- Я их останавливал... Но разве их остановишь? Грабь, говорят, награбленное... Позвольте, говорю, вы искажаете смысл... Куда там! Нас, деятелей искусства, слушают лишь при исполнении программы!..
"Деятелю искусства" тоже связали руки и вместе со всеми увели под усиленным конвоем. Их набралось порядочно, но после опроса свидетелей отделили пятерых: двух, которые повесили жителя деревни Рогачевка, двух, которые производили обыски и отнимали что заблагорассудится у крестьян, и пятого, гнилозубого, который изнасиловал девушку.
Наутро была построена вся бригада. Котовский перед строем сказал краткое слово - о значении дисциплины, об облике бойца Красной Армии. Затем был прочитан приказ. Перечислялись преступления этих пятерых, стоявших сейчас понуря головы. Ропот прошел по рядам:
- Душегубы!
- Бандюги!
- Чего на них смотреть? Отправить на тот свет - воздух будет чище!
И в это время прозвучали заключительные слова приказа:
"...к высшей мере... - расстрелу!"
Еще через минуту прозвучал залп. И в этот же момент прискакал всадник из пикета: петлюровцы!
Раздалась команда. С ходу пошли отбивать наступление. Что-то все чаще начинают пошаливать петлюровцы!
Может быть, оттого, что все были взвинчены, но только обрушились на противника так внезапно и таким грозным шквалом, что сразу же расстроили его ряды и гнали километров десять, усердно работая клинками.
- Ко времени эти петлюровцы появились, - говорил Няга, возвращаясь с поля боя. - Так в груди сдавило, так припекло! Когда это было слыхано, чтобы у нас такого натворили? Котовцы! Гордое слово! Воевать, когда защищаешь родину, надо с чистыми руками! Вот почему пришлось расстрелять тех пятерых. Правильно я говорю? У котовцев - незапятнанное знамя! Верно, Колесников?
Лицо Няги сияло. Длинные ресницы трепетали. Он так любил жизнь! У него не было будничных дней. Каждый день для него был новый неожиданный праздник, на который он не рассчитывал, что его пригласят, - и вдруг очутился на празднике! Кругом друзья, солнце припекает, Мальчик мчится, еле касаясь земли... Хорошо!..
Отряд Япончика перестроен. Обещают, что прежнего не повторится. Командир полка - Толик-Бумбер. Но он теперь не Толик-Бумбер, а Анатолий Глухов. Он больше не поет. Несколько суетлив, но исполнителен.
Разведка донесла, что петлюровцы готовятся дать большое сражение, они обозлены последней неудачей и хотят "проучить". Ну, это видно будет, кто кого проучит! Во всяком случае, один шанс выхвачен у них из рук - это расчет на внезапность.
Первый сюрприз, который им преподнесли, - артиллерийский обстрел мест сосредоточения противника, причем папаша Просвирин поработал на славу.
Битва разгоралась. В самую решительную минуту "отряд свободы" снялся с позиции. Это могло кончиться плохо: большой участок фронта был внезапно обнажен. Петлюровцы стреляли - ни одного выстрела в ответ. Они решили, что тут какая-то военная хитрость, что готовится ловушка. Момент ими был упущен. Котовский перестроил части.
- Братишки соскучились воевать. Братишки хотят в Одессу-маму, вежливо пояснил Толик-Бумбер.
Затем они захватили санитарный состав, повыкидывали бинты, медикаменты, убили санитара, разогнали медперсонал и теперь размышляли, где бы им разжиться паровозом.
- Милорды! Фраера мутной воды! - кричали они красноармейцам. Похряли в южную сторону? Идите с нами, не пожалеете! Шамовки будет от пуза и исключительно заграничных марок! Спиртяги - вагон и маленькая тележка! Лезьте прямо в тамбур! Голосовать необязательно!
Отбив петлюровцев, котовцы окружили санитарный поезд. После первых же выстрелов бандиты сдались.
- Вы бы сразу сказали, что будете стрелять, - говорили они нагло, мы бы давно сдались, какая нам разница!
Их разоружили, отправили в штаб дивизии.
Вскоре выяснилось, что поведение "отряда свободы" было не случайно: по-видимому, они каким-то образом успели узнать о меняющейся обстановке на фронте.
3
Лето 1919 года на Украине было знойное. Земля потрескалась. Много непаханых, незасеянных полей зарастало бурьяном. А где колосилась пшеница - некому было убирать. Стояла она под солнцем, никла под ветрами, топтали ее пешие и конные, мяли орудийные колеса...
