Иоланта была в ужасе, но другого выхода не было. Это будет самозащита, но надо все обдумать.
Вспоминая прошлое, она полагала, что с самого начала все было очень глупо. Она, Эдмунд и Грейс по дороге в Порт-Рояль отправились с визитом к одному из деловых знакомых Эдмунда. Грейс вела себя просто ужасно. Мерзкая девчонка принялась разыгрывать отвратительное подобие дочерней любви: держала ее под руку, даже целовала. И все лишь потому, что знала, что у Иоланты мурашки бегают по коже от таких прикосновений. А приятель Эдмунда все распространялся о том, как приятно видеть такие чудесные отношения между матерью и дочерью, пребывающей как раз в том возрасте, когда в детях часто исчезает почтение к родителям. Эдмунд радовался, считая, что Грейс устроила эту демонстрацию, чтобы произвести наилучшее впечатление на его делового партнера. И настаивал, чтобы Иоланта ее поддержала. К моменту, когда они продолжили свое путешествие, Иоланта была уже в бешенстве. Приехав в Порт-Рояль, она в одиночестве отправилась за покупками и в самой захудалой части города зашла в одну неприметную аптеку. Два крошечных пузырька, которые она тогда купила, до сих пор хранились у нее в потайном ящичке шкатулки для драгоценностей. Когда они вернулись из той отвратительной поездки, Иоланта немного остыла — конечно, она злилась, но стоило ли ее раздражение риска попасть на виселицу?
Сейчас ей терять нечего. Если она не убьет Эдмунда, он, без сомнения, убьет ее.
Глава 19
Энкантадора расширенными глазами смотрела на серебряные монеты у себя на ладони. Утреннее солнце отражалось от них, заглядывая через зарешеченные окна домика.
— Моя иметь хороший место спрятать это, — прошептала она, — но ты никогда не сохранить тайна. Они в две секунда понимать. Твоя не иметь полос на спина. Твоя иметь что-то для них тоже?
— Это все, — объяснила Грейс. — Можно мне остаться здесь, пока я не притворюсь, что выздоровела?
Вдруг в дверях домика раздался скрежет запора, обе женщины быстро вскочили. Послышался голос дона Района. Грейс тут же нырнула под простыню на кровати. На ее плечах по-прежнему был камзол капитана Монтойи.
Энкантадора встала в дверях и о чем-то серьезно заговорила с доном Районом. Комната уже нагрелась от проникавшего сквозь решетки солнца, и Грейс, зарывшись в простыни, покрывалась потом под тяжелым камзолом моряка. Через какое-то время новая подруга тихонько прикрыла дверь и прижала палец к губам. Опустившись на постель рядом с Грейс, она прошептала:
— Надо немного стонать и плакать.
Грейс послушно застонала, временами издавая рыдания и негромко вскрикивая, а Энкантадора вернулась к двери, прижалась к ней ухом, потом сделала рукой скользящий жест. Жест напомнил девушке Мату. Именно таким движением няня показывала ей, что она произвела уже достаточно шума. Чем бы она только не пожертвовала, лишь бы с ней сейчас была Мату! Мату бы ее успокоила.
Энкантадора вернулась к кровати и прилегла рядом с Грейс.
— Масса хочет смотреть твой спина, как много шрам. Моя сказать, твой спина не так плохо, только распух, но твоя плакать, может, немного сумасшедший. Моя сказать, ни один мужчина два, может, три дня. Даже масса. Моя клясться, твоя быть готов работать, но моя должен быть с твоя один, потому что твоя первый раз и так грубо.
— Ах, Энкантадора! Как мне тебя благодарить?
— Твоя шутить. Это почти как мой собственный комната. Моя не должен быть с ними. С женщинами. Все женщина злой, хитрый. Мы скучать и ссориться. Плохо.
— Вы обижаете друг друга?
— Они все злой. Мы не драться. Мы — собственность дон Рамон. Твой мужчина платить много деньги за вред, какой, он говорить, он тебе делать. Мы — делать вред, мы тоже платить. Только мы не иметь деньги.
— Но если он не хочет, чтобы его собственности причиняли вред, что он может тебе сделать?
Темная кожа Энкантадоры слегка побледнела.
— Женщина, которая работать на спине, не обязательно иметь кожу на ступнях.
Грейс посмотрела на нее с недоверием, а Энкантадора продолжала:
— Твоя думать, масса не делать ничего страшного с два таких маленьких места? Лучше бы твоя никогда не узнать!
