— Они уже шли вдоль утесов к городским стенам, отбрасывавшим длинные тени в первых рассветных лучах. — А по дороге давай уточним, сколько у них людей. Ты ведь, похоже, видел какие-то списки?К тому времени, как они прошли через ворота бастиона Гласъер Буквально — Ледяной бастион.
и направились к неясно вырисовывающейся в тумане громаде монастыря урсулинок, над которым развевался флаг Соединенного Королевства, Макдональд уже знал все, что знал Джек, а также Ате, изрядно дополнивший рассказ друга сведениями о численности и состоянии туземного войска.— Значит, армия Леви вдвое нас превосходит. И это немудрено, ибо многие наши умерли во время этой ужасной зимы. А те, что выжили, страшно ослабли от поноса и овсяной каши, которую англичанишки называют едой. Короче, наша боеспособность такая, что ее не сразу и разглядишь.Джек уже это заметил. Большинство солдат, мимо которых они проходили, напоминали нищенствующих бродяг. Мундиры болтались на них, как на вешалках, из воротников высовывались тощие шеи и невероятно огромные кадыки. Они с Ате, просидевшие весь зимний сезон на диете из медвежатины, оленины и лопухов, выглядели в сравнении с ними раскормленными, упитанными здоровяками. Но если в некоторых голодающих армиях отцы-командиры умудрялись нагуливать жир, этого никак нельзя было сказать о генерале Меррее. Его и так-то довольно резкие черты лица теперь заострились до карикатурного состояния, напоминая маску горгульи, под какой некогда, в прежней бесконечно далекой жизни, скрывался полковник Бургойн. Тауншенд, подумалось Джеку, должно быть, извел уйму карандашей и бумаги на шаржи.Одно в генерале не изменилось — его непреклонность, и воскресение Джека из мертвых нисколько не впечатлило ходячую жердь. А внешний вид того, с конским хвостом и татуировками, вызвал лишь сухо оброненный комментарий.— Парень превратился в аборигена? В Индии я такое видал, и не раз. Причина — отсутствие христианских устоев и слабодушие.Покачивание головы означало, что ничего другого от молокососа корнета нечего было и ожидать.Тем не менее доклад этого молокососа в конце концов заставил надменного гордеца оторваться от разложенной на столе карты. Он молчал, пока Джек перечислял характеристики французских полков, потом заявил:— Значит, замороженный лягушатник не врал. Гм! Впрочем, я так и думал. — Полностью игнорируя язвительный взгляд Макдональда, он продолжил: — Тогда шевалье де Леви попытается отрезать мои форпосты в Лоретте, — он ткнул пальцем в карту, — и в Сен-Фуа, — он ткнул в нее снова. — Значит, мы сделаем вылазку и отправим их восвояси. А потом, — его нарочито скучающий взгляд наконец просветлел, — потом мы посмотрим, способен ли шевалье драться. Макдональд, соберите моих бригадиров.Его запавшие глаза вновь обратились к столу.Джек и Ате двинулись за Макдональдом, однако Меррей заговорил вновь.— Ты ведь кавалерист, Абсолют?— Драгун, сэр.— Безлошадный драгун все равно что заштопанный презерватив. Но твой теперешний вид… он может нам пригодиться. Как и твой спутник. — Он поднял голову и вперил в обоих пронзительный взгляд. — У Леви много союзников-аборигенов. И генерал Амхерст на юге также дружен с туземными племенами. Они — его глаза, его уши, а их вопли наводят страх на врагов. У меня же таковых очень немного. Все они в большинстве своем — не заслуживающие никакого доверия шелудивые псы.Джек надеялся, что смысл гнусавых излияний Меррея не дошел до могавка, но усомнился в том, взглянув на его каменное лицо.Меррей продолжал:— Но ты, Абсолют, ты и твой друг действовали весьма успешно, и, возможно, удача будет и дальше сопутствовать вам.— Сэр, мы всего лишь…Его оборвали.— Оставайтесь вне города, если мы проиграем сражение. Если получится, я надеру Леви задницу. По всем правилам. Доказав, что победа Вулфа случайна. Если нет, мне придется выдерживать длительную осаду в этих совершенно не приспособленных для обороны стенах. Вы будете наблюдать за рекой. — Генерал сдвинул очки и будничным жестом почесал нос. — Вскоре вверх по течению пойдут корабли. Смотрите в оба, чьи они. Если наши, сразу сообщите об этом. Тогда блокада будет немедленно прорвана. Ну а ежели fleur de lys… Fleur de lys (фр.) — геральдическая лилия, имеется в виду герб французских королей.