Новый план нападения на эту, непонятно чем державшуюся Советскую республику приводился в исполнение.
Десант в Одессе высадился на Большом Фонтане. Эскадра била из орудий по вокзалу. Белые ворвались в город, ловили, расстреливали, вешали, сажали в тюрьмы, бесчинствовали...
Началось!
Шарабан мой! Американка!
А я девчонка да шарлатанка!..
Хлынули на просторы Украины. Топтали поля Кубани. Схватились на Дону. С правого берега Днестра били батареи. Петлюра. Буковинский корпус. Галичане. Тютюнник и Махно.
Бандами Волынца и Ляховича разгромлены тылы первой стрелковой бригады Сорок пятой советской стрелковой дивизии. Связь с Киевом прервана. Махно занял станцию Помошную.
Стоном стонала Украина. Раскачивались на перекладинах повешенные. Горели скирды хлеба, взлетали в воздух железнодорожные мосты.
Белая армия разливалась широким потоком. И впереди наступающей армии бежали слухи, обгоняя самые быстрые разъезды конницы Мамонтова.
И слухи были предусмотрены в стратегии наступления. И слухи были организованы, субсидированы, оплачены валютой.
По хуторам, по селам ходили какие-то подозрительные люди и нашептывали о "несметных силах деникинской армии", о "союзниках, которые решили все закончить за месяц"... Они терлись возле очередей, шли на рынки и ярмарки... И слухи мчались, мчались вперед, обгоняя события. Тревожные слухи! Ошеломляющие слухи! "Сведения, полученные из достоверных источников..." "Сообщения, услышанные от авторитетных лиц..." Слухи мчались по проселочным дорогам, щелкали подсолнухами на завалинках, гуляли по базарной площади, зашифровывались в дипломатических депешах...
"Шесть кавалерийских дивизий!! Бронемашины!! Паническое бегство!! Вступили в Тамбов!!"
"Пять тысяч коммунистов на фонарных столбах!!" (Позвольте, откуда столько фонарных столбов?!)
"Кутепов! Дивизия Слащева!! Ровно в полдень занята Москва!!!"
Одно было верно: белые наступали. В белом стане так велика была уверенность в близкой победе, что донецкие капиталисты обещали приз тому полку деникинской армии, который первым войдет в Москву. Этот полк получит миллион рублей царскими ассигнациями! Ни больше ни меньше!
4
"П р и к а з п о Ю ж н о й г р у п п е в о й с к
Д в е н а д ц а т о й а р м и и.
Д е й с т в у ю щ а я а р м и я. 20 а в г у с т а 1919 г.
Тяжелый, серьезный момент переживает рабоче-крестьянская
Советская Украина. Ее, недавно освобожденную от цепей германского
империализма, от помещичье-буржуазной гетманской диктатуры, снова
рвут белые банды Деникина, Петлюры при активной помощи и руководстве
англо-американо-французских капиталистов. Молодой Украинской Красной
Армии, защитнице трудящихся масс, приходится выдерживать злобный
натиск врагов, жаждущих нашей крови, нашего горя, нашего угнетения, и
в героической борьбе мы временно отходим с юга Украины с тем, чтобы,
собрав свои силы в единый мощный кулак, расшибить врага окончательно,
очистить Украинскую землю.
Мы пойдем на соединение с нашими братьями под Киевом, красными
братьями России.
Южной группе предстоит совершить боевой переход походным
порядком по местности, занятой бандами.
Реввоенсовет требует от всех проявления высшей
дисциплинированности; дисциплинированная армия, исполняющая
незамедлительно все приказы своих руководителей и начальников, легко
выйдет из любого положения.
Всякое неисполнение в походе боевого приказа будет признаваться
как предательство и дезертирство и должно караться на месте самими
красноармейцами и командирами.
Вперед, бойцы, нам не страшны жертвы, не страшен враг, наше дело
- дело рабоче-крестьянской Украины - должно победить.
Вперед, герои! К победе, орлы!
Р е в в о е н с о в е т Ю ж н о й г р у п п ы
Д в е н а д ц а т о й а р м и и"
5
В штабе было двое. Котовский задумчиво смотрел в окно и слушал, как начальник штаба излагал свою точку зрения.
Штаб бригады помещался в вагоне. В нем было душно и никогда не выветривался табачный дым.
Из окон вагона можно было видеть перрон, деревья, железнодорожные склады и раскаленное добела небо.
