Гулять одной с этим мужчиной? Если осматривать и водопад, и источник, то прогулка займет не менее трех четвертей часа или даже больше. Они будут одни.
— Ну хорошо. — Ее взгляд переместился с Джайлза к отцу, потом к Мату и снова к капитану. — Но вдруг это покажется кому-нибудь неприличным? Мы так долго будем без сопровождения…
Джайлз предпочел бы ненадолго остаться с Грейс наедине, но он постарался скрыть разочарование.
— Я не возражаю, если к нам присоединится ваша служанка, — солгал он.
Мату покачала головой и с сожалением показала на тарелки и чашки.
— Ты права, Мату, — поддержал ее Эдмунд. — У тебя здесь масса дел, а мы с Иолантой должны кое-что обсудить. Я полагаюсь на вас, капитан Кортни, ведь моя дочь будет в обществе джентльмена.
— Разве мужчина может быть не джентльменом в присутствии подобной леди? — галантно отозвался Джайлз и опешил, услышав неуместное хихиканье миссис Уэлборн.
— Да уж, действительно леди, — проговорила она. — Надеюсь, вы будете не слишком разочарованы, обнаружив, что для Грейс больше подходит жизнь на плантации, чем в море. Разве не так, Грейс?
Глаза девушки едва заметно сузились.
— Не могу сказать, ведь я никогда не была в море, — ответила она и почувствовала, как ненависть толкает ее к действию, убирает ее руку с дверной ручки и просовывает под руку капитана Кортни. — У нас впереди долгая прогулка. Пойдемте же, я так хочу послушать рассказы о ваших приключениях, капитан. Должно быть, вы многое повидали.
Они задержались на миг, закрывая за собой дверь, и вот уже Джайлз оглядывает двор и окружающие постройки. На мельнице под беспрерывное ритмичное пощелкивание бича в руках белого надсмотрщика четверо негров толкали по бесконечному кругу огромные, установленные крестом балки. Пот струился по их голым спинам. Джайлз с состраданием представил, какую боль вызывает попадающая на раны соль. Двигаясь по кругу, рабы приводили в действие три мельничных жернова в середине всего сооружения. Трое других рабов постоянно добавляли туда сахарный тростник, отжимали сок, который потом выкипал в чанах.
— Здесь лучше бы поставить быков, — заметил Джайлз.
— Они дороги, и купить их трудно, — ответила Грейс. — И едят они много. Отец считает, что рабы экономичнее. Один бык стоит столько, что на эти деньги он может купить несколько негров.
— Но так они долго не выдержат!
— Разумеется. Жизнь одного раба стоит полтонны сахара, капитан. Это дешевая собственность. — Она внимательно следила за его лицом, с удовлетворением отмечая, что его глаза расширились от неприятного удивления. Капитан нахмурил брови и недовольно поджал губы.
Грейс указала на убегавшую в заросли тропинку:
— Отправимся по ней. Она идет мимо хижин рабов, но сейчас там только старики и маленькие дети. Младенцев матери берут с собой на тростниковую плантацию. Когда они подрастут и научатся ходить, но еще не смогут работать, то будут оставаться со стариками и больными.
— Мой опыт общения с детьми не велик, но я помню своих маленьких сестер. Представить себе не могу, чтобы старики могли управляться с такими непоседами.
Грейс с грустью покачала головой:
— Нет, капитан, это вовсе не те упитанные и довольные жизнью малыши. Они не скачут, не бегают. В неволе у негров редко рождаются дети, к тому же примерно половина младенцев умирает, не достигнув одного года. В шесть лет они начинают помогать в работе по дому, например, таскать с реки тяжелые ведра с водой, а до дома не меньше мили. Наращивают мускулы, а через несколько лет вместе с родителями идут в поле, на мельницу или в сахароварню. А дисциплина что для взрослых, что для детей — одинаковая. Миссис Уэлборн с надсмотрщиками очень любят плеть.
— Миссис Уэлборн?
Грейс помолчала, устремив взгляд в нависший над ними зеленый шатер.
— Мы с матерью не очень ладим, — наконец проговорила она.
— Я заметил.
— Боюсь, мы не слишком это скрываем.
— Но у вас есть ваша Мату.
— Мату не моя, — с горячностью возразила Грейс. — Если бы она была белой и звали бы ее Мэри, разве вы тогда назвали бы ее «моя Мэри»?