Что ж, тогда мне придется придумывать что-то еще. Все ли вам ясно?Вопрос явно был риторическим.— Да, сэр, — прозвучал единственно возможный ответ.— Хорошо. Тогда приступайте. Оба свободны, а у меня еще много дел.За монастырскими стенами Джек повернулся к Ате.— Мне жаль, что генерал Меррей отнесся к тебе с такой холодностью, — пробормотал он удрученно.— Меня это не волнует, — ответил могавк. — Мне важно лишь, что он дал мне то, о чем я мог только мечтать с тех пор, как меня захватили паршивые абенаки.— И что же это?Глаза Ате загорелись.— Возможность участвовать в битве.Он запрокинул голову и издал боевой торжествующий клич, в подлинности которого сомневаться не приходилось, ибо находящиеся на улице горожане едва не попадали в грязь, а солдаты схватились за палаши, кинжалы и сабли.О, если б этот плотный сгусток мясаРастаял, сгинул, изошел росой!Склонность Ате постоянно цитировать «Гамлета» раздражала Джека донельзя. Нет, произнесенные к месту стихи он, разумеется, только приветствовал бы, но единственная связь цитаты с настоящим моментом заключалась в одном слове «таять». Таяние действительно было ошеломляющим, текло со стен, с кленов, с кедров; последние время от времени сбрасывали на солдат мокрый снег. Они оба и выдвинулись чуть вперед лишь затем, чтобы не мокнуть, а служивые были вынуждены торчать на отведенных местах. Им не дозволялось по своей прихоти ломать фронт, но два могавка по особому приказу командующего могли перемещаться куда угодно и как угодно без малейшей необходимости кому-нибудь что-нибудь объяснять. С этим решением согласился и горец, рассредоточивший своих воинов на правом краю.— Ты не пехотинец, Абсолют, — проворчал он. — Так что можешь сражаться хоть в перьях. Только если опять вздумаешь припугнуть лягушатников кавалерийским наскоком, хотя бы предупреди.— Ты достал меня, — буркнул Джек.Разумеется, не Макдональду, а Ате, но тот лишь усмехнулся, качнув черным плюмажем, который он где-то раздобыл и приладил к своей голове. Таким довольным могавк не выглядел никогда, разве что после охоты на косолапого зверя. Дурачок еще не был в настоящем сражении, зато Джек побывал, и его вновь потряхивало от волнения. Он находился на том же поле, что и полгода назад. Он прошел через бой, но время опять издевалось над ним, заставляя повторить все с начала. Как будто не было ни тяжелой зимовки, ни рабства, ни Монреаля и молодой корнет Абсолют только-только покинул перенесший его на канадскую землю корабль.По равнинам Авраама вновь двигались армии. Правда, красная линия основательно поредела, а лягушатники наступали с другой стороны. Но теперь они не спешили.За ветряную мельницу, стоявшую на самом фланге, сражались уже не менее часа — ее то брали, то отбивали, и вскоре должен был прийти их черед. То есть волонтеров Макдональда и рейнджеров Мозеса Хейзенса, зеленая форма которых отлично просматривалась в бурых безлистых кустах. Кроме стремления держаться поближе к шотландцу имелась и другая причина, сообразуясь с которой Джек выбрал этот фланг. Отсюда было недалеко до реки. Если дела пойдут плохо, им с Ате будет нетрудно добраться до спрятанного каноэ, чтобы выполнить миссию, возложенную на них Большим Белым Отцом.Отдаленный крик заставил его приподнять голову. Сквозь бреши в пороховом дыму и росчерки неожиданно повалившего с небес снега он увидел, что красные потекли прочь от мельницы, а над ней взвилось знамя в красно-золотую полоску с белым крестом. Сорок восьмой полк перестраивался, уклоняясь от боя, рябь перестройки пошла и по другим полкам.Макдональд, невозмутимый, как на субботней прогулке, неторопливо шествовал к ним, переступая через залегших солдат.— Мельницу сдали, видели? — Он дождался кивков. — Не волнуйтесь, спать вам тут не дадут. Леви вовсе не такой дурень, за какого его держит Меррей. Он не лезет в центр — на пушки. Он подрезает фланги, отжимает нас к городу. Вообще-то, — шотландец поднял голову и принюхался, словно гончая, — если не ошибаюсь, дело дошло и до нас.