если ты придешь в Сан-Франциско,
Ты встретишь там много хороших людей.
В мае эта песня вошла в хит-парады. В конце лета она уже добралась до четвертого места. Можно сказать, что она стала самой популярной рекламой Лета Любви.
Глава 26. СЛИШКОМ МНОГО ГУРУ
По иронии судьбы к тому моменту, когда наша история достигает кульминационной точки, все основные лидеры уже сошли со сцены.
Кен Кизи, в конце июня осужденный на шесть месяцев, сидел в пользовавшемся доброй славой лагере окружной тюрьмы Сан-Матео. Лагерь располагался на двадцать пять миль к юго-востоку от Хэйт-Эшбери, посреди густого леса калифорнийских секвой. За плавательным бассейном он установил стерео и демонстрировал собратьям-заключенным психоделический звук. Сначала его определили в портновскую мастерскую, но после того как он расписал ее стены психоделическими фресками, его перевели в группу дорожных рабочих. «Тюрьма гораздо больше напоминает сумасшедший дом, чем психушка», — записал он в записной книжке,
Никто этим летом почти ничего не слышал и об Августе Оусли Стенли Третьем, хотя его продукцию, особенно СТП Скалли, можно было найти везде. Хиппи шутили, что Оусли ушел настолько далеко в другие измерения, что агентам-федералам его не поймать.
«И еще он работает над следующим супермощным психоделиком, — шептали они, — и собирается назвать его ФДА, — в честь пресловутого агентства».
Лири, по слухам, был в Индии, хотя на самом деле он оставался в Миллбруке, жил в типи на Холме Восторга, ходил в штанах из оленьей кожи, носил вышитую бисером повязку на голове и проповедовал радости подобного жития. Впервые со времен Индии он проводил дни в праздности, и его это вполне устраивало. На портативном стерео он слушал новый альбом «Битлз», «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера».
«Сам-то я уже полностью выпал, — сказал он в интервью журналу «Look». — Я уже анахронизм в психоделическом движении. Мое место заняли битлы. Весь последний альбом как литургия, посвященная ЛСД. Битлов он, кстати, называл «четырьмя евангелистами».
При посетителях он напускал на себя беззаботный и расслабленный вид, словно имение Хичкоков было всем, чего он только мог желать в жизни. Но на самом деле ему было просто некуда идти.
Он полностью обанкротился и теперь покидал свою резервацию только для того, чтобы прочитать лекции (гонорары доходили до тысячи долларов) и «обеспечить себя хлебом насущным».
Тимоти Лири на «Общечеловеческом Собрании Друзей»
За несколько месяцев до этого он уверенно предсказывал, что праздники психоделических мистерий станут «в течение ближайшего десятка лет самым популярным видом искусства в западном мире». Но теперь уже понятно, что он, как и многие импресарио до него, ошибся с определением настроений в обществе. Он издал две новые книги — «Смерть сознания» и «Озарение Будды». («Каждый из вас — Будда. Вы забыли об этом? Когда его называли принцем, под этим подразумевался просто подающий надежды парень, который учился в Калифорнийском университете. На танцах у него была куча девушек, адома — телевизор. Ноониудер-живали его от открытия, от возможности включиться в мир, проникнуться им и разрешить загадки болезней… старости… смерти. Так что Будда бросил университет, ушел с работы и занялся внутренними поисками».) Но и они только добавили еще десять тысяч долларов к его и так уже впечатляющим долгам.
Но Тим не позволял финансовым и юридическим проблемам восторжествовать над его природным оптимизмом. В интервью для Би-би-си он сказал, что в течение «пятнадцати лет Америка станет страной ЛСД. В нашем Верховном Суде будут курить марихуану. Это неизбежно, просто потому что этим сейчас занимаются студенты наших университетов». Насколько серьезно он это говорил? И что значит периодически мелькавшая у него на губах улыбка? «Все это прекрасно, — писал потом журналист из «Look», — но любой человек, не находящийся под кайфом, попав в Миллбрук, испытает ощущение, что его ставят в дурацкое положение, или, если выражаться попроще, решит, что над ним попросту подшучивают». В общем, точка зрения у «Look» на Тима была такая: нет, он вовсе не был злодеем, просто оказался не таким уж и умелым волшебником.
Но некоторые, а среди них были даже старые друзья и приверженцы, начинали беспокоиться. Алан Уоттс полагал, что Тим страдает от того, что Юнг называл чванливостью, — своего рода мессианский невроз, возникающий от ошибочного восприятия мистического опыта. Тим превращался в мессию, работающего на публику, Сократа, сбивающего молодежь с пути истинного, Барнума Иного Мира… и избавившись от старого эго, растил в себе новое, но уже гигантских размеров. «Он со своим параноидальным самомнением сможет ввести в заблуждение целое поколение», — сказал один писатель, в свое время частенько гостивший в Миллбруке.
И тем не менее, даже разорившись и живя в типи, Лири все еще олицетворял психоделический дух времени.