Как только они прибыли в Гавану, Джайлз поручил Джеффу обыскивать бордели, а сам отправился наводить справки на рынке. Порт и главные улицы были запружены толпой, но на рынке народа оказалось еще больше. В порт только что вошел большой корабль, груженный живым товаром, и не было никакой возможности приблизиться ни к одному из аукционистов. Джайлз бродил среди зевак, разглядывая сидящих в загонах людей, выбирая тех, которые явно предназначались для местных борделей, но в большинстве из них содержались скорее всего будущие работники на плантациях.
Он уже готов был бросить свое занятие и отправиться на поиски Джеффа, когда краем глаза заметил знакомый силуэт. Видимо, Жак Рено только что заключил сделку и сейчас тащил сквозь толпу плачущую негритянскую девочку. Совсем маленькая, она едва доставала Жаку до пояса. Джайлз бросился за ним следом, но столкнулся с одним прохожим, со вторым и остановился, ругаясь на всех известных ему языках. Он потерял пару из виду, но потом снова обнаружил их на улице. Когда он протолкался к месту, где они стояли, рубашка его вымокла от пота, который катился по лицу и спине. Жак и девочка исчезли. Джайлз схватил проходящего мимо мужчину за рукав куртки.
— Француз! — выдохнул он. — Вы не видели здесь черноволосого француза с негритянской девочкой? Минуту назад.
Человек выдернул у него свою руку и пробормотал нечто вроде «el loco».
— Черт подери! — выругался Джайлз.
Он уже хотел схватить кого-нибудь еще, но тут услышал голоса, доносившиеся из открытого над головой окна. Сначала ужасный визг на высокой ноте, потом звонкий удар и голос, который нельзя было ни с чем спутать:
— Ferme la boucher, marmot! Заткни глотку! — Вопль стих, превратившись в хныканье. — Et maintenant, ouvert la bouche pour moi. А теперь открой ее для меня.
Джайлз повернулся, бросился к двери трактира, перед которым стоял, и взлетел по лестнице мимо завопившего от неожиданности трактирщика. В верхнем зале оказалось в каждой стене по три двери. Джайлз осмотрел комнаты, выходившие окнами на улицу. Из-за одной доносились глухие звуки, потом придушенный детский голос, со слезами умолявший кого-то на незнакомом языке.
Джайлз что есть силы ударил башмаком в дверь, расколол доски, удерживающие замок. Дверь распахнулась, с треском грохнувшись о стену. Штаны Жака были спущены до щиколоток. Руками он прижимал обнаженную девочку к кровати. Резко обернувшись на шум, он задрожал от страха, увидев Джайлза.
— Се n'est pas votre affaire! Это не ваше дело! — взвизгнул он. Джайлз схватил негодяя за шкирку, оттащил от девочки и кулаком нанес ему такой удар в челюсть, что мерзавец грохнулся голым задом об пол. Джайлз смутно чувствовал, как саднит кожа на руках, как кричит маленькая негритянка, но он снова схватил Жака, поднял его на ноги, дважды ударил кулаком в живот и дал ему рухнуть на пол и хватать ртом воздух.
— Где она?
— Я не знаю, — прохрипел Жак.
Удар по ребрам заставил его скорчиться на полу. Рубаха у него закрутилась вокруг пояс, брюки болтались у щиколоток.
— Где она?
— В Африке, — заныл Жак. — Она лгала вам! Следующий удар пришелся по почкам. Француз истошно завопил.
— Где она?
— П-продана, — заикаясь, выдавил из себя Жак. — Испанец заплатил кучу денег.
— Кто он? — потребовал ответа Джайлз.
— Н-не знаю. — Джайлз отвел ногу, и Жак снова завопил: — Je ne sais pas! C'est vrai! Это правда! Очень богатый хозяин борделя. Это все, что я знаю. Клянусь, я не лгу!
— Как зовут твоего посредника? Кто продавал ее с аукциона для тебя?
— Клод Ламонт. Не бейте меня!
Конечно, с точки зрения чести надо было позволить Жаку встать, привести в порядок одежду и защищаться, но Джайлзу казалось, что в отношении мерзкого, порочного родственника Грейс у него нет никаких обязательств и понятия чести к нему неприменимы. Если он останется жив, сколько еще детей будут замучены? Джайлз вытащил саблю, сгреб в кулак темные маслянистые волосы и проткнул негодяю сердце кинжалом. Губы подонка дернулись, потом лицо словно бы разгладилось. Даже в этих обстоятельствах Джайлз ощутил на сердце тяжесть. В скольких бы сражениях он ни побывал, но так и не сумел приобрести легкость Джеффа в общении со смертью.
В коридоре послышался шум. Взволнованно зазвучала испанская речь. Вдруг все перекрыл трубный голос Джеффа:
— С дороги! С дороги!
