некоторое время я хворала, но тем не менее наслаждалась покоем в течение десяти месяцев, и посещали меня англичане, шотландцы и французы всех партий и убеждений. Ибо удовольствия - вне всяких партий, а к ним-то я главным образом и стремилась. Я не была настолько тщеславна, чтобы стать политиком и посвящать свое время и размышления предметам, которых не понимала. У меня были самые разнообразные поклонники, и я проводила бы время вполне по своему вкусу, если бы мои средства не таяли весьма ощутимо, а пополнения их не предвиделось. Большую часть денег, отпущенных мне на жизнь, я должна была потратить на то, чтобы снабдить мою компаньонку, слугу и себя самыми необходимыми вещами взамен тех, какие мы потеряли.
Памятуя о надвигающейся опасности остаться в чужом городе без денег, я в конце концов решила, что необходимо вернуться в Англию, где я могла легче достать деньги, чем в чужой стране. С этой целью я написала агентам мужа о своем желании расплатиться с долгами в Париже из отпускаемых мне денег. Начались переговоры, и его лордство обещал выслать деньги для уплаты моих парижских долгов, достигших суммы в четыреста фунтов. Но к этой сумме он не прибавил ни фартинга, хотя я известила его, что благодаря его проволочкам мой долг неизбежно возрастет и что меня задержат за долг в двадцать фунтов так же легко, как и за долг в тысячу. Несмотря на все мои доводы, он не уделил мне ни единого шиллинга сверх той суммы, какая ранее была мною указана. Итак, все мои попытки оказались тщетными, и я убедилась в том, сколь неосуществимы все мои добрые намерения по отношению к нему.
Таким образом, из-за пустяков он поставил в затруднительное положение женщину, которой изъяснялся в безграничной любви, притворяясь, будто питает благоговение к ее принципам. Правда, его вера в мою бескорыстность была не лишена оснований; многие жены, имей они вдвое меньше поводов для раздражения, чем я, несомненно разорили бы его, тогда как, несмотря на мои чрезвычайные расходы, к каковым меня вынуждало его вечное преследование, он не выдал мне ни одного шиллинга, если не считать тысячи фунтов и маленького содержания, которое мне причиталось.
Одним словом, так много времени прошло, прежде чем его лордство убедился в необходимости уплатить четыреста фунтов, что я вновь попала в затруднительное положение, из которого было невозможно выпутаться. И хотя я написала письмо моему благодетелю, лорду ***, выражая благодарность за помощь в прошлом, однако не рискнула снова обращаться с просьбой, даже после того, как получила любезный ответ с уверениями, что прекрасные качества моего ума и сердца связывают его со мной узами вечной дружбы.
Пока я размышляла о незавидном своем положении, не позволявшем мне ни вернуться в Англию, ни остаться там, где я была, в Париж, проездом из Италии, прибыл молодой, очень богатый англичанин в сопровождении очень милого шотландца, рассудительного и жизнерадостного. К счастью моему или к несчастью, я познакомилась с этими джентльменами, увидевшими меня в опере и пожелавшими мне представиться; однажды они удостоили меня визитом, причем веселый шотландец завладел разговором, а другой держался неуверенно, даже застенчиво, но, несмотря на это, я могла в нем распознать деликатную чувствительность и недюжинный ум.
В его лице (очень миловидном), как и во всем его поведении, было что-то наивное и вместе с тем приятное; с первого взгляда мы друг другу понравились, установилась какая-то близость, укрепившаяся во время увеселительных поездок, когда я убедилась в том, что он исполнен нежности и чувствительности, благодаря которым его сердце сделалось восприимчивым к самой деликатной любви. Такой нрав немедленно привлек мое расположение, а в его сердце загорелась сильнейшая страсть, я и не воображала, что наши отношения могут ее вызвать.
Однако я не была недовольна своей победой, так как его наружность и душевные качества, так же как и манера ухаживания, мне очень нравились и в высшей степени располагали меня к нему. Но он завладел моим сердцем сильнее, чем я сама подозревала; в наших душах было что-то родственное, что связало нас, неведомо для нас самих, дружбой, а затем привело к самой страстной любви.
