— Я тут подлечила тебя малость, — просто сказала Виевна.
— Спасибо, хозяйка? Но как? Каким образом.
— Пустяки, — молвила она, улыбнувшись.
Влас самозабвенно купался в сугробе. Василия при виде этого потянуло назад на печку. Буквально ворвавшись в дом с мороза, парень нашёл на скамье выстиранную да выглаженную гимнастерку, в которую немедленно облачился. Ещё раньше он приметил и свой тулупчик, все прорехи заштопала заботливая женская рука. Василий машинально ощупал подкладку, где у него были зашиты документы. Корочки на месте. В кармане тулупа некстати обнаружилась большая еловая шишка, измазанная смолой. Он оглядел помещение в поисках мусорной корзины, но ничего подходящего не нашёл. Правда, на широком подоконнике стоял высокий, объёмный горшок, полный чернозёму. Мусорить не хотелось.
Сержант подошел к окну и попытался расковырять ямку — авось, шишка-то и сгниёт.
Нестерпимый жар обжёг пальцы, Василий испуганно отдёрнул руку, едва сдержав бранные слова — на дне лунки искрился всеми цветами радуги яблочный огрызок.
— Эх, ты! Горемыка! — пожалела его Виевна, только что вернувшаяся в дом и помолодевшая на морозе лет эдак на двадцать.
— Ничо! Не будет персты совать, куда не следует! — ехидно заметил Влас, показавшись вслед за Хозяйкой.
— Я же не нарочно!
— Ты слышал, дед, он нечаянно!
— Я, вон, шишку хотел закопать!
— Да их в лесу полно, чего же прятать? Не золотая, вроде бы? — Хозяин попробовал протянутую ему шишку на зуб и отдал в руки жене. — Выкинь её на снег, мать.
— Я как-то сразу не подумал.
— Оно у русских всегда так… Сначала делают, потом примериваются. Ну, да, ладно. Пора к столу.
— Прах Чернобога! Откуда такое в войну? — подивился Василий, глядя на яства, расставленные поверх узорчатой скатерти: блинчики с мёдом, лесные орехи, невесть откуда взявшаяся свежая малина, квашеная капуста и пироги с ней. Посреди стола стоял здоровенный горшок, где пыхтела гречка.
— Ты хоть знаешь, кто Он такой? — рассердился Влас.
— Да, я так! — смутился Василий, будто сболтнул лишнего. — Дядя ругался — ну и я за ним эту привычку перенял сдуру.
— А ты больше повторяй. Вдруг он к тебе, и впрямь, Навь раньше срока обернёт!
— Ну-ка, молодой человек, дай-ка я тебе кашки положу! — суетилась рядом Виевна.
Некоторое время Василий медлил, ему казалось несправедливым, что они там, в отряде, пухнут с голодухи, а здесь, совсем рядом живёт некий лесник, и у него еды навалом.
— Спасибо, однако! Но мне к нашим пора, заждались, поди.
— Садись, герой! Тебе без проводника отсюда не выбраться. Да и как ты пойдёшь, если ноги еле двигаются? — усомнилась Хозяйка.
— Резонно. Ты, молодец, мою старуху больше слушай. Она — баба умная, хотя помогала одним дуракам.
— А сам-то хорош, дурень старый! Раз помог сродственнику через реку перебраться, путь-дорогу указал, а тот возьми Злато-Яичко разбей, да и Потоп нам устрой.
— Чего, вредитель оказался? — не понял сержант.
— В некотором роде.
— Так ведь, большую надо плотину взорвать, чтоб округу затопило.
— Это, Вась, она так, фигурально выражаясь.
После каши взялись и за сладкое.
— Ох, крепка у тебя медовуха, хозяин!?
— Есть такое дело! — согласился Влас.
— Ты бы, муженёк, рассказал нам что. Потешил бы гостя байкой. А после и проводишь его, — предложила Виевна.
— Это можно, мать! Это я завсегда, пожалуйста!
Васька заулыбался, ему было сытно, тепло, уютно. Он вдруг ощутил себя маленьким ребенком, которому добрый милый дедушка сказывает чудесные небылицы, а Васька сидит, разинув рот, и слушает их одну за другой, проглотив язык.
— То случилось в стародавние времена, каких никто и не помнит. И не у нас это было, а в далёкой стране, имя которой ныне Норвегия… — начал Хозяин сказочку:
* * *
"Близ свейской границы, в местечке Несьяр жил кузнец Торвальд. Жена его умерла молодой, а своих детей у них не появилось. Жениться вторично Торвальд не захотел, предпочитая жизнь вдовца, хоть и был вовсе не стар. Так и жил он пять лет один-одинёшенек.