Лицо Джайлза вспыхнуло, в сердце шевельнулась обида, но потом он представил, как бы себя чувствовал, если бы его собственная мать выросла в обстановке такой жестокости. Он понял, что грубость Грейс вызвана ее привязанностью к служанке, а не личной неприязнью к нему самому. Джайлз пожал плечами.
— Возможно, и назвал бы, — задумчиво ответил он. — Вы обе так близки, почти как мать и дочь. — И моряк с удовольствием отметил, что с лица Грейс исчезло прежнее напряжение.
— Конечно, — уже мягче отозвалась девушка. — У» меня украли мать, но Мату я люблю всем сердцем.
Насколько понял Джайлз, мамаша Грейс была не слишком большой потерей.
— Ваша Мату… Она не слишком разговорчива, — заметил Джайлз.
— Двадцать лет назад отец приказал вырезать ей язык, — сообщила Грейс ровным тоном, как будто в этих словах не было ничего странного.
Джайлз в изумлении остановился.
— Как? Почему?
Грейс на секунду замерла, зеленые, потемневшие от боли глаза смотрели сквозь собеседника, как будто в тенистых зарослях джунглей видели привидение. Потом она сосредоточила взгляд на молодом человеке, и он ощутил пронзившую его на мгновение боль.
— Здесь это обычное дело, капитан Кортни. Мату не единственная рабыня на плантации Уэлборна, у которой отрезали язык. Такому наказанию могут подвергнуть за кражу пищи, предназначавшейся собаке управляющего. Или если хозяин хочет сохранить какую-то тайну.
Джайлзу не надо было спрашивать, как обстояло дело в случае с Мату.
— Что же она такое узнала, что вашему отцу пришлось заставить ее замолчать?
И снова та же циничная, загадочная улыбка.
— Если я вам скажу, он может и мне вырезать язык. — Грейс развернулась и пошла дальше, а Джайлз принялся размышлять, в какую историю он здесь попал.
Грейс тем временем пыталась побороть острое чувство сожаления, отравлявшее ей сердце. Разумеется, он в шоке. Она знала, что так и будет. Усилием воли она заставила себя рассказывать об этих вещах спокойно, но на самом деле они до сих пор повергали ее в такой же шок, как и капитана. Что бы чувствовал этот моряк, если бы Грейс говорила обо всем с той болью, которую действительно испытывала? Может, ей стало бы легче, если бы чья-то добрая душа разделила с ней эту ношу? Что, если решиться и все же попробовать?
Джайлз догнал девушку, и вдвоем они направились к паре небольших аккуратных коттеджей под зелеными сводами леса.
— Здесь живут четверо белых, — пояснила Грейс, — наши охранники. А вон там, — девушка указала на домик меньших размеров с собачьими будками и пятью бешено лающими псами, — живет управляющий. По ночам собак спускают с цепи. Никто из работников не должен после темноты покидать свои хижины. Кроме того, собаки выслеживают беглецов и иногда их убивают.
— Зачем же выслеживать, ловить, а потом убивать?
— В назидание оставшимся. Это незабываемое и, следовательно, пугающее зрелище.
Джайлз снова содрогнулся, а Грейс ощутила, что такая его реакция приносит ей облегчение.
Через несколько ярдов деревья чуть-чуть расступались, открывая поляну, где жили рабы. Убогие хижины с земляными полами и прохудившимися соломенными крышами сбились в тесную кучу среди роскоши тропического леса. Все двери и окна были открыты, никакой защиты ни от насекомых, ни от дождя. И никакой возможности хоть на минуту уединиться. В целом поляна казалась небольшой деревней из десяти-двенадцати строений. Около дюжины голых чернокожих ребятишек играли в пыли или вяло возились друг с другом. Их тоненькие ножки и выпуклые животы без слов говорили о том, что вся их пища состоит из зерна и маниоки. Одни грызли куски сахарного тростника, другие плакали. Возле детей сидели несколько рабов, пожалуй, ненамного старше Джайлза, но таких слабых и изможденных, что непонятно было, почему они до сих пор еще живы. Одна из женщин дрожащими пальцами пыталась чинить абсолютно изорванную одежду, которая по виду едва ли заслуживала таких усилий.
Из дверей одной хижины выглянул старик с блестящей черной кожей и курчавой шапкой седых волос. Махнув рукой в сторону Грейс, он позвал:
— Мисси! Мисси! — Потом быстро и отрывисто произнес что-то еще. Слова звучали почти по-английски, но все же как-то иначе. По грязной, убогой лужайке Грейс двинулась к нему.
— Что он говорит? — спросил Джайлз.