Огонь неприятеля и вправду усилился. В их сторону бежали разбросанные по полю фигурки, присаживались на корточки, стреляли, перезаряжались, бежали дальше. Кое-где мелькали вязаные шапочки ополченцев: белые, красные, синие. Однако у многих на головах тряслось и подпрыгивало нечто другое.— Абенаки, — сказал Ате.Джек и впрямь увидел бритые головы, выкрашенные в черный или в желтый цвет от макушки до кончика носа. Конские хвосты бегущих были короче, чем у ирокезов, их концы били наступающих по ушам.— А нет ли среди них и наших друзей из деревни Святого Франциска? — поинтересовался он вслух.— Дай-то бог, — ответил Ате, одновременно ощупывая и нож, и распятие на широком поясном ремне.За беспорядочно надвигавшейся, мечущейся и орущей ордой угадывались четкие правильные ряды регулярного войска. С криками «Vive le Roi! Vive la Paix!» под барабанную дробь и с развернутыми знаменами правый фланг неприятеля пошел в наступление.— Подъем, ребята, — крикнул Макдональд, вытаскивая из ножен палаш. — Встретим гостей.Бойцы неохотно вставали. Шеренга их была редкой, неровной, и единственное преимущество этой разреженности заключалось в снижении эффективности неприятельского огня.— Забить пороховые полки! — возвысил голос Макдональд. — Взвести курки. А теперь ждать, парни. Ждать!Рейнджеры Хейзенса, сгруппировавшиеся около небольшого блокгауза, уже открыли стрельбу, но значительного урона противнику не наносили. Французы продолжали рваться вперед.— Огонь! — заорал Макдональд.Джек и Ате с облегчением спустили курки. Но результат залпа мало походил на сентябрьский. Щелкнула в лучшем случае сотня мушкетов. Ряды белых лишь дрогнули, но не замедлили шага.— Le Roi! La France! La Paix!— Хотя бы и так. — Макдональд, прищурясь, вгляделся в редеющий дым. — Похоже, рейнджеры не продержатся долго. Пойду-ка я приведу сюда людей Фрейзера с Брэггом, чтобы их поддержать. Вы, парни, отступите к деревьям и тормошите французов оттуда. Постарайтесь отвлечь часть их на себя. — Более мягким голосом он добавил: — Удачи, Абсолют. В прошлый раз ты дрался на равнинах Авраама как солдат, теперь делаешь то же самое, но уже как дикарь. Это слишком забавно, чтобы ты умер. Адью.Он повернулся и направился к красным шеренгам, расположенным в нескольких сотнях ярдов от них. Но сделал всего шагов десять.— Айя-ахо-аха! — вылетел из дыма клич, и в брешь, образовавшуюся между утесами и Двадцать восьмым пехотным полком, хлынула беспорядочная лавина. Она неуклонно приближалась к Макдональду.— Нет! — закричал Джек, уже перезарядивший мушкет.Он торопливо залег, прицелился, выстрелил. Одна из бегущих фигур резко дернулась и упала, но остальная орава продолжала бежать. Шотландец, заметив опасность, вскинул палаш и повел его лезвие по широкому кругу, однако людская волна захлестнула его и покатилась дальше, оставив на земле нечто напоминающее сломанную фарфоровую статуэтку. Джек вскочил на ноги и метнулся к Макдональду, не сомневаясь, что ирокез, если что, прикроет его.Капитан Макдональд лежал, обратив лицо к небу. Верней, тут покоилась лишь его оболочка, ибо душа шотландца, вне всяких сомнений, уже устремилась в иные края.Одни барабаны били отбой, другие звали в атаку, в грохот вплетались ликующие вопли туземцев, радующихся приближающейся кровавой развязке. Они дрались отнюдь не за Францию и не за голые равнины Авраама. Джек помрачнел, вспомнив слова старика Бомосина. Тот некогда растолковал ему, чем война привлекательна для индейцев. Нет, что бы там ни было, но он не позволит надругаться над горцем и снять с него скальп.— Ате, — прошипел он, — притворись мертвецом.Ате моментально упал на спину и затих с открытым ртом и полуприкрытыми глазами. Джек растянулся около трупа. Веки он решил смежить, положившись только на слух.Теперь все команды звучали на одном языке, и это был не английский. Регулярные французские части занимали позиции, оставленные врагом. Прямо над ними ударил оглушительно громкий залп. Как только гром стих, зазвучали шаги армейских, подбитых железом ботинок. Пара подошв прошлась по Джеку, и он с трудом стерпел боль. Вскоре солдаты прошли, а с ними и нервная дрожь, и удаляющийся шум сражения развалился на отдельные звуки.