А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

«Многие продолжают ухаживать за мной», – успокаивала она себя. Если ее будет любить достаточное количество мужчин, то их любовь смоет отвращение, продемонстрированное отцом, которое полоснуло по ней, подобно ножу. Новая Соня сможет побороть эту боль и осуществить свою месть.
Позднее они попали в пробку, еле продвигавшуюся в направлении Манхэттена. Глядя сквозь ветровое стекло прямо перед собой, она положила руку рядом с бедром Косты, облаченным в серые брюки. Пристально взглянув на него искоса, она опустила свою руку ему на пах. Боже! Он не испытывал никакой страсти! Коста не произнес ни слова, только глупо улыбаясь продолжал вести машину.
Соня переместила руку ему на колено.
– Не кажется ли тебе, что ты немного молода для подобных штучек? – спросил он, поглядывая вниз.
Она сжала рукой его бедро и скомандовала:
– А ну, твердей!
– Это приказ? – спросил он.
Она утвердительно кивнула, расстегивая ему брюки, и вскоре от нежных поглаживаний его эрекция достигла максимума. Темп поглаживаний начал возрастать, но он отрицательно покачал головой.
– проговорил Коста, нажимая на тормоза. – Так ехать дальше опасно. Почему бы нам не остановиться на минутку? – Он остановил машину на краю небольшого парка, разбитого рядом с автомагистралью. Соня перебралась на заднее сиденье, стянув в себя трико. Юбка открывала ноги намного выше колен. Протянув ему трико, она просунула одну руку в ремень, укрепленный над дверцей салона. Он также перебрался на заднее сиденье автомобиля.
– Привяжи мою ногу к другой петле! – порывисто дыша, приказала она.
Он подчинился, используя трико в качестве пут. Она была распята поперек салона машины. Словно разбросав в стороны крылья, она ожидала его.
– Теперь трахай меня изо всех сил! – воскликнула она. – Трахай так, словно ты насилуешь меня!
– Эй, что это тебе взбрело в голову? – спросил он. Он усмехнулся, не дождавшись ответа. Стянув брюки, он посмотрел по обе стороны от машины. Вокруг никого. Он пожал плечами. Член его был твердым, и вскоре он проник в нее. Соня почувствовала, как внутри засаднило от толчков, но одновременно что-то в ней пробудилось.
– Сильнее! – кричала она. – Сильнее!
Голос ее вибрировал в такт его мощных толчков.
– Ты что, не понимаешь, чертов дурак, я хочу, чтобы ты сделал мне больно!
И скоро боль пронзила ее напряженное тело, оживляя ее, притягивая к себе ее внимание, отвлекая от другой, более нестерпимой боли.
– О… да! – воскликнула она. Оно начало пробуждаться – то самое чувство, которое она испытала лишь однажды, с египтянином. Когда оно полностью захватит ее, смешиваясь с болью, с презрением к водителю, к откровенной никчемности происходящего, она забудет об отце, забудет этого глупого водителя с его большим греческим прибором, забудет обо всех чертовых мужиках, когда-либо смотревших на нее. С этого момента Соня поняла, что именно она хотела от мужчин и что она могла им отдавать. Все и одновременно ничего! Свое тело и свое презрение! Кончив, он отвязал ее. Тяжело дыша, Соня лежала на заднем сиденье, обессиленная, но, как ни странно, преисполненная чувством победы. Тем временем Коста вез ее обратно на Манхэттен.
ГЛАВА 11
– Марчелла? – Голос Гарри, прозвучавший в телефонной трубке, заставил ее вздрогнуть, словно вернул в прошедшие годы совместной жизни. Марчелла отогнала прочь эту странную мысль.
– Привет, Гарри! – Она старалась говорить отрывисто. – Я полагаю, ты хотел поговорить с Соней. Сейчас ее нет дома.
– Нет, я хотел поговорить с тобой, Марч, – ответил он.
Никто, кроме Гарри, не называл ее этим глупым именем. Она не «Марч» и никогда не была ею. Звонок оторвал ее от работы, она описывала трудную сцену в своем романе. Вздохнув, Марчелла откатила кресло от рабочего стола, закурила сигарету и глубоко затянулась.
– О чем, по-твоему, нам с тобой говорить? – спросила она.
– Хотя бы о том, почему ты позволяешь Соне наряжаться как какой-то проститутке, – ответил он.
– Я ей позволяю? – Марчелла усмехнулась. – Думаешь, я могу на нее влиять? После того как ты похитил двенадцатилетнего ребенка, тебе не следует жаловаться на последствия.
– Я не похищал ее, Марч, – заявил Гарри. – Она сама решила остаться со мной.