— Не знаю. Они разговаривают на смеси африканских языков и добавляют искаженные английские.
Джайлз подумал было, что ей, пожалуй, не стоит заходить в хижину, но она явно собиралась поступить именно так, а потому он последовал за ней. Внутри он инстинктивно стал между девушкой и негром, и, как всегда в чреватой опасностью ситуации, его поза и выражение лица демонстрировали угрозу. Чернокожий раб съежился от страха. Джайлзу стало стыдно. Истощенный человек, состарившийся раньше времени, не представлял для Грейс никакой опасности.
Грейс наблюдала за пантомимой с напряженным вниманием. Она и сама не понимала, что растрогало ее больше: желание капитана защитить свою спутницу или его очевидное раскаяние, что он так напугал несчастного.
Негр чуть сдвинулся в сторону и жестом показал на коврик в углу хижины. В тесном помещении их было не меньше десятка, но все пустые, а на этом лежала крошечная девочка, лет четырех, не больше. Ребенок сжался в комок и негромко стонал. Девочка была совсем маленькая, но все же Джайлза неприятно поразило, что на ней совсем не было одежды, ничто не укрывало тощее тельце от посторонних взглядов.
— Неужели ваш отец совсем ничего им не дает? — спросил моряк.
Грейс покачала головой:
— Эти рабы либо слишком старые, либо слишком юные. Они не представляют для него никакой ценности. — Она опустилась на колени возле ребенка и положила ладонь на лоб девочки. — Она вся горит. Что ты ей давал? — спросила она у старика. — Травы? — Грейс жестами изобразила, что готовит отвар, наливает и пьет.
Старик вышел из хижины, потом вернулся с охапкой коры и листьев. Грейс кивнула:
— Да, от лихорадки они помогают. Что с ней? Мужчина тоже стал на колени и попытался взять девочку за руку, которую она с силой прижимала к раздувшемуся животику.
— Что-то с животом? — спросила Грейс. — Ее рвет? — Девушка снова прибегла к пантомиме, но старый негр отрицательно покачал головой и снова потянул девочку за кисть, на сей раз она со стоном позволила распрямить руку. — Ну-ка, помогите, — скомандовала Джайлзу Грейс, — мне надо осмотреть ее.
Теперь и Джайлз опустился на колени возле коврика. Содрогаясь от криков ребенка, он все же разжал крохотный кулачок так, чтобы Грейс могла видеть всю руку.
— О Господи! — в ужасе прошептала девушка.
— Что там? — спросил Джайлз, ослабляя хватку и наклоняясь так, чтобы рассмотреть рану.
— Нет, нет. Держите, мне надо посмотреть… О Господи!
Джайлз ощутил слабый запах гниения и присмотрелся внимательнее. Указательный палец девочки был раздроблен. Он покраснел, из него сочился гной. Вся рука распухла вдвое против обычного размера, краснота была видна даже сквозь темную кожу ребенка. Воспаление уже достигло подмышки.
Грейс обменялась со стариком горестным беспомощным взглядом.
— Что… что можно сделать? — потрясенно спросил Джайлз.
— Сообщите отцу, что я останусь здесь на ночь, — отозвалась Грейс.
— Хорошо. Что мне принести? Наверняка у вас в доме есть какие-нибудь лекарства, кроме этих листьев.
Несколько секунд Грейс молча смотрела на капитана. Казалось, морщинки вокруг его серых глаз углубились, она сделала над собой усилие, чтобы не протянуть руку и не погладить их.
— Капитан, сколько времени вы прослужили на кораблях? — тихим голосом спросила она.
— Лет двадцать.
— И видели такие раны?
Он опустил взгляд на несчастную малышку. Конечно, видел. Раны в бою… Джайлз мрачно кивнул, не в силах произнести ни слова. Тут ничем не поможешь. Можно лишь попытаться смягчить предсмертную боль.
— И все из-за разбитого пальца! — с горечью проговорил он. — Какая бессмыслица! Если бы рана была вовремя обработана, сейчас она бы уже зажила!
Грейс печально покачала головой:
— Управляющий никогда не станет тратить время на лечение никому не нужного чернокожего ребенка, капитан Кортни. Сколько угодно детей может погибнуть от легко излечимых болезней, но до них никому нет дела, ведь их так просто заменить другими. Отец считает, что вопрос сводится к накладным расходам. «Необходимое зло» — вы ведь так выразились?
— Я не имел в виду ничего подобного! — в ужасе воскликнул капитан.
Грейс мягко положила свою руку ему на локоть.
