Даже очень реалистичной, потому что блюда казались объемными. Совершенно реалистичной, поскольку они и были объемными, настоящими, и плотно покрывали всю поверхность стола.
Встреча с самобранкой оказалась для Игоря пределом. Что-то переменилось в сознании, переполненном фантастическими впечатлениями, и он окончательно потерял способность изумляться. Отведенный ему судьбой запас удивления был полностью исчерпан. Совершенно спокойно, почти флегматично, он отметил, что несмотря на ночное время, в тереме не слишком темно. При этом никаких источников света видно не было. Влас сделал приглашающий жест рукой:
— Пейте, ешьте, гости дорогие! Все моя Яга сготовила. Сама-то у тестя гостит, — пояснил он, поднимая к небу палец. — А дело — не серый Фреки, в лес не убежит. Бежать некуда, кругом лес! — молвил Влас затем и хитро подмигнул Олегу. — Кабы я не ведал, с чем пришли, зачем пожаловали, так и не пустили бы вас заповедные гущи.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ВСЕХ ПУТЕЙ
Ели молча. Олег проглотил три ложки каши, да пригубил молока. Игорь сперва робел, но быстро вошел во вкус, и скоро вовсю уплетал грибы, икру, рябчиков, раков, орехи в меде… Там было еще много всего, чему трудно дать название — на качестве блюд это не сказывалось. Особенно запомнился удивительный напиток со странным, терпким вкусом. От него слегка кружилась голова, а предметы казались полупрозрачными.
— Эль, — сказал Влас, заметив недоумение гостя, — Из белого вереска.
Сам Хозяин ел мало, что совершенно не вязалось с его внешностью. До мясного не дотронулся вообще, а очистил разве миску с чем-то, что Игорю представил как кузнечиков по-египетски.
Уже почти насытившись, парень потянулся было за наливным яблочком, которое одиноко возлежало на огромном блюде, стоявшем на краю стола. Но коварный плод легко выскользнул из пальцев и покатился по блюду, описывая круг за кругом. Влас гулко захохотал, а Олег осуждающе покачал головой. Однако Хозяин, смахивая с глаз слезы, неожиданно произнес:
— Ну, ну, Олег, не дуйся на молодца. Сам-то, поди, до сих пор по моему терему с оглядкой ходишь, недомыслие свое отроческое вспоминаешь…
Как ни интересно было Игорю, в чем таком заключалось отроческое недомыслие деда, то, что происходило сейчас пред человеческим взором на этом странном блюде, захватило парня намного сильнее.
Бушевало море. Огромные свинцовые валы перекатывались друг через друга, грозя выплеснуться прямо в лицо. Но соленые воды поспешно расступались, когда набегал на них ладно собранный корабль с червонным соколом на парусе. Судно подгоняли дружные взмахи весел, и оно летело стрелой. А Игорь почему-то знал, что гребцы измучены, что многие из них ранены, и если бы не страстное желание дойти к утру до какого-то важного места, они оставили бы гонку, которая каждому второму из них будет стоить жизни.
На корме расправив могучую грудь, возвышался статный русый воин. Рубаха на левом плече была сморщена кровавым ссохшимся пятном, но он крепко держал рулевое весло. Сквозь рев коварной стихии донеслась до Игоря даже какая-то песня…
Изображение потускнело и исчезло, расплылось, а на блюде по-прежнему лежало наливное яблочко. Только Влас заметно помрачнел.
— Видел я, как этот склизкий Абсалон прыгал возле Руевита. Топором он едва достигал кумиру до подбородка. Ох, и мерзостное было зрелище! Монахи подрубили столб и кинулись сдирать с поверженного исполина золото, что оставили им наивные волхвы…
Игорь хотел уж было спросить, почему же мудрецы сглупили — эдаких подробностей он по истории не помнил, но потом поймал себя на мысли, что и видеть-то воочию такого Влас по определению не мог.
Впрочем, и яблочки сами собой по блюдечку не катаются. А японцы — эти хоть и мастера, но телевизор пока не додумались во всякую посуду встраивать.
Словом, парень прикусил язык. Да и Хозяин о чем-то задумался, откинувшись на спинку кресла.
Лишь Олег осмелился нарушить тишину:
— Помоги Ингвару, Великий! Не избежать ему смерти, но вывернуться из ее лап он может, свершив предначертанное. Кончилось время искупления, пришло время справедливости! Враги первыми нанесли удар, обозначив срок.
— А сам-то ты готов, волхв? — спросил Властитель, посмотрев старику прямо в глаза.
