Хотя в охоте на оленей удача ему и сопутствовала, он все же не был Робин Гудом и промахивался много чаще, чем попадал.Трапперы услышали хруст льда, и, как только они обернулись, Джек отпустил тетиву. Стрелы вынужденных зимовщиков были выструганы на совесть и имели тяжелые каменные наконечники, но недочеты в их оперении часто давали о себе знать. Вот и эта стрела, шедшая в лицо правого из французов, вдруг вильнула в полете и вошла в мокрый снег.Вот дерьмо! Джек лихорадочно потянулся к колчану. Оба француза спешно прикладывали мушкеты к плечам. Он натянул и отпустил тетиву, почти не целясь, но на этот раз стрела пошла куда надо и пронзила трапперу грудь. Тот завалился на спину, задев руку товарища, к которому уже несся Джек, вытаскивая на бегу томагавк. Француз на шаг отступил и дернул спуск. Выстрел был оглушительным, но бесполезным. Пуля прошло мимо, и Джек с торжествующим воплем сделал широкий замах.Но рослый, кряжистый ополченец явно бывал в переделках. Одной рукой он оттолкнул набегающего врага, а второй успел выхватить свой томагавк. Миг — и два топора с грозным лязгом столкнулись, чтобы разлететься и встретиться вновь. Француз дал сбой первым, он поскользнулся, и Джек наклонился, пытаясь раскроить ему ногу, но тот с неожиданной ловкостью отбил удар и ударил сам, целясь нападающему в плечо. Джек извернулся, отпрыгнул назад и с такой силой грянулся о скалу, что потерял способность дышать. Противник, сообразив, что победа близка, чуть отступил для сокрушающего замаха, но подтаявший лед не выдержал его веса, и он по колено провалился в ручей. Потеряв равновесие, следопыт закачался, и Джек, с силой оттолкнувшись, всадил свой томагавк ему в череп. Враг рухнул, потянув умертвившее его оружие за собой.Джек, задыхаясь, хватал ртом воздух, но что-то заставило его обернуться. Возле пещеры стоял Сегунки. С длинным ножом, окаймленным по лезвию кровью. Завороженно глядя на Джека, молодой абенаки отбросил нож и потянулся к висевшему за плечами ружью.Джек не раздумывая упал на снег. Француз со стрелой в груди все еще извивался, ругаясь и плача, возле него валялся оброненный им мушкет. Джек не помнил, успел ли траппер выстрелить, но у него не было выбора, и он, схватив оружие, навел его на Сегунки.Оба разом спустили курки. Джек не имел ни малейшего представления, попали в него или нет, но он видел, как его пуля рассекла надвое мертвенно-синее, самое длинное в головном уборе индейца перо. Когда дым, таявший удивительно долго, рассеялся, Сегунки поднял руку и вытащил из волос половину пера. Он бросил ее в черневшую перед ним полынью, а Джек на четвереньках пополз к своему луку. Сидя в снегу, он вытащил из колчана стрелу, наложил ее на тетиву и сузил глаза. Но там, куда он собрался стрелять, никого уже не было. Сегунки превратился в пятнышко в конце каньона. Он исчез прежде, чем остатки знака его родовой принадлежности утащило под лед.Джек встал. Ему неожиданно сделалось жарко. Так жарко, что даже турецкие бани не шли с этим в сравнение. Он сбросил шубу и набрал полные пригоршни мокрого снега, чтобы растереть ими торс и пылающее лицо. Кровь в барабанном ритме пульсировала в ушах, а скулы разламывала неожиданная зевота. Но в теле не ощущалось и намека на вялость. А вдруг и вправду неутомимость — его отличительная черта? Это было бы просто великолепно!— Месье? Prend pitie. Par la grace de Dieu, aidez-moi! Сжальтесь. Помогите мне, ради бога! (фр.)
