Память изменила ему, он опустился на колени в постели и, устремив глаза в книгу, которую держал в руке, начал изрекать вслух с великим жаром:
- Период полного колебания по циклоиде относятся ко времени, в течение которого падающее тело пройдет по оси циклоиды DV, как длина окружности к ее диаметру.
По всей вероятности, он продолжал бы доказывать эту теорему, не начнись у него такого приступа тошноты, что он принужден был бросить книгу и уступить своему недомоганию; поэтому он растянулся во всю длину и, взывая к небесам, стал готовиться к смертному часу, как вдруг шум наверху замер; а так как он не мог постигнуть причину этого зловещего молчания, ему почудилось, что либо все люди смыты за борт, либо, отчаявшись спастись, они перестали бороться с бурей. В то время как он терзался мучительной неизвестностью, которую, впрочем, озаряли слабые лучи надежды, в каюту вошел шкипер; тогда он спросил голосом, ослабевшим от страха, что происходит напалубе, и шкипер, поднеся ко рту большую бутылку бренди, глухо ответил:
- Теперь все кончено, сударь.
Тут мистер Джолтер, почитая себя погибшим, в ужасе завопил:
- Господи, помилуй нас! Христос, помилуй нас!
И повторял эту молитву как бы машинально, пока шкипер не вывел его из заблуждения, пояснив смысл своего замечания и объявив, что шторм прекратился.
Такой неожиданный переход от страха к радости вызвал у мистера Джолтера чрезвычайное волнение, как душевное, так и телесное, и прошло не меньше четверти часа, прежде чем он вновь обрел власть над своими органами. К тому времени погода прояснилась, ветер снова стал попутным, и на расстоянии пяти лиг показалось Кале; поэтому лица всех просветлели от радостного ожидания, и Перигрин, рискнув спуститься в каюту, утешил своего гувернера сообщением о счастливом завершении дел.
Возликовав при мысли о скорой высадке, Джолтер начал воспевать хвалу тем краям, куда они направлялись. Он заявил, что Франция - страна учтивости и гостеприимства, каковыми отличается поведение людей всех чинов и рангов, от пэра до крестьянина, что джентльмен и иностранец не только не страдает от оскорблений и надувательства, как в Англии, но к нему относятся с величайшим почтением, чистосердечием и уважением; что поля там плодородны, климат приятный и здоровый, фермеры богаты и трудолюбивы, а все подданные счастливейшие из смертных. Он мог бы долго распространяться на свою излюбленную тему, если бы его воспитанник не вынужден был выбежать на палубу, в результате предостережения, сделанного ему его желудком.
Шкипер, видя его состояние, очень добросовестно напомнил ему о холодной ветчине и птице, равно как о корзине с вином, которую он приказал доставить на борт, и спросил, не пора ли накрывать на стол. Он не мог выбрать более благоприятный момент для того, чтобы доказать свою незаинтересованность. Перигрин скорчил кислую гримасу при упоминании о еде, умоляя его ради Христа не говорить больше об этом предмете. Тогда он спустился в каюту и задал тот же вопрос мистеру Джолтеру, который, как было ему известно, питал не меньшее отвращение к его предложению, и, встретив у него такой же прием, отправился в кубрик и повторил свой учтивый совет камердинеру и лакею, которые лежали, страдая от двустороннего извержения, и отвечали на его любезность неистовыми проклятиями. Потерпев, таким образом, неудачу и вопреки своим добрым намерениям, он приказал юнге спрятать провизию в один из ящиков, согласно обычаям судна.
Начался отлив, когда они приблизились к побережью Франции, и судно не могло войти в гавань, а посему они должны были лечь в дрейф и ждать лодку с берега, которая меньше чем через полчаса подошла к борту. Мистер Джолтер поднялся на палубу и, с невыразимым удовольствием вдыхая французский воздух, спросил лодочников (дружески называя их mes enfants Дети мои (франц.)), сколько они возьмут за то, чтобы доставить его с воспитанником и поклажей на пристань. Но как же он был поражен, когда эти учтивые, чистосердечные, разумные лодочники потребовали за такую услугу луидор! Перигрин с саркастической усмешкой заявил, что начинает понимать справедливость его панегирика французам, а огорченный гувернер ничего не мог сказать в свое оправдание кроме того, что их развратило общение с жителями Дувра. Однако его воспитанник был столь возмущен их вымогательством, что наотрез отказался их нанять, даже когда они сбавили цену наполовину, и поклялся, что предпочтет скорее остаться на борту до той поры, пока пакетбот не сможет войти в гавань, чем поощрять такую наглость.