Я слушала его признания, и мы поистине были счастливы. Преданность его выражалась в величайшей нежности и искренности, а великодушие не знало границ. Не довольствуясь уплатой в течение двух недель тысячи двухсот фунтов по моим счетам, он осыпал бы меня подарками, если бы я не отказалась наотрез принимать эти знаки его расточительной щедрости. Меня огорчало даже то, что мое положение все же заставляет меня прибегать к его помощи, так как, незнакомый с моим нравом, он мог заподозрить меня в корыстной любви и судить о моем поведении по злоязычной молве, которая, как он потом признавался, действительно восстановила его против меня, почему он и не верил в продолжительность нашей взаимной привязанности. Но скоро он был выведен из заблуждения.
Его сердце, хотя и расположенное от природы к нежной страсти, до сей поры не смогли задеть женщины Франции и Италии; тем глубже запечатлелось в нем первое чувство. Его неопытность в галантном обращении и светской лжи и поразительное его простодушие не могли не привлечь ту, кто знала вероломство света и презирала легкомыслие и напыщенность любезных заверений, которые всегда оставались для меня показными фальшивыми фразами, а отнюдь не искренним языком любви. Помимо этого, немалую роль играла благодарность, способствуя усилению моей привязанности, проявлявшейся столь тепло, сердечно и простодушно, что уважение его ко мне возрастало, а страсть укреплялась. Ибо ему нетрудно было понять по всему моему поведению, что моему сердцу чужды хитрость и притворство; правда, сперва я опасалась связать себя с ним, так как он был моложе меня и потому более склонен к измене, а злоязычное общество могло заподозрить, будто я пользуюсь его неопытностью; но, уверенная в своем бескорыстии, я пренебрегла злословием, полагаясь на собственное свое поведение, и, зная его природную честность, верила в длительность его любви. Хотя мы не жили в одном доме, но большую часть времени проводили вместе; мы вместе обедали и ужинали, посещали общественные места, ездили за город и расставались вечером только на несколько часов, которые проходили в нетерпеливом ожидании встречи.
Благодаря такому приятному времяпрепровождению дни летели быстро, пока мое блаженство не было нарушено припадком ревности. Я познакомилась с молодой замужней леди, которая, не отличаясь красотой, была приятной, веселой собеседницей, склонной к кокетству. Вследствие каких-то неудач своего мужа она нуждалась в средствах и, как только увидела моего любовника и побеседовала с ним, тотчас же замыслила его завоевать. Я простила бы ей этот план, каких бы ни стоило это мне мучений, если бы верила в ее искреннюю любовь. Но я знала, что ее сердце не способно к страсти, и воспылала негодованием. Преследуя свою цель, она не пренебрегала ничем, что могло привлечь его внимание. Она старалась сесть за стол рядом с ним, нежно на него поглядывала, разговаривала с ним одним, подталкивала его ногой и, кажется, даже пожимала его руку. Кровь моя кипела, хотя гордость побуждала меня некоторое время скрывать тревогу; наконец, ее поведение стало столь вызывающим и дерзким, что я больше не могла подавлять негодование и в один прекрасный день заявила своему любовнику о желании немедленно порвать с ним. Он был крайне встревожен этой неожиданной декларацией; узнав о причине, он стал меня уверять, что больше не обменяется с ней ни единым словом. Удовлетворенная этим знаком его искренности и внимания, я освободила его от обещания, которого он не мог сдержать, пока мы поддерживали с ней знакомство. Мы продолжали встречаться с ней, хотя она все еще упорствовала в своих попытках соперничать со мной; чтобы чаще иметь возможность быть с нами, она сблизилась с его приятелем, который, по-видимому, в нее влюбился, а она готова была поощрять ухаживания обоих.