По хозяйству правда иногда помогала сестра. Да обретался у него смышленый приблудный мальчонка. Кто и откуда он — никто не знал, потому как мальчик был нем, но для простолюдина — это скорее достоинство, чем недостаток. Пацана нашли год назад на берегу — наверное, удрал с какого-то пиратского судна.
На хуторе жалели горемыку, хотя приютил его именно кузнец. Найдёныш работал, что называется, на побегушках. Сверстников дичился. Было свободное время — сидел на холодных камнях скалистого берега фьорда и тоскливо смотрел в море.
Случалось, Торвальд с горя крепко выпивал, да так, что не мог найти кузню. Мальчик помогал благодетелю доплестись до скамьи, стаскивал с кузнеца сырые грязные и вонючие сапоги, укрывал его тёплой шкурой, словом, терпел все невинные обиды со стороны Торвальда со смирением истинного христианина. Но набожная сестра Торвальда прозвала-таки пацана маленьким язычником, потому как никто не видел, чтобы он клал крест Господу. Впрочем, на хуторе смотрели на это сквозь пальцы, да и кузнецу было всё равно. Немота оберегала мальчика от людской злобы, ибо его немощь виделась особой печатью Судьбы.
Как-то раз в непогоду под вечер в дверь к Торвальду постучали:
— Кого там чёрт принёс? — буркнул кузнец, потянувшись за молотом на всякий случай.
— Добрый человек, не пустишь ли ты усталого путника на ночлег?
— Ну-ка, малец, посмотри! Сколько их там притаилось?
Мальчик глянул сквозь затянутое мутным пузырем окошко и показал кузнецу два пальца.
— Что ж ты, странник, один просишься? Товарища не зовёшь?
— Это верно, мой конь и вправду мне лучший друг, чем иной человек! И если по утру ты берёшься его подковать, то я в долгу не останусь! — рассмеялись за дверью.
Торвальд вопросительно посмотрел на немого воспитанника, тот согласно закивал.
— Ну, открывай тогда, да поживее. Не видишь, гость промок!
Мальчик бросился выполнять приказание. Он с трудом отомкнул тяжелый засов, пропустив незнакомца внутрь жилища.
— Спасибо, Инегельд! — услышал хозяин дома. — Будь добр, позаботься о моём благородном скакуне.
— Откуда ты знаешь, что этого немого мальчишку зовут Инегельдом.
— Я много чего знаю. Всяк имеет собственное имя, даже последняя тварь, а уже человек и подавно. Но ты сначала обсуши да напои гостя, а потом и расспрашивай.
«И что это я, в самом деле?» — подивился кузнец и, вспомнив законы гостеприимства, выложил на стол угощение, которое, конечно же, не могло бы удовлетворить изысканный вкус, но голодному сей ужин показался бы богатой трапезой.
Тем временем незнакомец скинул длинный с капюшоном серый плащ и развесил его у очага. Торвальд сумел, наконец, рассмотреть ночного гостя во всех деталях. То был мужчина лет сорока пяти, несомненно, опытный воин, на что указывала пустая левая глазница, следствие ярой схватки. Густые светло-золотистые волосы путника стягивал стальной обруч с затейливым рисунком, кузнец вполне доверял своему взгляду мастера, и был готов поклясться, что от Эльсинора до Упсалы вряд ли сыщется искусник, способный сотворить эдакое украшение. Рыжеватая правильно подстриженная борода незнакомца лопатой закрывала его бычью шею, спускаясь на могучую грудь. Широкие плечи и толстые, словно поленья, руки викинга свидетельствовали о недюжинной силе. Вместе с тем его ночной гость был из знатных, потому что пальцы его обеих рук украшали богатые перстни. По роду занятий Торвальд знал толк в камушках.
Незнакомец почти ничего не ел, но пил он много, ничуть не хмелея.
— Где ты был прошлой ночью? — наконец осмелился спросить кузнец, видя, что гость сыт.
— В долине Медальдаль.
— Ну, уж этого никак не может быть. Видать, ты, незнакомец, большой шутник! Ведь до неё неделя пути.
— Может быть, но у меня хороший конь, — возразил ему резонно гость.
— Тогда твоему коню пришлось бы лететь! — захохотал Торвальд.
— Я ему то же самое говорил! — весело заметил странник, ничуть не обидевшись.
Выпили. Стукнули кружки. Выпили ещё.
Тут вернулся Инегельд, который, наконец, управился с чудесным скакуном и теперь во все глаза уставился на ночного гостя.
Кузнец поманил хлопца к себе, тот, видя, что хозяин изрядно пьян, с опаской подошел поближе.
— Так, значит, ты у нас Инегельд? — погладил Торвальд мальчугана по голове — Имя-то странное?
— Обычное имя. Варяжское! — уточнил гость. — А восточнее звался бы и вовсе Ингволодом.
— И откуда ты всё знаешь?
