- Е_с_л_и_ мы сядем, - сказал Гамильтон. - Когда вы получите карты
всей поверхности, Лоренцен?
- Гм... через неделю, возможно. Но разве мы будем так долго ждать?
- Будем. Мне нужна общая карта планеты, в масштабе один к миллиону, и
достаточно карт отдельных районов экваториальной зоны, где мы приземлимся
- допустим, на пять градусов по обе стороны от экватора, - в масштабе один
к десяти тысячам. Напечатайте по пятьдесят копий каждой карты. Начальный
меридиан проведете через северный магнитный полюс: можете послать
робофлайер для определения полюса.
Лоренцен про себя тяжело вздохнул. Он будет пользоваться
картографической машиной, но все равно работа предстояла невеселая.
- Я возьму шлюпку и несколько человек и отправлюсь поближе взглянуть
на Сестру, - продолжал Гамильтон. - Не то, чтобы я надеялся там что=то
обнаружить, но... - Внезапно он улыбнулся. - Вы можете называть выдающиеся
особенности рельефа там, внизу, как вам понравится, но ради бога не будьте
похожи на того чилийского картографа из экспедиции на Эпсилон Эридана III!
Его карты стали официальными, использовались больше десяти лет, и только
тогда обнаружилось, что на арауканском языке данные им названия звучат как
непристойности.
Он похлопал астронома по плечу и выплыл из комнаты. "Неплохая шутка,
- подумал Лоренцен. - Он лучший психомед, чем Эвери; хотя Эд тоже не
увалень. Просто ему не везет".
Он решил придерживаться классической номенклатуры Геркулесовой
экспедиции. Гора Олимп, гора Ида, большая река внизу - Скамандр...
конечно, эти названия не будут последними. Когда придут колонисты, то это
будут Старый Бэлди, Конуинджангуа, Новая Нева...
Если придут колонисты.
- Давайте... давайте несколько организуемся, - громко и неловко
сказал он. - Кто из вас что-нибудь знает о картографии?
- Я, - неожиданно сказал Эвери. - Я помогу вам, если хотите.
- Клянусь космосом, где вы научились этому? - спросил Фернандес.
- Это часть моего образования. Прикладная психодинамика включает
картографирование личности, так что мы обязаны знать соотношение масштабов
и некартезианские координаты. Я не хуже вас справлюсь с картографической
машиной.
Лоренцен заморгал. Потом кивнул. он был далек от современной науки о
человеческом поведении, но несколько раз заглядывал в работы по
психологии: там было больше параматематической символики, чем в
астрономических трудах.
Он уцепился рукой за ступеньку приставной лесенки. Эвери говорил ему,
что космическая болезнь имеет причины психологические. Ему поможет, если
он займет свой мозг работой. Он посмотрел на холодно сияющий диск планеты.
- Насколько точна ваша наука? - спросил он. - Популярные статьи по
этому поводу дают неясное представление.
- Что ж... - Эвери почесал подбородок. Он висел в воздухе, скрестив
ноги, похожий на маленького Будду. - Что ж, мы не требуем точности
физических наук, - сказал он наконец. - Можно даже сказать, что мы ее
никогда и не достигнем: тут нечто вроде принципа неопределенности,
связанного с взаимоотношениями между наблюдателем и наблюдаемой системой.
Но достигнуто все же многое.
- Например? - спросил Умфандума. - Я знаю о достижениях неврологии,
это моя специальность. Но как насчет человека - как человека, а не как
биофизический механизм?
- Важность и количество знаний зависят от их применения, - сказал
Эвери. - Перед третьей мировой войной психологи использовали теорию игр в
военных разработках, а позже большие компьютеры сделали возможный расчет с
теоретических позиций таких сложных явлений, как бизнес: это, в свою
очередь, привело к более глубокому пониманию экономики. Оказалось, что
теория коммуникации применима к поведению человека: ведь человек - это
животное, управляемое символами. Эта аксиома была использована в теории.