Шепот умирающего вдруг усилился и прогнал эйфорию. Одной рукой француз обхватил древко стрелы, другую в мольбе протягивал к своему палачу. В уголках его губ пузырилась ярко-розовая слюна. Вид крови заставил Джека вспомнить о красной кайме на лезвии ножа Сегунки, и ноги сами понесли его к превращенной мерзавцами в пыточную пещере.Могавк висел там, вздернутый за ноги. Такой же сизый, как освежеванный им когда-то медведь.— Ате! — закричал Джек, обхватывая тело друга и приподнимая, чтобы обрезать ремни. Опустив Ате на пол, он содрогнулся, увидев красный, сочащийся кровью надрез, обегавший его бритый череп. Могавк был недвижен, и Джек испугался, не ушел ли он в ту страну, где уже не чувствуют боли.— Ате! Ате!Он бросился в угол, где стояло берестяное ведерко с водой. Омытый надрез опять закровоточил, пришлось обернуть его куском оленьей шкуры, и, как только это было проделано, ирокез открыл глаза.— Дагановеда?Он закашлялся и попытался сесть.— Лежи! — Джек попробовал уложить его, но могавк не позволил.— Этот пес хотел… хотел… — Ате поднял руку и обвел пальцем вокруг головы. — Потом услышал выстрел… и сказал, что вернется. — Он с тревогой схватил Джека за руку. — Где этот пес?— Сбежал.— А остальные?— Мертвы. Думаю, все.— Ты убил их, Дагановеда? Ты убил… всех?Джек съежился, обхватив руками колени. Только теперь он понял, насколько устал. Еще на равнинах Авраама ему сказали, что к убийству привыкнуть нельзя. Два разных человека. Они были правы.— Да.Какое-то время они сидели, уставившись в пустоту. Затем Ате встрепенулся, встал на колени. Наклонившись, он выдернул из-за пояса друга второй томагавк.— Абенаки. Он может вернуться.— Не стоит сейчас идти за ним. Ты ведь ранен.— Это? — Индеец ткнул в свою голову, вновь обретая прежнее высокомерие. — Я и в худшем виде могу постоять за себя.Затянув повязку потуже, он поднялся на ноги, пошатнулся, но упрямо двинулся к выходу. Джек без особой охоты побрел за ним.Раненый француз умудрился проползти шагов десять и замер в сугробе, окрашивая его своей кровью. Он еще дышал.Когда Ате склонился к нему, Джек сказал:— Там, наверху, есть еще один. Я не уверен, что прикончил его. Пойду посмотрю.Выбравшись из каньона, Джек нагнулся и его вывернуло наизнанку. Вытерев рот, он пошел дальше, дошел до тела первого траппера, но мог бы и не ходить — тот был мертв. Да, подумалось вдруг ему, сегодня спектакль закончить не получилось. Но по крайней мере в соответствии с сюжетом трагедии удалось завалить сцену телами.Ате вернулся после полудня.— Этот проклятый койот, абенаки, сумел убежать, — сказал он, ставя лыжи к стене. — Его след ведет на восток, в деревню Святого Франциска. Но он пришел не оттуда.— Разве?Джек подбросил еще одно полено в огонь. Его до сих пор колотило.— Нет. Он пришел с канадцами. С юго-запада. Из Доти-ако, вы зовете его Монреалем. Так говорят следы. — Ате сел рядом с Джеком и поправил пропитанную кровью повязку. — Думаю, он рассказал там о тебе, и оттуда сюда послали лесных следопытов. Чтобы они поймали тебя.— Как же они нашли нас?— Абенаки ходят к французам. Кажется, наши охотничьи тропы пересеклись с их дорогой.— Умирающий ополченец сказал, что Монреаль в двух днях пути. — Джек сидел возле раненого, пока тот медленно отходил в иной мир. Француз без умолку болтал, словно хотел напоследок наговориться. — Там, по его словам, формируется огромное войско.— Для похода на юг? Или на север?Джек покачал головой.— Этого не знает никто. Кроме шевалье де Леви, преемника генерала Монкальма, и, вероятно, кого-то из его штаба. Вот последние новости. Генерал Меррей удерживает Квебек. Твой генерал Амхерст собирает силы на юге. И неизвестно, куда ударит Леви.Ате расправил плечи.— Я пойду к Амхерсту. Мой белый родич, Уильям Джонсон, наверняка уже там. Как и весь мой народ. Я должен быть с ними. — Он умолк, сбитый с мысли молчанием соседа. — Ты можешь пойти со мной, Дагановеда. Мы будем драться с твоими врагами.— Да. — Джек поворошил костер. — Но мои соотечественники в Квебеке. И если Леви туда двинется, я должен быть там.— Быть на севере или быть на юге? — продекламировал Ате с чувством. — Вот в чем вопрос. В этом ведь? А?