Они поначалу перекликались: труба отвечала трубе, барабан — барабану, залп — залпу; затем, когда бой передвинулся к городу, всю эту какофонию сменило что-то вроде хорала. Хорала жуткого, состоящего из жалобных криков, молений, стонов, стенаний, он все разрастался, все ширился, и Джек открыл глаза.В поле обзора двигались четверо абенаки, один из них встал на колени, сверкнул кривой нож.— Нет! Нет! Боже милостивый, не надо!Внезапный вопль оборвался столь же внезапно. Воин поднялся, вскидывая к небесам окровавленный скальп.— Айя-ахо-аха! — прозвучал торжествующий клич.Прицепив свой трофей к широкому поясу, абенаки со спутниками двинулся дальше. К Джеку. Их разделяло менее дюжины футов.Джек посмотрел на Ате. Тот все лежал, но одним глазом внимательно наблюдал за происходящим. Этот глаз неприметно мигнул, Джек мигнул в ответ и крепче сжал рукоять томагавка.Двое воинов уже стояли над ним, и он с силой всадил топор в ближайшую голую икру. Индеец с пронзительным воплем упал, а второй вскинул боевую дубинку. Джек, уже сидя на пятках, подался вперед, обхватив сильные смуглые бедра. Абенаки ударил, но бить ему было теперь неудобно, удар прошел вскользь. А Джек, пыхтя от натуги, оторвал врага от земли и попытался бросить через себя, но тот был слишком тяжел, и они оба свалились на труп Макдональда. Руки Джека защемило под мышками абенаки, а сильные грязные пальцы впились ему в щеки и понемногу подбирались к глазам. В этом совершенно безнадежном положении он сделал единственное, что мог, то есть оскалился и укусил врага за руку. Индеец взвыл, хватка ослабла, и Джек, откинувшись, с силой послал свою голову в раскрашенное лицо. Абенаки мгновенно обмяк, и Джек, отдуваясь, стал выбираться из остро пахнущих потом объятий.За спиной раздался крик, над головой что-то мелькнуло, и перед ним рухнуло еще одно тело. С двумя торчащими из него томагавками — в ноге и в груди. Затем послышался голос Ате.— Ты не ранен, Дагановеда? Посмотри, я вернул тебе долг!Джек слезящимися глазами смотрел на товарища. Из груди того текла кровь. Но оба врага, пришедшие за скальпами, были повержены и, похоже, мертвы.Он протер глаза и огляделся. На поле боя еще кто-то двигался, мародерствовал, снимал скальпы, но различать это становилось все трудней и трудней. Мокрый снег валил крупными хлопьями, он все усиливался, превращаясь в метель, почти абсолютно непроницаемую для взора, и Джек неожиданно понял, как он замерз. И с чего это вдруг ему вздумалось воевать в одних татуировках вместо нормальной одежды? Нет, если в этот раз все обойдется, он на такое уже не подпишется. Никогда. Жуткий холод вверг его в мелкую дрожь, зато вернул ясность мысли.— Что же теперь? — спросил он у Ате.— Теперь?Ате поднял с земли кривой нож и ухватил за волосы ближайшего к нему мертвеца. Джек, не желая смотреть на жуткую процедуру, отвернулся и уставился на другого индейца, второго из тех, кто успел получить от могавка свое. В его очертаниях и наряде брезжило что-то очень знакомое.— Подожди! — заорал он, и Ате замер, не успев пустить в дело нож. — Тебе не знаком этот парень?Ате повернул голову, потом бросил бездыханное тело и переполз к соседнему абенаки. Резким рывком запрокинув ему лицо, он вскричал:— Сегунки!Это действительно был Сегунки, их давний недруг, преследователь и мучитель. Тот, кто постоянно издевался над ними, кто стравил их в собачьей яме, а потом подвесил одного из них за ноги и едва не снял с него скальп.Ате потер шрам на лбу.— Так много лучше. — Глаза его загорелись. — Господь и впрямь благосклонен к самому недостойному из рабов своих! — Он тряхнул голову Сегунки, и тот застонал. — Что я слышу? Этот пес еще жив! — Он еще раз тряхнул послушно мотнувшуюся голову абенаки. — Очнись, собака. Взгляни на того, кто съест твое сердце.Джека внутренне воротило от того, что сейчас должно было произойти, и все же он как завороженный глядел на сцену, живописать каковую было под силу лишь художнику, да и то не всякому, а непременно очень талантливому, такому, как, например, Гейнсборо, с которым он свел знакомство у Фанни. Только ему, пожалуй, удалось бы перенести на холст этот дым, этот снег и два силуэта на их зыбком фоне. Один напряженный, излучающий силу, с сияющим занесенным ножом, второй обмякший, всему покорный, безвольный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
