А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Хамелеон. Но это не в обиду ему. Просто он чрезмерно деликатен и даже пуглив. Причинить какое-то неудобство человеку для него недопустимо, и вот подстраивается под каждого, и каждому говорит именно то, что тот от него хотел бы услышать. Это не порок, но про это нельзя забывать, чтобы не попасть впросак. Впервые за долгое время после разговора с ним у меня осталось хорошее настроение, вернее, стало хорошим. Может быть, потому, что мы были одни, и он обходился без своих привычных хохмочек. Скорее всего, за этим скрывается скованность определенная. Ирония. Язвительность как защитная реакция. Рассказала ему историю с «СиШ». Сказал, что я все правильно сделала. Говорили о проблемах, моих и чужих. О театрах, конечно же. Сказал, что слышал о возобновлении «N». Для меня это не новость. Могут не раз повторить: спектакля не будет, а я буду все равно верить в его жизнь. Будет он, будет, если я так сильно в это верю. Сказал, что рецензию не на премьеру «пробить» гораздо легче, чем пре-мьерную. Все соревнуются в оценке, в скорости тоже. Возникает ажиотаж. Но «N» не репертуарный. Возникнет – пропадет. Видение. Но я верю в свою работу. Говорил о недовольстве по поводу набранного нового курса. Много вульгарных, случайных людей. Уже появилось у них нездоровое стремление к лидерству. У нас этого не было. Мы более дружные, более самобытные и интересные. Исключение делает только для Нади. Очень ее ценит. Хотел бы видеть ее на нашем курсе. Я говорила, что счастлива, что учусь у него. Повезло. Удача. Казалось, был искренне удивлен и обрадован. Я спросила: «Разве это новость? Любой из нас так же ответит». Но, видимо, это действительно для него важно. Во всех его противоречиях – он весь, странный, трудно объяснимый человек с успокаивающей улыбкой.И все-таки я, скорее всего, ушла бы, будь у меня какие-то другие возможности. Если сейчас боль несколько затихла, это не значит, что я поправилась. Недовольство своим положением в жизни сохраняется. Еще какое!Все равно я останусь. Трудно верить, но я верю. Господи, дай мне силы!
11.09. Когда никто не звонит – пусто. Конечно, нетрудно самой набрать телефон и узнать, как дела. Выжидаю. Неправильная тактика, но нахожусь в плену у своих недостатков. Мало кому я нужна и интересна, но ведь и меня по-настоящему немногие интересуют. Везде – видимость.У увлеченного человека увлечение всегда одно. А я все-таки увлекающаяся. Но любовь у меня одна – поэзия.Все время кажется, что со мной людям неуютно. Я чувствую себя глупо, скованно. Хочу укрыться в тень, спрятаться. Говорю вежливости, улыбаюсь. И тоскую, понимая, что это фальшь. И вырваться из ежедневных этих условностей никак не могу. И только когда пишу, дышу свободнее.«Мелькающее отраженье потерянного навсегда» – так у Гумилева.Не отраженье, «только отблеск прощального па» – так у меня.Мои проблемы, если взглянуть на них трезво, рассыпаются, превращаются в пыль. Их нет. И они есть, есть, есть. Смешные и неповоротливые, как гиппопотамы, открывают огромные пасти и лениво зевают, втягивая меня в болото своей неподвижности.Растрачиваюсь по мелочам. Талант больше моей личности. Это несомненно. Как мы с ним устроимся дальше жить, не представляю. Противоречие нарастает. Его все больше (нет, я не зазнаюсь), меня все меньше. Не угнаться. Но какая-то энергия еще осталась, и я полыхаю на весеннем ветру медным пламенем ранней чаровницы-осени.
13.09. Солнце мое черноглазое, где ты сегодня?Вчера была с Володей из ГИТИСа в Маяковке на спектакле «Розенкранц и Гиль-денстерн мертвы». Если бы я посмотрела его в прошлом сезоне, то он наравне с «Городом мышей» и «N» занял бы место лучших в моем списке избранных. Талантливо и легко. Удовольствие от прекрасной игры и изящной режиссуры. Малый зал, длинный узкий помост, делящий его пополам, на котором и происходят все события. Боюсь писать про него. Это ответственно и серьезно, но впечатление – радость!