Оба долго смотрели в огонь. Потом Джек нарушил молчание:— Нас не страшат предвестия, хотя свой промысел есть и в гибели воробья. Я ведь неверующий, как ты знаешь.— И будешь вечно гореть в аду, — спокойно заметил Ате.— Но я верю… в промысел, в судьбу, в некую силу, ведущую человека. Все это, — он описал рукой полукруг, — Канада, рабство, ты, тот же «Гамлет», все это звенья одной цепи. Посмотри на меня! — Он провел рукой по своей бритой голове, потом, тряхнув хвостом черных волос на затылке, указал на татуировку. — Год назад кем я был? Простым школяром, изображающим ирокеза. А теперь я и выгляжу, и живу как могавк.Ответ Ате был торжествен и серьезен.— Но этого мало, чтобы стать настоящим могавком. Правда, ты, белый брат, уже близок к тому. У тебя есть наше имя, Дагановеда. Ты говоришь, как мы, и даже при свете дня вполне можешь сойти за могавка. Ты убиваешь, хотя и не берешь скальпы, и добываешь себе пищу в лесу. — Он вскинул руку в ответ на возможные возражения. — Но… есть кое-что, чего тебе не хватает, чтобы сделаться одним из нас.— Это… боевой клич? — спросил Джек, усмехнувшись.Вопли лондонских могавков были жалкой пародией на каскады гортанных ужасающих звуков, исторгающихся из глотки Ате. Джеку они не давались, как он ни бился.Ате покачал головой.— Ты не сражался за племя.— Да, — кивнул Джек. — Не сражался. Именно о том я сейчас тебе и толкую. Если я отправлюсь в Квебек или даже к генералу Амхерсту, мне вновь придется стать Джеком Абсолютом, офицером его величества. Правда, — он опять усмехнулся, — несколько необычного вида. Но есть иной путь, который может придать смысл всему, что со мной тут происходило. Так же, как и с тобой.— Тропа войны?— Нет. — Джек нагнулся к могавку. — Тропа победы. Наши мушкеты, ни твой, ни мой, не могут повлиять на исход этой войны. Но если мы отправимся в Монреаль и выясним, куда ударят французы, то… Ты понимаешь, о чем я?Ате поднялся. Эмоции редко отражались на его лице, но теперь оно просто сияло.— Так чего же мы ждем, Дагановеда? Ты выбрал для нас участь тех, кто идет впереди и сообщает о планах врагов своим вождям, чтобы те их разбили! На вашем языке такого воина, кажется, называют разведчиком.Джек тоже встал.— У нас есть название поточнее. Шпион. Глава 9ШПИОН — Существуют простые правила, — снисходительно пояснял своему спутнику Джек, спускаясь с ним по улице Святого Иосифа к гавани. — Они действуют и в Монреале, и в Лондоне, и в любых других городах. Если тебе надо подковать лошадь, ты идешь к кузнецу. Чтобы прочистить кишечник, ты покупаешь у аптекаря винный камень. А если тебе нужны сведения, — он остановился у входа в таверну, — ступай в кабак.Ате только хмыкнул. Джек уже привык к его молчаливости, однако в городе она усугубилась втройне. Ирокез изо всех сил старался придать себе независимый вид, но глаза его тревожно бегали по сторонам, а зрачки то и дело расширялись от изумления. Он прежде не видел ничего крупней деревень, и потому этот провинциальный занюханный Монреаль, по всем статьям не годящийся Лондону и в подметки, приводил его в трепет. Высокие каменные дома, выложенные брусчаткой дворы, скверы и парки, стены и бастионы, укрепленный порт, кишащий солдатами, торговцами и моряками, — все это озадачивало и пугало индейца. Джеку же состояние краснокожего доставляло тайную радость. Как ни крути, а в лесу Ате был, без сомнения, лидером, зато здесь, в шумном и суетном городе, все обстояло наоборот.