Марчелла молча ждала продолжения.
– Чего ты хочешь? – спросила она.
– Мне нужна твоя помощь, – сказал Гарри.
– С чего ты взял, что я стану помогать тебе теперь?
– Потому что я все еще отец наших детей. Потому что я считаю тебя хорошим человеком, не способным оттолкнуть оказавшегося в нужде. Я только что дал отвод своему адвокату, Марчелла.
– Ну и что?
– Мне нужен другой адвокат. Тот парень работал на государство, и все его действия сводились к разговорам об оправдании сделки или к предложению донести на своих коллег. На это я не пойду.
– Весьма благородно, – заметила Марчелла, – однако подобное предложение подразумевает, что имеется нечто такое, о чем можно донести.
– Марч, – хрипло проговорил он, – не усугубляй моего положения. Я спрашиваю, можешь ли ты нанять для меня хорошего адвоката? Считай, что эти деньги ты даешь мне взаймы, отдам, как только смогу. С толковым парнем у меня есть шанс легко отделаться. Мне также хочется, чтобы в феврале ты присутствовала на суде и привела с собой детей. Будет лучше, если судьи увидят, что меня поддерживает семья. По крайней мере, подумай об этом, хорошо?
– Ты с ума сошел.
Марчелла вздохнула, потушила сигарету и задумалась. Где тот гнев, который, казалось, должен вспыхнуть внутри от этой просьбы? Она не ощущала ничего, кроме печали и глубокого сожаления.
– Почему я должна что-то делать для того, кто причинил вред мои детям? – обратилась она к Гарри. – У них обоих остались шрамы от причиненных тобой страданий. Объясни, с какой стати я должна помогать тебе?
– Объяснить? – повторил Гарри. – По ночам я вновь и вновь вспоминал все, что случилось, в поисках объяснений того, что я сделал. Думаю, прежде всего нам не следовало создавать семью, Марч…
– Это я давно сообразила сама, Гарри! – Она с усилием рассмеялась.
– Знаешь, что говорят о прощении? – спросил он. – Прощать – значит поступать, как угодно Богу, праведно! Я подумал, может быть, тебе захочется быть праведной? Извини.
Она глубоко вздохнула. Помощь Гарри будет не только ради него.
– Если я что-либо и сделаю для тебя, то ради Сони, – сказала она. – У нее на плечах лежит тяжесть. Может быть, узнав, что я тебе помогаю, она перестанет быть такой враждебной?
– Что бы ты ни сделала, я буду по гроб тебе благодарен.
– Не нужно мне твоей благодарности, Гарри, – оборвала она, вешая трубку.
В тот же день вечером после ужина Марчелла рассказала детям о разговоре с их отцом. Соня закусила губу и ничего не сказала, на ее лице застыло выражение отрешенности. Первым заговорил Марк.
– Я не хочу идти к нему на суд, – сказал он. – Честно говоря, не чувствую себя чем-то обязанным ему.
– Спасибо большое! – сказала Соня. Повернувшись, она посмотрела на Марчеллу.
– Почему ты так поступаешь? Чтобы выглядеть добродетельной?
Марчелла покачала головой:
– Откуда в тебе столько цинизма? Думаешь, мне нужна подобная популярность? Я намерена сделать все возможное, чтобы избежать огласки. Чтобы все знали, что я жена преступника? Я пойду на процесс только при условии, что ты оденешься поскромнее. Ничего вызывающего. Главное – поддержать вашего отца.
– Но почему ты вдруг решила помочь ему? – поинтересовалась Соня.
– Потому что он попросил меня, – вздохнула Марчелла. – А также потому, чтобы ты поняла, что я не питаю к нему ненависти. Я стараюсь простить ему, что он забрал тебя у меня два года назад. Может быть, это поможет покончить с тем ужасным временем, когда нас разлучили?
Соня, не убежденная ее словами, отвела взгляд в сторону. Марк коснулся ее руки.
– Ты дашь матери отдохнуть, Соня? – сказал он. – Она вообще не обязана ему помогать. Он сам заварил всю эту кашу!
– Не говори о нем так! Марк рассмеялся:
– Мне кажется, ты всем сердцем любишь отца?
– Черт подери, ты прав, да!
Соня встала из-за стола и посмотрела на них сверху вниз.
– Да знаете ли вы что-нибудь? Я единственная, кто знает!
Соня не прекращала думать об отце после того, как увидела его в тюрьме таким запуганным и сломленным. Она пыталась ненавидеть его, но то, что он от нее отрекся, больно жгло ей душу. Волей-неволей ей пришлось признать, что отец был единственным человеком в мире, в чьем одобрении она нуждалась.