Тот выдержал этот ужасный взгляд, и через целую вечность, как почудилось парню, Хозяин, удовлетворенный невысказанным ответом Олега, оторвался от его лица.
— Добро! Будь по-вашему! — согласился он с чем-то непонятным Игорю, который смотрел на Власа, словно кролик на удава, не в силах вымолвить и слова.
Тут Хозяин поднялся. Распрямился, коснувшись потолка косматой гривой. Влас был на целую голову выше людей и вдвое шире Игоря в плечах. Неторопливым размашистым шагом вышел во двор. Люди последовали за своим водчим.
Проводник же единым махом перешагнул через крыльцо и ступил на поляну. Казалось, земля должна проваливаться под его ногами, но Игорь не увидел за ним и примятой травинки, хотя полная Луна на безоблачном звездном небе прекрасно освещала окрестности. Какой травинки? Роса, равномерно посеребрившая поляну и отмечавшая за Игорем каждый шаг темным пятном, ног Власа вовсе не чуяла, как будто он не вбухивал в землю свои чудовищные сапожищи, а перелетал с цветочка на цветочек, словно бабочка.
От крыльца к озеру вела лунная дорожка, все трое ступили на нее. Свежий ночной ветерок теребил полу длинной Власовой рубахи. Олег шел следом, а Игорь, едва за ним поспевая, замыкал шествие. Он чувствовал, что Олег идет с закрытыми очами, однако уверенно, не спотыкаясь. По-видимому, игра с Хозяином в гляделки не прошла даром.
Отойдя от терема шагов на пятьдесят, Влас повернулся и зычно бросил:
— Ступай-ка в овраг, избушка! Нечего тебе сейчас у озера оставаться. Не обижайся на старика! Все к твоей же пользе!
Огромное строение заходило ходуном, словно от землетрясения — оно поднималось вверх. Странные корнеобразные выросты, которые Игорь заметил средь трав, когда они с Олегом только вышли к жилищу Власа, оказались никакими не опорами. Да и вообще не бревнами. Это были пальцы. Пальцы птичьих лап.
Когда-то давно, будучи еще студентом, Игорь читал подвернувшуюся книгу по палеонтологии. Тогда его поразило, что некоторые из огромных ящеров, царствовавших в незапамятные времена на нашей планете, передвигались на птичьих ногах. Глядя на воробьев, прыгавших по асфальту, он пытался представить себе, какого ж размера должны быть эти ноги. Увиденное же сейчас превосходило возможности всякого воображения.
Терем вознесся над землей на три человеческих роста, после чего с жутким скрипом развернулся крыльцом к лесу. Невообразимая лапа приподнялась, согнувшись в суставе, пронеслась вперед, легла на новое место. Создавалось впечатление, что за время, проведенное с подогнутыми ножками (Года? Века? Эпохи?), избушка их отсидела. Тем не менее, землю изба тоже не проминала, траву не давила и росу не стряхивала, только скрипела отвратно при каждом шаге. И даже место, где теремок стоял ранее, ничем не отличалось от остальной поляны, словно эта громадина не только не весила ничего, но и свет под себя к траве свободно допускала, и ветерок, и дождик.
Игорь решил, что загадочная невесомость Власа и его многотонного шагающего жилища — просто галлюцинация, вполне сопутствующая этому сказочному месту. Но тогда наваждением пришлось бы признать и многое другое. Да и вообще, реальность всей этой истории, начиная от того самого драматического поединка, ему, непосредственному участнику событий, казалась сейчас сомнительной, как никогда. Реальностей может быть много… И решив не забивать себе голову вещами, которые все равно невозможно понять, Игорь бросился вдогонку за Власом и Олегом. Они уж подходили к озеру.
Тропа млечного света пролегла мимо языческих кумиров, толстых, немного косо вкопанных столпов. Каждое изображение имело три яруса, три лика. Игорю была знакома эта символика.
Мир Прави, он же Ирий [10] или Асгард [11] — пространство светлых Богов, занимал первый, верхний ярус. Нижний этаж, уходящий под землю, почти скрытый за травой-муравой — это силы Нави или Хель, мир Богов темных. Срединный — означал Явь или Мидгард, настоящее Земли.
Игорь тут же похвалил себя, что не даром состоял теперь в Старшем Круге. Ему ли не знать: столб целиком — это стержень Вселенной, Мировой дуб русичей или ясень Иггдрасиль скандинавов.