Однако он и сам сейчас ощущал некую робость, ибо около полугода общался с единственным человеческим существом. И привык к тишине, а за дверью питейного заведения слышался гомон, превратившийся, когда он толкнул ее, в рев. Добрая сотня мужчин, разбавленная доброй дюжиной женщин, толклась вокруг бочек и длинных, облепленных пьяным людом столов. В одном углу зала на огне очага подогревалось что-то съестное, в другом пиликала парочка скрипачей, и все помещение было затянуто серым маревом — горьким, кислым, табачным, мало напоминавшим дым кедровых поленьев, весело пыхавших в обогревавшем пещеру костре. В ноздри тут же ударил запах теплого рома, перебивавший запахи пота и тушеных цыплят. В глотке вмиг пересохло, но Джек все стоял в нерешительности, пока его и Ате не притиснули к группе канадцев, чьи синие вязаные шапочки непреложно свидетельствовали об их принадлежности к ополченцам. Они один за другим брали выпивку и пробивались дальше к столам.В обмен на серебряную монету им выдали пару кувшинчиков рома и пару крошечных порций тушенки. Цена была просто астрономической, но обоснованной: в городе по весне не хватало еды. За нее драли втридорога, однако в кармане могавка лежала еще пара-тройка подобных монет, ибо ему на подходе к окраинам Монреаля удалось подстрелить лань. Добычу они тут же продали страшно замызганной и зачуханной армейской кухарке, которая, собственно, и направила их сюда. Большинство городских распивочных и столовых по приказу властей, стремящихся как-то сдержать убыль съестных припасов, обслуживало лишь местных жителей, но в жилах содержателя этой таверны текла кровь абенаки, и потому он принимал всех, кто был в состоянии заплатить за спиртное и пищу, и безжалостно вышибал за дверь тех, кто эту способность терял.Как только двое пьянчуг свалились на пол, вяло ругаясь и лениво друг друга тузя, Джек и Ате тут же заняли их места, сложив у ног свои мешки и мушкеты. Первый глоток рома всколыхнул в Джеке столь сладостные воспоминания, что он, закрыв глаза, предался восхитительным грезам, а открыв их, долго не мог понять, куда это его унесло с Мейден-лейн. Там было так уютно, спокойно, а тут выли скрипки, визжали женщины, и ревели дерущиеся мужчины. Они дрались из-за шлюх, из-за выпивки, из-за места у стойки и просто так, сами не понимая из-за чего. Их рознили лишь форма и облик: в белом были солдаты регулярных подразделений, в вязаных шапочках — ополченцы, с конскими хвостами на головах — туземцы, правда, двоих из последних от всех прочих завсегдатаев забегаловки отличало еще кое-что. У них была цель, и, помня о ней, Джек мотнул головой, когда Ате жестом предложил ему новую порцию рома. Абсолюта, кстати, после длительного алкогольного воздержания и так уже несколько повело.Во время привала в лагере ирокезов, разбитом под бастионами Монреаля, им изложили три версии будущих действий набранных Леви войск. Армия с потеплением либо выступает на Квебек, либо идет громить генерала Амхерста, либо вообще никуда не идет. Так что добровольные лазутчики выведали там не многое, зато общение с ирокезами придало Джеку уверенности в себе. Со своими татуировками и корнуолльской смуглостью он вполне сошел за могавка, к тому же Ате щедро покрыл его голову, шею и плечи соком каких-то ягод. Ну а некоторое косноязычие впечатления отнюдь не испортило. Ведь не каждому от рождения дается внятная речь.Но сейчас ему был нужен французский. Чтобы сыскать в разгульной толпе человека, знающего побольше других. Или знающего того, кто знает побольше, и потому Ате со своим кувшинчиком рома принялся обходить подгулявших индейцев, а Джек, в свою очередь изображая свойского малого, стал тереться возле солдат. Это не вызвало ни у кого раздражения, ибо облик многих канадцев явственно говорил, что в их жилах наряду с европейской струится и туземная кровь, да и дармовая выпивка очень способствовала сближению рас, попутно развязывая языки. Джек вдосталь наслушался россказней о тупости командиров, о плохой амуниции, о бессердечности шлюх, пока не набрел на господинчика, разглагольствующего совсем о другом.