Постепенно создали математическую и параматематическую систему, каждый
элемент которой соответствует наблюдаемым элементам поведения человека,
его возможностям, желаниям и так далее. На основе этой теории
разрабатываются теоремы. Конечно, подтверждение этих теорем - по-прежнему
трудное дело: не так-то просто поставить чистый эксперимент над живым
человеком; но все наши наблюдения подтверждают эти теоремы. Появилась
возможность предсказывать не только поведение отдельного лица, но и целых
групп, а также больших общественных явлений - например, экономических
циклов, - и предсказывать с большой точностью.
- А разве диктаторы не знали все это? - спросил Лоренцен. - У них,
несомненно, были квалифицированные мастера пропаганды. Меня больше волнует
современное развитие психологии.
- Большая часть психология современна, - фыркнул Эвери. - Очень мало
из достижений прошлого имеет научную ценность. К примеру, возьмем историю
моей родины - Северной Америки. Пропагандисты капитала и труда, создатели
рекламы работали на таком примитивном уровне, на основе такой примитивной
теории, что часто производили эффект, обратный ожидавшемуся. Они были лишь
частью массового психологического аппарата, вызывавшего панику и ведшего к
военному вторжению. Комиссары, сменившие их, были ослеплены своей
собственной истощающей идеологией, они никогда не осмеливались выйти за
пределы ее догм. Самозваные освободители были заинтересованы лишь в том,
чтобы самим захватить власть: не их пропаганда привлекла к ним людей, а
тирания комиссаров, и вскоре они стали так же непопулярны.
Военные руководители времен Перерыва использовали психомилитаристский
анализ, это верно, но единственная серьезная работа была выполнена в
Бразилии. Позднее, в теократический период, исследования в этой области
продвинулись вперед из-за угрозы со стороны империи Монгку; тогда был
впервые проведен политикоматематический анализ. Но лишь после победы
Венеры, установления временного мира на Земле и изгнания теократов из
Америки исследования в этой области двинулись вперед. Затем были
окончательно сформулированы положения психодинамики и использованы для
окончания Марсо-Венерианской войны и объединения Солнечной системы -
причем большая часть работы была проделана миролюбивыми профессорами,
интересующимися только своей наукой; они по-прежнему выполняют большую
часть новых исследований.
- Фью! - засмеялся Умфандума.
- Незавершенная наука, вы говорите? - спросил Лоренцен. - Я думал...
- О, да, работы все еще продолжаются, все время. Но уже достигнуты
очень значительные результаты. Контроль экономических циклов, например,
наиболее эффективное размещение городов, стабилизация валюты - постепенное
продвижение человечества от варварства к первой подлинно зрелой
цивилизации-цивилизации, в которой каждый душевно нормален. - Что-то
сверкнуло на его полном лице и в бесцветных глазах. - Это тяжелейшая
работа, она займет столетия, будет множество неизбежных ошибок, помех,
неудач - но тем не менее впервые в истории у нас не только благие
намерения, но и реальные средства их осуществления.
- Надеюсь, вы правы, - пробормотал Лоренцен. Про себя он продолжил:
"Вы можете избрать руководство из психократов, так же как и из инженеров;
мне не нравится руководство элиты в любом виде - история человечества
знала их немало. Все-таки при всех своих недостатках парламентское
правительство остается единственным возможным выходом. Психократы при нем
должны быть лишь советниками. Но когда советчики пытаются стать
руководителями..."
Он вздохнул и оттолкнулся от стены.
- Идите сюда, - сказал он. - Начнем работу.

6
Лоренцен знал, что к незнакомой планете нужно приближаться осторожно,
но это знание было у него лишь теоретическим Впервые он принимал участие в
таком приближении и испытывал легкое головокружение.
Когда карты были готовы, приземлились четыре шлюпки с экипажем в
сорок человек - остальные оставались на борту "Хадсона" на орбите.
Фернандес на пути вниз покрывался потом: именно он выбирал посадочную
площадку, и это будет его ошибка, если корабль опустится в болото или в
район землетрясений. Но ничего не произошло.
