Они могут уничтожить и лагерь, и корабль несколькими
ракетами дальнего действия... Но почему они не сделали этого до сих пор?
Может, вначале хотят узнать как можно больше, в этом случае притвориться
примитивными туземцами - лучший способ избежать подозрений.
Торнтон покачал головой. Все-таки и это не объясняло всего,
оставалось по-прежнему много вопросов, не имевших ответа. Однако вполне
возможно, что фон Остен прав. В таком случае - что делать? Выстрел из
атомного ружья уничтожит всех рорванцев в лагере. Может, одного оставить и
выпытать у него все. Комиссары научили человечество, как надо добывать
сведения у существа, способного испытывать боль. Сообщение по радио,
быстрый возврат в лагерь, эвакуация всего персонала на "Хадсон" и уход в
глубокий космос - а что дальше? Троас по-прежнему останется загадкой. Он
не сможет увидеть, как Солнечный патруль осуществляет карательную операцию
- однако она произойдет. От нее нельзя отказаться, иначе в один прекрасный
день рорванцы обрушатся с неба на Землю.
Эвери будет взывать к небесам, заявляя, что это было абсолютно
неспровоцированное убийство, он, несомненно, обвинит их в уголовном
преступлении, когда они вернутся в Систему. Лоренцен, хоть и неохотно,
поддержит его. Гуммус-луджиль займет неопределенную позицию... А как
Гамильтон? Капитан сможет заковать их или оставить в качестве наказания
здесь; никакие чувства не останавливали его при выполнении долга, как он
его понимал.
У меня тоже есть долг. Как тяжел путь, о господи! Может, лучше не
останавливаться перед мятежом и уничтожить всех этих людей, кто не
поддержит его. А это, несомненно, будет означать суд по возвращении в
Систему, тюрьму, психиатрическое изменение структуры мозга... жена и дети
Торнтона будут плакать одни в своем доме на Марсе и с еще большей
гордостью держаться перед лицом соседей.
Но рорванцы не люди, ноагианские священники сомневаются, есть ли у
чужаков душа; в любом случае они язычники...
Торнтон знал, какую мучительную борьбу с самим собой ему придется
выдержать, прежде чем он примет решение. Но он знал, что решение
обязательно будет принято.
- Там! Смотрите туда!
Он поднял полевой бинокль, услышав шепот фон Остена. Высоко над ними,
перегнувшись через край обрыва, на них смотрела рогатая голова - добыча!
Два выстрела раздались одновременно. Животное вскрикнуло и исчезло.
Торнтон отчаянно бросился бежать, перепрыгивая через камни и балансируя на
краю обрыва. Ледяной воздух обжигал ему легкие, но он должен был схватить
животное, прежде чем оно упадет.
Верхний край обрыва нависал над ними. Он карабкался, крепко цепляясь
за скалы. Фон Остен шумно дышал рядом, единственная точка опоры. Все равно
что взбираешься на высокий забор. Они достигли вершины.
И провалились! Это произошло слишком быстро. Торнтон не понял, что
случилось, он ощутил лишь падение, что-то острое резануло его по спине и
разрезало кожу, он услышал свист воздуха и скрежет скал мимо ушей, затем
грохот и тьма.
Он медленно приходил в себя, долгое время ощущая лишь боль. Потом
зрение прояснилось, он сел, придерживая голову, которая, казалось,
раскалывалась.
- Фон Остен, - простонал он.
Немец был уже на ногах, он выглядел встревоженным.
- Вы в порядке? - спросил он. Тон его был небрежным, он уже осмотрел
марсианина, когда тот был без сознания, и не нашел серьезных повреждений.
Торнтон ощупал себя. На спине была длинная царапина, голова болела,
из носа шла кровь, на теле было множество синяков, сколько - он не мог
сосчитать. Но -
- Да, я в порядке.
Фон Остен помог ему встать.
- Проклятие на этой планете, - сказал он. - Все здесь лишь убивает
людей. Мне кажется, мы пойманы здесь.
Торнтон осмотрелся. Склон, по которому они взбирались, был внешней
стороной ямы около шести метров глубиной и четырех шириной. Животное,
которое они застрелили, находилось на противоположной стороне, а они, к
несчастью, угодили в яму. Стены ее были почти отвесными, сглаженными за
столетия ветром, морозом и тающим снегом; маленькое отверстие в дне ямы,
очевидно, служило для отвода воды.