Если ты — воин и пал с мечом в руке, если жизнь твоя оборвалась на взлете — путь твой лежит в чертог Громовика, или в Вальхаллу [12] к Отцу битв. Если предал ты веру свою, друзей, Землю Матушку — то гореть в пламени Пекельном, мучаться в огне Муспельхейма у Ящера. Коли жил по Правде, не кривил душою, примет тебя Сварга божественная, жить лучшим в хоромах Одина — Гимле.
Водчий остановился на берегу, у самой кромки воды. Олег с Игорем встали за ним, чуть поодаль. Поверхность озера была совершенно спокойной, как и застывший воздух над ней. Казалось, все вокруг замерло в ожидании чего-то ужасного. Со стороны леса не раздавалось ни звука — ни шелеста листьев, ни скрипа веток, ни криков ночных птиц, ничего. И терем, наверное, уж дошел, куда следовало, да затаился там.
Влас стоял неподвижно, смотря под ноги. Олег тоже был недвижим, глаза он так и не открыл. По спине у Игоря пополз холодок.
Неожиданно Влас повернулся к старому волхву и взял посох. Игорю померещилось, что Хозяин вознес ладони до самых небес, но вот одним ловким движением Древний погрузил посох в землю почти до конца, не воткнул, а именно погрузил, так утопает шест в болотной трясине, если щупать брод, — и тут же извлек обратно. Дерево вспыхнуло, и Влас протянул Игорю большой полуторный [13] меч, с лезвий которого вниз стекал мягкий мерцающий зеленый свет. Обоюдоострый крепкий клинок со средним ребром ромбического сечения был длиной локтя [14] два с половиною, а рукоять больше полулоктя. Дужки, образуя над рукоятью крест, слегка искривлялись на концах гарды кверху, а отточенные, как бритвы, лезвия шли к острию, принимающему в пяти-шести дюймах от конца трехгранную форму.
Хозяин или пел, или говорил нараспев, да и его ли то были слова? Может, просто послышалось? Но три четверостишия намертво въелись в память Игоря:
Ненависть волей приручена,
Взяли ее под уздцы.
Все, что ни сбудется — к лучшему!
В Пекло пойдут подлецы…
Ночь наступает за вечером,
Вечер приходит за днем -
Сталь не предаст, словно женщина,
Вспыхнув зловещим огнем!
Меч, помоги Человеку
Лживый подрезать язык!
Сильным станет калека!
Юным очнется старик!
— Не след тебе, Игорь, уходить с пустыми руками. Возьми-ка, русич, этот кладенец. От твой, пока не захочешь, гм, вернуться… Только помни, что меч — продолжение руки, а она — лишь слуга головы.
Игорь, стараясь не встречаться с Хозяином взглядом даже на мгновение, ухватил протянутую рукоять, медленно теряющую колдовской блеск. Его поразило не то, что сделал Влас с посохом, а полное отсутствие эха у такого зычного Власова баса. Окружающая тишина поглотила голос, как и все прочие звуки.
Склонившись в поясном поклоне, он запоздало осознал, что Влас говорил, не разжимая губ. Распрямившись, человек обнаружил, что Хозяин уж стоит к нему спиной, протянув руки к воде, как дирижер к оркестру. Олег же находился совсем рядом и, казалось, пристально смотрел на внука сквозь опущенные веки.
— Что означает руна «зет»? — спросил Игорь, глядя на основание клинка.
Его на самом деле не столько интересовал ответ на этот вопрос, сколько хотелось нарушить тягостное молчание старика.
— Этого тебе лучше не знать! — Олег взял внука за левое запястье.
Сухие и твердые стариковские пальцы неприятно впились между сухожилий.
И тут Влас действительно запел. Это не была песня в обычном понимании слова. Несомненно, в ней присутствовала и музыка, и какой-то текст, но Игорь не мог различить, где кончается одно и начинается иное. Таинственные трескучие слова бились друг об друга, ломаясь и крошась на отдельные слоги. Слога эти незаметно выстраивались в простой ритм. Ритм нарастал, усложнялся, умножаясь отражением самого в себе. Сквозь него постепенно проступила едва заметная мелодия, которую тут же подхватил оживший лес. Она растворяла ритм в плавных переливах, размывала его на отдельные гремящие аккорды и, казалось, сейчас от него вообще ничего не останется. Но вдруг ритм ожил в плеске волн, шипение которых сливалось с его шепотом, превращаясь в удивительный, гипнотизирующий речитатив, который звучал все громче, все грознее, вовлекая в неудержимый, громыхающий перекат окружающее пространство.
