А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Гантлит вернулся домой, вполне уверенный в своем превосходстве, и обсудил с Перигрином дальнейшие шаги к осуществлению их замысла, тогда как его партнер доложил о своей удаче членам шайки, которые сговорились присутствовать на решающем состязании с целью извлечь выгоду из необузданного нрава незнакомца.
Когда обе стороны уладили, таким образом, свои дела, игроки встретились, как было условлено, и комната мгновенно наполнилась зрителями, которые явились сюда случайно, из любопытства или с умыслом. Ставка назначена была в сто фунтов, противники выбрали себе кии и сняли кафтаны, а один из рыцарей этого ордена предложил поставить еще сотню на своего сообщника. Годфри тотчас поймал его на слове. Второй представитель той же шайки бросил ему вызов, утроив сумму, и его предложение встретило такой же прием, к изумлению шайки, чьи надежды расцвели пышным цветом. Партия началась, и когда солдат проиграл первое очко, заговорщики громогласно предложили удвоить против него ставки, но никто не хотел рисковать, ставя на человека, совершенно неизвестного. Когда же шулер выиграл и второе очко, оглушительный шум подняли не только члены шайки, но и почти все присутствующие, пожелавшие поставить два против одного на партнера Гантлита.
Перигрин, здесь присутствовавший, видя, что аппетиты заговорщиков в достаточной мере возбуждены, вдруг вмешался и принял все пари на тысячу двести фунтов, каковая сумма была немедленно выложена обеими сторонами в звонкой монете и банкнотах; быть может, это была самая серьезная партия, когда-либо игранная на бильярде. Гантлит, убедившись, что сделка заключена, в один миг отправил шар своего противника в лузу, хотя он занимал одно из тех положений, какие считаются невыгодными для игрока. Державшие пари были несколько смущены этим фактом, но, впрочем, утешились, объяснив успех случайностью; после очередного удачного удара лица их изменились, и они ждали в мучительнейшем напряжении следующего удара, который сделан был солдатом с исключительным мастерством, после чего кровь отхлынула от их лиц, и из всех уст одновременно вырвалось восклицание: "Дьявол!", произнесенное мрачным тоном и сопровождавшееся испуганными взглядами. Они были вне себя от ужаса и изумления, видя, что три очка выиграны тремя ударами у такого искусного игрока, как их друг, и не без оснований заподозрили, что все это было придумано заранее с целью их разорить. Исходя из этого предположения, они переменили тон и попытались покрыть убытки, предлагая неравные пари за Гантлита; но успех этого молодого джентльмена столь повлиял на мнение зрителей, что ни один не отважился поддержать его партнера, который, улучшив свое положение случайным счастливым ударом, уменьшил тревогу и оживил надежды своих сторонников. Но эта улыбка фортуны оказалась мимолетной. Годфри призвал на помощь все свое умение и ловкость и, доведя число очков до десяти, позволил себе окинуть взглядом всех членов братства. Цвет лица этих мастеров принимал различные оттенки при каждом выигранном им очке: природная окраска уступила место серой, затем белой, а из белой стала желтой, которая была стерта тонами красного дерева; а теперь, когда тысяча семьсот фунтов их основного капитала зависели от одного-единственного удара, они уподобились черномазым маврам, у которых от ужаса и злобы разлилась желчь. Природный румянец, пылавший на щеках и на носу игрока, совершенно слинял, а прыщи его стали багровыми, словно его лицо было поражено гангреной; рука начала дрожать, и все тело сотрясалось с такой силой, что он принужден был осушить стакан бренди, чтобы привести в порядок свои нервы. Впрочем, эта мера не возымела желаемого действия: он был столь взволнован, когда целился в шар, что последний ударился не о тот борт и, отскочив под углом, попал прямо в среднюю лузу. Сей фатальный случай вызвал единодушные стоны, словно настал конец мира; и вопреки той сдержанности, какою славятся авантюристы, этот проигрыш произвел на них такое впечатление, что каждый по-своему проявлял весьма бурно свое волнение. Один возвел глаза к небу и закусил нижнюю губу; другой грыз себе пальцы, шагая при этом по комнате; третий изрыгал богохульные проклятья, а тот, кто проиграл партию, улизнул, скрежеща зубами, с видом, не поддающимся описанию, и, переступая порог, воскликнул: "Чертовское надувательство, клянусь богом!"