Этому толстячку, без сомнения, не приходилось зимовать в пещерах или палатках. Тучный, розовощекий, в чистом цивильном костюме, он выглядел в общем бедламе как петух, волей случая заскочивший на скотный двор. Шелк платка под двойным подбородком, щеки, изрядно изрытые оспинами, над всем этим — щедро обсыпанный пудрой парик.Короче, он был весьма импозантен и к тому же велеречив. Он не просто говорил, он вещал, причем на хорошем европейском французском, который Джек понимал много лучше, чем гортанную тарабарщину, на какой тут общались. И понятное дело, героем его монологов был лишь он сам. Но поскольку оратор не возражал против того, чтобы окружающие подливали себе в кружки ром из стоящего перед ним вместительного кувшина, к нему охотно прислушивались, а он распалялся все пуще. В конце концов Джек устал от потока неуемного хвастовства и собирался уйти, как вдруг услышал насторожившее его имя.— Знаете ли, месье, — сказал толстячок, оттопыривая губу. — Я полностью согласен, есть очень глупые генералы, но шевалье де Леви — совсем другой человек. Он всегда готов выслушать мнение людей опытных, людей умных. Только вчера, например, мы с ним беседовали об артиллерии, и я дал ему два, по-моему, весьма дельных совета. Видите ли, я служил в артиллерии. До того, как получил свою рану.Со вздохом мученика он похлопал себя по плечу, подняв в воздух облако мелкой пудры. Затем слил остатки рома в свою оловянную кружку и поднял ее.— За благородного человека, благодаря которому мы все имеем возможность здесь пировать, за моего нанимателя и, можно сказать, моего друга — шевалье де Леви!Присутствующие весьма неохотно присоединились к этому тосту, понимая, что кувшин уже пуст, и озираясь в поисках нового благодетеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Шепот умирающего вдруг усилился и прогнал эйфорию. Одной рукой француз обхватил древко стрелы, другую в мольбе протягивал к своему палачу. В уголках его губ пузырилась ярко-розовая слюна. Вид крови заставил Джека вспомнить о красной кайме на лезвии ножа Сегунки, и ноги сами понесли его к превращенной мерзавцами в пыточную пещере.Могавк висел там, вздернутый за ноги. Такой же сизый, как освежеванный им когда-то медведь.— Ате! — закричал Джек, обхватывая тело друга и приподнимая, чтобы обрезать ремни. Опустив Ате на пол, он содрогнулся, увидев красный, сочащийся кровью надрез, обегавший его бритый череп. Могавк был недвижен, и Джек испугался, не ушел ли он в ту страну, где уже не чувствуют боли.— Ате! Ате!Он бросился в угол, где стояло берестяное ведерко с водой. Омытый надрез опять закровоточил, пришлось обернуть его куском оленьей шкуры, и, как только это было проделано, ирокез открыл глаза.— Дагановеда?Он закашлялся и попытался сесть.— Лежи! — Джек попробовал уложить его, но могавк не позволил.— Этот пес хотел… хотел… — Ате поднял руку и обвел пальцем вокруг головы. — Потом услышал выстрел… и сказал, что вернется. — Он с тревогой схватил Джека за руку. — Где этот пес?— Сбежал.— А остальные?— Мертвы. Думаю, все.— Ты убил их, Дагановеда? Ты убил… всех?Джек съежился, обхватив руками колени. Только теперь он понял, насколько устал. Еще на равнинах Авраама ему сказали, что к убийству привыкнуть нельзя. Два разных человека. Они были правы.— Да.Какое-то время они сидели, уставившись в пустоту. Затем Ате встрепенулся, встал на колени. Наклонившись, он выдернул из-за пояса друга второй томагавк.— Абенаки. Он может вернуться.— Не стоит сейчас идти за ним. Ты ведь ранен.— Это? — Индеец ткнул в свою голову, вновь обретая прежнее высокомерие. — Я и в худшем виде могу постоять за себя.Затянув повязку потуже, он поднялся на ноги, пошатнулся, но упрямо двинулся к выходу. Джек без особой охоты побрел за ним.Раненый француз умудрился проползти шагов десять и замер в сугробе, окрашивая его своей кровью. Он еще дышал.