и направились к неясно вырисовывающейся в тумане громаде монастыря урсулинок, над которым развевался флаг Соединенного Королевства, Макдональд уже знал все, что знал Джек, а также Ате, изрядно дополнивший рассказ друга сведениями о численности и состоянии туземного войска.— Значит, армия Леви вдвое нас превосходит. И это немудрено, ибо многие наши умерли во время этой ужасной зимы. А те, что выжили, страшно ослабли от поноса и овсяной каши, которую англичанишки называют едой. Короче, наша боеспособность такая, что ее не сразу и разглядишь.Джек уже это заметил. Большинство солдат, мимо которых они проходили, напоминали нищенствующих бродяг. Мундиры болтались на них, как на вешалках, из воротников высовывались тощие шеи и невероятно огромные кадыки. Они с Ате, просидевшие весь зимний сезон на диете из медвежатины, оленины и лопухов, выглядели в сравнении с ними раскормленными, упитанными здоровяками. Но если в некоторых голодающих армиях отцы-командиры умудрялись нагуливать жир, этого никак нельзя было сказать о генерале Меррее. Его и так-то довольно резкие черты лица теперь заострились до карикатурного состояния, напоминая маску горгульи, под какой некогда, в прежней бесконечно далекой жизни, скрывался полковник Бургойн. Тауншенд, подумалось Джеку, должно быть, извел уйму карандашей и бумаги на шаржи.Одно в генерале не изменилось — его непреклонность, и воскресение Джека из мертвых нисколько не впечатлило ходячую жердь. А внешний вид того, с конским хвостом и татуировками, вызвал лишь сухо оброненный комментарий.— Парень превратился в аборигена? В Индии я такое видал, и не раз. Причина — отсутствие христианских устоев и слабодушие.Покачивание головы означало, что ничего другого от молокососа корнета нечего было и ожидать.Тем не менее доклад этого молокососа в конце концов заставил надменного гордеца оторваться от разложенной на столе карты. Он молчал, пока Джек перечислял характеристики французских полков, потом заявил:— Значит, замороженный лягушатник не врал. Гм! Впрочем, я так и думал. — Полностью игнорируя язвительный взгляд Макдональда, он продолжил: — Тогда шевалье де Леви попытается отрезать мои форпосты в Лоретте, — он ткнул пальцем в карту, — и в Сен-Фуа, — он ткнул в нее снова. — Значит, мы сделаем вылазку и отправим их восвояси. А потом, — его нарочито скучающий взгляд наконец просветлел, — потом мы посмотрим, способен ли шевалье драться. Макдональд, соберите моих бригадиров.Его запавшие глаза вновь обратились к столу.Джек и Ате двинулись за Макдональдом, однако Меррей заговорил вновь.— Ты ведь кавалерист, Абсолют?— Драгун, сэр.— Безлошадный драгун все равно что заштопанный презерватив. Но твой теперешний вид… он может нам пригодиться. Как и твой спутник. — Он поднял голову и вперил в обоих пронзительный взгляд. — У Леви много союзников-аборигенов. И генерал Амхерст на юге также дружен с туземными племенами. Они — его глаза, его уши, а их вопли наводят страх на врагов. У меня же таковых очень немного. Все они в большинстве своем — не заслуживающие никакого доверия шелудивые псы.Джек надеялся, что смысл гнусавых излияний Меррея не дошел до могавка, но усомнился в том, взглянув на его каменное лицо.Меррей продолжал:— Но ты, Абсолют, ты и твой друг действовали весьма успешно, и, возможно, удача будет и дальше сопутствовать вам.— Сэр, мы всего лишь…Его оборвали.— Оставайтесь вне города, если мы проиграем сражение. Если получится, я надеру Леви задницу. По всем правилам. Доказав, что победа Вулфа случайна. Если нет, мне придется выдерживать длительную осаду в этих совершенно не приспособленных для обороны стенах. Вы будете наблюдать за рекой. — Генерал сдвинул очки и будничным жестом почесал нос. — Вскоре вверх по течению пойдут корабли. Смотрите в оба, чьи они. Если наши, сразу сообщите об этом. Тогда блокада будет немедленно прорвана. Ну а ежели fleur de lys… Fleur de lys (фр.) — геральдическая лилия, имеется в виду герб французских королей.