— Я знаю. Мне жаль, что вам пришлось все это увидеть, но я сейчас не могу ее оставить. Вы понимаете?
— Я вернусь, — пообещал Джайлз. — Сообщу вашему отцу и приду посидеть с вами.
— Это нелегкое дело, капитан.
Он ответил решительным, упрямым взглядом.
— Мне приходилось держать своих людей, когда хирург ампутировал им гангренозные конечности. Однажды я держал за руку второго помощника, у которого распух язык, до самой его смерти. Лицо у него почернело, и он задохнулся. Все случилось из-за раны от ржавого ножа. Я не из тех, кто оставляет человека в одиночестве умирать от боли.
Джайлз не стал говорить, что ему никогда не приходилось сидеть у смертного одра маленькой девочки, с ужасом наблюдать за ее страданиями, за тем, как она испускает последний вздох. От этой мысли ему хотелось опуститься на земляной пол и расплакаться. Однако он сдержался, резко повернулся и направился к дому.
Грейс смотрела ему вслед. Вот еще одно человеческое существо… Она опустила взгляд на девочку, которая снова прижала к себе больную руку. Капитан вернется. Грейс была в этом так же уверена, как и в том, что сама она не оставит ребенка. Что он за человек? Мужественный, но способный к состраданию. Он сильный, но перед ней готов склониться. Он не хотел, чтобы Мату пошла с ними на прогулку, но все же согласился позволить ей их сопровождать. Не хотел, чтобы она, Грейс, входила в хижину — она прекрасно это почувствовала, — но промолчал и последовал за ней, готовый в любую минуту защитить ее.
Он мог бы отступиться. Никто не стал бы винить его за то, что он остался в доме с отцом и Иолантой. А теперь вместо приятной прогулки и, возможно, легкого ухаживания его ждет, вероятно, одна из самых тяжелых ночей в жизни. Грейс заметила, как конвульсивно сжались челюсти капитана, заметила поволоку слез в его глазах. Должно быть, его нелегко заставить плакать, если он действительно видел все, о чем говорил.
Малышка тоненько застонала, потом стала всхлипывать. Грейс не могла отстраниться, и слезы ребенка падали прямо на красноватый шелк нарядной юбки. Она гладила девочку по горящему лбу, по жестким курчавым волосам; преодолевая спазм в горле, бормотала слышанную от Мату негритянскую колыбельную. Ей не впервые приходилось утешать умирающего раба. Но на сей раз рядом с ней будет человек, который сможет ее утешить.
— Ты должна мне помочь, Иоланта! — прорычал Эдмунд, как только решил, что Грейс и Джайлз их уже не слышат. — Если ты станешь мешать…
— Мешать чему? — обманчиво сладким голосом спросила Иоланта.
— Она почти согласилась. Я чувствую, этого она примет. Иоланта с иронией пожала плечами.
— Ты ее слишком избаловал. Мой отец позволил мне выбирать самой, и вот что из этого вышло. А что, по твоему разумению, сделает этот капитан, когда она родит ему младенца цвета грязи? Скажи я ему сейчас, тебе будет только лучше.
Эдмунд грубо расхохотался:
— Тогда нашей тайне ничего не угрожает. Забота о моем благе — последнее, что придет тебе в голову.
Его жена сложила на груди руки и бросила на Эдмунда гневный взгляд:
— Ну почему, Эдмунд? Почему? Я никогда не смогу понять, что хорошего ты нашел в этой дыре! Это же не английское поместье, которое вместе с титулом надо передавать по наследству! Это всего-навсего плантация!
— Моя плантация! Ты сама себя обманываешь, Иоланта! Тебе кажется, что жизнь в Европе будет сплошным праздником. Но там у меня нет земель, нет никаких доходов. Элегантные туалеты, которые ты так любишь, оплачиваются тростником, растущим на здешних полях.
— Но почему тебе так важно передать плантацию по наследству? Какое зло причинил тебе этот несчастный моряк, что ты хочешь так жестоко его обмануть? Почему мы должны называть эту девчонку нашей дочерью?
— Мы обсуждали этот вопрос множество раз. Я могу еще раз объяснить тебе свои мотивы, но ты опять откажешься их принять. — Эдмунд махнул чернокожей служанке, которая в продолжение всего разговора убирала со стола. Надо же, как легко забываешь о ее присутствии! И Эдмунд в который раз пожалел, что лишил ее дара речи. — Мату, принеси мне что-нибудь выпить. И покрепче. Все равно что.