Шкипер, который, по всей верроятности, питал какую-то симпатию к лодочникам, тщетно доказывал, что не может лечь в дрейф или стать на якорь у берега с подветренной стороны; наш герой, посоветовавшись с Пайпсом, отвечал, что нанял его судно для переезда в Кале и не угодно ли ему исполнить взятое обязательство.
Шкипер, весьма расстроенный этим повелительным ответом, который отнюдь не доставил удовольствия мистеру Джолтеру, отослал лодку, несмотря на просьбы и уступки лодочников. Подойдя немного ближе к берегу, они стали на якорь и ждали, пока прилив не помог им пройти отмель. Тогда они вошли в гавань, и наш джентльмен со своими спутниками и поклажей был доставлен на пристань матросами, которых щедро вознаградил за труды.
Его немедленно обступило великое множество носильщиков, которые, подобно голодным волкам, завладели его багажом и начали расхватывать отдельные вещи, не дожидаясь его распоряжений. Взбешенный этой дерзкой назойливостью, он приказал им остановиться, присовокупив немало проклятий и ругательств, какие подсказывало ему раздражение; и, видя, что один из них как будто не обращает никакого внимания на его слова и удаляется со своей ношей, он выхватил дубинку из рук своего лакея и, мгновенно догнав парня, поверг его на землю одним ударом. В ту же секунду он был окружен толпой этих canailles Негодяй, каналья! (франц.)., которые негодовали на оскорбление, нанесенное их собрату, и немедленно расправились бы с обидчиком, если бы Пайпс, видя хозяина своего в беде, не призвал на помощь всю команду и не сражался столь мужественно, что неприятель вынужден был отступить с явными следами поражения, грозя посвятить в их ссору коменданта. Джолтер, который знал пределы власти французского губернатора и боялся его, начал дрожать от страха, слыша их несмолкающие угрозы; но они не посмели обратиться к этому судье, который, при беспристрастном изложении дела, сурово наказал бы их за жадность и наглость. Перигрин, без дальнейших неприятностей, прибег к помощи своих спутников, которые взвалили на плечи его поклажу и последовали за ним к воротам, где их задержали часовые, покуда не будут зарегистрированы их имена.
Мистер Джолтер, уже подвергавшийся ранее этому допросу, решил использовать свой опыт и хитро назвал своего воспитанника молодым английским лордом. Как только это заявление, подкрепленное видом его экипировки, дошло до сведения офицера, тот вызвал стражу и приказал своим солдатам взять на караул, покуда его лордство прошествовал торжественно к Lion d'Argent Серебряный лев (франц.)., где он снял помещение на ночь, рассчитывая на следующее утро выехать в почтовой карете в Париж.
Гувернер чрезвычайно гордился этим образчиком учтивости и уважения, коим их почтили, и вернулся к своей излюбленной теме, восхваляя методы управления французского правительства, - управления, которое обеспечивает поддержание порядка и защиту населения лучше, чем какой бы то ни было другой государственный строй. Что касается их вежливого внимания к иностранцам, то никаких доказательств не требовалось после оказанной им любезности и потворства губернатора, когда Перигрин прибег к своим собственным слугам для доставки вещей в гостиницу, нарушив привилегии местных жителей.
В то время как он с величайшим самодовольством распространялся об этом предмете, камердинер, войдя в комнату, прервал его рацею, сообщив своему хозяину, что их сундуки и чемоданы должны быть доставлены в таможню для того, чтобы их обыскали и запечатали свинцовой пломбой, которая должна оставаться неприкосновенной вплоть до прибытия в Париж.