Он обошел яму, осматривая края ловушки. Фон Остен, пострадавший
меньше, сделал несколько яростных попыток выкарабкаться, но в конце концов
вынужден был от них отказаться. Без инструментов и оборудования ничего
нельзя было сделать.
- Еще два в пользу рорванцев, - сказал он хрипло. - Они не могли
знать...
- Они привели нас в этот опасный край. И у них всегда есть шанс
заманить нас в ловушку. Gott in Himmel! <Боже небесный (нем.)> - фон Остен
погрозил кулаками небу.
- Не упоминайте имя господа всуе, - Торнтон опустился на колени и
стал молиться. Он не просил о помощи; живет он или умрет - все в воле
господа. Окончив молитву, он почувствовал себя спокойнее.
- Остальные будут искать нас, когда мы не вернемся к вечеру, - сказал
он. - Они приблизительно знают, куда мы пошли.
- Ja, но эта чертова территория слишком велика, а мы долго на таком
холоде не продержимся. - Фон Остен обхватил себя руками и вздрогнул.
- Мы сможем стрелять время от времени; может, нам удастся вызвать
снежный обвал. Однако пока стрелять не нужно, все равно в ближайшие часы
нас искать не будут. А сейчас разорвите, пожалуйста, пакет первой помощи и
перевяжите мне спину.
После этого оставалось только ждать. Когда зашло голубое солнце,
стало холоднее. Тени начали заполнять яму, воздух был похож на густую
жидкость. Внизу не было ветра, но люди слышали его тонкий холодный свист
вверху над ямой. Они пытались двигаться, чтобы согреться, но у них не было
сил.
После второго солнечного захода они прижались друг к другу в бездне
тьмы под резким холодным светом звезд. Время от времени начинали дремать и
просыпались от дрожи. Они были почти без сознания, время тянулось ужасно
медленно, и всю ночь их преследовали галлюцинации. Однажды Торнтону
послышалось, что кто-то зовет его; он мгновенно проснулся; голос глухо
звучал где-то внизу, он обвинял марсианина в грехах, и Торнтон знал, что
это не те, кто их разыскивает. Долгая ночь кончилась. Когда первые лучи
света озарили узкий кусок неба над их головами, они тупо удивились, что
еще живы.
Вновь и вновь брали они в окоченевшие пальцы ружья и стреляли в
воздух. Эхо отдавалось вокруг, и Торнтон с усилием вспомнил топографию
окружающей местности. Трудно было об этом думать, но он понял, что
окружающие скалы не позволяют звуку распространяться далеко. Их никогда не
найдут, их кости будут лежать здесь, пока двойная звезда не превратиться в
пепел.
Взошло первое солнце. Они не видели его, однако оно растопило ночной
иней, и дюжина холодных ручейков побежала в яму. Фон Остен оттирал
отмороженный палец, стараясь вернуть его к жизни. Торнтон хотел молиться,
но слова не шли на ум, как будто бог проклял и забыл его.
Солнечный свет озарял всю яму, когда появились рорванцы. Торнтон
увидел, как они смотрят на него через край ямы. Вначале он их не узнал:
мозг его был затуманен. Затем пришло понимание, и он с усилием очнулся от
полузабытья.
Фон Остен выкрикнул проклятие и схватил ружье.
- Morderishe Hund! <Убийственные собаки (нем.)> - Торнтон вовремя
выбил у него ружье их рук.
- Вы идиот! Они пришли спасать нас!
- Неужели? Они пришли посмотреть, как мы умираем!
- И чего вы добьетесь, стреляя в них? Отдайте мне ружье, вы, дьявол!
- Они вяло боролись. Три рорванца, стоя на краю ямы, смотрели на них.
Ветер раздувал их мех, лица-маски были совершенно невыразительны. Они
молчали.
Торнтон отобрал у немца ружье и посмотрел наверх. Чужаков уже не было
видно. Холодная рука сжала его сердце. Так просто, так легко. Если
рорванцы хотят всех перебить, их они уже убили. Они просто скажут, что не
нашли и следа пропавших.
Так легко, так легко... Торнтон чувствовал, что мысли его путаются.
- Боже великий, - прошептал он сквозь зубы, - уничтожь их! Смети их с
лица земли! - А что-то в глубине его души безумно хохотало и кричало, что
бог устал от людей, что это новые избранные люди, они изгонят грешное
человечество прямо в ад.