— О да, Эдмунд! Выпей, конечно, выпей, — с насмешкой произнесла Иоланта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Ну хорошо. — Ее взгляд переместился с Джайлза к отцу, потом к Мату и снова к капитану. — Но вдруг это покажется кому-нибудь неприличным? Мы так долго будем без сопровождения…
Джайлз предпочел бы ненадолго остаться с Грейс наедине, но он постарался скрыть разочарование.
— Я не возражаю, если к нам присоединится ваша служанка, — солгал он.
Мату покачала головой и с сожалением показала на тарелки и чашки.
— Ты права, Мату, — поддержал ее Эдмунд. — У тебя здесь масса дел, а мы с Иолантой должны кое-что обсудить. Я полагаюсь на вас, капитан Кортни, ведь моя дочь будет в обществе джентльмена.
— Разве мужчина может быть не джентльменом в присутствии подобной леди? — галантно отозвался Джайлз и опешил, услышав неуместное хихиканье миссис Уэлборн.
— Да уж, действительно леди, — проговорила она. — Надеюсь, вы будете не слишком разочарованы, обнаружив, что для Грейс больше подходит жизнь на плантации, чем в море. Разве не так, Грейс?
Глаза девушки едва заметно сузились.
— Не могу сказать, ведь я никогда не была в море, — ответила она и почувствовала, как ненависть толкает ее к действию, убирает ее руку с дверной ручки и просовывает под руку капитана Кортни. — У нас впереди долгая прогулка. Пойдемте же, я так хочу послушать рассказы о ваших приключениях, капитан. Должно быть, вы многое повидали.
Они задержались на миг, закрывая за собой дверь, и вот уже Джайлз оглядывает двор и окружающие постройки. На мельнице под беспрерывное ритмичное пощелкивание бича в руках белого надсмотрщика четверо негров толкали по бесконечному кругу огромные, установленные крестом балки. Пот струился по их голым спинам. Джайлз с состраданием представил, какую боль вызывает попадающая на раны соль. Двигаясь по кругу, рабы приводили в действие три мельничных жернова в середине всего сооружения. Трое других рабов постоянно добавляли туда сахарный тростник, отжимали сок, который потом выкипал в чанах.
— Здесь лучше бы поставить быков, — заметил Джайлз.
— Они дороги, и купить их трудно, — ответила Грейс. — И едят они много. Отец считает, что рабы экономичнее. Один бык стоит столько, что на эти деньги он может купить несколько негров.
— Но так они долго не выдержат!
— Разумеется. Жизнь одного раба стоит полтонны сахара, капитан. Это дешевая собственность. — Она внимательно следила за его лицом, с удовлетворением отмечая, что его глаза расширились от неприятного удивления. Капитан нахмурил брови и недовольно поджал губы.
Грейс указала на убегавшую в заросли тропинку:
— Отправимся по ней. Она идет мимо хижин рабов, но сейчас там только старики и маленькие дети. Младенцев матери берут с собой на тростниковую плантацию. Когда они подрастут и научатся ходить, но еще не смогут работать, то будут оставаться со стариками и больными.
— Мой опыт общения с детьми не велик, но я помню своих маленьких сестер. Представить себе не могу, чтобы старики могли управляться с такими непоседами.
Грейс с грустью покачала головой:
— Нет, капитан, это вовсе не те упитанные и довольные жизнью малыши. Они не скачут, не бегают. В неволе у негров редко рождаются дети, к тому же примерно половина младенцев умирает, не достигнув одного года. В шесть лет они начинают помогать в работе по дому, например, таскать с реки тяжелые ведра с водой, а до дома не меньше мили. Наращивают мускулы, а через несколько лет вместе с родителями идут в поле, на мельницу или в сахароварню. А дисциплина что для взрослых, что для детей — одинаковая. Миссис Уэлборн с надсмотрщиками очень любят плеть.
— Миссис Уэлборн?
Грейс помолчала, устремив взгляд в нависший над ними зеленый шатер.
— Мы с матерью не очень ладим, — наконец проговорила она.
— Я заметил.
— Боюсь, мы не слишком это скрываем.
— Но у вас есть ваша Мату.
— Мату не моя, — с горячностью возразила Грейс. — Если бы она была белой и звали бы ее Мэри, разве вы тогда назвали бы ее «моя Мэри»?
Лицо Джайлза вспыхнуло, в сердце шевельнулась обида, но потом он представил, как бы себя чувствовал, если бы его собственная мать выросла в обстановке такой жестокости. Он понял, что грубость Грейс вызвана ее привязанностью к служанке, а не личной неприязнью к нему самому. Джайлз пожал плечами.