Помню, однажды вечером мы отправились в моей карете в оперу. По дороге эта влюбленная особа столь усердно действовала ногами, что я возмутилась ее поведением и, когда мы приехали, отказалась выйти и, высадив их, заявила о своем желании немедленно вернуться домой. Она была столь довольна этим заявлением, что не могла скрыть свою радость, предвкушая остаться с ним наедине, каковой возможности я никогда еще ей не предоставляла. Эта нескрываемая радость распалила мой гнев и тревогу. Я вернулась домой, но, мучимая мыслями о том, что оставила их вдвоем, привела себя в порядок перед зеркалом, хотя была слишком взволнована, чтобы обращать внимание на свою внешность, и без дальнейшего промедления поехала обратно в оперу.
Осведомившись, в какой ложе они сидят, я заняла ложу напротив и, проследив за ними, но оставаясь незамеченной, с удовлетворением установила, что он сидит далеко от нее, в другом конце ложи, и смотрит в сторону. Успокоившись, я присоединилась к ним без колебаний; мой юный возлюбленный, обрадовавшись при виде меня, сказал, что собирался покинуть представление и ехать за мной, если бы я в этот момент не явилась.
По дороге домой моя соперница снова принялась за свои уловки и широкими фижмами заслонила от меня моего любовника; тогда ревность вспыхнула во мне с такой силой, что я дернула за шнурок, приказывая кучеру остановить лошадей, и намеревалась выйти из кареты и идти домой пешком, что дало бы жителям Парижа возможность полюбоваться небывалым зрелищем. Но в тот же момент я поняла безумие такого поступка и сдержалась, призвав на помощь гордость. Тем не менее я решила, что больше не потерплю подобных сцен, и в ту же ночь потребовала от моего любовника разрыва отношений с этой мучительницей. Он очень охотно пошел навстречу моему желанию и был даже рад поводу порвать знакомство с особой, которая заставляла меня столь ему досаждать.
Таким образом, я избавилась от преследования одного из тех созданий, которые, несмотря на свое ничтожество, являются язвой общества и разрушают согласие между влюбленными благодаря своим распутным наклонностям и полному отсутствию чувствительности и скромности; не ведая, что значит истинное чувство, они не могут сочувствовать другим и приносят зло только в силу своей похотливости.
Мой любовник, ввиду необходимости ехать в Англию, поселил меня в Париже в приличном доме, намереваясь вернуться, когда дела его будут улажены. Но когда приблизился день отъезда, он стал волноваться при мысли о разлуке и для собственного успокоения пожелал, чтобы я сопровождала его до Кале, где мы пробыли дня три-четыре, в течение которых страх перед расставанием все усиливался. Тогда мы решили, что при первой же возможности я приеду в Англию, где буду жить incognito, чтобы избегнуть преследования мужа. Но и после такого решения мы простились, испытывая душевные муки влюбленных, отчаивающихся вновь встретиться. Возвращение пакетбота несказанно порадовало меня вестью о его благополучном прибытии в Англию, и я имела удовольствие с каждой почтой получать его письма.
Находясь в разлуке с моим возлюбленным, я была всецело поглощена мыслью о том, чтобы добраться до него, не привлекая к себе внимания. Опасаясь быть узнанной, я боялась ехать на пакетботе и, обсудив другие возможности, остановилась на решении воспользоваться какой-нибудь голландской рыбачьей лодкой, хотя такой переезд, как я знала, мог быть весьма опасным; но ради столь важного дела я не обращала внимания на риск и неудобства. Прежде чем я приступила к осуществлению своего плана, мне посчастливилось узнать о маленьком английском судне, прибывшем в Кале с военнопленными; на этом судне я решила отправиться вместе со своей компаньонкой и еще одной женщиной, которая затем жила у меня некоторое время. Когда мы явились на борт, обнаружилось, что это судно - легкий угольщик и вся его команда состоит из трех человек. Тем не менее, хотя море было столь неспокойно, а погода столь неблагоприятна, что ни одно судно не рисковало выйти в море, мы отплыли и в промежутке между двумя штормами через три часа благополучно достигли Дувра.