Он чувствовал в себе смерть, он был обречен замерзнуть и умереть
здесь, в тридцати тысячах световых лет от дома, и бог отвернул свое лицо
от Джоаба Торнтона. Он склонил голову, чувствуя слезы в глазах.
- Да будет воля твоя.
Вновь появились рорванцы. У них была веревка, один из них обернул ее
вокруг тела, а остальные спускались в яму. Вниз, чтобы спасти землян.

13
Тропа заканчивалась крутым спуском, скалы обрывались к сверкавшему
далеко внизу морю. Это напомнило Лоренцену часть калифорнийского побережья
- суровая красота гор, трава, кусты и низкие темнолиственные деревья вдоль
их склонов, широкий белый берег далеко внизу; но эти горы были выше и
круче. Он вспомнил слова Фернандеса о том, что ледниковый период на Троасе
наступил вслед за недавним периодом тектонической активности. Огромный
спутник, вероятно, делает здесь процесс диастрофизма более быстрым, чем на
Земле. Лоренцен подумал о маленьком геологе и его могиле. Он потерял
Мигеля.
Хорошо, что были спасены Торнтон и фон Остен. Он вспомнил долгий
разговор, который был у него после этого события с марсианином; Торнтон
рассказывал ему о своих планах короткими отрывистыми предложениями,
побуждаемый внутренней необходимостью убедить себя. Он признал, что был
неправ. Ибо если рорванцы замышляли убийство, почему они спасли его?
Лоренцен никому не говорил об этом разговоре, но добавил этот вопрос к
своему списку.
Фон Остен по-прежнему враждебно относился к чужакам, но, очевидно,
старался не проявлять этого. Торнтон, потрясенный происшедшим, ударился в
другую крайность - он теперь доверял рорванцам не меньше Эвери. Марсианин
размышлял над теологической проблемой, имеют ли рорванцы душу. Он
чувствовал, что имеют, но как это доказать? Гуммус-луджиль бодро и
святотатственно ругал бесконечное путешествие. Лоренцен чувствовал себя
очень одиноким в эти дни.
Он делал успехи в языке. Он уже мог следить за разговорами Эвери и
Джугаца и убедился, что это были вовсе не уроки. Психолог, неопределенно
улыбаясь, ответил на его вопросы с ловкостью, которая заставила Лоренцена
заикаться и говорить бессвязно. Да, конечно, он уже хорошо овладел языком,
и рорванец рассказывал ему разные интересные подробности о своей расе.
Нет, он не хотел бы терять время и учить Лоренцена тому, что знает; позже,
Джон, позже, когда мы будем посвободнее.
Лоренцен рад был сбросить с себя эту тяжесть. Прекрати, поверь Эвери
на слово, перестань размышлять, беспокоиться и бояться. В свое время будет
дан ответ на все вопросы. Это его не касается.
Он сжимал зубы и заставлял себя идти в своих расследованиях дальше.
Ему не приходило в голову, что он сильно изменился. Раньше он не был таким
упрямым и агрессивным. В том, что не касалось его исследований, он был
подобен другим людям, склонен позволить другим думать и решать за себя;
больше он уже никогда таким не будет.
Спуск вниз к морю был изнурительным, но занял всего несколько дней.
Спустившись к ровной береговой линии, они почувствовали себя так, словно у
них начались каникулы. По словам Эвери, Джугац утверждал, что до цели им
осталось несколько дней.
В этом месте береговая равнина с трудом оправдывала свое название:
она сужалась до километровой ширины полоски, покрытой травой и деревьями,
а дальше начинались высокие скалы - подножие гор. Берег был похож на
калифорнийский, широкая полоса прекрасного песка, собранного в пологие
дюны и омываемого соленой водой. Но на Земле никогда не бывает такого
яростного прибоя, ревущего и пенящегося у берега, не бывает и такого
мощного прилива, который дважды в день заливает весь берег. Никакой добычи
здесь не попадалось, и отряд питался травами и кореньями.
Лоренцен чувствовал, как в нем растет напряжение по мере того, как
позади оставались километры пути. Еще несколько дней, и тогда ответ? Или
новые вопросы?
Смерть посетила их, прежде чем они достигли конца путешествия.