— Возможно, и назвал бы, — задумчиво ответил он. — Вы обе так близки, почти как мать и дочь. — И моряк с удовольствием отметил, что с лица Грейс исчезло прежнее напряжение.
— Конечно, — уже мягче отозвалась девушка. — У» меня украли мать, но Мату я люблю всем сердцем.
Насколько понял Джайлз, мамаша Грейс была не слишком большой потерей.
— Ваша Мату… Она не слишком разговорчива, — заметил Джайлз.
— Двадцать лет назад отец приказал вырезать ей язык, — сообщила Грейс ровным тоном, как будто в этих словах не было ничего странного.
Джайлз в изумлении остановился.
— Как? Почему?
Грейс на секунду замерла, зеленые, потемневшие от боли глаза смотрели сквозь собеседника, как будто в тенистых зарослях джунглей видели привидение. Потом она сосредоточила взгляд на молодом человеке, и он ощутил пронзившую его на мгновение боль.
— Здесь это обычное дело, капитан Кортни. Мату не единственная рабыня на плантации Уэлборна, у которой отрезали язык. Такому наказанию могут подвергнуть за кражу пищи, предназначавшейся собаке управляющего. Или если хозяин хочет сохранить какую-то тайну.
Джайлзу не надо было спрашивать, как обстояло дело в случае с Мату.
— Что же она такое узнала, что вашему отцу пришлось заставить ее замолчать?
И снова та же циничная, загадочная улыбка.
— Если я вам скажу, он может и мне вырезать язык. — Грейс развернулась и пошла дальше, а Джайлз принялся размышлять, в какую историю он здесь попал.
Грейс тем временем пыталась побороть острое чувство сожаления, отравлявшее ей сердце. Разумеется, он в шоке. Она знала, что так и будет. Усилием воли она заставила себя рассказывать об этих вещах спокойно, но на самом деле они до сих пор повергали ее в такой же шок, как и капитана. Что бы чувствовал этот моряк, если бы Грейс говорила обо всем с той болью, которую действительно испытывала? Может, ей стало бы легче, если бы чья-то добрая душа разделила с ней эту ношу? Что, если решиться и все же попробовать?
Джайлз догнал девушку, и вдвоем они направились к паре небольших аккуратных коттеджей под зелеными сводами леса.
— Здесь живут четверо белых, — пояснила Грейс, — наши охранники. А вон там, — девушка указала на домик меньших размеров с собачьими будками и пятью бешено лающими псами, — живет управляющий. По ночам собак спускают с цепи. Никто из работников не должен после темноты покидать свои хижины. Кроме того, собаки выслеживают беглецов и иногда их убивают.
— Зачем же выслеживать, ловить, а потом убивать?
— В назидание оставшимся. Это незабываемое и, следовательно, пугающее зрелище.
Джайлз снова содрогнулся, а Грейс ощутила, что такая его реакция приносит ей облегчение.
Через несколько ярдов деревья чуть-чуть расступались, открывая поляну, где жили рабы. Убогие хижины с земляными полами и прохудившимися соломенными крышами сбились в тесную кучу среди роскоши тропического леса. Все двери и окна были открыты, никакой защиты ни от насекомых, ни от дождя. И никакой возможности хоть на минуту уединиться. В целом поляна казалась небольшой деревней из десяти-двенадцати строений. Около дюжины голых чернокожих ребятишек играли в пыли или вяло возились друг с другом. Их тоненькие ножки и выпуклые животы без слов говорили о том, что вся их пища состоит из зерна и маниоки. Одни грызли куски сахарного тростника, другие плакали. Возле детей сидели несколько рабов, пожалуй, ненамного старше Джайлза, но таких слабых и изможденных, что непонятно было, почему они до сих пор еще живы. Одна из женщин дрожащими пальцами пыталась чинить абсолютно изорванную одежду, которая по виду едва ли заслуживала таких усилий.
Из дверей одной хижины выглянул старик с блестящей черной кожей и курчавой шапкой седых волос. Махнув рукой в сторону Грейс, он позвал:
— Мисси! Мисси! — Потом быстро и отрывисто произнес что-то еще. Слова звучали почти по-английски, но все же как-то иначе. По грязной, убогой лужайке Грейс двинулась к нему.
— Что он говорит? — спросил Джайлз.
— Не знаю. Они разговаривают на смеси африканских языков и добавляют искаженные английские.