Победители, нанеся им оскорбление вопросом, не желают ли они еще раз испытать судьбу, унесли свой выигрыш с самым невозмутимым видом, хотя в действительности были вне себя от восторга, радуясь не столько завоеванной добыче, сколько тому, что так удачно разрушили гнездо этих опасных злодеев.
Перигрин, думая, что теперь ему представляется случай услужить другу, не задевая его утонченного чувства чести, сказал ему по возвращении домой, что наконец-то судьба дает ему возможность стать независимым или хотя бы облегчить свое положение, купив на выигранные деньги патент командира роты. С этими словами он вручил свою часть выигрыша Гантлиту, как сумму, принадлежащую ему по праву, и обещал написать о нем некоей знатной особе, которая в достаточной мере пользуется влиянием, чтобы способствовать столь быстрому повышению по службе.
Годфри поблагодарил его за доброе намерение, но с высокомерным видом отказался наотрез воспользоваться хотя бы частью тех денег, какие выиграл Пикль, и, казалось, был обижен таким отношением, столь недостойным его репутации. Он даже не пожелал взять заимообразно сумму, не достающую ему для покупки патента на чин командира пехотной роты, но возложил большие надежды на дальнейшее применение тех талантов, которым сопутствовало столь счастливое начало. Наш герой, видя, что он упорно пренебрегает собственной выгодой, решил впредь руководствоваться в своих дружеских услугах опытом, познакомившим его с этим щепетильным педантизмом, а тем временем щедро пожертвовал на богадельню из этих первых плодов счастливой игры и отложил двести фунтов на брильянтовые серьги и кольцо с солитером, которые он намеревался презентовать мисс Эмилии.
ГЛАВА LXX
Оба друга затмевают всех своих соперников в галантном обхождении и осуществляют занимательный план отмщения местным врачам
Слух об их победе над шулерами тотчас распространился во всех кружках в Бате, и когда наши искатели приключений появились в обществе, люди на них указывали пальцами и их почитали законченными художниками во всех плутнях, которыми они не преминут заняться при первой же возможности. Впрочем, такое мнение о них не помешало им быть принятыми весьма радушно на всех здешних великосветских вечерах, потому что подобная репутация, как я уже намекал, неизменно служит на пользу ее обладателю.
Итак, это первое их приключение явилось рекомендацией для общества в Бате, которое немало удивилось, когда ожидания его были обмануты поведением обоих приятелей, ибо, отнюдь не увлекаясь игрой, они скорее ее избегали и направили все свое внимание на галантные интриги, в коих наш герой не имел соперников. Одной его внешности, не говоря уже о прочих качествах, было достаточно, чтобы пленить любую заурядную особу женского пола, а если к этому еще присоединялись искусные речи и вкрадчивое ухаживание, то перед ним не могли устоять даже те, кого защищала гордость, благоразумие или равнодушие. Но среди всех нимф этого веселого местечка он не встретил ни одной, которая могла бы оспаривать у Эмилии власть над его сердцем, а посему он распределял свое внимание, сообразуясь с тщеславием и прихотью; в результате он не прожил и двух недель в Бате, как уже перессорил между собой всех леди и снабдил обильной пищей всех сплетников. Внешний его блеск вызвал расспросы, рожденные завистью, которая, вместо того чтобы обнаружить нечто, его порочащее, имела несчастье убедиться, что молодой джентльмен происходит из хорошей семьи и является наследником большого состояния.