Джайлз оглянулся на кровать. Девочка сжалась в тугой комок, подтянув к себе кофейного цвета колени и плотно обхватив их руками. Она смотрела на моряка широко открытыми карими глазами. Здесь перед ним, запуганная и одинокая, была чья-то дочь. Чья-то драгоценная, любимая девочка! Джайлз сделал к ней шаг, чтобы успокоить, но она в ужасе отшатнулась. Глаза ее метнулись к неприглядному трупу Жака.
— Убирайся! — выкрикнул Джефф где-то за спиной у Джайлза и ребенка.
Послышалась быстрая испанская речь, потом звон монет — густой, плотный звук сыплющихся золотых дублонов, а вовсе не веселый перезвон серебра. Протесты на испанском затихли. И все это время кровь Жака лилась на дощатый пол комнаты и пропитывала тонкую полотняную рубашку.
Наконец Джайлз увидел друга.
— Теперь тебе лучше? — с усмешкой поинтересовался Джефф.
Джайлз не ответил. Он открыл кожаный баул, стоявший в ногах кровати, вынул одну из рубашек Жака и бросил ее девочке. Лучше? Он и сам не понимал, но по жилам начинало постепенно разливаться чувство покоя. Он не ощущал радости, что убил Рено, но и не сожалел об этом. Теперь он страшился того момента, когда лицом к лицу встретит Грейс. Ведь он так и не сумел ее защитить! Но он собирался ее найти, в этом не было никаких сомнений.
— Что мне с ней делать? — спросил Джефф, указывая на маленькую негритянку.
— Черт возьми, Джефф, она же не вещь! — воскликнул Джайлз.
Джефф отвел глаза в сторону.
— Я неудачно выразился.
— Забери ее на корабль. Я скоро приду с Грейс.
— Что ты собираешься с ней делать?
— Не знаю, это зависит от того, в каком она будет состоянии. Сейчас я не могу думать о будущем.
— Да не с Грейс, с девочкой!
Джайлз внимательно посмотрел на перепуганного ребенка.
— Пока тоже не знаю, но здесь ее оставлять нельзя.
Джефф протянул к ней руку, это движение словно бы загипнотизировало маленькую негритянку. Она отскочила и высыпала на моряков целую пригоршню незнакомых африканских слов.
Джайлз оставил Джеффа разбираться и поспешил на улицу. Когда он покинул трактир, до него донеслись протестующие детские крики и вопль Джефф — как будто от боли. У нее есть характер, подумал Джайлз, совсем как у Грейс. И он мрачно и целеустремленно зашагал в квартал работорговли, чтобы отыскать Клода Ламонта.
Диего спешил как можно скорее покинуть непотребные кварталы Гаваны. У одного из трактиров собралась толпа. Огибая ее, он услышал, как люди с удовольствием обсуждают убийство какого-то француза. В прошлом Диего всегда стремился избегать этой части города и сейчас только укрепился в своем мнении о ней.
Пройдя несколько улиц, он подошел к «Саду развлечений». В этот час место было пустынно и безлюдно. Тем не менее на страже у ворот сидела пара негров. Вели они себя куда менее бдительно, чем вчерашние, сидели расслабленно, прислонившись спинами к оштукатуренной стене, которая отделяла дворик борделя от улицы. Неспешно переговариваясь, они временами бросали рассеянные взгляды в сторону домика, где Диего в последний раз видел Грейс. Ему придется пройти по открытому пространству переулка и зайти за дом, чтобы сквозь зарешеченное окно увидеть, на месте девушка или нет.
Сторож полез в карман, вытянул маленький кошелек, достал из него несколько монеток, и вскоре оба самозабвенно подбрасывали их в пыли плотно утоптанной улицы. Диего тут же воспользовался случаем и шмыгнул за домик. Сквозь толстые решетки окна он сумел разглядеть женский силуэт на кровати.
— Сеньора Кортни! — нетерпеливо зашептал он.
— Капитан! — так же шепотом отозвалась она, но поднялась с другой стороны кровати, не попадавшей в поле зрения.
Другая женщина села и сонно огляделась вокруг.
— Уже работа? — до конца не проснувшись, пробормотала она. Заметив в окне Диего, она тут же встрепенулась. — Buenas tardes, senor, — проговорила Энкантадора.
Капитан улыбнулся. При ярком дневном свете лицо проститутки, еще не очнувшейся ото сна, казалось совсем юным и невинным.
— Buenas tardes.
— Это Энкантадора, — вставила Грейс. — Она тоже с Ямайки. Она уговорила дона Рамона оставить меня в покое.
Энкантадора передернула плечами, словно бы отрицая, что способна на такое доброе дело.