Начальник штаба Каменский любил точность. И он со всей беспристрастностью, со всем хладнокровием обрисовывал создавшееся положение.
В приказе Реввоенсовета все сказано! Вкратце обстановка такова: в тылу белые, на флангах белые, а больше всего их впереди. Галичане, Симон Петлюра, Нестор Махно, атаманы Маруся, Добрый Вечер, Струк, Хмара, Тютюнник, Волынец, Заболотный и еще добрый десяток - все хотят гибели советских воинов, и особенно гибели Котовского, предвкушают, как будет болтаться на веревке этот здорово насоливший им красный командир. Теперь-то ему закрыты пути-дороги! Теперь он никуда не денется! И они кружат вокруг, как голодная волчья стая.
Начальник штаба говорил обстоятельно, обосновывал свои слова фактами, старался в то же время изложить покороче, и все-таки это было чересчур длинно, если учитывать температуру воздуха и отсутствие ветра.
- Все? - спросил наконец Котовский.
- В основном все.
- Выводы?
- Вывод один: положение безысходно тяжелое.
- И так много слов ради такой маленькой мысли?
- Гриша, но ведь положение действительно таково.
- Доказывать битый час, да еще в такую жару, что нам остается одно: ложись да помирай. Стоило трудиться! Безвыходных положений не бывает, Каменский! Бывают только трудные положения. Это возможно.
Котовский поглядел еще раз в окно.
- Как ты думаешь, сейчас не меньше сорока градусов в тени? Бери бумагу, пиши: "Приказ". Написал? "Боевая слава и героическое прошлое создали в составе бригады непоколебимую веру в нашу непобедимость" Точка. "Сейчас нам предстоит совершить смелый поход и еще раз беспощадно громить врага, превосходящего нас численностью, вооружением, но не силой" Точка. "Мы сильнее, и мы победим. Вперед! В наступление!"
- Может быть, вычеркнем, последнюю фразу? - мирно предложил начальник штаба. - Ведь то, что мы предполагаем сделать, - это самое настоящее отступление.
- Отступление? Слушай, Каменский, ты случайно не из северных мест? Ты плохо переносишь жару. Что называется отступлением? Отступление - это когда враг перед нами, а мы пятимся. Вот это точно, отступление. Если же тыла нет, а враг повсюду, куда ни сунься, то движение в любую сторону есть самое настоящее наступление на врага. Приказ прочитать в частях. Распорядись, чтобы коням выдали двойные порции овса. Завтра выступаем.
Начальник штаба был по-своему прав. Предстояло тяжелое испытание, и Каменский не закрывал глаз на то, что их ожидало. Деникин наступал со стороны Харькова, южнее стремительно двигался Шкуро, генерал Слащев захватил Николаев, галицкие части заняли Христиновку и Умань, Петлюра уже хозяйничал в Киеве... Нужно было оторваться от железной дороги, что само по себе таило много бед. Нужно было двигаться по грунтовым и шоссейным дорогам, а иногда и без всяких дорог, по степи. Нужно было вести непрерывные бои, пробиваться сквозь сытые, оснащенные вражеские полчища и упорно, наперекор всему идти на север. Да, или пробиться, или погибнуть...
Но Котовский ни при каких обстоятельствах не позволял себе падать духом. Слово "трудно" вызывало в нем протест. И чтобы вести людей почти в безнадежное дело, надо их воодушевить на подвиг, внушить им уверенность, заставить их поверить в свои силы - и тогда они преодолеют все.
Котовский вызвал командира бронепоезда Куценко. Тяжелый предстоял разговор.
Куценко пришел - приземистый, литой, такой же прочный, как и его бронепоезд.
Поздоровались. И вдруг Котовский почувствовал, что не может произнести этих страшных слов, не выговариваются слова никак... Но произнести их было нужно.
- Куценко, - сказал Котовский.
И оба молчали.
- Куценко, мы с тобой много повоевали... Помнишь, к-как в Вапнярке громили врага?..
- Бывало, - сказал Куценко.
Он не был разговорчив. К тому же он понимал, о чем будет речь.
- Куценко, ты, конечно, приказ к-командования знаешь? Завтра выступаем...
- Знаю, - ответил Куценко. - Взрывчатка приготовлена...
Ну вот, и произносить самое трудное не надо. И без того обоим ясно, что надо бронепоезд взрывать.
Котовский и Куценко помолчали. Нелегко им было. Но были оба не изнежены жизнью. Умели владеть собой.
Котовский сказал:
- Пошли?