Перигрин не возражал против этого обычая, каковой сам по себе был довольно разумен; но когда он узнал, что ворота осаждены новой толпой носильщиков, которые настаивают на своем праве нести вещи и вдобавок назначают свою цену, он наотрез отказался подчиниться их требованиям. Мало того, он угостил одного из самых крикливых пинком и заявил им, что если их таможенные чиновники хотят осматривать его багаж, они могут прийти для этой цели в гостиницу. Камердинер был смущен столь дерзким поведением своего господина, которое, - как заметил, пожимая плечами, лакей, - было bien a l'anglaise Совершенно в английском духе (франц.)., тогда как гувернер счел его оскорблением, нанесенным целому народу, и убеждал своего воспитанника подчиниться обычаю страны. Но высокомерный от природы нрав Перигрина воспрепятствовал ему прислушаться к благоразумному совету Джолтера, и не прошло и получаса, как они заметили шеренгу мушкетеров, приближавшуюся к воротам. При виде этого отряда воспитатель задрожал, камердинер побледнел, а лакей перекрестился; но наш герой, не проявляя никаких чувств, кроме негодования, встретил их у порога и с гневным видом спросил, что им нужно. Капрал, командовавший шеренгой, отвечал с большим спокойствием, что получил приказ доставить его багаж на таможню, и, увидев сундуки у входа, разместил своих людей между ними и их владельцем, в то время как следовавшие за ним носильщики взяли их и, не встречая сопротивления, направились к таможне.
Пикль был не настолько сумасброден, чтобы оспаривать силу этого распоряжения, но с целью досадить и выразить презрение тем, кто его принес, он громко обратился к своему камердинеру, приказав ему по-французски следовать за багажом и позаботиться о том, чтобы белье его и вещи не были украдены осмотрщиками. Капрал, обиженный этим сатирическим замечанием, бросил гневный взгляд на виновника, словно пекся о славе своей нации, и сказал ему, что узнает в нем чужестранца во Франции, так как иначе он избавил бы себя от труда принимать столь ненужные меры предосторожности.
ГЛАВА XXXVI
Он делает неудачную попытку ухаживать. - Уезжает в Булонь, где проводит вечер с английскими изгнанниками
Уступив таким образом силе, Перигрин осведомился, нет ли в доме каких-нибудь англичан, и, узнав, что джентльмен и леди занимают смежное помещение и заказали почтовую карету до Парижа, приказал Пайпсу снискать расположение их слуги и, если возможно, узнать их имена и звание, в то время как он с мистером Джолтером, в сопровождении лакея, совершал прогулку вокруг крепостного вала и обозревал укрепления.
Том так удачно вел расспросы, что к возвращению своего хозяина мог дать ему удовлетворительный отчет о его соседях, после того как угостил своего собрата бутылкой вина. Люди, о которых шла речь, были джентльмен и его супруга, недавно прибывшие из Англии и направлявшиеся в Париж. Муж был человек состоятельный, в ранней молодости он считался распутником и явным противником брака. У него не было недостатка ни в уме, ни в опыте, и особенно он чванился своим умением избегать сетей, раскинутых женским полом, глубоким знатоком которого он себя почитал. Но, несмотря на всю свою осторожность и сноровку, он не так давно пал жертвой чар одной торговки устрицами, которая нашла средство опутать его супружескими узами; и, дабы ускользнуть от комплиментов и поздравлений своих друзей и знакомых, он находился теперь на пути в Париж, где намеревался ввести свою супругу в beau monde Высший свет (франц.).. Тем временем он предпочитал жить уединенно, ибо ее природные таланты не были еще культивированы; и он не питал неограниченного доверия к ее добродетели и скромности, каковые едва не уступили ухаживанию одного офицера в Кентербери, который ухитрился втереться к ней в милость.
Любопытство Перигрина было возбуждено этими сведениями, он слонялся по двору в надежде увидеть дульцинею, которая пленила старого холостяка, и, заметив ее, наконец, в окне, позволил себе поклониться ей весьма почтительно. Она ответила на поклон реверансом; и костюм ее и манеры казались такими пристойными, что, не будь он предварительно осведомлен о прежней ее жизни, ему и в голову бы не пришло, что полученное ею воспитание отлично от воспитания других светских леди; вот сколь легко приобрести тот внешний лоск, которым так гордится знать. Впрочем, мистер Пикль якобы отметил нечто вульгарно-дерзкое в ее физиономии, что у леди родовитой и богатой было бы названо приятной живостью, которая одушевляет лицо и придает пикантность каждой черте; но так как у нее были красивые глаза и прекрасный цвет лица, залитого здоровым румянцем, который всегда говорит в пользу его владелицы, он невольно взирал на нее с вожделением и строил планы завоевать ее сердце.