Именно в этом и было что-то тревожное - ничего не происходило. Они
приземлились в нескольких километрах от Скамандра на широкой зеленой
равнине, покрытой группами деревьев; края равнины скрывались в отдалении в
голубой дымке. Когда прекратилась работа ракет, наступило молчание; трава,
которую они подожгли при посадке, перестала гореть; люди через
иллюминаторы напряженно всматривались в залитый солнечным светом мир
снаружи.
Химики и биологи были очень заняты. Им нужно проделать множество
тщательных анализов - воздух, почва, образцы растений, доставленные
роботами. Торнтон замерил радиацию и сообщил, что она безопасна. Наружу
выставили клетку с макаками-резусами и оставили на неделю. В течение этой
недели никто не выходил из шлюпок. Выходившие роботы при возвращении
тщательно стерилизовались во входных люках. Остальным членам команды
делать было нечего.
Лоренцен погрузился в чтении микрокниг, но даже Шекспир, Йенсен и
"Песня о людях с Юпитера" казались ему скучными. Остальные бродили без
цели, перебрасывались словами друг с другом, зевали, спали и просыпались
на следующий день с затуманенной головой. Открытых стычек в этой шлюпке не
было, потому что здесь находился Гамильтон; но капитан часто яростно
кричал через телеэкраны на экипажи других шлюпок.
Фернандес потерял терпение. Он заявил Гамильтону:
- Неужели вы так боитесь заболеть?
- Боюсь, - подтвердил капитан. - Если эволюция на этой планете близка
к земной, а похоже, что так оно и есть, здесь, несомненно, найдутся
два-три микроба, способные жить в наших организмах.
А я хочу вернуться домой на своих ногах. И хочу быть уверенным, что
мы не занесем с собой этих микробов через люки.
Хидеки и его группа доложили о результатах исследования растений: они
очень напоминали земные, хотя росли чаще и стволы их были значительно
прочнее. Некоторые их них ядовиты из-за большого содержания тяжелых
металлов, но большинство вполне съедобно. Человек мог бы прожить, питаясь
только дикой растительностью. Конечно, требовались дальнейшие
исследования, чтобы определить, какие растения нужно употреблять для
сбалансированной диеты.
Большим событием была первая проба пищи с Троаса. Вкус был неописуем.
Лоренцен подумал, насколько бессилен земной язык в передаче вкусовых и
обонятельных ощущений - но тут был привкус имбиря, и корицы, и чеснока. Он
улыбнулся и сказал:
- Возможно, душа Эскофье вовсе не в раю; может быть, он получил
специальное разрешение летать по Галактике и проверять, что можно съесть.
Торнтон нахмурился, а Лоренцен вспыхнул - но как он может извиняться
за шутку? Он ничего не сказал, но всякий раз, вспоминая этот инцидент,
морщился.
Гамильтон разрешил только половине людей есть эту пищу и весь
следующий день наблюдал за ними.
Снова и снова видны были животные; большинство из них маленькие;
стремительными тенями мелькали они по краю выжженного пространства в
густой траве; однажды показалось стадо больших четвероногих, похожих на
пони: у них было чешуйчатое серо-зеленое тело, длинные волосатые ноги и
безухая голова рептилии. Умфандума бранился от нетерпения, что не может
ближе взглянуть на них.
- Если рептилии развились здесь так далеко, - сказал он, - очень
вероятно, что тут вообще нет млекопитающих.
- Рептилии в ледниковый период? - скептически спросил Фернандес. - Не
такие большие, мой друг.
- О, строго говоря, не рептилии, но ближе к этому типу, чем земные
млекопитающие. Здесь есть теплые и холодные сезоны, и у них, должно быть,
теплая кровь и хорошо развитые сердца; но они определенно не плацентарные.
- Это еще одно доказательство отсутствия здесь разумной жизни, -
сказал Лоренцен. - Эта планета кажется открытой и ждущей людей.
- Да... Ждущей. - Эвери говорил с внезапной горечью. - Ждущей шахт,
городов, дорог, ждущей, пока холмы будут сровнены и равнины наполнены
людьми. Ждущей наших собак, кошек, свиней, которые уничтожат бесконечное
разнообразие местной жизни. Ждущей пыли, шума и толчеи.