14.09. Вчера звонила Паше. Он, оказывается, уже брал для меня пьесу у Гинка-са, но т к. я не объявилась в конце августа, отдал обратно. Я попросила снова взять, ответил, что попробует. Опять просил почитать что-то из моих рецензий. Наверное, дам «Нижинского». Мне кажется, он довольно колкий человек. Мне бывает трудно с ним разговаривать, а он не всегда адекватно реагирует на мои слова. Но такое общение даже интересней. Постоянное внутреннее сопротивление, несог-ласие – стимул к дальнейшим отношениям. Пожалуй, он из «мажорных мальчиков». Живет в доме престижного местоположения, телефон на даче. И по разговору, по каким-то незначительным деталям я делаю такие выводы. К тому же доля снобизма и некоторая капризность интонаций. ОК, поживем – увидим.Сегодня – хмурое безрадостное утро. В универ не пошла. Время летит. Сценарии, кино, съемки. Без них не представляю будущей жизни. Но, конечно, само собой, стихи, стихи, стихи. Литература во всех проявлениях + кино. Должна как-то совместить, разгадать противоречие мое, противоречие несоответствий и страхов.Володя предложил написать сценарий (или пьесу) про Мандельштама. В идеале – вообще про то балагурящее время начала века. Я не совсем поняла, что же конкретно он хочет: спектакль или фильм. Меня бы больше устроило второе. Конечно, не документальный фильм. Идея великолепная. Неожиданно и ново. Но браться за ее осуществление? Нужно совпадение масштабов. Реальное понимание того самочувствия. Дело даже не в прекрасном знании предмета, а в улавливании междустро-чий и междуточий. Еще Нижинский. Все сложно. Хотя сама идея заманчива.Весь день было сумеречно, а сейчас голубые блюдца с белоснежными сливками. А иногда и не блюдца совсем, а хитрые щелки. Кто подглядывает за городом сверху? Да, небо – великий режиссер.Неужели Олег опять свалит в Лондон, и спектаклю – каюк? Неужели не удастся им всем собраться и ка-а-к дать «Нижинским» по затхлым умам столичных околотеатралов?
С Володей все разворачивается по банальной схеме. Жалко. Снова отношения обречены на пустоту, потому что он для меня не больше, чем режиссер, друг, коллега. Не больше. Влюбляюсь я в других. Увы, которым и нравятся другие. Замкнулось. Может, и изменю когда-нибудь своим вкусам. Сейчас – одни неурядицы.
15.09. Варя передала слова В.М.: «Алена изменила „Мышкам“ с „Нижинским“. Забавно. Были с ней на фильме Трюффо „Две англичанки и континент“. Изумительно! На последних кадрах меня трясло, как в ознобе, но это не от начинающейся простуды, а от силы фильма. Одно из сильнейших впечатлений в жизни. Сказала Варе, что после таких фильмов хочется взорвать, перевернуть себя и окружающее, не потому даже, что оно не годится, а просто желание переворота. Оставаться в своих прежних рамках невозможно. Какие-то границы рушатся, и оказываешься один на один с лучшим, что в тебе есть. Пусть это длится недолго. Но было. И я не могу оставаться прежней. Не получится.Ну, как писать о таких гениальных фильмах? Жан Пьер Лео чем-то напоминает Меньшикова. Пока разобраться не могу. Но чую интересный образ.
16.09. Снова простудилась.Интересно, что сейчас с Алешей. Топит воск ранней осени? Лепит стихи или льстит чьей-то красе? Когда едет крыша, несусветности – везде.Нижинский – Меньшиков, снова Меньшиков – Нижинский. Опять. Но без прежнего надрыва. Но с прежней одержимостью. Без внешних взбрыков. С бездонностью недовоплощенного.До чего плохо болеть. В аудиториях с открытыми окнами можно превратиться в ледышку. Дома чуть-чуть получше, но тоже мерзко. Нет конца моим простудам. Полмесяца только продержалась.Вся я – больная. Надолго ли меня хватит в жизни? Да еще с моей манией значительности. А если действительно, не выдержу внешнего давления жизни и зачахну, не успев воплотиться во многое и многих? И все, что во мне таится и ждет выхода, так и погибнет? Когда болеешь, особенно страшно думать о смерти.