— Для моя тоже отдых.
— Что вы посоветуете? Как лучше всего освободить отсюда мистрис Кортни? — спросил Диего.
— Лучше, когда моя тут нет. Моя не виновата.
— Тебе ведь придется вернуться, чтобы подготовиться к ночным клиентам? — предположила Грейс.
Взглянув на небо, где солнце уже прошло зенит, Энкантадора ответила:
— Дон Рамон скоро приходить, твоя лучше что-то придумать. Когда приходить мужчины, новые сторожа тоже приходить. Они серьезные в работа.
— Bueno, — отозвался Диего. — Мы подождем, пока ты уйдешь в дом, и начнем действовать до того, как сменится охрана. Энкантадора, ты не могла бы сейчас отвлечь ненадолго охрану? Может быть, позвать их на минуточку в дом, раз уж ты внутри?
Энкантадора бросила на него подозрительный взгляд.
— Тогда твоя забирать ее, а меня оставлять расхлебывать каша. Дон Рамон не дурак. Моя позвать сторож, и он знать, что моя сделать это нарочно.
Внезапно обе женщины в испуге обернулись к двери комнаты. Диего тотчас упал на землю. Он не видел, кто их напугал, и только молился, чтобы этот человек его не заметил.
« — В чем дело? — грозно спросил дон Рамон по-испански. — Что вы тут делаете?
Энкантадора говорила по-испански с сильным акцентом, и понять ее было не легче, чем на английском, но она очень убедительно объяснила: в комнате душно, и она решила, что от свежего воздуха Грейс станет лучше.
Услышав имя Грейс, дон Рамон приказал:
— Повернись-ка, дай я посмотрю на твою спину. Диего услышал протестующие крики Грейс и торопливые слова Энкантадоры, что Грейс нужно еще поправиться, потом звук борьбы, а затем — полная тишина. Диего слышал, как у него в ушах стучит кровь. На зубах он чувствовал пыль, которую поднял, упав на землю.
В тишине разнеслось витиеватое ругательство. Диего понимал, что для проститутки в этом нет ничего нового или необычного, но порадовался, что Грейс не понимает по-испански.
— Ни одного следа! — вопил дон Рамон. — Ни одного! Что, черт возьми, здесь происходит?
— Моя объяснить, — лепетала Энкантадора, но ее слова прервал крик боли.
— Нет, не надо! — вмешалась по-английски Грейс. — Пожалуйста! Это я виновата. Ma faute! Parlez-vous Franc, ais? Черт подери! Я не говорю по-испански! Скажи ему, Энкантадора! Скажи ему, что это я виновата!
Но Энкантадора затянула плач на почти безупречном испанском, который скорее всего ей приходилось проговаривать бесчисленное множество раз:
— Пожалуйста, господин! Не бей меня! Я виновата! Я так виновата, так виновата, так виновата! Пожалуйста, пожалуйста, милости! Я сделаю что угодно. Что угодно! Я стану… — И она начала перечислять такие отвратительные сексуальные проявления, что Диего заскрипел зубами от возмущения. Девушка так молода, а знает такие вещи!
Но внутри домика находилась еще одна молодая женщина. Невинная девушка, которая тоже узнает всю глубину человеческих извращений, если он не сумеет быстро ее освободить. Он услышал, как хлопнула дверь, и поднялся.
Грейс прислонилась к колонне и плакала. Из переулка все еще доносились мольбы Энкантадоры.
— Сеньора Кортни! — тихонько позвал моряк. Она резко обернулась.
— Надо прекратить это! Капитан Монтойя, мы должны ей помочь.
— Сеньора, мне действительно очень жаль…
— Нет, не говорите мне, что мы ничего не можем сделать. Я не приму вашу помощь.
На уговоры времени не оставалось. Диего выглянул из-за угла домика. Один из сторожей помогал дону Рамону тащить упирающуюся Энкантадору через заднюю калитку патио. Второй настороженно озирался вокруг. Диего плотнее вжался в стену дома.
Из бокового окна его позвала Грейс:
— Капитан Монтойя, вы еще здесь?
— Тихо! Если меня обнаружат, я не сумею помочь никому из вас.
Он прикрыл глаза и ощутил, как по спине стекают капельки пота, ведь он стоял на самом солнцепеке, словно приклеенный к оштукатуренной стене домика. «О, святая Магдалина, — молился он про себя, — что мне теперь делать?» Из-за стены борделя долетел первый звук ударов о плоть и донеслись первые крики боли. Глаза Диего распахнулись, но он заставил себя снова закрыть их. «О, святая Магдалина, помоги мне!»
Внутри домика Грейс начала колотить в дверь.