Что ж, тогда мне придется придумывать что-то еще. Все ли вам ясно?Вопрос явно был риторическим.— Да, сэр, — прозвучал единственно возможный ответ.— Хорошо. Тогда приступайте. Оба свободны, а у меня еще много дел.За монастырскими стенами Джек повернулся к Ате.— Мне жаль, что генерал Меррей отнесся к тебе с такой холодностью, — пробормотал он удрученно.— Меня это не волнует, — ответил могавк. — Мне важно лишь, что он дал мне то, о чем я мог только мечтать с тех пор, как меня захватили паршивые абенаки.— И что же это?Глаза Ате загорелись.— Возможность участвовать в битве.Он запрокинул голову и издал боевой торжествующий клич, в подлинности которого сомневаться не приходилось, ибо находящиеся на улице горожане едва не попадали в грязь, а солдаты схватились за палаши, кинжалы и сабли.О, если б этот плотный сгусток мясаРастаял, сгинул, изошел росой!Склонность Ате постоянно цитировать «Гамлета» раздражала Джека донельзя. Нет, произнесенные к месту стихи он, разумеется, только приветствовал бы, но единственная связь цитаты с настоящим моментом заключалась в одном слове «таять». Таяние действительно было ошеломляющим, текло со стен, с кленов, с кедров; последние время от времени сбрасывали на солдат мокрый снег. Они оба и выдвинулись чуть вперед лишь затем, чтобы не мокнуть, а служивые были вынуждены торчать на отведенных местах. Им не дозволялось по своей прихоти ломать фронт, но два могавка по особому приказу командующего могли перемещаться куда угодно и как угодно без малейшей необходимости кому-нибудь что-нибудь объяснять. С этим решением согласился и горец, рассредоточивший своих воинов на правом краю.— Ты не пехотинец, Абсолют, — проворчал он. — Так что можешь сражаться хоть в перьях. Только если опять вздумаешь припугнуть лягушатников кавалерийским наскоком, хотя бы предупреди.— Ты достал меня, — буркнул Джек.Разумеется, не Макдональду, а Ате, но тот лишь усмехнулся, качнув черным плюмажем, который он где-то раздобыл и приладил к своей голове. Таким довольным могавк не выглядел никогда, разве что после охоты на косолапого зверя. Дурачок еще не был в настоящем сражении, зато Джек побывал, и его вновь потряхивало от волнения. Он находился на том же поле, что и полгода назад. Он прошел через бой, но время опять издевалось над ним, заставляя повторить все с начала. Как будто не было ни тяжелой зимовки, ни рабства, ни Монреаля и молодой корнет Абсолют только-только покинул перенесший его на канадскую землю корабль.По равнинам Авраама вновь двигались армии. Правда, красная линия основательно поредела, а лягушатники наступали с другой стороны. Но теперь они не спешили.За ветряную мельницу, стоявшую на самом фланге, сражались уже не менее часа — ее то брали, то отбивали, и вскоре должен был прийти их черед. То есть волонтеров Макдональда и рейнджеров Мозеса Хейзенса, зеленая форма которых отлично просматривалась в бурых безлистых кустах. Кроме стремления держаться поближе к шотландцу имелась и другая причина, сообразуясь с которой Джек выбрал этот фланг. Отсюда было недалеко до реки. Если дела пойдут плохо, им с Ате будет нетрудно добраться до спрятанного каноэ, чтобы выполнить миссию, возложенную на них Большим Белым Отцом.Отдаленный крик заставил его приподнять голову. Сквозь бреши в пороховом дыму и росчерки неожиданно повалившего с небес снега он увидел, что красные потекли прочь от мельницы, а над ней взвилось знамя в красно-золотую полоску с белым крестом. Сорок восьмой полк перестраивался, уклоняясь от боя, рябь перестройки пошла и по другим полкам.Макдональд, невозмутимый, как на субботней прогулке, неторопливо шествовал к ним, переступая через залегших солдат.— Мельницу сдали, видели? — Он дождался кивков. — Не волнуйтесь, спать вам тут не дадут. Леви вовсе не такой дурень, за какого его держит Меррей. Он не лезет в центр — на пушки. Он подрезает фланги, отжимает нас к городу. Вообще-то, — шотландец поднял голову и принюхался, словно гончая, — если не ошибаюсь, дело дошло и до нас.Огонь неприятеля и вправду усилился. В их сторону бежали разбросанные по полю фигурки, присаживались на корточки, стреляли, перезаряжались, бежали дальше. Кое-где мелькали вязаные шапочки ополченцев: белые, красные, синие. Однако у многих на головах тряслось и подпрыгивало нечто другое.