Покровительство кое-кого из знатных его друзей, прибывших в Бат, подтвердило эти сведения, после чего знакомства с ним стали домогаться и с большим усердием за ним ухаживали, а иные из представительниц женского пола делали ему такие авансы, что он был весьма удачлив в своих любовных интригах. Да и друг его Годфри удостоился таких же милостей; таланты его в точности соответствовали женскому вкусу, а для некоторых особ этого пола мускулистый его торс и могучее телосложение были более привлекательны, чем изящная фигура его приятеля. Посему он величаво царил среди тех красавиц, которым перевалило за тридцать, не будучи вынужден заниматься скучным ухаживаньем, и считалось, что он способствует действию вод, излечивая от бесплодия некоторых леди, долгое время навлекавших на себя упреки и недовольство своих супругов, тогда как Перигрин воздвиг свой трон среди тех, кто страдал недугом безбрачия, начиная с бойкой пятнадцатилетней мисс, которая с трепещущим сердцем вскидывает головой, задирает нос и невольно хихикает при виде красивого молодого человека, и кончая степенной двадцативосьмилетней девой, которая с жеманным видом разглагольствует о суетности красоты, безумии юности и доверчивости женщин и рассуждает в стиле философа-платоника о дружбе, милосердии и здравом смысле.
При таком разнообразии характеров победам его всегда сопутствовали зависть, вражда и вспышки ревности и злобы. Молоденькие особы не упускали случая публично унизить более зрелых, обходясь с ними с той презрительностью, какая, вопреки признанной привилегии возраста, направлена с согласия и попустительства людей против тех, кто имел несчастье попасть в разряд старых дев, а эти последние отвечали на враждебные действия хитроумным злословием, опиравшимся на опыт и изобретательность. Не проходило дня, чтобы не распространилась какая-нибудь новая сплетня в ущерб той или другой из этих соперниц.
Если нашему герою случалось в Большом зале отойти от одной из моралисток, с которой он вел беседу, его тотчас окружали девицы другого лагеря, с ироническими улыбками упрекали в жестокости к бедной леди, им покинутой, умоляли его сжалиться над ее страданиями и, устремив взгляд на предмет их заступничества, дружно заливались смехом. С другой стороны, если Перигрин танцевал вечером с одной из молоденьких девиц, а поутру являлся к ней с визитом, последовательницы Платона спешили этим воспользоваться, изощряли свою фантазию, сопоставляли факты и, прибегая к лукавым намекам, рассказывали об этом свидании с мельчайшими подробностями, не имевшими ничего общего с истиной. Они говорили, что если девицы решили вести себя столь нескромно, то пусть считаются с опасностью подвергнуться осуждению света; что та, о которой идет речь, достаточно великовозрастна, чтобы действовать более осмотрительно; и удивлялись, почему ее мать разрешает молодым людям приближаться к спальне, где дочь лежит раздетая в постели. Что касается до слуг, подсматривающих в замочную скважину, то, разумеется, это печальная случайность; однако следует остерегаться такого любопытства и не давать прислуге поводов заниматься наблюдениями. Эти и подобные соображения передавались шепотом, по секрету тем, кто славился своей болтливостью, и, стало быть, спустя несколько часов, делались темой общего разговора, а так как распространялись они с предписанием хранить тайну, то почти невозможно было проследить клевету до ее первоисточника, ибо, разоблачая автора сплетни, каждая особа, в этом деле замешанная, должна была признаться и в своем вероломстве.
Перигрин, вместо того чтобы прекратить это соревнование, скорее разжигал его, искусно распределяя свое внимание между соперницами; он прекрасно знал, что, сосредоточив свой интерес на одном предмете, он вскоре лишится того удовольствия, с каким наблюдал их распрю, ибо обе партии соединятся против общего врага, и его избранницу будет преследовать целая коалиция. Он заметил, что среди тайных агентов злословия никто так не усердствовал, как врачи - разновидность животных, которые обитают здесь, подобно воронам, кружащимся над трупом, и навязывают свои услуги, подобно перевозчикам у Хангерфордской лестницы. Большинство из них имеет корреспондентов в Лондоне, которые занимаются тем, что наводят справки об истории, характере и слабостях каждого отправляющегося в Бат лечиться водами; а если им не удается приобрести влияние и до отъезда этих пациентов порекомендовать им своих друзей-медиков, они все-таки могут снабдить последних предварительно собранными сведениями, дабы врачи использовали эти сообщения себе во благо. Прибегая к таким средствам, а также к лести и наглости, доктора часто втираются в доверие к незнакомым людям и, приноравливаясь к их наклонностям, делаются незаменимыми и потворствуют их страстям. Благодаря связи с аптекарями и сиделками они осведомлены обо всех интимных событиях в любой семье и потому имеют возможность утолять мстительное чувство затаенной обиды, рассеивать сплин брюзгливых больных и разжигать дерзкое любопытство.