— Кто-нибудь! Позовите дона Рамона!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Вспоминая прошлое, она полагала, что с самого начала все было очень глупо. Она, Эдмунд и Грейс по дороге в Порт-Рояль отправились с визитом к одному из деловых знакомых Эдмунда. Грейс вела себя просто ужасно. Мерзкая девчонка принялась разыгрывать отвратительное подобие дочерней любви: держала ее под руку, даже целовала. И все лишь потому, что знала, что у Иоланты мурашки бегают по коже от таких прикосновений. А приятель Эдмунда все распространялся о том, как приятно видеть такие чудесные отношения между матерью и дочерью, пребывающей как раз в том возрасте, когда в детях часто исчезает почтение к родителям. Эдмунд радовался, считая, что Грейс устроила эту демонстрацию, чтобы произвести наилучшее впечатление на его делового партнера. И настаивал, чтобы Иоланта ее поддержала. К моменту, когда они продолжили свое путешествие, Иоланта была уже в бешенстве. Приехав в Порт-Рояль, она в одиночестве отправилась за покупками и в самой захудалой части города зашла в одну неприметную аптеку. Два крошечных пузырька, которые она тогда купила, до сих пор хранились у нее в потайном ящичке шкатулки для драгоценностей. Когда они вернулись из той отвратительной поездки, Иоланта немного остыла — конечно, она злилась, но стоило ли ее раздражение риска попасть на виселицу?
Сейчас ей терять нечего. Если она не убьет Эдмунда, он, без сомнения, убьет ее.
Глава 19
Энкантадора расширенными глазами смотрела на серебряные монеты у себя на ладони. Утреннее солнце отражалось от них, заглядывая через зарешеченные окна домика.
— Моя иметь хороший место спрятать это, — прошептала она, — но ты никогда не сохранить тайна. Они в две секунда понимать. Твоя не иметь полос на спина. Твоя иметь что-то для них тоже?
— Это все, — объяснила Грейс. — Можно мне остаться здесь, пока я не притворюсь, что выздоровела?
Вдруг в дверях домика раздался скрежет запора, обе женщины быстро вскочили. Послышался голос дона Района. Грейс тут же нырнула под простыню на кровати. На ее плечах по-прежнему был камзол капитана Монтойи.
Энкантадора встала в дверях и о чем-то серьезно заговорила с доном Районом. Комната уже нагрелась от проникавшего сквозь решетки солнца, и Грейс, зарывшись в простыни, покрывалась потом под тяжелым камзолом моряка. Через какое-то время новая подруга тихонько прикрыла дверь и прижала палец к губам. Опустившись на постель рядом с Грейс, она прошептала:
— Надо немного стонать и плакать.
Грейс послушно застонала, временами издавая рыдания и негромко вскрикивая, а Энкантадора вернулась к двери, прижалась к ней ухом, потом сделала рукой скользящий жест. Жест напомнил девушке Мату. Именно таким движением няня показывала ей, что она произвела уже достаточно шума. Чем бы она только не пожертвовала, лишь бы с ней сейчас была Мату! Мату бы ее успокоила.
Энкантадора вернулась к кровати и прилегла рядом с Грейс.
— Масса хочет смотреть твой спина, как много шрам. Моя сказать, твой спина не так плохо, только распух, но твоя плакать, может, немного сумасшедший. Моя сказать, ни один мужчина два, может, три дня. Даже масса. Моя клясться, твоя быть готов работать, но моя должен быть с твоя один, потому что твоя первый раз и так грубо.
— Ах, Энкантадора! Как мне тебя благодарить?
— Твоя шутить. Это почти как мой собственный комната. Моя не должен быть с ними. С женщинами. Все женщина злой, хитрый. Мы скучать и ссориться. Плохо.
— Вы обижаете друг друга?
— Они все злой. Мы не драться. Мы — собственность дон Рамон. Твой мужчина платить много деньги за вред, какой, он говорить, он тебе делать. Мы — делать вред, мы тоже платить. Только мы не иметь деньги.
— Но если он не хочет, чтобы его собственности причиняли вред, что он может тебе сделать?
Темная кожа Энкантадоры слегка побледнела.
— Женщина, которая работать на спине, не обязательно иметь кожу на ступнях.
Грейс посмотрела на нее с недоверием, а Энкантадора продолжала:
— Твоя думать, масса не делать ничего страшного с два таких маленьких места? Лучше бы твоя никогда не узнать!