С этой целью он поручил засвидетельствовать почтение ее супругу, которого звали Хорнбек, и сообщить, что он предполагает выехать на следующий день в Париж, а так как ему известно, что тот предпринял такое же путешествие, он будет чрезвычайно рад иметь его своим спутником, если у того нет другого более приятного приглашения. Хорнбек, который, по всей вероятности, не хотел приставлять к своей жене кавалера с такою внешностью, как у нашего героя, послал учтивый ответ на его предложение, выражая крайнее свое огорчение по поводу того, что не может воспользоваться этой любезностью вследствие недомогания своей жены, которая, опасается он, еще несколько дней не в состоянии будет вынести утомительный переезд. Этот отказ, который Перигрин объяснил ревностью супруга, задушил его проект в зародыше; он распорядился, чтобы его слуга француз заказал себе место в дилижансе, куда был уложен весь его багаж, кроме маленького чемодана с бельем и прочими необходимыми вещами, который был привязан к карете, нанятой ими у хозяина гостиницы; и рано утром Перигрин с мистером Джолтером покинул Кале в сопровождении своего камердинера и Пайпса, ехавших верхом.
Они добрались без всяких приключений до Булони, где позавтракали и навестили старого отца Грэма, шотландского джентльмена, одного из знакомых гувернера, который жил здесь капуцином шестьдесят лет, в течение которых подчинялся правилам ордена с самой суровой точностью, отличаясь также искренностью в беседе, человеколюбием и простотой в обращении. Из Булони они выехали около полудня и, намереваясь переночевать в Абевиле, приказали форейтору ехать как можно быстрее. Пожалуй, нехудо было для его лошадей, что ось сломалась и карета опрокинулась, прежде чем они сделали одну треть перегона.
Это происшествие заставило их вернуться туда, откуда они выехали, а так как им не удалось достать другой экипаж, они принуждены были ждать, покуда их карета не будет починена. Убедившись, что эта процедура задержит их на целый день, наш молодой джентльмен вооружился терпением и пожелал узнать, что можно получить на обед; гарсон, или официант, которому был задан этот вопрос, мгновенно исчез, и немедленно вслед за этим они были изумлены появлением странной фигуры, которую, судя по экстравагантному костюму и жестам, Перигрин счел сумасшедшим французского происхождения. Этот призрак, оказавшийся, кстати сказать, всего-навсего поваром, был высоким, длинноногим, тощим, смуглым парнем, сильно горбившимся; скулы его резко выступали, нос формой и размерами напоминал пороховницу, а глазные впадины покраснели по краям, словно кожа была содрана. На голове он носил носовой платок, бывший когда-то белым, который прикрывал верхнюю часть черного парика, к коему был прикреплен кошелек, величиной по крайней мере в квадратный фут, с торчавшими по обеим его сторонам солитером и розой, так что он походил на преступника у позорного столба. Спину его облекал полотняный камзол, рукава были украшены длинными кружевными гофрированными рукавчиками, талию охватывал передник, подоткнутый так, чтобы он не закрывал белых шелковых чулок; и вошел он, потрясая окровавленным оружием, имевшим добрых три фута в длину. Перигрин, видя, что он приближается с такой грозной осанкой, насторожился, но, получив сведения о его профессии, просмотрел меню и, заказав три-четыре блюда к обеду, отправился с мистером Джолтером осматривать город, который они еще не успели внимательно обозреть.
Возвращаясь из порта, они встретились с четырьмя-пятью джентльменами, которые, казалось, имели вид удрученный и, узнав по платью в нашем герое и его гувернере англичан, поклонились очень почтительно, когда те проходили мимо. Пикль, от природы сердобольный, почувствовал сострадание и, распознав по одежде слугу незнакомцев, заговорил с ним по-английски и спросил, кто эти джентльмены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
- Период полного колебания по циклоиде относятся ко времени, в течение которого падающее тело пройдет по оси циклоиды DV, как длина окружности к ее диаметру.