Куценко, как эхо, отозвался глухим, сдавленным голосом:
- Пошли.
Он думал, что взрывать придется еще не сегодня. Любил он свою "черепаху" нежной любовью. И должен был своей рукой уничтожить.
Они прошли по железнодорожным путям, ступая на раскаленные солнечным зноем рельсы. Вот и бронепоезд. Солидная громадина! Весь поцарапан. Стальные плиты не пробивает снаряд. Весь защищен от ударов. И весь ощетинен орудийными дулами, тонкими стволами пулеметов.
Экипаж, оказывается, предупрежден. Короткие слова команды - и все до единого выстроились перед бронепоездом, молча, без обычных солдатских прибауток. Выстроились - и смотрят, смотрят напоследок на свой бронепоезд.
Затем железнодорожный свисток... Бронепоезд дрогнул, сдвинулся и пополз...
Его вывели далеко за станцию, в степь.
- Готово! - крикнули запальщики.
Куценко махнул фуражкой. Раздался оглушительный взрыв. Огненные столбы взметнулись к небу...
Котовский увидел: у железного командира бронепоезда навернулись слезы. Он не скрывал их.
- Все, - произнес он решительно.
И стал распоряжаться погрузкой имущества бронепоезда на подводы, а Котовский вернулся в штабной вагон: было еще много дела.
Наконец-то, кажется, жара схлынула. Небо зарумянилось, зарозовело, загрустило. Поникшие деревья расправили листву. Пролетел живительный ветерок. Пахло полынью, ночными фиалками, резедой. Здесь около каждого дома палисадник.
Командир идет к выходу. Вечерняя прохлада встречает его, лишь только он спускается с подножки вагона.
Давно подготовлен конь. Командир грузно садится в седло, конь переступает задними ногами, почувствовав седока, подбирает зад, делает скачок и, цокая по мостовой, идет хорошей рысью мимо станционного садика, мимо выстроившихся в длинный ряд ларей, оставляя позади себя вокзал с его запыленными окнами, с пустой буфетной стойкой и билетной кассой, которую за ненадобностью начальник станции приспособил под курятник: все равно нет никаких пассажиров и никто не покупает билетов, а только, угрожая наганом, требуют паровозов, которых давно уж нет.
6
Пустая безлюдная площадь. Ни души. Никто не торопится к поезду, никто не гуляет, никто не приходит на свидание. Попрятались. Тишина. Говорят, будут обстреливать.
"Спаси, господи, люди твоя!.."
Посреди площади Котовский круто останавливает коня. Минуту они неподвижны - и всадник и конь. Мускулы коня напряжены, он ждет малейшего знака - голоса, легкого движения повода, - чтобы с места пойти галопом или двинуться красивым и нетерпеливым шагом, перебирая ногами, как балерина, идущая на пуантах.
Всадник выпрямился, слушает. Какая тишина!
Местечко молчит. Домики жмутся один к другому, стараются быть пониже, этак понезаметнее. Лишь бы не привлечь внимания, лишь бы пронеслись грозные вихри, прогремели громы, не задев! Ставни закрыты, привернуты в лампах фитили. И собаки не лают, тоже куда-то попрятались. И деревья замерли...
Говорят, будут бить из артиллерийских орудий... Кто их знает, может, и верно... Ставни закрыты на болты.
"Пронеси, господи!.."
Котовский смотрит мимо, через них, притихших, притаившихся человечков. Он слушает далекое. Настороженность передается коню. Поднял прекрасную точеную голову, прядает ушами.
Котовский думает об Одессе, камни которой обрызганы кровью. Он знает, как действуют казачьи сотни, когда врываются в город, с гиканьем, свистом, пьяные и не знающие удержу.
А может быть, он думает и не об Одессе - обо всей нашей священной земле, которую попирают ногами недруги... Который это раз!
Когда народу трудно, смелые берут заботу о его судьбе. И не оттого ли, что русские воины не боятся умирать, великий русский народ бессмертен?
Тишина. Закат тлеет, меркнет, удушливо пахнет полынь. Так она, вероятно, пахла и тогда, когда полчища Батыя надвигались, как черная хмара, по степи и снимали наши дозоры...
Молчит степь! Что она таит, что ворожит?
А может быть, даже не о том думал Котовский в этот настороженный вечер. Он слушал далекое, смотрел в будущее, видел победу. Он не умел нести поражения. Это было просто не в его характере. Он умел побеждать.
7
Полки строились и шли. Так начался этот поход. Шли напролом, через стан врагов, по территории, занятой войсками противника.