Отсюда моя компаньонка отправилась в почтовой карете к своим друзьям, а я вместе с другой женщиной наняла открытый почтовый экипаж, хотя был сильный снегопад, и без приключений добралась до Лондона, где встретилась со своим возлюбленным, который в невыразимой радости заключил меня в объятия. И в самом деле, я заслужила его любовь теми лишениями, опасностями и неудобствами, которым подвергалась, чтобы быть вместе с ним. Ибо я никогда не отказывалась от своих намерений, если могла этим доказать искренность своих заверений.
Приводя в исполнение наш план, я назвалась вымышленным именем и не появлялась публично, удовлетворяясь присутствием любимого человека и беседой с ним; когда же он уехал в поместье, я довольствовалась перепиской, поддерживаемой им с большой исправностью, и получала от него чувствительные, искренние и нежные письма.
По возвращении в конце сезона в Лондон он посвящал большую часть времени тому, чтобы развлекать меня; он с неохотой меня покидал, если его отрывали неотложные дела или долг вежливости по отношению к знакомым, и очень редко появлялся в местах публичных увеселений, ибо я не могла веселиться вместе с ним; столь велико было его внимание ко мне, что однажды вечером, вынужденный встретиться с друзьями в театре, он явился туда точно в назначенное время, и так как они не пришли пунктуально минута в минуту, вернулся ко мне в таком восторге, как будто это бегство избавило его от серьезной опасности. Его постоянство не уступало силе его любви. Однажды мы отправились вдвоем на бал в Хаймаркет, где присутствовало множество красивых женщин, очарованию которых способствовало своеобразие их нарядов, но его ничто не могло поколебать, и верность его осталась неизменной, несмотря на все соблазны.
Летом он поместил меня в доме по соседству со своим; но дом был неудобен, а в этой местности не оказалось другого подходящего, и потому он перевез меня к себе; это вызвало всеобщее возмущение, хотя я совершенно отказалась от общества и вела столь уединенную жизнь, что только глубокое чувство поддерживало мою бодрость. Он уделял мне все время, свободное от неизбежных визитов, охоты и других деревенских развлечений, в которых я не могла участвовать. Впрочем, я училась раньше стрелять и охотиться, но забросила оба эти занятия, и потому теперь мне оставалось только читать или гулять. Но что значили для меня эти лишения, для меня, которая почитала наиболее достойным жить ради любви! Если бы мне посчастливилось найти спутника жизни, способного искренно любить и зажечь во мне ответное чувство, я была бы вполне довольна судьбой. Корыстолюбие и тщеславие мне не свойственны; любовь, которая есть наслаждение, или наслаждение, которое есть любовь, - в этом для меня все. Такое сердце не может быть лишено других хороших качеств; ему должно быть знакомо чувство сострадания и милосердия; если кому-нибудь оно и враг, то только себе. Во имя справедливости к самой себе я осмеливаюсь это утверждать, поскольку открыто признавалась во всех своих ошибках и заблуждениях.
В конце лета меня слегка встревожили слухи о том, что мой любовник собирается заключить брачный договор, но я не придавала им значения, пока не поехала по делу в Лондон, где слухи подтвердились. Хотя я сочла это пустой болтовней, но все же написала ему о такой молве, а в ответном письме, находящемся и сейчас у меня, он клялся, что эти слухи вздорны. Удовлетворенная его заявлением, я вернулась в поместье и, хотя сплетни все еще звучали у меня в ушах, верила, что они безосновательны, пока одно весьма незначительное обстоятельство не пробудило моих подозрений.
Однажды, когда он вернулся с охоты, я увидела на нем дрезденские кружевные гофрированные брыжи, которые, казалось, не стоило бы надевать для такого деревенского развлечения, Я встревожилась. Когда я проявила интерес к этой принадлежности его туалета, он изменился в лице; и хотя он пытался отвести мое подозрение, ссылаясь на промах лакея, я не удовлетворилась объяснением и стала добиваться истины с великой настойчивостью; в конце концов он не мог отрицать, что был в гостях. Постепенно я исторгла у него признание в том, что он зашел дальше, чем было допустимо, и не сообщил мне о своем плане; он пытался оправдать свое поведение и успокоить меня, уверяя, что план осуществится нескоро, а быть может, и вообще дело ничем не кончится; но он был крайне смущен и вряд ли понимал, что говорит.