Предаваясь таким занятиям, частенько затрагивавшим репутацию наших двух искателей приключений, вся эта компания навлекла на себя неудовольствие Перигрина, который после неоднократных совещаний со своим другом измыслил план, приведенный в исполнение следующим образом. Среди лиц, посещавших зал лечебных вод, был один старый офицер, чей нрав, от природы нетерпеливый, стал злобным и раздражительным вследствие постоянных приступов подагры, которая почти лишила его возможности передвигаться. Он приписывал застарелость своей болезни преступной небрежности врача, лечившего его в ту пору, когда он страдал от последствий злосчастной любви; и это предположение внушило ему непреодолимую антипатию ко всем представителям медицинского искусства, еще прочнее укрепившуюся после замечания одного приятеля в Лондоне, который сказал ему, что доктора в Бате имеют обыкновениеотговаривать своих пациентов от пользования водами с целью затянуть лечение и умножить число посещений.
С таким предубеждением он приехал в Бат и, сообразуясь с полученными им указаниями общего характера, пользовался водами без врачебного руководства, не упускал случая выразить словами и жестами свою ненависть и презрение к сынам Эскулапа и даже придерживался режима, резко противоречившего тому, какой они, как было ему известно, предписывали другим больным, находившимся как будто в таком же положении, как он. Но он не извлек пользы из этой системы, которая в иных случаях, быть может, и оказалась бы благодетельной. Боли его не только не утихали, но с каждым днем становились более острыми; и, наконец, он принужден был не вставать с постели, где и лежал, ругаясь с утра до ночи и с ночи до утра, хотя решил тверже, чем когда-либо, не отступать от первоначальных методов.
В разгар этой пытки, над которой подшучивал весь город, ибо слух о ней распространился благодаря усердию врачей, радовавшихся его беде, Перигрин с помощью мистера Пайпса нанял деревенского парня, явившегося на рынок, и поручил ему рано поутру сбегать ко всем местным врачам по очереди и пригласить их как можно скорее к полковнику. После такого призыва все ученые мужи всполошились; трое самых проворных явились одновременно, но, вместо того чтобы обменяться приветствиями, каждый пытался войти первым, и весь триумвират застрял в дверях. Покуда они стояли, притиснутые друг к другу, появились двое их собратьев, мчавшихся к той же цели со всею скоростью, какую бог позволил им развить; тогда трое первых вступили в переговоры и порешили друг друга поддерживать. Придя к такому соглашению, они проскочили в дверь и, осведомившись о пациенте, узнали, что он только что заснул.
Получив эти сведения, они завладели его передней и закрыли дверь, а остальные члены корпорации размещались по мере своего прибытия снаружи, так что коридор и лестница до входной двери были битком набиты, и обитатели дома, равно как и слуга полковника, онемели от изумления. Трое главарей этой ученой шайки, укрепившись на своем посту, тотчас начали обсуждать болезнь пациента, которую каждый из них якобы изучил с величайшей заботливостью и усердием. Тот, кто высказал свое мнение первым, определил недуг как застарелый артрит; второй заявил, что это не что иное, как хронический сифилис, а третий поклялся, что это запущенная цынга. Эти разнообразные мнения были подкреплены всевозможными цитатами из медицинских авторов, как древних, так и новых, но цитаты оказались недостаточно бесспорными или во всяком случае не настолько точными, чтобы решить спор, ибо много есть ересей в медицине, как и в религии, и каждая секта может цитировать отцов церкви в подтверждение догматов, ею исповедуемых. Короче, прения стали столь бурными, что не только встревожили собратьев на лестнице, но и разбудили пациента, задремавшего впервые за десять суток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110