Как только они прибыли в Гавану, Джайлз поручил Джеффу обыскивать бордели, а сам отправился наводить справки на рынке. Порт и главные улицы были запружены толпой, но на рынке народа оказалось еще больше. В порт только что вошел большой корабль, груженный живым товаром, и не было никакой возможности приблизиться ни к одному из аукционистов. Джайлз бродил среди зевак, разглядывая сидящих в загонах людей, выбирая тех, которые явно предназначались для местных борделей, но в большинстве из них содержались скорее всего будущие работники на плантациях.
Он уже готов был бросить свое занятие и отправиться на поиски Джеффа, когда краем глаза заметил знакомый силуэт. Видимо, Жак Рено только что заключил сделку и сейчас тащил сквозь толпу плачущую негритянскую девочку. Совсем маленькая, она едва доставала Жаку до пояса. Джайлз бросился за ним следом, но столкнулся с одним прохожим, со вторым и остановился, ругаясь на всех известных ему языках. Он потерял пару из виду, но потом снова обнаружил их на улице. Когда он протолкался к месту, где они стояли, рубашка его вымокла от пота, который катился по лицу и спине. Жак и девочка исчезли. Джайлз схватил проходящего мимо мужчину за рукав куртки.
— Француз! — выдохнул он. — Вы не видели здесь черноволосого француза с негритянской девочкой? Минуту назад.
Человек выдернул у него свою руку и пробормотал нечто вроде «el loco».
— Черт подери! — выругался Джайлз.
Он уже хотел схватить кого-нибудь еще, но тут услышал голоса, доносившиеся из открытого над головой окна. Сначала ужасный визг на высокой ноте, потом звонкий удар и голос, который нельзя было ни с чем спутать:
— Ferme la boucher, marmot! Заткни глотку! — Вопль стих, превратившись в хныканье. — Et maintenant, ouvert la bouche pour moi. А теперь открой ее для меня.
Джайлз повернулся, бросился к двери трактира, перед которым стоял, и взлетел по лестнице мимо завопившего от неожиданности трактирщика. В верхнем зале оказалось в каждой стене по три двери. Джайлз осмотрел комнаты, выходившие окнами на улицу. Из-за одной доносились глухие звуки, потом придушенный детский голос, со слезами умолявший кого-то на незнакомом языке.
Джайлз что есть силы ударил башмаком в дверь, расколол доски, удерживающие замок. Дверь распахнулась, с треском грохнувшись о стену. Штаны Жака были спущены до щиколоток. Руками он прижимал обнаженную девочку к кровати. Резко обернувшись на шум, он задрожал от страха, увидев Джайлза.
— Се n'est pas votre affaire! Это не ваше дело! — взвизгнул он. Джайлз схватил негодяя за шкирку, оттащил от девочки и кулаком нанес ему такой удар в челюсть, что мерзавец грохнулся голым задом об пол. Джайлз смутно чувствовал, как саднит кожа на руках, как кричит маленькая негритянка, но он снова схватил Жака, поднял его на ноги, дважды ударил кулаком в живот и дал ему рухнуть на пол и хватать ртом воздух.
— Где она?
— Я не знаю, — прохрипел Жак.
Удар по ребрам заставил его скорчиться на полу. Рубаха у него закрутилась вокруг пояс, брюки болтались у щиколоток.
— Где она?
— В Африке, — заныл Жак. — Она лгала вам! Следующий удар пришелся по почкам. Француз истошно завопил.
— Где она?
— П-продана, — заикаясь, выдавил из себя Жак. — Испанец заплатил кучу денег.
— Кто он? — потребовал ответа Джайлз.
— Н-не знаю. — Джайлз отвел ногу, и Жак снова завопил: — Je ne sais pas! C'est vrai! Это правда! Очень богатый хозяин борделя. Это все, что я знаю. Клянусь, я не лгу!
— Как зовут твоего посредника? Кто продавал ее с аукциона для тебя?
— Клод Ламонт. Не бейте меня!
Конечно, с точки зрения чести надо было позволить Жаку встать, привести в порядок одежду и защищаться, но Джайлзу казалось, что в отношении мерзкого, порочного родственника Грейс у него нет никаких обязательств и понятия чести к нему неприменимы. Если он останется жив, сколько еще детей будут замучены? Джайлз вытащил саблю, сгреб в кулак темные маслянистые волосы и проткнул негодяю сердце кинжалом. Губы подонка дернулись, потом лицо словно бы разгладилось. Даже в этих обстоятельствах Джайлз ощутил на сердце тяжесть. В скольких бы сражениях он ни побывал, но так и не сумел приобрести легкость Джеффа в общении со смертью.
В коридоре послышался шум. Взволнованно зазвучала испанская речь. Вдруг все перекрыл трубный голос Джеффа:
— С дороги! С дороги!