- Вы не любите человечество, Эд? - спросил Гуммус-луджиль
сардонически. - Я думал, что ваша работа запрещает вам это.
- Я люблю человечество в соответствующем ему месте... на Земле, -
сказал Эвери. - Ну, ладно. - Он пожал плечами и улыбнулся. - Не обращайте
внимания.
- У нас достаточно своей работы, - сказал Гамильтон. - Не наше дело
беспокоиться о последствиях.
- Многие думали так в истории, - ответил психолог. - Солдаты,
инквизиторы, ученые, сделавшие атомную бомбу. Ладно... - он отвернулся со
вздохом.
Лоренцен задумался. Он думал про зеленый шум аляскинских лесов, дикую
красоту лунных плесов. Мало осталось в Солнечной системе мест, где человек
может быть в одиночестве. Жаль, что и Троас...
Через неделю принесли обезьян. Умфандума внимательно осмотрел их, а
потом умертвил и вскрыл. Анализы он производил с помощью Хидеки.
- Все в норме, - доложил он. - Я обнаружил в их крови несколько типов
местных бактерий, но они совершенно безвредны и не взаимодействуют с
организмом;по всей вероятности, они не могут размножаться в химических
условиях земного тела. У нас от них даже не будет и легкой лихорадки.
Гамильтон кивнул седой головой.
- Хорошо, - сказал он наконец медленно. - Я считаю, что можно
выходить.
Он вышел первым. Последовала короткая церемония поднятия флага
Солнечного Союза. Лоренцен вместе с остальными стоял с обнаженной головой,
ветер развевал его волосы под чужим небом; он думал о том, что на фоне
этого огромного одинокого ландшафта вся церемония выглядит святотатством.
В течение нескольких дней все были заняты устройством лагеря, люди и
роботы работали много и напряженно, почти круглосуточно. Здесь всегда было
светло: зеленый и красный свет от компонентов двойного солнца, свет от
огромного щита Сестры, нависшей над ними в небе и окруженной ярким блеском
звезд. Работа замедлялась из-за частых стычек, хотя было странно, что
люди, оказавшиеся надолго изолированными от своей родной планеты, могут
продолжать ссориться. Но они продолжали. Сеть непрочных построек возникла
вокруг стоявших рядом шлюпок; начал работать главный генератор - появилось
электричество; обнаружили источник воды, взяли его в трубу, поставили
стерилизатор - и появилась свежая вода; кольцо детекторов, сигналов
тревоги и пулеметов окружило лагерь. Были поставлены постройки, служившие
спальнями, кают - компанией, лазаретом, лабораториями и машинной
мастерской. Металлические полуцилиндрические здания совершенно не
соответствовали окружающей местности.
После этого Лоренцен почувствовал себя пятым колесом в телеге.
Астроному больше нечего было делать. Он установил телескоп, но из-за двух
солнц и яркого спутника всегда слишком светло для эффективных наблюдений.
В суматохе и спешке лагеря он начал тосковать по дому.
Однажды он вместе с несколькими членами экипажа на их единственном
вертолете отправился к Скамандру, чтобы поближе ознакомиться с ним и
собрать образцы. Река была необычной - медленно движущаяся широкая
коричневая полоса; с одного заросшего тростником берега не был виден
другой. Рыбы, насекомые и растения не очень интересовали Лоренцена; как
дилетант в зоологии, он больше интересовался большими животными:
парафилопами, астимаксами и тетраптерусами (так назвали их зоологи).
Охотиться было легко: никто из животных, по-видимому, раньше не встречался
с людьми, их было легко застрелить, когда они с любопытством приближались
к лагерю. У всех оружие висело на поясе, ибо хотя здесь и есть хищники -
по ночам слышался их рев, - но в общем опасаться некого.
Высоких деревьев не было; низкие кустарники группами усеивали
равнину; они были невероятно прочны, топор тупился об их стволы, и лишь
плазменный резак мог уничтожить их. Биологи на основе дендрохронологии
определили, что возраст кустарников - несколько столетий. Пользы для людей
от них никакой; человеку придется ввозить свои саженцы, чтобы получать
пригодные для лесоматериала деревья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12