Я покинула бы его дом немедленно, если бы раньше не обещала ему не принимать опрометчивых решений и если бы он не лишил меня возможности уехать от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Памятуя о надвигающейся опасности остаться в чужом городе без денег, я в конце концов решила, что необходимо вернуться в Англию, где я могла легче достать деньги, чем в чужой стране. С этой целью я написала агентам мужа о своем желании расплатиться с долгами в Париже из отпускаемых мне денег. Начались переговоры, и его лордство обещал выслать деньги для уплаты моих парижских долгов, достигших суммы в четыреста фунтов. Но к этой сумме он не прибавил ни фартинга, хотя я известила его, что благодаря его проволочкам мой долг неизбежно возрастет и что меня задержат за долг в двадцать фунтов так же легко, как и за долг в тысячу. Несмотря на все мои доводы, он не уделил мне ни единого шиллинга сверх той суммы, какая ранее была мною указана. Итак, все мои попытки оказались тщетными, и я убедилась в том, сколь неосуществимы все мои добрые намерения по отношению к нему.
Таким образом, из-за пустяков он поставил в затруднительное положение женщину, которой изъяснялся в безграничной любви, притворяясь, будто питает благоговение к ее принципам. Правда, его вера в мою бескорыстность была не лишена оснований; многие жены, имей они вдвое меньше поводов для раздражения, чем я, несомненно разорили бы его, тогда как, несмотря на мои чрезвычайные расходы, к каковым меня вынуждало его вечное преследование, он не выдал мне ни одного шиллинга, если не считать тысячи фунтов и маленького содержания, которое мне причиталось.
Одним словом, так много времени прошло, прежде чем его лордство убедился в необходимости уплатить четыреста фунтов, что я вновь попала в затруднительное положение, из которого было невозможно выпутаться. И хотя я написала письмо моему благодетелю, лорду ***, выражая благодарность за помощь в прошлом, однако не рискнула снова обращаться с просьбой, даже после того, как получила любезный ответ с уверениями, что прекрасные качества моего ума и сердца связывают его со мной узами вечной дружбы.
Пока я размышляла о незавидном своем положении, не позволявшем мне ни вернуться в Англию, ни остаться там, где я была, в Париж, проездом из Италии, прибыл молодой, очень богатый англичанин в сопровождении очень милого шотландца, рассудительного и жизнерадостного. К счастью моему или к несчастью, я познакомилась с этими джентльменами, увидевшими меня в опере и пожелавшими мне представиться; однажды они удостоили меня визитом, причем веселый шотландец завладел разговором, а другой держался неуверенно, даже застенчиво, но, несмотря на это, я могла в нем распознать деликатную чувствительность и недюжинный ум.
В его лице (очень миловидном), как и во всем его поведении, было что-то наивное и вместе с тем приятное; с первого взгляда мы друг другу понравились, установилась какая-то близость, укрепившаяся во время увеселительных поездок, когда я убедилась в том, что он исполнен нежности и чувствительности, благодаря которым его сердце сделалось восприимчивым к самой деликатной любви. Такой нрав немедленно привлек мое расположение, а в его сердце загорелась сильнейшая страсть, я и не воображала, что наши отношения могут ее вызвать.
Однако я не была недовольна своей победой, так как его наружность и душевные качества, так же как и манера ухаживания, мне очень нравились и в высшей степени располагали меня к нему. Но он завладел моим сердцем сильнее, чем я сама подозревала; в наших душах было что-то родственное, что связало нас, неведомо для нас самих, дружбой, а затем привело к самой страстной любви.