— Мне именем моим ведать положено, — рассмеялся тот в ответ.
Хотел было кузнец спросить, как зовут его гостя, да уронил голову на стол.
Внимательно поглядев на спящего выпивоху, незнакомец вдруг усадил мальчика к себе на колено и, взяв за тонкие ручонки, сказал то ли Инегельду, то ли себе:
— Ну что, хелги? Пора начинать всё сначала. Поедешь со мной?
— Поеду! — улыбнулся ему ребенок.
Утром ковалось Торвальду из рук вон плохо, подковы же получились такими громадными, каких никто ещё не видывал. Да и нужно-то было четыре подковы, а вышло целых восемь. Когда же кузнец их примерил, то они оказались коню как раз в пору. Чудеса, да и только!
— Пожалуй, я поверю, что с эдакими копытами он обставит любого скакуна. Но откуда ж ты приехал, незнакомец, и куда держишь путь?
— Явился я с севера и пока гостил тут, в Норвегии, но думаю податься ныне обратно в Свейскую державу, а оттуда — в Хольмгард. Я много ходил морем, но теперь снова надо привыкать к коню. Тебе он нравится?
— Я не смыслю в хороших лошадях, — схитрил кузнец.
— Слушай, хозяин! Мне подходит твой мальчуган. Я забираю его.
— Как это так! Забираешь?
— Хорошо. Назови свою цену. Я готов купить этого хлопца.
— Видишь ли, человек я неразумный да неучёный. — проговорил кузнец. — Если Инегельд и вправду готов тебе служить, то ничего я с тебя не возьму, грех наживаться на убогом. Хоть на старости лет трудно мне станет без молодого-то помощника.
— Молодец, Торвальд! — похвалил одноглазый, снимая с указательного пальца золотой перстень с изумрудом. — Думаю, это немного скрасит твоё вынужденное одиночество. Ну, зови мальчишку!
Сияющий Инегельд вскоре занял место впереди незнакомца, крепко держась хрупкими пальчиками за повод. Конь укоризненно посмотрел на людей непостижимо голубыми добрыми глазами.
— Не притворяйся, старина, что тебе тяжело. Всё равно не поверю, — усмехнулся наездник.
— Где же ты собираешься быть к вечеру? — спросил кузнец, хотя думал вовсе о другом. Он-то приметил, что ночной гость странно поседел к утру, только виду не подал.
— Мне нужно на восток, я буду в Спармерке, не успеет и стемнеть, — ответил седобородый.
— Это уж верное хвастовство, потому что туда и за семь дней не добраться… — возразил Торвальд чудаковатому гостю. — Да, чуть не забыл! Как зовут тебя? Потому, явись отец или мать ребенка, мне придётся им все рассказать.
— Слышал ли ты об Одине?
— Ещё бы, его у нас старики часто поминают. «Чтоб тебя Игг, то бишь Один, к рукам прибрал!»
— Теперь ты можешь его видеть. И если снова мне не веришь — смотри! Вперёд, Слейпнир! Вперёд!
Торвальд только рот открыл, когда его гость пришпорил коня, и Слейпнир перелетел через ограду, даже не задев её. Между прочим, колья в той ограде были восьми локтей в высоту.
— А о родителях мальчика не беспокойся. Их больше нет среди живых, уж мне ли это не знать! — послышалось кузнецу сквозь грохот копыт.
— Прощай, Торвальд! — вторил Одину чистый детский голос."
— Больше кузнец их не видел, — завершил Влас небылицу. — С тех пор многие рассказывали эту историю, и всяк по-своему, но всё происходило именно так, а не иначе.
— Хорошая сказка! Спасибо! — молвил парень, — Одного я лишь не понял.
— Чего ж тут непонятного? — удивилась Хозяйка.
— Да, кто таков этот Один?
— Уф! — выдохнул Влас.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЧАРОДЕЙСТВО
На следующий день Игорь снова возвращался домой под вечер. Он шагал не спеша, оставляя позади серые переулки хрущевок, и проверяя их своим вторым, колдовским, зрением. Как Игорь убедился, способности к такому обзору были в полной мере развиты у воронов и кошек. К последним он всегда питал самые нежные чувства. Вероятно, так повелось с детства, когда любимый радиоволшебник Николай Литвинов на все голоса читал своим маленьким слушателям милые старые сказки. Особенно запала в память инсценировка Давида Самойлова «Кот в сапогах». Вообще, эти мохнатые зверьки всегда жили в Игоревой семье. И вороватый Фофан, убегающий по коридорам коммуналки со связкой сосисок в пасти, и сибирский кот Барсик по кличке Животина — неутомимый мышелов.