Когда Ате склонился к нему, Джек сказал:— Там, наверху, есть еще один. Я не уверен, что прикончил его. Пойду посмотрю.Выбравшись из каньона, Джек нагнулся и его вывернуло наизнанку. Вытерев рот, он пошел дальше, дошел до тела первого траппера, но мог бы и не ходить — тот был мертв. Да, подумалось вдруг ему, сегодня спектакль закончить не получилось. Но по крайней мере в соответствии с сюжетом трагедии удалось завалить сцену телами.Ате вернулся после полудня.— Этот проклятый койот, абенаки, сумел убежать, — сказал он, ставя лыжи к стене. — Его след ведет на восток, в деревню Святого Франциска. Но он пришел не оттуда.— Разве?Джек подбросил еще одно полено в огонь. Его до сих пор колотило.— Нет. Он пришел с канадцами. С юго-запада. Из Доти-ако, вы зовете его Монреалем. Так говорят следы. — Ате сел рядом с Джеком и поправил пропитанную кровью повязку. — Думаю, он рассказал там о тебе, и оттуда сюда послали лесных следопытов. Чтобы они поймали тебя.— Как же они нашли нас?— Абенаки ходят к французам. Кажется, наши охотничьи тропы пересеклись с их дорогой.— Умирающий ополченец сказал, что Монреаль в двух днях пути. — Джек сидел возле раненого, пока тот медленно отходил в иной мир. Француз без умолку болтал, словно хотел напоследок наговориться. — Там, по его словам, формируется огромное войско.— Для похода на юг? Или на север?Джек покачал головой.— Этого не знает никто. Кроме шевалье де Леви, преемника генерала Монкальма, и, вероятно, кого-то из его штаба. Вот последние новости. Генерал Меррей удерживает Квебек. Твой генерал Амхерст собирает силы на юге. И неизвестно, куда ударит Леви.Ате расправил плечи.— Я пойду к Амхерсту. Мой белый родич, Уильям Джонсон, наверняка уже там. Как и весь мой народ. Я должен быть с ними. — Он умолк, сбитый с мысли молчанием соседа. — Ты можешь пойти со мной, Дагановеда. Мы будем драться с твоими врагами.— Да. — Джек поворошил костер. — Но мои соотечественники в Квебеке. И если Леви туда двинется, я должен быть там.— Быть на севере или быть на юге? — продекламировал Ате с чувством. — Вот в чем вопрос. В этом ведь? А?Оба долго смотрели в огонь. Потом Джек нарушил молчание:— Нас не страшат предвестия, хотя свой промысел есть и в гибели воробья. Я ведь неверующий, как ты знаешь.— И будешь вечно гореть в аду, — спокойно заметил Ате.— Но я верю… в промысел, в судьбу, в некую силу, ведущую человека. Все это, — он описал рукой полукруг, — Канада, рабство, ты, тот же «Гамлет», все это звенья одной цепи. Посмотри на меня! — Он провел рукой по своей бритой голове, потом, тряхнув хвостом черных волос на затылке, указал на татуировку. — Год назад кем я был? Простым школяром, изображающим ирокеза. А теперь я и выгляжу, и живу как могавк.Ответ Ате был торжествен и серьезен.— Но этого мало, чтобы стать настоящим могавком. Правда, ты, белый брат, уже близок к тому. У тебя есть наше имя, Дагановеда. Ты говоришь, как мы, и даже при свете дня вполне можешь сойти за могавка. Ты убиваешь, хотя и не берешь скальпы, и добываешь себе пищу в лесу. — Он вскинул руку в ответ на возможные возражения. — Но… есть кое-что, чего тебе не хватает, чтобы сделаться одним из нас.— Это… боевой клич? — спросил Джек, усмехнувшись.Вопли лондонских могавков были жалкой пародией на каскады гортанных ужасающих звуков, исторгающихся из глотки Ате. Джеку они не давались, как он ни бился.Ате покачал головой.— Ты не сражался за племя.— Да, — кивнул Джек. — Не сражался. Именно о том я сейчас тебе и толкую. Если я отправлюсь в Квебек или даже к генералу Амхерсту, мне вновь придется стать Джеком Абсолютом, офицером его величества. Правда, — он опять усмехнулся, — несколько необычного вида. Но есть иной путь, который может придать смысл всему, что со мной тут происходило. Так же, как и с тобой.— Тропа войны?