— Абенаки, — сказал Ате.Джек и впрямь увидел бритые головы, выкрашенные в черный или в желтый цвет от макушки до кончика носа. Конские хвосты бегущих были короче, чем у ирокезов, их концы били наступающих по ушам.— А нет ли среди них и наших друзей из деревни Святого Франциска? — поинтересовался он вслух.— Дай-то бог, — ответил Ате, одновременно ощупывая и нож, и распятие на широком поясном ремне.За беспорядочно надвигавшейся, мечущейся и орущей ордой угадывались четкие правильные ряды регулярного войска. С криками «Vive le Roi! Vive la Paix!» под барабанную дробь и с развернутыми знаменами правый фланг неприятеля пошел в наступление.— Подъем, ребята, — крикнул Макдональд, вытаскивая из ножен палаш. — Встретим гостей.Бойцы неохотно вставали. Шеренга их была редкой, неровной, и единственное преимущество этой разреженности заключалось в снижении эффективности неприятельского огня.— Забить пороховые полки! — возвысил голос Макдональд. — Взвести курки. А теперь ждать, парни. Ждать!Рейнджеры Хейзенса, сгруппировавшиеся около небольшого блокгауза, уже открыли стрельбу, но значительного урона противнику не наносили. Французы продолжали рваться вперед.— Огонь! — заорал Макдональд.Джек и Ате с облегчением спустили курки. Но результат залпа мало походил на сентябрьский. Щелкнула в лучшем случае сотня мушкетов. Ряды белых лишь дрогнули, но не замедлили шага.— Le Roi! La France! La Paix!— Хотя бы и так. — Макдональд, прищурясь, вгляделся в редеющий дым. — Похоже, рейнджеры не продержатся долго. Пойду-ка я приведу сюда людей Фрейзера с Брэггом, чтобы их поддержать. Вы, парни, отступите к деревьям и тормошите французов оттуда. Постарайтесь отвлечь часть их на себя. — Более мягким голосом он добавил: — Удачи, Абсолют. В прошлый раз ты дрался на равнинах Авраама как солдат, теперь делаешь то же самое, но уже как дикарь. Это слишком забавно, чтобы ты умер. Адью.Он повернулся и направился к красным шеренгам, расположенным в нескольких сотнях ярдов от них. Но сделал всего шагов десять.— Айя-ахо-аха! — вылетел из дыма клич, и в брешь, образовавшуюся между утесами и Двадцать восьмым пехотным полком, хлынула беспорядочная лавина. Она неуклонно приближалась к Макдональду.— Нет! — закричал Джек, уже перезарядивший мушкет.Он торопливо залег, прицелился, выстрелил. Одна из бегущих фигур резко дернулась и упала, но остальная орава продолжала бежать. Шотландец, заметив опасность, вскинул палаш и повел его лезвие по широкому кругу, однако людская волна захлестнула его и покатилась дальше, оставив на земле нечто напоминающее сломанную фарфоровую статуэтку. Джек вскочил на ноги и метнулся к Макдональду, не сомневаясь, что ирокез, если что, прикроет его.Капитан Макдональд лежал, обратив лицо к небу. Верней, тут покоилась лишь его оболочка, ибо душа шотландца, вне всяких сомнений, уже устремилась в иные края.Одни барабаны били отбой, другие звали в атаку, в грохот вплетались ликующие вопли туземцев, радующихся приближающейся кровавой развязке. Они дрались отнюдь не за Францию и не за голые равнины Авраама. Джек помрачнел, вспомнив слова старика Бомосина. Тот некогда растолковал ему, чем война привлекательна для индейцев. Нет, что бы там ни было, но он не позволит надругаться над горцем и снять с него скальп.— Ате, — прошипел он, — притворись мертвецом.Ате моментально упал на спину и затих с открытым ртом и полуприкрытыми глазами. Джек растянулся около трупа. Веки он решил смежить, положившись только на слух.Теперь все команды звучали на одном языке, и это был не английский. Регулярные французские части занимали позиции, оставленные врагом. Прямо над ними ударил оглушительно громкий залп. Как только гром стих, зазвучали шаги армейских, подбитых железом ботинок. Пара подошв прошлась по Джеку, и он с трудом стерпел боль. Вскоре солдаты прошли, а с ними и нервная дрожь, и удаляющийся шум сражения развалился на отдельные звуки.Они поначалу перекликались: труба отвечала трубе, барабан — барабану, залп — залпу; затем, когда бой передвинулся к городу, всю эту какофонию сменило что-то вроде хорала. Хорала жуткого, состоящего из жалобных криков, молений, стонов, стенаний, он все разрастался, все ширился, и Джек открыл глаза.