Я слушала его признания, и мы поистине были счастливы. Преданность его выражалась в величайшей нежности и искренности, а великодушие не знало границ. Не довольствуясь уплатой в течение двух недель тысячи двухсот фунтов по моим счетам, он осыпал бы меня подарками, если бы я не отказалась наотрез принимать эти знаки его расточительной щедрости. Меня огорчало даже то, что мое положение все же заставляет меня прибегать к его помощи, так как, незнакомый с моим нравом, он мог заподозрить меня в корыстной любви и судить о моем поведении по злоязычной молве, которая, как он потом признавался, действительно восстановила его против меня, почему он и не верил в продолжительность нашей взаимной привязанности. Но скоро он был выведен из заблуждения.
Его сердце, хотя и расположенное от природы к нежной страсти, до сей поры не смогли задеть женщины Франции и Италии; тем глубже запечатлелось в нем первое чувство. Его неопытность в галантном обращении и светской лжи и поразительное его простодушие не могли не привлечь ту, кто знала вероломство света и презирала легкомыслие и напыщенность любезных заверений, которые всегда оставались для меня показными фальшивыми фразами, а отнюдь не искренним языком любви. Помимо этого, немалую роль играла благодарность, способствуя усилению моей привязанности, проявлявшейся столь тепло, сердечно и простодушно, что уважение его ко мне возрастало, а страсть укреплялась. Ибо ему нетрудно было понять по всему моему поведению, что моему сердцу чужды хитрость и притворство; правда, сперва я опасалась связать себя с ним, так как он был моложе меня и потому более склонен к измене, а злоязычное общество могло заподозрить, будто я пользуюсь его неопытностью; но, уверенная в своем бескорыстии, я пренебрегла злословием, полагаясь на собственное свое поведение, и, зная его природную честность, верила в длительность его любви. Хотя мы не жили в одном доме, но большую часть времени проводили вместе; мы вместе обедали и ужинали, посещали общественные места, ездили за город и расставались вечером только на несколько часов, которые проходили в нетерпеливом ожидании встречи.
Благодаря такому приятному времяпрепровождению дни летели быстро, пока мое блаженство не было нарушено припадком ревности. Я познакомилась с молодой замужней леди, которая, не отличаясь красотой, была приятной, веселой собеседницей, склонной к кокетству. Вследствие каких-то неудач своего мужа она нуждалась в средствах и, как только увидела моего любовника и побеседовала с ним, тотчас же замыслила его завоевать. Я простила бы ей этот план, каких бы ни стоило это мне мучений, если бы верила в ее искреннюю любовь. Но я знала, что ее сердце не способно к страсти, и воспылала негодованием. Преследуя свою цель, она не пренебрегала ничем, что могло привлечь его внимание. Она старалась сесть за стол рядом с ним, нежно на него поглядывала, разговаривала с ним одним, подталкивала его ногой и, кажется, даже пожимала его руку. Кровь моя кипела, хотя гордость побуждала меня некоторое время скрывать тревогу; наконец, ее поведение стало столь вызывающим и дерзким, что я больше не могла подавлять негодование и в один прекрасный день заявила своему любовнику о желании немедленно порвать с ним. Он был крайне встревожен этой неожиданной декларацией; узнав о причине, он стал меня уверять, что больше не обменяется с ней ни единым словом. Удовлетворенная этим знаком его искренности и внимания, я освободила его от обещания, которого он не мог сдержать, пока мы поддерживали с ней знакомство. Мы продолжали встречаться с ней, хотя она все еще упорствовала в своих попытках соперничать со мной; чтобы чаще иметь возможность быть с нами, она сблизилась с его приятелем, который, по-видимому, в нее влюбился, а она готова была поощрять ухаживания обоих.
Помню, однажды вечером мы отправились в моей карете в оперу. По дороге эта влюбленная особа столь усердно действовала ногами, что я возмутилась ее поведением и, когда мы приехали, отказалась выйти и, высадив их, заявила о своем желании немедленно вернуться домой. Она была столь довольна этим заявлением, что не могла скрыть свою радость, предвкушая остаться с ним наедине, каковой возможности я никогда еще ей не предоставляла. Эта нескрываемая радость распалила мой гнев и тревогу. Я вернулась домой, но, мучимая мыслями о том, что оставила их вдвоем, привела себя в порядок перед зеркалом, хотя была слишком взволнована, чтобы обращать внимание на свою внешность, и без дальнейшего промедления поехала обратно в оперу.