— Нет. — Джек нагнулся к могавку. — Тропа победы. Наши мушкеты, ни твой, ни мой, не могут повлиять на исход этой войны. Но если мы отправимся в Монреаль и выясним, куда ударят французы, то… Ты понимаешь, о чем я?Ате поднялся. Эмоции редко отражались на его лице, но теперь оно просто сияло.— Так чего же мы ждем, Дагановеда? Ты выбрал для нас участь тех, кто идет впереди и сообщает о планах врагов своим вождям, чтобы те их разбили! На вашем языке такого воина, кажется, называют разведчиком.Джек тоже встал.— У нас есть название поточнее. Шпион. Глава 9ШПИОН — Существуют простые правила, — снисходительно пояснял своему спутнику Джек, спускаясь с ним по улице Святого Иосифа к гавани. — Они действуют и в Монреале, и в Лондоне, и в любых других городах. Если тебе надо подковать лошадь, ты идешь к кузнецу. Чтобы прочистить кишечник, ты покупаешь у аптекаря винный камень. А если тебе нужны сведения, — он остановился у входа в таверну, — ступай в кабак.Ате только хмыкнул. Джек уже привык к его молчаливости, однако в городе она усугубилась втройне. Ирокез изо всех сил старался придать себе независимый вид, но глаза его тревожно бегали по сторонам, а зрачки то и дело расширялись от изумления. Он прежде не видел ничего крупней деревень, и потому этот провинциальный занюханный Монреаль, по всем статьям не годящийся Лондону и в подметки, приводил его в трепет. Высокие каменные дома, выложенные брусчаткой дворы, скверы и парки, стены и бастионы, укрепленный порт, кишащий солдатами, торговцами и моряками, — все это озадачивало и пугало индейца. Джеку же состояние краснокожего доставляло тайную радость. Как ни крути, а в лесу Ате был, без сомнения, лидером, зато здесь, в шумном и суетном городе, все обстояло наоборот.Однако он и сам сейчас ощущал некую робость, ибо около полугода общался с единственным человеческим существом. И привык к тишине, а за дверью питейного заведения слышался гомон, превратившийся, когда он толкнул ее, в рев. Добрая сотня мужчин, разбавленная доброй дюжиной женщин, толклась вокруг бочек и длинных, облепленных пьяным людом столов. В одном углу зала на огне очага подогревалось что-то съестное, в другом пиликала парочка скрипачей, и все помещение было затянуто серым маревом — горьким, кислым, табачным, мало напоминавшим дым кедровых поленьев, весело пыхавших в обогревавшем пещеру костре. В ноздри тут же ударил запах теплого рома, перебивавший запахи пота и тушеных цыплят. В глотке вмиг пересохло, но Джек все стоял в нерешительности, пока его и Ате не притиснули к группе канадцев, чьи синие вязаные шапочки непреложно свидетельствовали об их принадлежности к ополченцам. Они один за другим брали выпивку и пробивались дальше к столам.В обмен на серебряную монету им выдали пару кувшинчиков рома и пару крошечных порций тушенки. Цена была просто астрономической, но обоснованной: в городе по весне не хватало еды. За нее драли втридорога, однако в кармане могавка лежала еще пара-тройка подобных монет, ибо ему на подходе к окраинам Монреаля удалось подстрелить лань. Добычу они тут же продали страшно замызганной и зачуханной армейской кухарке, которая, собственно, и направила их сюда. Большинство городских распивочных и столовых по приказу властей, стремящихся как-то сдержать убыль съестных припасов, обслуживало лишь местных жителей, но в жилах содержателя этой таверны текла кровь абенаки, и потому он принимал всех, кто был в состоянии заплатить за спиртное и пищу, и безжалостно вышибал за дверь тех, кто эту способность терял.