Из состава, обслуживавшего бронепоезд, образовалась отдельная бронерота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
"Деятелю искусства" тоже связали руки и вместе со всеми увели под усиленным конвоем. Их набралось порядочно, но после опроса свидетелей отделили пятерых: двух, которые повесили жителя деревни Рогачевка, двух, которые производили обыски и отнимали что заблагорассудится у крестьян, и пятого, гнилозубого, который изнасиловал девушку.
Наутро была построена вся бригада. Котовский перед строем сказал краткое слово - о значении дисциплины, об облике бойца Красной Армии. Затем был прочитан приказ. Перечислялись преступления этих пятерых, стоявших сейчас понуря головы. Ропот прошел по рядам:
- Душегубы!
- Бандюги!
- Чего на них смотреть? Отправить на тот свет - воздух будет чище!
И в это время прозвучали заключительные слова приказа:
"...к высшей мере... - расстрелу!"
Еще через минуту прозвучал залп. И в этот же момент прискакал всадник из пикета: петлюровцы!
Раздалась команда. С ходу пошли отбивать наступление. Что-то все чаще начинают пошаливать петлюровцы!
Может быть, оттого, что все были взвинчены, но только обрушились на противника так внезапно и таким грозным шквалом, что сразу же расстроили его ряды и гнали километров десять, усердно работая клинками.
- Ко времени эти петлюровцы появились, - говорил Няга, возвращаясь с поля боя. - Так в груди сдавило, так припекло! Когда это было слыхано, чтобы у нас такого натворили? Котовцы! Гордое слово! Воевать, когда защищаешь родину, надо с чистыми руками! Вот почему пришлось расстрелять тех пятерых. Правильно я говорю? У котовцев - незапятнанное знамя! Верно, Колесников?
Лицо Няги сияло. Длинные ресницы трепетали. Он так любил жизнь! У него не было будничных дней. Каждый день для него был новый неожиданный праздник, на который он не рассчитывал, что его пригласят, - и вдруг очутился на празднике! Кругом друзья, солнце припекает, Мальчик мчится, еле касаясь земли... Хорошо!..
Отряд Япончика перестроен. Обещают, что прежнего не повторится. Командир полка - Толик-Бумбер. Но он теперь не Толик-Бумбер, а Анатолий Глухов. Он больше не поет. Несколько суетлив, но исполнителен.
Разведка донесла, что петлюровцы готовятся дать большое сражение, они обозлены последней неудачей и хотят "проучить". Ну, это видно будет, кто кого проучит! Во всяком случае, один шанс выхвачен у них из рук - это расчет на внезапность.
Первый сюрприз, который им преподнесли, - артиллерийский обстрел мест сосредоточения противника, причем папаша Просвирин поработал на славу.
Битва разгоралась. В самую решительную минуту "отряд свободы" снялся с позиции. Это могло кончиться плохо: большой участок фронта был внезапно обнажен. Петлюровцы стреляли - ни одного выстрела в ответ. Они решили, что тут какая-то военная хитрость, что готовится ловушка. Момент ими был упущен. Котовский перестроил части.
- Братишки соскучились воевать. Братишки хотят в Одессу-маму, вежливо пояснил Толик-Бумбер.
Затем они захватили санитарный состав, повыкидывали бинты, медикаменты, убили санитара, разогнали медперсонал и теперь размышляли, где бы им разжиться паровозом.
- Милорды! Фраера мутной воды! - кричали они красноармейцам. Похряли в южную сторону? Идите с нами, не пожалеете! Шамовки будет от пуза и исключительно заграничных марок! Спиртяги - вагон и маленькая тележка! Лезьте прямо в тамбур! Голосовать необязательно!
Отбив петлюровцев, котовцы окружили санитарный поезд. После первых же выстрелов бандиты сдались.
- Вы бы сразу сказали, что будете стрелять, - говорили они нагло, мы бы давно сдались, какая нам разница!
Их разоружили, отправили в штаб дивизии.
Вскоре выяснилось, что поведение "отряда свободы" было не случайно: по-видимому, они каким-то образом успели узнать о меняющейся обстановке на фронте.
3
Лето 1919 года на Украине было знойное. Земля потрескалась. Много непаханых, незасеянных полей зарастало бурьяном. А где колосилась пшеница - некому было убирать. Стояла она под солнцем, никла под ветрами, топтали ее пешие и конные, мяли орудийные колеса...
Новый план нападения на эту, непонятно чем державшуюся Советскую республику приводился в исполнение.