По всей вероятности, он продолжал бы доказывать эту теорему, не начнись у него такого приступа тошноты, что он принужден был бросить книгу и уступить своему недомоганию; поэтому он растянулся во всю длину и, взывая к небесам, стал готовиться к смертному часу, как вдруг шум наверху замер; а так как он не мог постигнуть причину этого зловещего молчания, ему почудилось, что либо все люди смыты за борт, либо, отчаявшись спастись, они перестали бороться с бурей. В то время как он терзался мучительной неизвестностью, которую, впрочем, озаряли слабые лучи надежды, в каюту вошел шкипер; тогда он спросил голосом, ослабевшим от страха, что происходит напалубе, и шкипер, поднеся ко рту большую бутылку бренди, глухо ответил:
- Теперь все кончено, сударь.
Тут мистер Джолтер, почитая себя погибшим, в ужасе завопил:
- Господи, помилуй нас! Христос, помилуй нас!
И повторял эту молитву как бы машинально, пока шкипер не вывел его из заблуждения, пояснив смысл своего замечания и объявив, что шторм прекратился.
Такой неожиданный переход от страха к радости вызвал у мистера Джолтера чрезвычайное волнение, как душевное, так и телесное, и прошло не меньше четверти часа, прежде чем он вновь обрел власть над своими органами. К тому времени погода прояснилась, ветер снова стал попутным, и на расстоянии пяти лиг показалось Кале; поэтому лица всех просветлели от радостного ожидания, и Перигрин, рискнув спуститься в каюту, утешил своего гувернера сообщением о счастливом завершении дел.
Возликовав при мысли о скорой высадке, Джолтер начал воспевать хвалу тем краям, куда они направлялись. Он заявил, что Франция - страна учтивости и гостеприимства, каковыми отличается поведение людей всех чинов и рангов, от пэра до крестьянина, что джентльмен и иностранец не только не страдает от оскорблений и надувательства, как в Англии, но к нему относятся с величайшим почтением, чистосердечием и уважением; что поля там плодородны, климат приятный и здоровый, фермеры богаты и трудолюбивы, а все подданные счастливейшие из смертных. Он мог бы долго распространяться на свою излюбленную тему, если бы его воспитанник не вынужден был выбежать на палубу, в результате предостережения, сделанного ему его желудком.
Шкипер, видя его состояние, очень добросовестно напомнил ему о холодной ветчине и птице, равно как о корзине с вином, которую он приказал доставить на борт, и спросил, не пора ли накрывать на стол. Он не мог выбрать более благоприятный момент для того, чтобы доказать свою незаинтересованность. Перигрин скорчил кислую гримасу при упоминании о еде, умоляя его ради Христа не говорить больше об этом предмете. Тогда он спустился в каюту и задал тот же вопрос мистеру Джолтеру, который, как было ему известно, питал не меньшее отвращение к его предложению, и, встретив у него такой же прием, отправился в кубрик и повторил свой учтивый совет камердинеру и лакею, которые лежали, страдая от двустороннего извержения, и отвечали на его любезность неистовыми проклятиями. Потерпев, таким образом, неудачу и вопреки своим добрым намерениям, он приказал юнге спрятать провизию в один из ящиков, согласно обычаям судна.
Начался отлив, когда они приблизились к побережью Франции, и судно не могло войти в гавань, а посему они должны были лечь в дрейф и ждать лодку с берега, которая меньше чем через полчаса подошла к борту. Мистер Джолтер поднялся на палубу и, с невыразимым удовольствием вдыхая французский воздух, спросил лодочников (дружески называя их mes enfants Дети мои (франц.)), сколько они возьмут за то, чтобы доставить его с воспитанником и поклажей на пристань. Но как же он был поражен, когда эти учтивые, чистосердечные, разумные лодочники потребовали за такую услугу луидор! Перигрин с саркастической усмешкой заявил, что начинает понимать справедливость его панегирика французам, а огорченный гувернер ничего не мог сказать в свое оправдание кроме того, что их развратило общение с жителями Дувра. Однако его воспитанник был столь возмущен их вымогательством, что наотрез отказался их нанять, даже когда они сбавили цену наполовину, и поклялся, что предпочтет скорее остаться на борту до той поры, пока пакетбот не сможет войти в гавань, чем поощрять такую наглость.