Как только двое пьянчуг свалились на пол, вяло ругаясь и лениво друг друга тузя, Джек и Ате тут же заняли их места, сложив у ног свои мешки и мушкеты. Первый глоток рома всколыхнул в Джеке столь сладостные воспоминания, что он, закрыв глаза, предался восхитительным грезам, а открыв их, долго не мог понять, куда это его унесло с Мейден-лейн. Там было так уютно, спокойно, а тут выли скрипки, визжали женщины, и ревели дерущиеся мужчины. Они дрались из-за шлюх, из-за выпивки, из-за места у стойки и просто так, сами не понимая из-за чего. Их рознили лишь форма и облик: в белом были солдаты регулярных подразделений, в вязаных шапочках — ополченцы, с конскими хвостами на головах — туземцы, правда, двоих из последних от всех прочих завсегдатаев забегаловки отличало еще кое-что. У них была цель, и, помня о ней, Джек мотнул головой, когда Ате жестом предложил ему новую порцию рома. Абсолюта, кстати, после длительного алкогольного воздержания и так уже несколько повело.Во время привала в лагере ирокезов, разбитом под бастионами Монреаля, им изложили три версии будущих действий набранных Леви войск. Армия с потеплением либо выступает на Квебек, либо идет громить генерала Амхерста, либо вообще никуда не идет. Так что добровольные лазутчики выведали там не многое, зато общение с ирокезами придало Джеку уверенности в себе. Со своими татуировками и корнуолльской смуглостью он вполне сошел за могавка, к тому же Ате щедро покрыл его голову, шею и плечи соком каких-то ягод. Ну а некоторое косноязычие впечатления отнюдь не испортило. Ведь не каждому от рождения дается внятная речь.Но сейчас ему был нужен французский. Чтобы сыскать в разгульной толпе человека, знающего побольше других. Или знающего того, кто знает побольше, и потому Ате со своим кувшинчиком рома принялся обходить подгулявших индейцев, а Джек, в свою очередь изображая свойского малого, стал тереться возле солдат. Это не вызвало ни у кого раздражения, ибо облик многих канадцев явственно говорил, что в их жилах наряду с европейской струится и туземная кровь, да и дармовая выпивка очень способствовала сближению рас, попутно развязывая языки. Джек вдосталь наслушался россказней о тупости командиров, о плохой амуниции, о бессердечности шлюх, пока не набрел на господинчика, разглагольствующего совсем о другом.Этому толстячку, без сомнения, не приходилось зимовать в пещерах или палатках. Тучный, розовощекий, в чистом цивильном костюме, он выглядел в общем бедламе как петух, волей случая заскочивший на скотный двор. Шелк платка под двойным подбородком, щеки, изрядно изрытые оспинами, над всем этим — щедро обсыпанный пудрой парик.Короче, он был весьма импозантен и к тому же велеречив. Он не просто говорил, он вещал, причем на хорошем европейском французском, который Джек понимал много лучше, чем гортанную тарабарщину, на какой тут общались. И понятное дело, героем его монологов был лишь он сам. Но поскольку оратор не возражал против того, чтобы окружающие подливали себе в кружки ром из стоящего перед ним вместительного кувшина, к нему охотно прислушивались, а он распалялся все пуще. В конце концов Джек устал от потока неуемного хвастовства и собирался уйти, как вдруг услышал насторожившее его имя.— Знаете ли, месье, — сказал толстячок, оттопыривая губу. — Я полностью согласен, есть очень глупые генералы, но шевалье де Леви — совсем другой человек. Он всегда готов выслушать мнение людей опытных, людей умных. Только вчера, например, мы с ним беседовали об артиллерии, и я дал ему два, по-моему, весьма дельных совета. Видите ли, я служил в артиллерии. До того, как получил свою рану.Со вздохом мученика он похлопал себя по плечу, подняв в воздух облако мелкой пудры. Затем слил остатки рома в свою оловянную кружку и поднял ее.— За благородного человека, благодаря которому мы все имеем возможность здесь пировать, за моего нанимателя и, можно сказать, моего друга — шевалье де Леви!Присутствующие весьма неохотно присоединились к этому тосту, понимая, что кувшин уже пуст, и озираясь в поисках нового благодетеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35