Проблема была не в том, что Тим Лири считал себя гуру. Проблема была в том, что каждый третий Том, Дик или Гарри считал себя гуру или у них был гуру, который считал, и т. д. В действительности же Лири не был единственным учителем-гуру в Миллбруке — он был только одним из троих. Теперь гости, приезжавшие в Мил-лбрук, могли выбирать: будут ли они заниматься играми разума с Артом Клепсом и его неоамериканской церковью (они занимали сторожку у ворот). Или они могли предпочесть психоделический путь индусов и присоединиться к ашраму Шри Рама, располагавшемуся в Большом доме. Здесь верховодил странствующий гуру Билл Хейнс. И, наконец, они могли выбрать Лигу духовных открытий, поставить типи и поселиться с остальными на Холме Восторга.
Выбор потребителя в лучших американских традициях в итоге привел к внутреннему расколу. После Лета Любви хиппи по этическим соображениям разделились на дюжину фракций, сект и культов (или присоединились к уже существующим), у каждой из которых были свои собственные методы покорения Иного Мира (сан-францисский «Кроникл» придумал для обозначения этих неохиппи словечко «фриби» — халявщики, но оно, к счастью, скончалось быстро и без мучений).
Настоящие хиппи, те кто приходил на Хэйт не ради развлекухи, увлеклись пением и медитациями. У них появилось время посидеть и наконец прочесть всю классическую тибетскую литературу, которую они в свое время купили в «Психоделическом магазине». Как это ни удивительно, многие присоединились к Харе Кришна (кришнаитам), одной из самых аскетичных и догматичных сект. Другие выбрали конкретных учителей (самыми популярными были, пожалуй, Махариши и Мехер Баба) или следовали за харизматическими лидерами хиппи, что оканчивалось как хорошо (в случае Стива Гэс-кина), так и печально (в случае Чарли Мэнсона, чье небольшое братство стало пародией на идеи Лири).
Майкл Мэрфи, соучредитель Исаленского института (чьи исследования человеческого потенциала заполонили прессу после того, как хиппи отошли на второй план), писал так: «Я с самого начала думал, что битники — только первая волна. Хиппи стали второй А теперь, возможно, возникнет третья — садхи, которые больше сосредотачиваются на медитации. Думаю, сейчас уже многие отказываются от наркотиков. Мода на них прошла. Интерес остается, но к нему добавляется мудрость, подкрепленная знаниями».
Сосредотачивающиеся на медитации cadxu считали, что они даже продвинулись дальше тех состояний, которые дают наркотики, — просто потому что смогли освободиться от всех физиологических «помех», сопровождавших обычно психоделическое путешествие в Иной Мир. Никаких путешествий в неизвестное, никаких переживаний собственного рождения. В свое время ЛСД был действительно необходимым инструментом для достижения определенных состояний сознания, но теперь пришла пора двигаться дальше. Психоделики, как писал Алан Уоттс, были «лодкой, в которой можно переправиться через реку, но как только достигаешь другого берега, дальше нужно идти пешком».
Это новое направление поддержали и «Битлз», когда осенью 1967 года во всеуслышание заявили, что не используют психоделики для трансцендентальных медитаций. Они стали учениками Махариши в его ашраме в Ришикеше на берегах Ганга
Битлы были не единственными, кого привлек маленький йог-коротышка со скрипучим голосом. Голливудская актриса Миа Фэрроу тоже поехала учиться медитировать в Ришикеш, так же как и трубадур психоделиков Донован, чьи песни «Mellowyellow» и «Sunshine superman» однозначно воспринимались большинством обывателей как пропаганда наркотиков. И вот несколько месяцев спустя ашрам в Ришикеше и Махариши стали для американцев такой же привычной и знакомой вещью, как Белый дом и Джекки Кеннеди.
Английская пресса освещала успехи битлов в медитациях, словно ежегодные скачки в Эпсоме: Пол пока что держит рекордное время в четыре часа, Джон и Джордж отстают всего на несколько минут, а Ринго вообще плетется в хвосте. Ринго и правда, проведя в Ришикеше всего десять дней, отправился обратно, заявив журналистам, что его желудок плохо реагирует на местную пищу. Пол Маккартни продержался девять недель. Вскоре вслед за ним уехал Джон и, наконец, последним — Джордж. «Мы переоценили его поначалу, — сказал позднее в интервью Маккартни о Махариши. — Он тоже человек, а мы поначалу думали, что в нем больше божественного».
Бхагван Дасс
Махариши, конечно, пережил отступничество битлов, хотя визиты журналистов с телекамерами к нему прекратились.
Но отнюдь не все, кто отправлялся в Индию, возвращались назад, распрощавшись с иллюзиями и в расстроенных чувствах. В то же самое время, когда битлы пытались очистить сознание в Ришикеше, другой наш старый знакомый, Ричард Альперт, медитировал на диване у Лири в Ньютоне. Альперт достиг наконец благодати — он встретил человека, который знал.