Шкипер, который, по всей верроятности, питал какую-то симпатию к лодочникам, тщетно доказывал, что не может лечь в дрейф или стать на якорь у берега с подветренной стороны; наш герой, посоветовавшись с Пайпсом, отвечал, что нанял его судно для переезда в Кале и не угодно ли ему исполнить взятое обязательство.
Шкипер, весьма расстроенный этим повелительным ответом, который отнюдь не доставил удовольствия мистеру Джолтеру, отослал лодку, несмотря на просьбы и уступки лодочников. Подойдя немного ближе к берегу, они стали на якорь и ждали, пока прилив не помог им пройти отмель. Тогда они вошли в гавань, и наш джентльмен со своими спутниками и поклажей был доставлен на пристань матросами, которых щедро вознаградил за труды.
Его немедленно обступило великое множество носильщиков, которые, подобно голодным волкам, завладели его багажом и начали расхватывать отдельные вещи, не дожидаясь его распоряжений. Взбешенный этой дерзкой назойливостью, он приказал им остановиться, присовокупив немало проклятий и ругательств, какие подсказывало ему раздражение; и, видя, что один из них как будто не обращает никакого внимания на его слова и удаляется со своей ношей, он выхватил дубинку из рук своего лакея и, мгновенно догнав парня, поверг его на землю одним ударом. В ту же секунду он был окружен толпой этих canailles Негодяй, каналья! (франц.)., которые негодовали на оскорбление, нанесенное их собрату, и немедленно расправились бы с обидчиком, если бы Пайпс, видя хозяина своего в беде, не призвал на помощь всю команду и не сражался столь мужественно, что неприятель вынужден был отступить с явными следами поражения, грозя посвятить в их ссору коменданта. Джолтер, который знал пределы власти французского губернатора и боялся его, начал дрожать от страха, слыша их несмолкающие угрозы; но они не посмели обратиться к этому судье, который, при беспристрастном изложении дела, сурово наказал бы их за жадность и наглость. Перигрин, без дальнейших неприятностей, прибег к помощи своих спутников, которые взвалили на плечи его поклажу и последовали за ним к воротам, где их задержали часовые, покуда не будут зарегистрированы их имена.
Мистер Джолтер, уже подвергавшийся ранее этому допросу, решил использовать свой опыт и хитро назвал своего воспитанника молодым английским лордом. Как только это заявление, подкрепленное видом его экипировки, дошло до сведения офицера, тот вызвал стражу и приказал своим солдатам взять на караул, покуда его лордство прошествовал торжественно к Lion d'Argent Серебряный лев (франц.)., где он снял помещение на ночь, рассчитывая на следующее утро выехать в почтовой карете в Париж.
Гувернер чрезвычайно гордился этим образчиком учтивости и уважения, коим их почтили, и вернулся к своей излюбленной теме, восхваляя методы управления французского правительства, - управления, которое обеспечивает поддержание порядка и защиту населения лучше, чем какой бы то ни было другой государственный строй. Что касается их вежливого внимания к иностранцам, то никаких доказательств не требовалось после оказанной им любезности и потворства губернатора, когда Перигрин прибег к своим собственным слугам для доставки вещей в гостиницу, нарушив привилегии местных жителей.
В то время как он с величайшим самодовольством распространялся об этом предмете, камердинер, войдя в комнату, прервал его рацею, сообщив своему хозяину, что их сундуки и чемоданы должны быть доставлены в таможню для того, чтобы их обыскали и запечатали свинцовой пломбой, которая должна оставаться неприкосновенной вплоть до прибытия в Париж.