Десант в Одессе высадился на Большом Фонтане. Эскадра била из орудий по вокзалу. Белые ворвались в город, ловили, расстреливали, вешали, сажали в тюрьмы, бесчинствовали...
Началось!
Шарабан мой! Американка!
А я девчонка да шарлатанка!..
Хлынули на просторы Украины. Топтали поля Кубани. Схватились на Дону. С правого берега Днестра били батареи. Петлюра. Буковинский корпус. Галичане. Тютюнник и Махно.
Бандами Волынца и Ляховича разгромлены тылы первой стрелковой бригады Сорок пятой советской стрелковой дивизии. Связь с Киевом прервана. Махно занял станцию Помошную.
Стоном стонала Украина. Раскачивались на перекладинах повешенные. Горели скирды хлеба, взлетали в воздух железнодорожные мосты.
Белая армия разливалась широким потоком. И впереди наступающей армии бежали слухи, обгоняя самые быстрые разъезды конницы Мамонтова.
И слухи были предусмотрены в стратегии наступления. И слухи были организованы, субсидированы, оплачены валютой.
По хуторам, по селам ходили какие-то подозрительные люди и нашептывали о "несметных силах деникинской армии", о "союзниках, которые решили все закончить за месяц"... Они терлись возле очередей, шли на рынки и ярмарки... И слухи мчались, мчались вперед, обгоняя события. Тревожные слухи! Ошеломляющие слухи! "Сведения, полученные из достоверных источников..." "Сообщения, услышанные от авторитетных лиц..." Слухи мчались по проселочным дорогам, щелкали подсолнухами на завалинках, гуляли по базарной площади, зашифровывались в дипломатических депешах...
"Шесть кавалерийских дивизий!! Бронемашины!! Паническое бегство!! Вступили в Тамбов!!"
"Пять тысяч коммунистов на фонарных столбах!!" (Позвольте, откуда столько фонарных столбов?!)
"Кутепов! Дивизия Слащева!! Ровно в полдень занята Москва!!!"
Одно было верно: белые наступали. В белом стане так велика была уверенность в близкой победе, что донецкие капиталисты обещали приз тому полку деникинской армии, который первым войдет в Москву. Этот полк получит миллион рублей царскими ассигнациями! Ни больше ни меньше!
4
"П р и к а з п о Ю ж н о й г р у п п е в о й с к
Д в е н а д ц а т о й а р м и и.
Д е й с т в у ю щ а я а р м и я. 20 а в г у с т а 1919 г.
Тяжелый, серьезный момент переживает рабоче-крестьянская
Советская Украина. Ее, недавно освобожденную от цепей германского
империализма, от помещичье-буржуазной гетманской диктатуры, снова
рвут белые банды Деникина, Петлюры при активной помощи и руководстве
англо-американо-французских капиталистов. Молодой Украинской Красной
Армии, защитнице трудящихся масс, приходится выдерживать злобный
натиск врагов, жаждущих нашей крови, нашего горя, нашего угнетения, и
в героической борьбе мы временно отходим с юга Украины с тем, чтобы,
собрав свои силы в единый мощный кулак, расшибить врага окончательно,
очистить Украинскую землю.
Мы пойдем на соединение с нашими братьями под Киевом, красными
братьями России.
Южной группе предстоит совершить боевой переход походным
порядком по местности, занятой бандами.
Реввоенсовет требует от всех проявления высшей
дисциплинированности; дисциплинированная армия, исполняющая
незамедлительно все приказы своих руководителей и начальников, легко
выйдет из любого положения.
Всякое неисполнение в походе боевого приказа будет признаваться
как предательство и дезертирство и должно караться на месте самими
красноармейцами и командирами.
Вперед, бойцы, нам не страшны жертвы, не страшен враг, наше дело
- дело рабоче-крестьянской Украины - должно победить.
Вперед, герои! К победе, орлы!
Р е в в о е н с о в е т Ю ж н о й г р у п п ы
Д в е н а д ц а т о й а р м и и"
5
В штабе было двое. Котовский задумчиво смотрел в окно и слушал, как начальник штаба излагал свою точку зрения.
Штаб бригады помещался в вагоне. В нем было душно и никогда не выветривался табачный дым.
Из окон вагона можно было видеть перрон, деревья, железнодорожные склады и раскаленное добела небо.
Начальник штаба Каменский любил точность. И он со всей беспристрастностью, со всем хладнокровием обрисовывал создавшееся положение.