17.09. Под утро снился Гр. Сюжет довольно криминальный. Во сне все хорошо. Открываю глаза – холодная квартира, лежу в постели. Закрываю глаза – снова ласковый плен. До чего восхитительно!Сегодня «двойная доза» Г. Первая лекция – наша, на вторую, 1 курса, ходили с Варей. В.М. совершенно неотразим, когда забывает о времени и несется в свободной импровизации. Все же более раскован с первокурсниками. Это объяснимо, он – человек, падкий на все новое, жажда очаровывать в нем огромна. Он «заводится». Когда же человек узнан получше, новизна восприятия исчезает. Мало кому удается пробиться в его «круги», стать своим. М., например, он почти не замечает. Она сидит и молчит. Настолько близка, что как бы растворяется в его поле и перестает существовать как независимая личность. Все правильно – «близкое знакомство порождает презрение». Можно не так резко, но все же очень редко оно закрепляет чувство, а не отталкивает от человека.С Дуб. отношения такие же. С Вер. – не лучше. Разные. Слишком. В данных случаях это не является стимулом к воодушевлению. Я хочу сказать, что иногда различие поощряет к каким-то открытиям. Человека непохожего хочется понять и если не согласиться с ним, то хотя бы разобраться в его и своих, кстати, странностях.Наше занятие отвратительно. Снова вспомнил под конец лекции про Пушкина. Спросил меня, читала ли. Да, говорю (куда я денусь?). Ну, как? – спрашивает. Я – понравилось. Смех. Я сказала так специально. Каков вопрос, таков ответ. Он же полументорски-полушутливо стал объяснять, почему нельзя говорить безликое слово – понравилось. Ладно, пролетели. Зацепил, конечно, слегка. Но я привыкла к его иронии. Я восхищаюсь им, когда он, отстраненный, витает в своих воспоминаниях и восторгах, рассказывает, показывает, забывается. Это деликатнейший человек. Чуткий. Осторожный. И он – очень холодный, настороженный. Варя очень мучается от его противоречий. Я сейчас уже научилась смотреть сквозь пальцы на них. Я бесконечно ему благодарна. Но он – не мой учитель.Так вот я отвлеклась. Занятие было гадким не из-за мелочной этой выходки, а потому что вели себя отвратительно. Шептались, хихикали, елозили. Вер., См. и Дуб. Они сильны, когда вместе. Влияют друг на друга, и результат: хохмачество, полупошлое-полубогемное. То, что меня больше всего раздражает. Не легкомыслие – легкоумие. И это во всем. Они могут какие угодно глубокие работы писать (предположим), суть не меняется. Это особый тип людей.По крайней мере, я не строю иллюзий. Ни от кого помощи не жду. Чуда разве что. От Бога?
В моем сознании роль и настоящий Нижинский настолько слились, что возникло какое-то совершенно безумное сочетание – Олег Нижинский. Они всегда – одно. Лицо, судьба, любовь. Отгоняю от себя это наваждение. Отгоняю.Вырвалась на хореографический театр Пины Бауш. Две постановки: «Кафе Мюллер» и «Весна священная». Если честно – не мое. Недостаточную эстетику на сцене мне заменяла эстетика кулуаров в антракте. Был полный бомонд. Большей частью – молодые. Почти вся известная критическая тусовка Москвы, Фоменки, артисты, одна из Кутеповых, кстати, была с артистом Моссовета Яценко. Очень он ее обхаживает, профессиональный Дон-Жуан. Оказывается, уже седеет. Она – сама свежесть, милая, прелестная, видно, что познакомились недавно, и он хочет произвести впечатление. Смотрит на нее глазами, полными тихого обожания (так знакомо!). Сплетничать нехорошо, но не могу отказать себе в этом удовольствии.Фланировали с Варей по этажам. Я попивала ликер. Рюмку «уперли» для театралки. Бяки! Надо видеть разное, даже отталкивающее. Размах «Весны священной» я оценила. Но все же главное – музыка. Сама хореография, признаю, своеобразна, выразительна, но вся она – антиэстетика, обезэстетичивание женского тела. Волосатые ноги и подмышки, вспотевшие тела меня шокировали. Я не могла воспринимать сюжет в отрыве от этого внешнего пусть но, как мне кажется, не менее важного аспекта. Приятней все же было «вращаться в обществе». Такая я богемная дрянь. Каюсь.Есть в этом театре все же свой стиль. Свой «голос»: неумолимый, надрывный, беспомощный. Женская природа образа, скажу не в обиду хореографу, фиксирую как данность. Мужчина все же больше бы уделил внимания именно красоте женского тела. Это даже на подсознательном уровне работает. У Кресника, например, холодно, пронзительно, жестко, но притягательно и как-то наважденчески трагично в своем антиэстетизме. Это только мое мнение, конечно. У Пины иная стихия. Есть претензия сделать ее первобытной, утробной, слепой в своем роковом накале. Но все эти слова я поберегу для кого-нибудь другого, от творчества которого почувствую пламя искренней любви и обожания.