– Разумеется, я могу найти тебе адвоката, – согласилась Эми, когда следующим днем Марчелла зашла к ней. – Одного из самых лучших. Если ты уверена, что действительно этого хочешь.
– Да, уверена, – кивнула Марчелла.
Она наблюдала, как Эми листала свою записную книжку.
– Придется выложить очень приличную сумму, – продолжала Эми, поднимая глаза на Марчеллу. – Твое намерение подставить вторую щеку дорого тебе обойдется в Манхэттене.
Марчелла кивнула:
– Так я буду уверена, что сделала все, что в моих силах. Он так жалостно говорил, обращаясь за помощью.
Эми с сомнением посмотрела на нее и стала набирать номер.
– Ты слишком великодушна, Марчелла, – предупредила она. – В один из ближайших дней вся агрессивность, которую ты в себе усиленно подавляешь, вернется. И однажды ночью ты превратишься в ведьму! – Эми подмигнула. – Надеюсь!
Позвонив в несколько мест, торжествующе улыбаясь, Эми записала в блокноте имя и номер телефона.
– Двадцать пять тысяч долларов вперед. Марчелла присвистнула.
– Причем даже не прикасаясь к карандашу! Пол Стоплер!
Эми пододвинула блокнот Марчелле.
– В прошлом году он отвел обвинения в мошенничестве от мужа Бобби Чейзен… – произнесла она многозначительно.
Набрав номер Пола Стоплера, Марчелла договорилась, что позвонит Гарри. Придя домой, она позвонила Скотту и попросила его сделать что-нибудь, чтобы избежать огласки на судебном процессе.
– Это, пожалуй, выше моих возможностей, Марчелла, – признался Скотт. – Здесь мы будем иметь дело не с обозревателями книжных новинок. Мы столкнемся с прожженными репортерами из разделов криминальной хроники. Если они учуют что-либо жареное, будь уверена, раскопают все до конца. Будь к этому готова. Однако это не повредит продаже твоих книг. Любая реклама пойдет на пользу.
– Даже уголовный процесс? – спросила Марчелла.
– Волна сочувствия и сострадания, – заверил ее Скотт, – действует замечательно!
Не в силах сосредоточиться на работе, Марчелла решила воспользоваться высвободившимся временем и позавтракать с Нэнси Уорнер, проверить счета поступлений от продажи книг, а также проведать мать. Марчелла попыталась объяснить Иде ситуацию с предстоящим судом, но та не могла понять, в чем дело.
– Мужчина, за которым я была замужем, – пыталась объяснить Марчелла. – Гарри! Помнишь?
Маленькая сиделка-филиппинка поглядывала на Иду, кивая и улыбаясь, словно помогая вспомнить забытое.
– Она забыла даже, кто такая я, неужели, Пегги? – внезапно обратилась к сиделке Марчелла. Они обе увидели, как Ида, отвернувшись от них, уткнулась в телевизор.
Сиделка печально улыбнулась:
– О да, она много забывает, миссис Уинтон. Знаете, она забывает названия многих вещей.
– Похоже, сейчас ничто не доставляет ей удовольствия, – сказала Марчелла.
– Ей нравится играть в карты, – сказала сиделка, – но не в настоящие карточные игры, а просто так, делать вид будто она играет.
Марчелла провела с матерью около часа, играя в бессмысленную игру, выкладывая карты на стол, а мать, сосредоточенно раздумывая, забирала их. Затем она ушла, пообещав Пегги:
– Я буду приходить почаще и играть с ней, – словно сиделка каким-то образом осуждала ее.
Всякая надежда, что пресса по какой-либо случайности не обратит на нее внимания во время суда над Гарри, испарилась в первый же час судебного процесса, который состоялся в феврале в суде Нью-Джерси, поскольку компания, предъявившая обвинения Гарри, была зарегистрирована именно там. Соня и она оделись неброско. Марчелла – в платье цвета морской волны и гармонирующий плащ, Соня – в удлиненную фиолетовую юбку, белую блузку и черную лыжную куртку. Репортеры настаивали на комментариях, возбужденно стрекотали камеры, когда Пол Стоплер вел их сквозь толпу журналистов в зал суда.
– Как дела у отца? – спросила Соня адвоката.
– Он очень доволен, что вы пришли, – ответил он. – Ваше присутствие может только помочь.
Когда Гарри наконец появился в зале суда, Марчелла была потрясена. Она не видела его почти три года и не была готова к разительным переменам, происшедшим с ним. Казалось, он постарел на много лет. Когда он улыбнулся ей, она попыталась улыбнуться в ответ. Он подмигнул Соне, и Марчелла почувствовала, как та взяла ее за руку и крепко сжала.