Перигрин не возражал против этого обычая, каковой сам по себе был довольно разумен; но когда он узнал, что ворота осаждены новой толпой носильщиков, которые настаивают на своем праве нести вещи и вдобавок назначают свою цену, он наотрез отказался подчиниться их требованиям. Мало того, он угостил одного из самых крикливых пинком и заявил им, что если их таможенные чиновники хотят осматривать его багаж, они могут прийти для этой цели в гостиницу. Камердинер был смущен столь дерзким поведением своего господина, которое, - как заметил, пожимая плечами, лакей, - было bien a l'anglaise Совершенно в английском духе (франц.)., тогда как гувернер счел его оскорблением, нанесенным целому народу, и убеждал своего воспитанника подчиниться обычаю страны. Но высокомерный от природы нрав Перигрина воспрепятствовал ему прислушаться к благоразумному совету Джолтера, и не прошло и получаса, как они заметили шеренгу мушкетеров, приближавшуюся к воротам. При виде этого отряда воспитатель задрожал, камердинер побледнел, а лакей перекрестился; но наш герой, не проявляя никаких чувств, кроме негодования, встретил их у порога и с гневным видом спросил, что им нужно. Капрал, командовавший шеренгой, отвечал с большим спокойствием, что получил приказ доставить его багаж на таможню, и, увидев сундуки у входа, разместил своих людей между ними и их владельцем, в то время как следовавшие за ним носильщики взяли их и, не встречая сопротивления, направились к таможне.
Пикль был не настолько сумасброден, чтобы оспаривать силу этого распоряжения, но с целью досадить и выразить презрение тем, кто его принес, он громко обратился к своему камердинеру, приказав ему по-французски следовать за багажом и позаботиться о том, чтобы белье его и вещи не были украдены осмотрщиками. Капрал, обиженный этим сатирическим замечанием, бросил гневный взгляд на виновника, словно пекся о славе своей нации, и сказал ему, что узнает в нем чужестранца во Франции, так как иначе он избавил бы себя от труда принимать столь ненужные меры предосторожности.
ГЛАВА XXXVI
Он делает неудачную попытку ухаживать. - Уезжает в Булонь, где проводит вечер с английскими изгнанниками
Уступив таким образом силе, Перигрин осведомился, нет ли в доме каких-нибудь англичан, и, узнав, что джентльмен и леди занимают смежное помещение и заказали почтовую карету до Парижа, приказал Пайпсу снискать расположение их слуги и, если возможно, узнать их имена и звание, в то время как он с мистером Джолтером, в сопровождении лакея, совершал прогулку вокруг крепостного вала и обозревал укрепления.
Том так удачно вел расспросы, что к возвращению своего хозяина мог дать ему удовлетворительный отчет о его соседях, после того как угостил своего собрата бутылкой вина. Люди, о которых шла речь, были джентльмен и его супруга, недавно прибывшие из Англии и направлявшиеся в Париж. Муж был человек состоятельный, в ранней молодости он считался распутником и явным противником брака. У него не было недостатка ни в уме, ни в опыте, и особенно он чванился своим умением избегать сетей, раскинутых женским полом, глубоким знатоком которого он себя почитал. Но, несмотря на всю свою осторожность и сноровку, он не так давно пал жертвой чар одной торговки устрицами, которая нашла средство опутать его супружескими узами; и, дабы ускользнуть от комплиментов и поздравлений своих друзей и знакомых, он находился теперь на пути в Париж, где намеревался ввести свою супругу в beau monde Высший свет (франц.).. Тем временем он предпочитал жить уединенно, ибо ее природные таланты не были еще культивированы; и он не питал неограниченного доверия к ее добродетели и скромности, каковые едва не уступили ухаживанию одного офицера в Кентербери, который ухитрился втереться к ней в милость.
Любопытство Перигрина было возбуждено этими сведениями, он слонялся по двору в надежде увидеть дульцинею, которая пленила старого холостяка, и, заметив ее, наконец, в окне, позволил себе поклониться ей весьма почтительно. Она ответила на поклон реверансом; и костюм ее и манеры казались такими пристойными, что, не будь он предварительно осведомлен о прежней ее жизни, ему и в голову бы не пришло, что полученное ею воспитание отлично от воспитания других светских леди; вот сколь легко приобрести тот внешний лоск, которым так гордится знать. Впрочем, мистер Пикль якобы отметил нечто вульгарно-дерзкое в ее физиономии, что у леди родовитой и богатой было бы названо приятной живостью, которая одушевляет лицо и придает пикантность каждой черте; но так как у нее были красивые глаза и прекрасный цвет лица, залитого здоровым румянцем, который всегда говорит в пользу его владелицы, он невольно взирал на нее с вожделением и строил планы завоевать ее сердце.