Осведомившись, в какой ложе они сидят, я заняла ложу напротив и, проследив за ними, но оставаясь незамеченной, с удовлетворением установила, что он сидит далеко от нее, в другом конце ложи, и смотрит в сторону. Успокоившись, я присоединилась к ним без колебаний; мой юный возлюбленный, обрадовавшись при виде меня, сказал, что собирался покинуть представление и ехать за мной, если бы я в этот момент не явилась.
По дороге домой моя соперница снова принялась за свои уловки и широкими фижмами заслонила от меня моего любовника; тогда ревность вспыхнула во мне с такой силой, что я дернула за шнурок, приказывая кучеру остановить лошадей, и намеревалась выйти из кареты и идти домой пешком, что дало бы жителям Парижа возможность полюбоваться небывалым зрелищем. Но в тот же момент я поняла безумие такого поступка и сдержалась, призвав на помощь гордость. Тем не менее я решила, что больше не потерплю подобных сцен, и в ту же ночь потребовала от моего любовника разрыва отношений с этой мучительницей. Он очень охотно пошел навстречу моему желанию и был даже рад поводу порвать знакомство с особой, которая заставляла меня столь ему досаждать.
Таким образом, я избавилась от преследования одного из тех созданий, которые, несмотря на свое ничтожество, являются язвой общества и разрушают согласие между влюбленными благодаря своим распутным наклонностям и полному отсутствию чувствительности и скромности; не ведая, что значит истинное чувство, они не могут сочувствовать другим и приносят зло только в силу своей похотливости.
Мой любовник, ввиду необходимости ехать в Англию, поселил меня в Париже в приличном доме, намереваясь вернуться, когда дела его будут улажены. Но когда приблизился день отъезда, он стал волноваться при мысли о разлуке и для собственного успокоения пожелал, чтобы я сопровождала его до Кале, где мы пробыли дня три-четыре, в течение которых страх перед расставанием все усиливался. Тогда мы решили, что при первой же возможности я приеду в Англию, где буду жить incognito, чтобы избегнуть преследования мужа. Но и после такого решения мы простились, испытывая душевные муки влюбленных, отчаивающихся вновь встретиться. Возвращение пакетбота несказанно порадовало меня вестью о его благополучном прибытии в Англию, и я имела удовольствие с каждой почтой получать его письма.
Находясь в разлуке с моим возлюбленным, я была всецело поглощена мыслью о том, чтобы добраться до него, не привлекая к себе внимания. Опасаясь быть узнанной, я боялась ехать на пакетботе и, обсудив другие возможности, остановилась на решении воспользоваться какой-нибудь голландской рыбачьей лодкой, хотя такой переезд, как я знала, мог быть весьма опасным; но ради столь важного дела я не обращала внимания на риск и неудобства. Прежде чем я приступила к осуществлению своего плана, мне посчастливилось узнать о маленьком английском судне, прибывшем в Кале с военнопленными; на этом судне я решила отправиться вместе со своей компаньонкой и еще одной женщиной, которая затем жила у меня некоторое время. Когда мы явились на борт, обнаружилось, что это судно - легкий угольщик и вся его команда состоит из трех человек. Тем не менее, хотя море было столь неспокойно, а погода столь неблагоприятна, что ни одно судно не рисковало выйти в море, мы отплыли и в промежутке между двумя штормами через три часа благополучно достигли Дувра.
Отсюда моя компаньонка отправилась в почтовой карете к своим друзьям, а я вместе с другой женщиной наняла открытый почтовый экипаж, хотя был сильный снегопад, и без приключений добралась до Лондона, где встретилась со своим возлюбленным, который в невыразимой радости заключил меня в объятия. И в самом деле, я заслужила его любовь теми лишениями, опасностями и неудобствами, которым подвергалась, чтобы быть вместе с ним. Ибо я никогда не отказывалась от своих намерений, если могла этим доказать искренность своих заверений.