Несколько бывших коллег Гарри были вызваны в качестве свидетелей, и Марчелла отлично рассмотрела Глорию Дефрис, когда та свидетельствовала в пользу государства. «Неужели она в его вкусе? – спрашивала себя Марчелла. – Эта вызывающе самоуверенная молодая женщина, казавшаяся пародией на спутницу преступника?» Она узнала также некоторых мужчин, которых она встречала на обедах, куда ходила вместе с Гарри. Их жены, сидевшие в зале суда, в свою очередь, с любопытством разглядывали Марчеллу.
Газеты развлекались, публикуя статьи под заголовками: «ДОСТОЙНАЯ РОМАНА АФЕРА ПРИНОСИТ МУЖУ ПИСАТЕЛЬНИЦЫ МИЛЛИОНЫ». Фотографии Марчеллы обычно сопровождала подпись: «Оставленная жена; писательница, заработавшая миллионы, Марчелла Балдуччи-Уинтон». Как и предсказывал Скотт, в результате этой рекламы книги стали раскупаться с поразительной быстротой, и роман «Во имя любви» вскоре вновь занял первую строчку в списке бестселлеров.
К концу судебного процесса единственным желанием Марчеллы было удалиться в свой рабочий кабинет, чтобы больше никто ее не разглядывал. Даже с дорогостоящим адвокатом удача повернулась спиной к Гарри. Его дело использовали в качестве назидательного примера, острастки и предупреждения подъема новой волны внутренних махинаций, разразившихся на Уолл-стрит.
– Мы должны показать всем деятелям, подобным вам, что им не избежать расплаты за совершение подобных преступлений, – произнес в заключение судья, признавая Гарри виновным. – Совершенные вами действия преступны, хотя на первый взгляд в них нет ничего, кроме двух обыкновенных телефонных звонков.
Сидевшие в зале суда ахнули от изумления, узнав, что Гарри приговорили к десяти годам тюрьмы. Лицо Гарри побелело, Соня затряслась от рыданий, когда Марчелла обняла ее одной рукой. Чтобы выбраться из зала суда, им пришлось протискиваться сквозь толпу.
Сев в машину, Соня внезапно решила, что ей нужно попрощаться с отцом. Она вернулась, чтобы отыскать его, а Марчелла сидела в машине и курила. Когда Соня вернулась, лицо ее было залито слезами. Она выглядела такой ранимой, какой Марчелла никогда прежде ее не видела: напускная бравада и позерство исчезли. Дональд открыл дверцу машины, и, всхлипнув, она уткнулась лицом в колени Марчеллы.
По пустынным улицам машина двигалась к автостраде. В течение нескольких минут, сжимая Соню в объятиях, Марчелла ощущала, что значит иметь дочь, которой она была нужна. Несмотря на обстоятельства, это чувство было замечательным. Сердце ее сделалось мягче: может быть, теперь они станут настоящими матерью и дочерью? Марчелла старалась не слушать внутренний голос, твердивший ей, что все это иллюзия, порожденная недельной драмой судебного разбирательства.
– Спасибо, что попыталась помочь ему, – пробормотала Соня, не отрывая лица от колен Марчеллы.
Марчелла нежно ее погладила, ничего не говоря. Мгновение было слишком драгоценным, чтобы портить его словами. Казалось, она держит на своих коленях кошку; напряжение понемногу покидало лежавшее у нее на коленях тело. Придя в себя через несколько минут, Соня выпрямилась, высморкала нос, подправила косметику и отодвинулась к другому окну. Марчелла чувствовала, как сознание дочери дало задний ход, отсекая всякую близость. Испытывая неловкость оттого, что показала собственную уязвимость, Соня молча глядела в окно на мчавшиеся по дороге машины.
Пятнадцатилетие Сони они отмечали в ресторане «Времена года». Что место выбрано неудачно, Марчелла поняла сразу же, едва они вошли в зал. Деловые люди, занятые переговорами, отрывались от бесед, привлеченные Сониной внешностью. Сама же Соня, угрюмая, отказавшаяся принарядиться сообразно поводу, сидя со скучающим видом, умудрилась испортить торжество тем, что, заказав самые дорогие блюда из меню, поковыряв в них вилкой несколько минут, отодвинула стул, поднялась из-за стола, заявив, что ей необходимо «выдать телефонный звонок».
Сонины фотографии стали появляться в журналах. Редакторы называли ее лицо «лицом девяностых годов».
Через месяц после дня рождения Мадемуазель решила, что дальнейшее пребывание Сони в ее элитарной школе нежелательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74