Джайлз подумал было, что ей, пожалуй, не стоит заходить в хижину, но она явно собиралась поступить именно так, а потому он последовал за ней. Внутри он инстинктивно стал между девушкой и негром, и, как всегда в чреватой опасностью ситуации, его поза и выражение лица демонстрировали угрозу. Чернокожий раб съежился от страха. Джайлзу стало стыдно. Истощенный человек, состарившийся раньше времени, не представлял для Грейс никакой опасности.
Грейс наблюдала за пантомимой с напряженным вниманием. Она и сама не понимала, что растрогало ее больше: желание капитана защитить свою спутницу или его очевидное раскаяние, что он так напугал несчастного.
Негр чуть сдвинулся в сторону и жестом показал на коврик в углу хижины. В тесном помещении их было не меньше десятка, но все пустые, а на этом лежала крошечная девочка, лет четырех, не больше. Ребенок сжался в комок и негромко стонал. Девочка была совсем маленькая, но все же Джайлза неприятно поразило, что на ней совсем не было одежды, ничто не укрывало тощее тельце от посторонних взглядов.
— Неужели ваш отец совсем ничего им не дает? — спросил моряк.
Грейс покачала головой:
— Эти рабы либо слишком старые, либо слишком юные. Они не представляют для него никакой ценности. — Она опустилась на колени возле ребенка и положила ладонь на лоб девочки. — Она вся горит. Что ты ей давал? — спросила она у старика. — Травы? — Грейс жестами изобразила, что готовит отвар, наливает и пьет.
Старик вышел из хижины, потом вернулся с охапкой коры и листьев. Грейс кивнула:
— Да, от лихорадки они помогают. Что с ней? Мужчина тоже стал на колени и попытался взять девочку за руку, которую она с силой прижимала к раздувшемуся животику.
— Что-то с животом? — спросила Грейс. — Ее рвет? — Девушка снова прибегла к пантомиме, но старый негр отрицательно покачал головой и снова потянул девочку за кисть, на сей раз она со стоном позволила распрямить руку. — Ну-ка, помогите, — скомандовала Джайлзу Грейс, — мне надо осмотреть ее.
Теперь и Джайлз опустился на колени возле коврика. Содрогаясь от криков ребенка, он все же разжал крохотный кулачок так, чтобы Грейс могла видеть всю руку.
— О Господи! — в ужасе прошептала девушка.
— Что там? — спросил Джайлз, ослабляя хватку и наклоняясь так, чтобы рассмотреть рану.
— Нет, нет. Держите, мне надо посмотреть… О Господи!
Джайлз ощутил слабый запах гниения и присмотрелся внимательнее. Указательный палец девочки был раздроблен. Он покраснел, из него сочился гной. Вся рука распухла вдвое против обычного размера, краснота была видна даже сквозь темную кожу ребенка. Воспаление уже достигло подмышки.
Грейс обменялась со стариком горестным беспомощным взглядом.
— Что… что можно сделать? — потрясенно спросил Джайлз.
— Сообщите отцу, что я останусь здесь на ночь, — отозвалась Грейс.
— Хорошо. Что мне принести? Наверняка у вас в доме есть какие-нибудь лекарства, кроме этих листьев.
Несколько секунд Грейс молча смотрела на капитана. Казалось, морщинки вокруг его серых глаз углубились, она сделала над собой усилие, чтобы не протянуть руку и не погладить их.
— Капитан, сколько времени вы прослужили на кораблях? — тихим голосом спросила она.
— Лет двадцать.
— И видели такие раны?
Он опустил взгляд на несчастную малышку. Конечно, видел. Раны в бою… Джайлз мрачно кивнул, не в силах произнести ни слова. Тут ничем не поможешь. Можно лишь попытаться смягчить предсмертную боль.
— И все из-за разбитого пальца! — с горечью проговорил он. — Какая бессмыслица! Если бы рана была вовремя обработана, сейчас она бы уже зажила!
Грейс печально покачала головой:
— Управляющий никогда не станет тратить время на лечение никому не нужного чернокожего ребенка, капитан Кортни. Сколько угодно детей может погибнуть от легко излечимых болезней, но до них никому нет дела, ведь их так просто заменить другими. Отец считает, что вопрос сводится к накладным расходам. «Необходимое зло» — вы ведь так выразились?
— Я не имел в виду ничего подобного! — в ужасе воскликнул капитан.
Грейс мягко положила свою руку ему на локоть.
— Я знаю. Мне жаль, что вам пришлось все это увидеть, но я сейчас не могу ее оставить. Вы понимаете?