В июне 1967 года Альперт оказался свободным как ветер. У него не вышло вернуться обратно к академической работе психолога, а ездить с психоделическими лекциями ему наскучило. Только что умерла его мать, и им вновь, как в свое время в Чихуатанейо, начало овладевать черное отчаяние. Так что когда один знакомый позвал его отправиться в паломничество к индийским святым людям, он с радостью согласился. Они решили проехаться с шиком — купили в Тегеране новый «лендровер» и останавливались по пути в лучших отелях. Большую часть времени они курили афганский гашиш и регулярно прикладывались к захваченной Альпертом бутылке с кислотой Оусли. Альперт делился ЛСД с каждым святым, который изъявлял желание попробовать. Одни говорили, что ничего не почувствовали, другие сравнивали его действие с медитацией и только считанные единицы интересовались, где можно достать еще. Спустя три месяца, проехав Иран, Афганистан и Индию, они достигли Непала.
Когда они, будучи уже в Катманду, обсуждали дальнейшие планы, все и произошло. Приятель Альперта собирался ехать в Японию, к дзен-буддистам. Альперт решил вернуться в Штаты. «Возможно, удастся отыскать второго шофера» — пробормотал он. И тут он внезапно увидел — словно видение из «Лезвия бритвы» Сомерсета Моэма, - как высокий, под два метра, белый человек, с длинными хипповскими волосами, одетый в традиционное дхоти, вышел из храма. Альперт поднял глаза, их взгляды встретились, и Ричард с легкой дрожью понял: этот парень действительно знает.
Его звали Бхагван Дасс, и он милостиво согласился, чтобы Альперт отправился вместе с ним в пешее паломничество по индийским храмам. Однако Альперт все еще немного колебался. Он пытался убедить себя, что не для того проехал пол-мира, чтобы скакать по лесам за двадцатитрехлетним серфером родом из калифорнийского городка Лагуна-Бич. Но когда Бхагван Дасс ушел из Катманду, вместе с ним, босой и в дхоти, в итоге пошел и Альперт, готовый жить на подаяние и вручить свою жизнь и состояние неразговорчивому Бхагвану Дассу. Когда Альперт пытался рассказывать анекдоты из своей гарвардской жизни или поведать о днях с Тимом, Бхагван Дасс делал ему знак замолчать: «Оставайся здесь и сейчас!» Собственно, сложно было этому не повиноваться. Первые несколько недель прошли для Альперта достаточно болезненно. Его ступни превратились в сплошной гигантский нарыв. Он подхватил дизентерию и испытывал полнейший упадок сил и здоровья. Однако, несмотря на все это, Ричард, словно маленький мальчик, послушно следовал за Бхагваном Дассом. В каждой деревне тот останавливался и играл на индийском струнном инструменте. Альперту он дал барабан, ему полагалось отбивать ритм. К Бхагвану Дассу относились с уважением, как и ко всем святым людям, следующим древним духовным путем. Все, что осталось у Альперта, — старый паспорт, обратный билет на самолет, несколько чеков и заветная бутылочка с ЛСД.
Однажды Бхагван объявил, что пришло время посетить его учителя. Сев в машину, они проехали с сотню миль и очутились у подножия Гималаев. Как только машина остановилась у небольшого храма, Бхагван Дасс выпрыгнул из нее и со струящимися по лицу слезами стремительно помчался по горной тропинке. Альперт, как обычно, последовал за ним, но не столь стремительно. Внезапно он пересмотрел свое отношение к Бхагвану Дассу: каким бы волшебным и знающим ни казался белокурый гигант все это время, сейчас это волшебство явно испарилось. И вид его, распростершегося ниц перед учителем, который оказался крошечным коротышкой, сидящим на обычном одеяле, тоже поначалу не впечатлил Альперта. Первое, что спросил у Альперта учитель, — является ли тот состоятельным американцем? Ричард ответил, что да, вполне. Тогда старик потребовал подарить ему машину. Альперт был захвачен врасплох. «Наша семья всегда давала деньги на благотворительные нужды — и Объединенному еврейскому сбору пожертвований, и медицинской школе Эйнштейна. Но я никогда не встречал такой напористости». Встреча могла бы закончиться совсем иначе, но затем вдруг учитель начал говорить о том, что у Альперта меньше года назад умерла мать. И он правильно определил, что ее смерть наступила от осложнений на селезенку, и выговорил «селезенка» по-английски (весь разговор происходил на хинди). И тут Альперт потерял контроль над собой, у него закружилась голова и, почувствовав внезапно неистовую, разрывающую грудь боль, он зарыдал… «Не от счастья или горя. Это просто было чувство, что я наконец-то дома. Путешествие закончилось».
Или почти закончилось. Психолог, живший внутри Альперта, хотел еще доказательств. И на следующее утро он угостил учителя тремя дозами кислоты Оусли — 900 микрограммов — и стал ждать, что же произойдет («ученый внутри меня предполагал, что наверное это будет занятно»). Но учитель Бхагвана только подмигнул ему, словно ничего особенного и не произошло, и сказал: «Твое лекарство, знаешь, забавное такое…» Да уж, этот малый действительно прошел по пути далеко, подумал Альперт, а именно такой человек ему и нужен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61