В приказе Реввоенсовета все сказано! Вкратце обстановка такова: в тылу белые, на флангах белые, а больше всего их впереди. Галичане, Симон Петлюра, Нестор Махно, атаманы Маруся, Добрый Вечер, Струк, Хмара, Тютюнник, Волынец, Заболотный и еще добрый десяток - все хотят гибели советских воинов, и особенно гибели Котовского, предвкушают, как будет болтаться на веревке этот здорово насоливший им красный командир. Теперь-то ему закрыты пути-дороги! Теперь он никуда не денется! И они кружат вокруг, как голодная волчья стая.
Начальник штаба говорил обстоятельно, обосновывал свои слова фактами, старался в то же время изложить покороче, и все-таки это было чересчур длинно, если учитывать температуру воздуха и отсутствие ветра.
- Все? - спросил наконец Котовский.
- В основном все.
- Выводы?
- Вывод один: положение безысходно тяжелое.
- И так много слов ради такой маленькой мысли?
- Гриша, но ведь положение действительно таково.
- Доказывать битый час, да еще в такую жару, что нам остается одно: ложись да помирай. Стоило трудиться! Безвыходных положений не бывает, Каменский! Бывают только трудные положения. Это возможно.
Котовский поглядел еще раз в окно.
- Как ты думаешь, сейчас не меньше сорока градусов в тени? Бери бумагу, пиши: "Приказ". Написал? "Боевая слава и героическое прошлое создали в составе бригады непоколебимую веру в нашу непобедимость" Точка. "Сейчас нам предстоит совершить смелый поход и еще раз беспощадно громить врага, превосходящего нас численностью, вооружением, но не силой" Точка. "Мы сильнее, и мы победим. Вперед! В наступление!"
- Может быть, вычеркнем, последнюю фразу? - мирно предложил начальник штаба. - Ведь то, что мы предполагаем сделать, - это самое настоящее отступление.
- Отступление? Слушай, Каменский, ты случайно не из северных мест? Ты плохо переносишь жару. Что называется отступлением? Отступление - это когда враг перед нами, а мы пятимся. Вот это точно, отступление. Если же тыла нет, а враг повсюду, куда ни сунься, то движение в любую сторону есть самое настоящее наступление на врага. Приказ прочитать в частях. Распорядись, чтобы коням выдали двойные порции овса. Завтра выступаем.
Начальник штаба был по-своему прав. Предстояло тяжелое испытание, и Каменский не закрывал глаз на то, что их ожидало. Деникин наступал со стороны Харькова, южнее стремительно двигался Шкуро, генерал Слащев захватил Николаев, галицкие части заняли Христиновку и Умань, Петлюра уже хозяйничал в Киеве... Нужно было оторваться от железной дороги, что само по себе таило много бед. Нужно было двигаться по грунтовым и шоссейным дорогам, а иногда и без всяких дорог, по степи. Нужно было вести непрерывные бои, пробиваться сквозь сытые, оснащенные вражеские полчища и упорно, наперекор всему идти на север. Да, или пробиться, или погибнуть...
Но Котовский ни при каких обстоятельствах не позволял себе падать духом. Слово "трудно" вызывало в нем протест. И чтобы вести людей почти в безнадежное дело, надо их воодушевить на подвиг, внушить им уверенность, заставить их поверить в свои силы - и тогда они преодолеют все.
Котовский вызвал командира бронепоезда Куценко. Тяжелый предстоял разговор.
Куценко пришел - приземистый, литой, такой же прочный, как и его бронепоезд.
Поздоровались. И вдруг Котовский почувствовал, что не может произнести этих страшных слов, не выговариваются слова никак... Но произнести их было нужно.
- Куценко, - сказал Котовский.
И оба молчали.
- Куценко, мы с тобой много повоевали... Помнишь, к-как в Вапнярке громили врага?..
- Бывало, - сказал Куценко.
Он не был разговорчив. К тому же он понимал, о чем будет речь.
- Куценко, ты, конечно, приказ к-командования знаешь? Завтра выступаем...
- Знаю, - ответил Куценко. - Взрывчатка приготовлена...
Ну вот, и произносить самое трудное не надо. И без того обоим ясно, что надо бронепоезд взрывать.
Котовский и Куценко помолчали. Нелегко им было. Но были оба не изнежены жизнью. Умели владеть собой.
Котовский сказал:
- Пошли?
Куценко, как эхо, отозвался глухим, сдавленным голосом:
- Пошли.