Приводя в исполнение наш план, я назвалась вымышленным именем и не появлялась публично, удовлетворяясь присутствием любимого человека и беседой с ним; когда же он уехал в поместье, я довольствовалась перепиской, поддерживаемой им с большой исправностью, и получала от него чувствительные, искренние и нежные письма.
По возвращении в конце сезона в Лондон он посвящал большую часть времени тому, чтобы развлекать меня; он с неохотой меня покидал, если его отрывали неотложные дела или долг вежливости по отношению к знакомым, и очень редко появлялся в местах публичных увеселений, ибо я не могла веселиться вместе с ним; столь велико было его внимание ко мне, что однажды вечером, вынужденный встретиться с друзьями в театре, он явился туда точно в назначенное время, и так как они не пришли пунктуально минута в минуту, вернулся ко мне в таком восторге, как будто это бегство избавило его от серьезной опасности. Его постоянство не уступало силе его любви. Однажды мы отправились вдвоем на бал в Хаймаркет, где присутствовало множество красивых женщин, очарованию которых способствовало своеобразие их нарядов, но его ничто не могло поколебать, и верность его осталась неизменной, несмотря на все соблазны.
Летом он поместил меня в доме по соседству со своим; но дом был неудобен, а в этой местности не оказалось другого подходящего, и потому он перевез меня к себе; это вызвало всеобщее возмущение, хотя я совершенно отказалась от общества и вела столь уединенную жизнь, что только глубокое чувство поддерживало мою бодрость. Он уделял мне все время, свободное от неизбежных визитов, охоты и других деревенских развлечений, в которых я не могла участвовать. Впрочем, я училась раньше стрелять и охотиться, но забросила оба эти занятия, и потому теперь мне оставалось только читать или гулять. Но что значили для меня эти лишения, для меня, которая почитала наиболее достойным жить ради любви! Если бы мне посчастливилось найти спутника жизни, способного искренно любить и зажечь во мне ответное чувство, я была бы вполне довольна судьбой. Корыстолюбие и тщеславие мне не свойственны; любовь, которая есть наслаждение, или наслаждение, которое есть любовь, - в этом для меня все. Такое сердце не может быть лишено других хороших качеств; ему должно быть знакомо чувство сострадания и милосердия; если кому-нибудь оно и враг, то только себе. Во имя справедливости к самой себе я осмеливаюсь это утверждать, поскольку открыто признавалась во всех своих ошибках и заблуждениях.
В конце лета меня слегка встревожили слухи о том, что мой любовник собирается заключить брачный договор, но я не придавала им значения, пока не поехала по делу в Лондон, где слухи подтвердились. Хотя я сочла это пустой болтовней, но все же написала ему о такой молве, а в ответном письме, находящемся и сейчас у меня, он клялся, что эти слухи вздорны. Удовлетворенная его заявлением, я вернулась в поместье и, хотя сплетни все еще звучали у меня в ушах, верила, что они безосновательны, пока одно весьма незначительное обстоятельство не пробудило моих подозрений.
Однажды, когда он вернулся с охоты, я увидела на нем дрезденские кружевные гофрированные брыжи, которые, казалось, не стоило бы надевать для такого деревенского развлечения, Я встревожилась. Когда я проявила интерес к этой принадлежности его туалета, он изменился в лице; и хотя он пытался отвести мое подозрение, ссылаясь на промах лакея, я не удовлетворилась объяснением и стала добиваться истины с великой настойчивостью; в конце концов он не мог отрицать, что был в гостях. Постепенно я исторгла у него признание в том, что он зашел дальше, чем было допустимо, и не сообщил мне о своем плане; он пытался оправдать свое поведение и успокоить меня, уверяя, что план осуществится нескоро, а быть может, и вообще дело ничем не кончится; но он был крайне смущен и вряд ли понимал, что говорит.
Я покинула бы его дом немедленно, если бы раньше не обещала ему не принимать опрометчивых решений и если бы он не лишил меня возможности уехать от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110