Игорю представлялось, еще немного, он сможет понять смысл этой песни. Ему чудилось, что уже начал различать отдельные слова, и всего лишь незначительное усилие воли отделяет его от полного понимания. Однако голос Олега вернул внука к действительности.
— Осталось очень мало времени, Ингвар. То, что ты держишь в руках — оружие Нави. Там, у себя, это — копье, в мире Прави — лук, только у нас — это клинок. Много воды утекло с тех пор, как Перс отрубил Гаргоне голову, а двадцать веков назад вождь ругов этим же мечом отразил готонов и спас Аркону. Но владелец оружия, сам того не желая, темным служит Богам, и короток его век.
Эти слова не слишком насторожили Игоря. Он полагал, что миссия спасителя древностей долго не продлится, и поэтому Навь его коснуться не успеет. Гораздо большее впечатление произвело то, что дед говорил, как и Влас, с закрытым ртом.
Олег продолжал:
— Немногое устоит перед сталью Власа, сам клинок разрушению не подвластен. Когда ты колешь им, он длинен, когда вытаскиваешь — короток, когда поднимаешь — легок, когда рубишь — тяжел. При этом меч войдет в любые ножны, однако, и разрубит их изнутри без труда, если возникнет такая надобность. Он обоюдоостр, однако, если ты посмотришь на него сбоку, ты увидишь прямое лезвие, если глянешь вдоль — изогнутое. Это позволяет без труда обойти любую фехтовальную защиту.
Только тогда Игорь заметил, что с каждым словом деда волна непередаваемого в словах, неясного ощущения прокатывается по его руке, начиная от запястья, которое старик так неудобно защемил пальцами. Но прервать Олега или освободить руку он не посмел. К тому же и ощущение нельзя было назвать неприятным.
— Самое главное! Тень меча, отброшенная в свете Солнца, или живого Огня, еще более смертоносна, чем сам кладенец. Все, до чего она дотронется, лишается жизни. Умирают и друзья, и враги, и соратники, и противники, родичи и инородцы. Гибнет живой мир.
Нет от этого для тебя другой защиты, кроме как держать рукоять самого оружия — за что и приходится платить высокой возможностью смерти от всех остальных, самых никчемных причин. Тому, кто владеет мечом, не улыбаются больше светлые боги.
Помни об том всегда! Вот почему обладатель меча долго не живет. Тень можно отделить от клинка, и сражаться ей точно вторым мечом…
При этих словах Влас взмахнул руками, и его песня, на мгновение полностью затопив сознание Игоря, резко оборвалась. Парень аж присел от неожиданности, попытавшись опереться на меч. Сталь пошла в землю, словно в пустоту. Игорь поспешно выпрямился, озираясь по сторонам.
Звуки полностью вернулись на поляну. Лес тихонько бормотал на сотни различных голосов. Под легким ветерком покорно гнулась и шелестела трава. Только волны на озере никак не могли успокоиться, да берег изменил очертания, желтея нанесенным песком.
«Озеро ли это? Уж больно велико!» — испугался Игорь, всматриваясь в темноту, повисшую над ширью вод.
Но, то была река, не отмеченная ни на одной карте, то был Океан по имени Незнаемое. От тяжелых валов, с шумом набегавших на этот новый, колдовской брег, пахло солью и бескрайним морским простором. Игорь тщетно вглядывался в сумерки, пытаясь угадать противоположную сторону мнимой реки на том конце лунной дорожки. Вместо этого он разглядел лишь киль ладьи, стремительно вынырнувшей из мрака. Вечные Волосожары [15] безразлично взирали на смертного с неизмеримых высот.
Ладья неумолимо приближалась к берегу. Парус на ней был спущен, но лодка шла быстро и ровно, надменно разрезая разбегающиеся волны. Было в этом что-то неизбежное, как в течении Времени.
— Не Садка ли лодья?
— Скорей Харона, чем Садка! — буркнул Олег. — Это все! Будем прощаться!
Дед обнял внука. Но куда исчезла его силушка? Старик менялся на глазах. Он сгорбился, осунулся, высох. «Не дождется, дед,» — пронеслось в голове у Игоря:
— Прощай! Век науку твою помнить буду! Не посрамлю предков моих славных!
— Верю, Ингвар! И имя твое древнее свидетель тому. Били русы римлян с греками, и сарматов били. Мы аварское иго сбросили, да хазар с печенегами перемололи. Пережила Русь монголов. Победили мы и франков, и немцев, и с японцами сладили. То ли еще станется… Ругами зовут русов арконских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36