Он думал, что взрывать придется еще не сегодня. Любил он свою "черепаху" нежной любовью. И должен был своей рукой уничтожить.
Они прошли по железнодорожным путям, ступая на раскаленные солнечным зноем рельсы. Вот и бронепоезд. Солидная громадина! Весь поцарапан. Стальные плиты не пробивает снаряд. Весь защищен от ударов. И весь ощетинен орудийными дулами, тонкими стволами пулеметов.
Экипаж, оказывается, предупрежден. Короткие слова команды - и все до единого выстроились перед бронепоездом, молча, без обычных солдатских прибауток. Выстроились - и смотрят, смотрят напоследок на свой бронепоезд.
Затем железнодорожный свисток... Бронепоезд дрогнул, сдвинулся и пополз...
Его вывели далеко за станцию, в степь.
- Готово! - крикнули запальщики.
Куценко махнул фуражкой. Раздался оглушительный взрыв. Огненные столбы взметнулись к небу...
Котовский увидел: у железного командира бронепоезда навернулись слезы. Он не скрывал их.
- Все, - произнес он решительно.
И стал распоряжаться погрузкой имущества бронепоезда на подводы, а Котовский вернулся в штабной вагон: было еще много дела.
Наконец-то, кажется, жара схлынула. Небо зарумянилось, зарозовело, загрустило. Поникшие деревья расправили листву. Пролетел живительный ветерок. Пахло полынью, ночными фиалками, резедой. Здесь около каждого дома палисадник.
Командир идет к выходу. Вечерняя прохлада встречает его, лишь только он спускается с подножки вагона.
Давно подготовлен конь. Командир грузно садится в седло, конь переступает задними ногами, почувствовав седока, подбирает зад, делает скачок и, цокая по мостовой, идет хорошей рысью мимо станционного садика, мимо выстроившихся в длинный ряд ларей, оставляя позади себя вокзал с его запыленными окнами, с пустой буфетной стойкой и билетной кассой, которую за ненадобностью начальник станции приспособил под курятник: все равно нет никаких пассажиров и никто не покупает билетов, а только, угрожая наганом, требуют паровозов, которых давно уж нет.
6
Пустая безлюдная площадь. Ни души. Никто не торопится к поезду, никто не гуляет, никто не приходит на свидание. Попрятались. Тишина. Говорят, будут обстреливать.
"Спаси, господи, люди твоя!.."
Посреди площади Котовский круто останавливает коня. Минуту они неподвижны - и всадник и конь. Мускулы коня напряжены, он ждет малейшего знака - голоса, легкого движения повода, - чтобы с места пойти галопом или двинуться красивым и нетерпеливым шагом, перебирая ногами, как балерина, идущая на пуантах.
Всадник выпрямился, слушает. Какая тишина!
Местечко молчит. Домики жмутся один к другому, стараются быть пониже, этак понезаметнее. Лишь бы не привлечь внимания, лишь бы пронеслись грозные вихри, прогремели громы, не задев! Ставни закрыты, привернуты в лампах фитили. И собаки не лают, тоже куда-то попрятались. И деревья замерли...
Говорят, будут бить из артиллерийских орудий... Кто их знает, может, и верно... Ставни закрыты на болты.
"Пронеси, господи!.."
Котовский смотрит мимо, через них, притихших, притаившихся человечков. Он слушает далекое. Настороженность передается коню. Поднял прекрасную точеную голову, прядает ушами.
Котовский думает об Одессе, камни которой обрызганы кровью. Он знает, как действуют казачьи сотни, когда врываются в город, с гиканьем, свистом, пьяные и не знающие удержу.
А может быть, он думает и не об Одессе - обо всей нашей священной земле, которую попирают ногами недруги... Который это раз!
Когда народу трудно, смелые берут заботу о его судьбе. И не оттого ли, что русские воины не боятся умирать, великий русский народ бессмертен?
Тишина. Закат тлеет, меркнет, удушливо пахнет полынь. Так она, вероятно, пахла и тогда, когда полчища Батыя надвигались, как черная хмара, по степи и снимали наши дозоры...
Молчит степь! Что она таит, что ворожит?
А может быть, даже не о том думал Котовский в этот настороженный вечер. Он слушал далекое, смотрел в будущее, видел победу. Он не умел нести поражения. Это было просто не в его характере. Он умел побеждать.
7
Полки строились и шли. Так начался этот поход. Шли напролом, через стан врагов, по территории, занятой войсками противника.
Из состава, обслуживавшего бронепоезд, образовалась отдельная бронерота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70