Джайлз оглянулся на кровать. Девочка сжалась в тугой комок, подтянув к себе кофейного цвета колени и плотно обхватив их руками. Она смотрела на моряка широко открытыми карими глазами. Здесь перед ним, запуганная и одинокая, была чья-то дочь. Чья-то драгоценная, любимая девочка! Джайлз сделал к ней шаг, чтобы успокоить, но она в ужасе отшатнулась. Глаза ее метнулись к неприглядному трупу Жака.
— Убирайся! — выкрикнул Джефф где-то за спиной у Джайлза и ребенка.
Послышалась быстрая испанская речь, потом звон монет — густой, плотный звук сыплющихся золотых дублонов, а вовсе не веселый перезвон серебра. Протесты на испанском затихли. И все это время кровь Жака лилась на дощатый пол комнаты и пропитывала тонкую полотняную рубашку.
Наконец Джайлз увидел друга.
— Теперь тебе лучше? — с усмешкой поинтересовался Джефф.
Джайлз не ответил. Он открыл кожаный баул, стоявший в ногах кровати, вынул одну из рубашек Жака и бросил ее девочке. Лучше? Он и сам не понимал, но по жилам начинало постепенно разливаться чувство покоя. Он не ощущал радости, что убил Рено, но и не сожалел об этом. Теперь он страшился того момента, когда лицом к лицу встретит Грейс. Ведь он так и не сумел ее защитить! Но он собирался ее найти, в этом не было никаких сомнений.
— Что мне с ней делать? — спросил Джефф, указывая на маленькую негритянку.
— Черт возьми, Джефф, она же не вещь! — воскликнул Джайлз.
Джефф отвел глаза в сторону.
— Я неудачно выразился.
— Забери ее на корабль. Я скоро приду с Грейс.
— Что ты собираешься с ней делать?
— Не знаю, это зависит от того, в каком она будет состоянии. Сейчас я не могу думать о будущем.
— Да не с Грейс, с девочкой!
Джайлз внимательно посмотрел на перепуганного ребенка.
— Пока тоже не знаю, но здесь ее оставлять нельзя.
Джефф протянул к ней руку, это движение словно бы загипнотизировало маленькую негритянку. Она отскочила и высыпала на моряков целую пригоршню незнакомых африканских слов.
Джайлз оставил Джеффа разбираться и поспешил на улицу. Когда он покинул трактир, до него донеслись протестующие детские крики и вопль Джефф — как будто от боли. У нее есть характер, подумал Джайлз, совсем как у Грейс. И он мрачно и целеустремленно зашагал в квартал работорговли, чтобы отыскать Клода Ламонта.
Диего спешил как можно скорее покинуть непотребные кварталы Гаваны. У одного из трактиров собралась толпа. Огибая ее, он услышал, как люди с удовольствием обсуждают убийство какого-то француза. В прошлом Диего всегда стремился избегать этой части города и сейчас только укрепился в своем мнении о ней.
Пройдя несколько улиц, он подошел к «Саду развлечений». В этот час место было пустынно и безлюдно. Тем не менее на страже у ворот сидела пара негров. Вели они себя куда менее бдительно, чем вчерашние, сидели расслабленно, прислонившись спинами к оштукатуренной стене, которая отделяла дворик борделя от улицы. Неспешно переговариваясь, они временами бросали рассеянные взгляды в сторону домика, где Диего в последний раз видел Грейс. Ему придется пройти по открытому пространству переулка и зайти за дом, чтобы сквозь зарешеченное окно увидеть, на месте девушка или нет.
Сторож полез в карман, вытянул маленький кошелек, достал из него несколько монеток, и вскоре оба самозабвенно подбрасывали их в пыли плотно утоптанной улицы. Диего тут же воспользовался случаем и шмыгнул за домик. Сквозь толстые решетки окна он сумел разглядеть женский силуэт на кровати.
— Сеньора Кортни! — нетерпеливо зашептал он.
— Капитан! — так же шепотом отозвалась она, но поднялась с другой стороны кровати, не попадавшей в поле зрения.
Другая женщина села и сонно огляделась вокруг.
— Уже работа? — до конца не проснувшись, пробормотала она. Заметив в окне Диего, она тут же встрепенулась. — Buenas tardes, senor, — проговорила Энкантадора.
Капитан улыбнулся. При ярком дневном свете лицо проститутки, еще не очнувшейся ото сна, казалось совсем юным и невинным.
— Buenas tardes.
— Это Энкантадора, — вставила Грейс. — Она тоже с Ямайки. Она уговорила дона Рамона оставить меня в покое.
Энкантадора передернула плечами, словно бы отрицая, что способна на такое доброе дело.
— Для моя тоже отдых.