— Я вернусь, — пообещал Джайлз. — Сообщу вашему отцу и приду посидеть с вами.
— Это нелегкое дело, капитан.
Он ответил решительным, упрямым взглядом.
— Мне приходилось держать своих людей, когда хирург ампутировал им гангренозные конечности. Однажды я держал за руку второго помощника, у которого распух язык, до самой его смерти. Лицо у него почернело, и он задохнулся. Все случилось из-за раны от ржавого ножа. Я не из тех, кто оставляет человека в одиночестве умирать от боли.
Джайлз не стал говорить, что ему никогда не приходилось сидеть у смертного одра маленькой девочки, с ужасом наблюдать за ее страданиями, за тем, как она испускает последний вздох. От этой мысли ему хотелось опуститься на земляной пол и расплакаться. Однако он сдержался, резко повернулся и направился к дому.
Грейс смотрела ему вслед. Вот еще одно человеческое существо… Она опустила взгляд на девочку, которая снова прижала к себе больную руку. Капитан вернется. Грейс была в этом так же уверена, как и в том, что сама она не оставит ребенка. Что он за человек? Мужественный, но способный к состраданию. Он сильный, но перед ней готов склониться. Он не хотел, чтобы Мату пошла с ними на прогулку, но все же согласился позволить ей их сопровождать. Не хотел, чтобы она, Грейс, входила в хижину — она прекрасно это почувствовала, — но промолчал и последовал за ней, готовый в любую минуту защитить ее.
Он мог бы отступиться. Никто не стал бы винить его за то, что он остался в доме с отцом и Иолантой. А теперь вместо приятной прогулки и, возможно, легкого ухаживания его ждет, вероятно, одна из самых тяжелых ночей в жизни. Грейс заметила, как конвульсивно сжались челюсти капитана, заметила поволоку слез в его глазах. Должно быть, его нелегко заставить плакать, если он действительно видел все, о чем говорил.
Малышка тоненько застонала, потом стала всхлипывать. Грейс не могла отстраниться, и слезы ребенка падали прямо на красноватый шелк нарядной юбки. Она гладила девочку по горящему лбу, по жестким курчавым волосам; преодолевая спазм в горле, бормотала слышанную от Мату негритянскую колыбельную. Ей не впервые приходилось утешать умирающего раба. Но на сей раз рядом с ней будет человек, который сможет ее утешить.
— Ты должна мне помочь, Иоланта! — прорычал Эдмунд, как только решил, что Грейс и Джайлз их уже не слышат. — Если ты станешь мешать…
— Мешать чему? — обманчиво сладким голосом спросила Иоланта.
— Она почти согласилась. Я чувствую, этого она примет. Иоланта с иронией пожала плечами.
— Ты ее слишком избаловал. Мой отец позволил мне выбирать самой, и вот что из этого вышло. А что, по твоему разумению, сделает этот капитан, когда она родит ему младенца цвета грязи? Скажи я ему сейчас, тебе будет только лучше.
Эдмунд грубо расхохотался:
— Тогда нашей тайне ничего не угрожает. Забота о моем благе — последнее, что придет тебе в голову.
Его жена сложила на груди руки и бросила на Эдмунда гневный взгляд:
— Ну почему, Эдмунд? Почему? Я никогда не смогу понять, что хорошего ты нашел в этой дыре! Это же не английское поместье, которое вместе с титулом надо передавать по наследству! Это всего-навсего плантация!
— Моя плантация! Ты сама себя обманываешь, Иоланта! Тебе кажется, что жизнь в Европе будет сплошным праздником. Но там у меня нет земель, нет никаких доходов. Элегантные туалеты, которые ты так любишь, оплачиваются тростником, растущим на здешних полях.
— Но почему тебе так важно передать плантацию по наследству? Какое зло причинил тебе этот несчастный моряк, что ты хочешь так жестоко его обмануть? Почему мы должны называть эту девчонку нашей дочерью?
— Мы обсуждали этот вопрос множество раз. Я могу еще раз объяснить тебе свои мотивы, но ты опять откажешься их принять. — Эдмунд махнул чернокожей служанке, которая в продолжение всего разговора убирала со стола. Надо же, как легко забываешь о ее присутствии! И Эдмунд в который раз пожалел, что лишил ее дара речи. — Мату, принеси мне что-нибудь выпить. И покрепче. Все равно что.
— О да, Эдмунд! Выпей, конечно, выпей, — с насмешкой произнесла Иоланта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34