В первый же день, когда они достигли места, где скалы круто
обрывались прямо в море, их застиг прилив. Скалы и обветренные валуны
лежали, наполовину погрузившись в песок и образуя невысокую стену поперек
их пути; за стеной берег изгибался длинной узкой петлей, образуя залив,
ограниченный десятиметровой высоты утесом. Вода в заливе была пробита
зубами скал, разрывавших ее поверхность; устье залива в километре от
берега было белым от яростных волн, разбивавшихся о линию рифов.
Лоренцен остановился на верху стены, неуверенно глядя вперед, на
узкую полосу песка.
- В прилив этот песок заливает водой, - сказал он. - А прилив
приближается.
- Не так быстро, - ответил Гуммус-луджиль. - Нам понадобится меньше
получаса, чтобы перейти этот залив; мы даже не замочим ног. Пошли!
Он спрыгнул вниз на песок, Лоренцен пожал плечами и последовал за
ним. Рорванцы шли впереди, двигаясь с грацией, которая стала уже привычна
за последние недели.
Они были на полпути, прижимаясь к подножию скалистого берега, когда в
залив ворвалось море.
Лоренцен увидел, как белый занавес внезапно вырос над рифами. Гул
прибоя превратился в ревущую канонаду. Лоренцен отпрыгнул назад и побежал
вдоль берега.
Волна приближалась с бешеной скоростью. Лоренцен закричал, когда ее
ледяные зубы сомкнулись вокруг его колен. Вторая волна шла за первой, в
зеленой и белой ярости, брызжа ему в лицо, и море захватило его по горло.
Он упал, вода сомкнулась над его головой; ему показалось, что кто-то
кулаком сбил его с ног.
Барахтаясь в воде, он сопротивлялся, но его уносило отливом прибоя.
Сапоги тянули вниз. Вода проглотила и выплюнула его, гребень прибоя понес
его к скалам.
Ухватившись за что-то в вспенившейся воде, он осмотрелся
полуослепшими глазами. Впереди возвышался утес. Лоренцен старался
удержаться на поверхности воды. Он услышал чей-то короткий предсмертный
крик, и море вновь сомкнулось над ним.
Вверх... вниз... попытаться доплыть... скользкий камень не держался в
руках. Волна подхватила его и понесла назад, потом вперед, под скалой, он
сомкнул на ней свои руки и повис.
Вода шумела вокруг него и над ним, он ничего не видел и не слышал,
ничего не чувствовал, он лежал слепой, глухой, немой, полумертвый, только
воля к жизни удерживала его здесь.
Потом все кончилось, вода отступила с ревом. Он почувствовал, что его
тело уже лишь наполовину погружено в воду, и с трудом взобрался на утес.
Когда он делал это, море вернулось, но он успел опередить его. Волна
потянулась за ним, но он был уже наверху. Почти в истерике он убегал от
волны и упал на траву. Здесь он долго лежал неподвижно.
Постепенно к нему вернулись силы и сознание. Он встал и осмотрелся.
Ветер бросал ему в лицо остро пахнущую пену, шум моря заглушал его голос.
Но здесь были и остальные, они безмолвно стояли рядом и смотрели друг на
друга. Глаза людей и рорванцев встретились с выражением ужаса.
Наконец они пересчитали уцелевших. Не хватало троих: Гуммус-луджиля,
Аласву и Янвусаррана. Силиш застонал, и это звучало, как человеческое
выражение боли. Лоренцен чувствовал себя больным.
- Надо осмотреть все вокруг. - Эвери говорил громко, но в гневе моря
они слышали лишь шепот. - Они, может быть... живы... где-нибудь.
Начинался отлив. Фон Остен вскарабкался на стену и осмотрел залив.
Две фигуры видны были на противоположной стороне. Они махали руками. Немец
закричал:
- Гуммус-луджиль и другой живы! Они живы!
Силиш сузил глаза, пытаясь рассмотреть их в свете садящегося солнца и
блеске воды.
- Ю Янвусарран. - Голова его поникла.
- Что это было? - выдохнул Эвери. - Что это обрушилось на нас?
- Это место - ловушка, - заикаясь, проговорил Лоренцен. Конфигурация
залива, крутой наклон дна... прилив наступает, как полчища ада. На Земле
бывают подобные штуки... но здесь прилив гораздо выше... если бы мы только
знали!
- Это рорванцы! - губы фон Остена побелели. - Они знали! Они хотели
погубить нас всех.
- Не будьте дураком, - ответил Лоренцен. - Прилив погубил одного из
них и чуть не погубил всех. Это был несчастный случай.
Фон Остен удивленно посмотрел на него, но замолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12