— Что вы посоветуете? Как лучше всего освободить отсюда мистрис Кортни? — спросил Диего.
— Лучше, когда моя тут нет. Моя не виновата.
— Тебе ведь придется вернуться, чтобы подготовиться к ночным клиентам? — предположила Грейс.
Взглянув на небо, где солнце уже прошло зенит, Энкантадора ответила:
— Дон Рамон скоро приходить, твоя лучше что-то придумать. Когда приходить мужчины, новые сторожа тоже приходить. Они серьезные в работа.
— Bueno, — отозвался Диего. — Мы подождем, пока ты уйдешь в дом, и начнем действовать до того, как сменится охрана. Энкантадора, ты не могла бы сейчас отвлечь ненадолго охрану? Может быть, позвать их на минуточку в дом, раз уж ты внутри?
Энкантадора бросила на него подозрительный взгляд.
— Тогда твоя забирать ее, а меня оставлять расхлебывать каша. Дон Рамон не дурак. Моя позвать сторож, и он знать, что моя сделать это нарочно.
Внезапно обе женщины в испуге обернулись к двери комнаты. Диего тотчас упал на землю. Он не видел, кто их напугал, и только молился, чтобы этот человек его не заметил.
« — В чем дело? — грозно спросил дон Рамон по-испански. — Что вы тут делаете?
Энкантадора говорила по-испански с сильным акцентом, и понять ее было не легче, чем на английском, но она очень убедительно объяснила: в комнате душно, и она решила, что от свежего воздуха Грейс станет лучше.
Услышав имя Грейс, дон Рамон приказал:
— Повернись-ка, дай я посмотрю на твою спину. Диего услышал протестующие крики Грейс и торопливые слова Энкантадоры, что Грейс нужно еще поправиться, потом звук борьбы, а затем — полная тишина. Диего слышал, как у него в ушах стучит кровь. На зубах он чувствовал пыль, которую поднял, упав на землю.
В тишине разнеслось витиеватое ругательство. Диего понимал, что для проститутки в этом нет ничего нового или необычного, но порадовался, что Грейс не понимает по-испански.
— Ни одного следа! — вопил дон Рамон. — Ни одного! Что, черт возьми, здесь происходит?
— Моя объяснить, — лепетала Энкантадора, но ее слова прервал крик боли.
— Нет, не надо! — вмешалась по-английски Грейс. — Пожалуйста! Это я виновата. Ma faute! Parlez-vous Franc, ais? Черт подери! Я не говорю по-испански! Скажи ему, Энкантадора! Скажи ему, что это я виновата!
Но Энкантадора затянула плач на почти безупречном испанском, который скорее всего ей приходилось проговаривать бесчисленное множество раз:
— Пожалуйста, господин! Не бей меня! Я виновата! Я так виновата, так виновата, так виновата! Пожалуйста, пожалуйста, милости! Я сделаю что угодно. Что угодно! Я стану… — И она начала перечислять такие отвратительные сексуальные проявления, что Диего заскрипел зубами от возмущения. Девушка так молода, а знает такие вещи!
Но внутри домика находилась еще одна молодая женщина. Невинная девушка, которая тоже узнает всю глубину человеческих извращений, если он не сумеет быстро ее освободить. Он услышал, как хлопнула дверь, и поднялся.
Грейс прислонилась к колонне и плакала. Из переулка все еще доносились мольбы Энкантадоры.
— Сеньора Кортни! — тихонько позвал моряк. Она резко обернулась.
— Надо прекратить это! Капитан Монтойя, мы должны ей помочь.
— Сеньора, мне действительно очень жаль…
— Нет, не говорите мне, что мы ничего не можем сделать. Я не приму вашу помощь.
На уговоры времени не оставалось. Диего выглянул из-за угла домика. Один из сторожей помогал дону Рамону тащить упирающуюся Энкантадору через заднюю калитку патио. Второй настороженно озирался вокруг. Диего плотнее вжался в стену дома.
Из бокового окна его позвала Грейс:
— Капитан Монтойя, вы еще здесь?
— Тихо! Если меня обнаружат, я не сумею помочь никому из вас.
Он прикрыл глаза и ощутил, как по спине стекают капельки пота, ведь он стоял на самом солнцепеке, словно приклеенный к оштукатуренной стене домика. «О, святая Магдалина, — молился он про себя, — что мне теперь делать?» Из-за стены борделя долетел первый звук ударов о плоть и донеслись первые крики боли. Глаза Диего распахнулись, но он заставил себя снова закрыть их. «О, святая Магдалина, помоги мне!»
Внутри домика Грейс начала колотить в дверь.
— Кто-нибудь! Позовите дона Рамона!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34