В поле обзора двигались четверо абенаки, один из них встал на колени, сверкнул кривой нож.— Нет! Нет! Боже милостивый, не надо!Внезапный вопль оборвался столь же внезапно. Воин поднялся, вскидывая к небесам окровавленный скальп.— Айя-ахо-аха! — прозвучал торжествующий клич.Прицепив свой трофей к широкому поясу, абенаки со спутниками двинулся дальше. К Джеку. Их разделяло менее дюжины футов.Джек посмотрел на Ате. Тот все лежал, но одним глазом внимательно наблюдал за происходящим. Этот глаз неприметно мигнул, Джек мигнул в ответ и крепче сжал рукоять томагавка.Двое воинов уже стояли над ним, и он с силой всадил топор в ближайшую голую икру. Индеец с пронзительным воплем упал, а второй вскинул боевую дубинку. Джек, уже сидя на пятках, подался вперед, обхватив сильные смуглые бедра. Абенаки ударил, но бить ему было теперь неудобно, удар прошел вскользь. А Джек, пыхтя от натуги, оторвал врага от земли и попытался бросить через себя, но тот был слишком тяжел, и они оба свалились на труп Макдональда. Руки Джека защемило под мышками абенаки, а сильные грязные пальцы впились ему в щеки и понемногу подбирались к глазам. В этом совершенно безнадежном положении он сделал единственное, что мог, то есть оскалился и укусил врага за руку. Индеец взвыл, хватка ослабла, и Джек, откинувшись, с силой послал свою голову в раскрашенное лицо. Абенаки мгновенно обмяк, и Джек, отдуваясь, стал выбираться из остро пахнущих потом объятий.За спиной раздался крик, над головой что-то мелькнуло, и перед ним рухнуло еще одно тело. С двумя торчащими из него томагавками — в ноге и в груди. Затем послышался голос Ате.— Ты не ранен, Дагановеда? Посмотри, я вернул тебе долг!Джек слезящимися глазами смотрел на товарища. Из груди того текла кровь. Но оба врага, пришедшие за скальпами, были повержены и, похоже, мертвы.Он протер глаза и огляделся. На поле боя еще кто-то двигался, мародерствовал, снимал скальпы, но различать это становилось все трудней и трудней. Мокрый снег валил крупными хлопьями, он все усиливался, превращаясь в метель, почти абсолютно непроницаемую для взора, и Джек неожиданно понял, как он замерз. И с чего это вдруг ему вздумалось воевать в одних татуировках вместо нормальной одежды? Нет, если в этот раз все обойдется, он на такое уже не подпишется. Никогда. Жуткий холод вверг его в мелкую дрожь, зато вернул ясность мысли.— Что же теперь? — спросил он у Ате.— Теперь?Ате поднял с земли кривой нож и ухватил за волосы ближайшего к нему мертвеца. Джек, не желая смотреть на жуткую процедуру, отвернулся и уставился на другого индейца, второго из тех, кто успел получить от могавка свое. В его очертаниях и наряде брезжило что-то очень знакомое.— Подожди! — заорал он, и Ате замер, не успев пустить в дело нож. — Тебе не знаком этот парень?Ате повернул голову, потом бросил бездыханное тело и переполз к соседнему абенаки. Резким рывком запрокинув ему лицо, он вскричал:— Сегунки!Это действительно был Сегунки, их давний недруг, преследователь и мучитель. Тот, кто постоянно издевался над ними, кто стравил их в собачьей яме, а потом подвесил одного из них за ноги и едва не снял с него скальп.Ате потер шрам на лбу.— Так много лучше. — Глаза его загорелись. — Господь и впрямь благосклонен к самому недостойному из рабов своих! — Он тряхнул голову Сегунки, и тот застонал. — Что я слышу? Этот пес еще жив! — Он еще раз тряхнул послушно мотнувшуюся голову абенаки. — Очнись, собака. Взгляни на того, кто съест твое сердце.Джека внутренне воротило от того, что сейчас должно было произойти, и все же он как завороженный глядел на сцену, живописать каковую было под силу лишь художнику, да и то не всякому, а непременно очень талантливому, такому, как, например, Гейнсборо, с которым он свел знакомство у Фанни. Только ему, пожалуй, удалось бы перенести на холст этот дым, этот снег и два силуэта на их зыбком фоне. Один напряженный, излучающий силу, с сияющим занесенным ножом, второй обмякший, всему покорный, безвольный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35