С этой целью он поручил засвидетельствовать почтение ее супругу, которого звали Хорнбек, и сообщить, что он предполагает выехать на следующий день в Париж, а так как ему известно, что тот предпринял такое же путешествие, он будет чрезвычайно рад иметь его своим спутником, если у того нет другого более приятного приглашения. Хорнбек, который, по всей вероятности, не хотел приставлять к своей жене кавалера с такою внешностью, как у нашего героя, послал учтивый ответ на его предложение, выражая крайнее свое огорчение по поводу того, что не может воспользоваться этой любезностью вследствие недомогания своей жены, которая, опасается он, еще несколько дней не в состоянии будет вынести утомительный переезд. Этот отказ, который Перигрин объяснил ревностью супруга, задушил его проект в зародыше; он распорядился, чтобы его слуга француз заказал себе место в дилижансе, куда был уложен весь его багаж, кроме маленького чемодана с бельем и прочими необходимыми вещами, который был привязан к карете, нанятой ими у хозяина гостиницы; и рано утром Перигрин с мистером Джолтером покинул Кале в сопровождении своего камердинера и Пайпса, ехавших верхом.
Они добрались без всяких приключений до Булони, где позавтракали и навестили старого отца Грэма, шотландского джентльмена, одного из знакомых гувернера, который жил здесь капуцином шестьдесят лет, в течение которых подчинялся правилам ордена с самой суровой точностью, отличаясь также искренностью в беседе, человеколюбием и простотой в обращении. Из Булони они выехали около полудня и, намереваясь переночевать в Абевиле, приказали форейтору ехать как можно быстрее. Пожалуй, нехудо было для его лошадей, что ось сломалась и карета опрокинулась, прежде чем они сделали одну треть перегона.
Это происшествие заставило их вернуться туда, откуда они выехали, а так как им не удалось достать другой экипаж, они принуждены были ждать, покуда их карета не будет починена. Убедившись, что эта процедура задержит их на целый день, наш молодой джентльмен вооружился терпением и пожелал узнать, что можно получить на обед; гарсон, или официант, которому был задан этот вопрос, мгновенно исчез, и немедленно вслед за этим они были изумлены появлением странной фигуры, которую, судя по экстравагантному костюму и жестам, Перигрин счел сумасшедшим французского происхождения. Этот призрак, оказавшийся, кстати сказать, всего-навсего поваром, был высоким, длинноногим, тощим, смуглым парнем, сильно горбившимся; скулы его резко выступали, нос формой и размерами напоминал пороховницу, а глазные впадины покраснели по краям, словно кожа была содрана. На голове он носил носовой платок, бывший когда-то белым, который прикрывал верхнюю часть черного парика, к коему был прикреплен кошелек, величиной по крайней мере в квадратный фут, с торчавшими по обеим его сторонам солитером и розой, так что он походил на преступника у позорного столба. Спину его облекал полотняный камзол, рукава были украшены длинными кружевными гофрированными рукавчиками, талию охватывал передник, подоткнутый так, чтобы он не закрывал белых шелковых чулок; и вошел он, потрясая окровавленным оружием, имевшим добрых три фута в длину. Перигрин, видя, что он приближается с такой грозной осанкой, насторожился, но, получив сведения о его профессии, просмотрел меню и, заказав три-четыре блюда к обеду, отправился с мистером Джолтером осматривать город, который они еще не успели внимательно обозреть.
Возвращаясь из порта, они встретились с четырьмя-пятью джентльменами, которые, казалось, имели вид удрученный и, узнав по платью в нашем герое и его гувернере англичан, поклонились очень почтительно, когда те проходили мимо. Пикль, от природы сердобольный, почувствовал сострадание и, распознав по одежде слугу незнакомцев, заговорил с ним по-английски и спросил, кто эти джентльмены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110