Но каждый раз он отказывал себе в удовольствии снова завести пушистое создание. Во-первых потому, что с некоторых пор не мог смотреть ни одной кошке в глаза, не отводя взгляда. Последнее, наверное, объяснялось умением этих прелестных мурлык видеть то же, что и он. А во-вторых, нынешняя полная риска жизнь Игоря обещала сделать такого кота бездомным или сумасшедшим. Стало традицией выносить на лестничную клетку блюдечко с молоком, но не больше.
Итак, Игорь возвращался домой, пугая одним своим появлением черных воронов, загостившихся в еще целых микрорайонах Черемушек. Птицы ворчливо переговаривались меж собой, с опаской поглядывая на странного человека с вороньими глазами. Но человеку было не до них.
Игорь уже свернул в подъезд, как вдруг обратил внимание на пушистого кота, сидевшего в развилке веток корявого полуоблетевшего дерева. Он расположился со всеми удобствами на уровне второго этажа среди желто-коричневой листвы. Вид у кота был независимый, надменный, самодовольный. Зверь презрительно посматривал на прохожих сверху вниз, изредка зевая. Но при всей его неприступности кот вызывал жалость — погода не баловала. Под вечер, часам к шести, а было уже почти семь, лужицы покрывались тоненькой корочкой ноябрьского льда. Вобщем, этот верхолаз грешил против очевидных фактов, изображая невесть что.
— Интересно, как отнесется к твоему появлению Мефисто? — пришла неожиданная мысль, он еще не проверял своего элементаля на животных.
Сказано — сделано.
— Кис-кис-кис!
Полусонная морда притворщика развернулась к Игорю, тот, опустив глаза в землю, чтобы не встречаться со зверем взглядами, предложил:
— Киска! Хочешь, пойдем ко мне!
Наверное, кот не понял, поскольку обиженно фыркнул.
— Кис-кис-кис! В последний раз приглашаю!
— Мяу!
Кот выгнулся, разминая передние лапы, и легко спрыгнув на шуршащую пожухлую листву, действительно, направился вслед за Игорем. При этом зверь сохранил гордый вид, будто это он сделал человеку одолжение. Парень не спорил. Масти кот был самой обыкновенной, все, как полагается — рисунок темных полос, пятнышки, длиннющие усы.
— Видать, Кот, ты домашний? Вон, спинищу-то какую отъел. Ну, ладно! Не обижайся. Я буду называть тебя просто «Кот», поскольку не знаю твоего настоящего имени, но согласись, Кот с большой буквы — это звучит внушительно?
— Мррр… Мяу! — ответило животное.
Переговариваясь таким образом, они взобрались на пятый этаж и очутились перед железной дверью Игорева жилища.
— Посмотрим, все ли правда, что о вас болтают, — произнес Игорь, отпирая замки и пропуская Кота вперед, что соответствовало не только условиям опыта, но и законам гостеприимства.
Зверь рассудительно помедлил на пороге, всасывая воздух и навострив уши.
— Ну, чего стоишь? Заходи!
— Мяу! — твердо сказал Кот и зло посмотрел на Игоря желто-зелеными светящимися в полумраке глазами. Затем он все-таки переступил границы квартиры и беззвучно углубился в темноту.
Затворив дверь, Игорь наконец зажег свет, размышляя, насколько хорошо перенес этот полосатый бродяга тестовое прикосновение. Ничего заискивающего в поведении Кота не было — и это настораживало. Другой бы вертелся под ногами, канючил гнусавым голосом, мяукал бы, подняв хвост трубой, и терся до тех пор, пока бы его не вознаградили за настойчивость. Зверь обнюхал все углы и, вскарабкавшись по лестнице книжных полок, устроился на самой верхней, под потолком, где начал приводить в порядок роскошный мех.
— Во-во! И я пойду, приму душ. А ты, смотри, на плиту не залезай — обожжешься! Скоро будем есть.
Быстро отогревшийся кот благодарно мурлыкнул.
Выскочив из ванной на устойчивый запах горелого и меркаптана, даже не накинув китайский халат, Игорь понял, что еще немного — и его фасоль с луком, сыром и под майонезом превратилась бы в угольки. Поэтому некоторое время он провозился на кухне и в комнату не заходил.
— Эй, гандхарва усатая! Кушать подано!
Ответа не последовало.
— Спит зверюга…
Тщательно пережевывая пищу, он вполуха слушал невнятную, полную иностранных слов речь диктора. Радио вещало о новом кризисе в районе Персидского залива, об очередном ракетном ударе по арабам, о том, как наши дипломаты вновь стыдливо утерлись. Сообщали о дебатах в ГосДуме, опять безрезультатных, по вопросу коррупции высших должностных лиц, об очередной депутатской комиссии и каком-то там расследовании, о загрязнении Волги и о могильнике радиационных отходов где-то под Загорском, содержимое которого постоянно пополняется стараниями государств европейского Союза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36