До чего хорошо, все-таки я не пошла на компромисс и не оставила рецензию в редакции «СиШ». Они бы убили ее, а я бы после этого не смогла жить. Жить в ладу с миром. Содрогаюсь при мысли об этом. И бесконечно благодарна небу за правильность сделанного мною шага.Про Олега хочется писать страстно. Но я подумала, что, в сущности, видела мало его ролей. И в кино, и в театре. Несерьезно? Но если угадать? Для меня это жуткая ответственность.Меньшиков – это каламбур. Игры и вдохновения. Мнимая легкость от каламбурящей стихии.«Нижинский» не сразу разбудил меня. Магия этого слова. И я легкое тепло его осознала. Не сразу поняла высоту, открывающуюся будто понарошку, нахлынувшую ритмом живительных строчек и ворожбой голоса, их произносящего. Нет, голос заворожил сразу, заколдовал меня вязью причудливых зимних узоров. И я растапливала стекло мимолетной этой красоты, чтобы взглянуть на первозданное дыхание, их творящее.
18.09. Смотрели с Володей «Семейный очаг». Потом долго разговаривали, съездили в ЦДХ. Домой я попала только вечером, а он поехал в театр на Пину. Интересна будет его реакция.Как я очарована Трюффо! Любовь сезона. Опять говорили про Мандельштама и идею сценария. Все-таки он хочет делать фильм. Наброски мыслей, но ничего конкретного я не уловила. Меня пока не воодушевляют его планы. Все расплывается. Желание чего-то. Но все невразумительно.К постановке в ГИТИСе готовит «Феерию» на тему «Балаганчика». Коллаж персонажей, мировых сюжетов, импровизация. Короче, стихия. Из его сумбурных монологов я мало что понимаю, но режиссеру и не нужно, в общем-то, уметь четко объяснять идею. Главное – результат. Постановка. Фильм. Спектакль. С актерами же совершенно особый язык нужен, не столько разъяснений, сколько убеждений показами, а это часто без помощи логики слов. Нужна внутренняя энергия горения. Он – очень рефлексирующий скорпион, как ни странно. Но, пожалуй, именно скорпионы отличаются особой скрытностью и упертостью на своем. Есть исключения, но в большинстве своем это сильные люди. Это не всегда заметно внешне, но… Олег – самый яркий пример.Две большие сильные «любови» – литература и кино. Все измеряется и оценивается ими.Пора, наверное, признать свою полную кинематографическую непригодность. Ой, ну как не хочется. Надо реально смотреть на реальный мир. Но если бы я реально смотрела, я бы даже пробовать не стала поступать на театроведение и писать что-то.До чего я легкомысленная, при всей своей серьезности и рефлексии.
Все-таки театр Пины – не мой. Сейчас расхваливали в вечерних новостях. А я остаюсь при своем. Это антиэстетика профессиональная. Почему в «МН» разгромили Кресника? Он не менее профи. Но, пожалуй, все-таки больше – новатор. От его спектакля у меня впечатление – вспышка нестерпимых каких-то жгучих цветов и пластических фраз, от которых подчас больно сознанию, но которые – жизнь. От театра Пины – и не шок, и не воодушевление, спокойная реакция оценки по заслугам. Бледные телесно-коричневатые пятна, поверхность эмоции размыта. Слепки неожиданных, но не темпераментных, а скорее усталых истерик, движений, бросков. Надрыв, перенесенный в себя? Чтобы поверить в это, нужно усилие. Чтобы не думать об этом – тоже. Театр бледных линий, четких, логичных, оригинальных. Но опять же, мысль, не одушевленная красотой. Чувства, не причащенные живым теплом, оставляют спокойными, не поднимают душу до высот переживания. В конце концов, просто присутствуют, самодовлеют в предлагаемых обстоятельствах. И не требуют большего. Жизнь? Конечно. Пусть продолжается.
19.09. Выживу ли я? Останусь ли невредимой? Все болит. Хочет ли Бог взять меня к себе или наказывает за неправильную мою жизнь? Хотя бы до 30 дотянуть. Мне и этого будет мало, знаю. Любую жизнь, несмотря ни на что. Такая слабая и такая нервная.Кажется все таким мелким, недостойным в сравнении с возможностью болезни. Клянусь в себе быть достойной лучшего в себе, только бы боль ушла. Я не все сделала. Разве можно всерьез о смерти? Постоянно испытываем судьбу, дрянные людишки, а когда прижмет, умоляем простить. И раз за разом – то же. Но я последний раз обещала. Больше не разрешат. Страшно. Мысли сосредоточены только на боли. Боже, Боже, взываю к тебе, помоги!
20.09. Человек, который вечером, ложась в постель, думает: «Смогу ли я заснуть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64