А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


- А ты помнишь, - вдруг грустно спросила мать, - когда тебе было семь лет, я водила вас на елку в Кремлевский Дворец?
* * *
Еще бы ей не помнить!
Мама нарядила девочек, как кукол - в кружевные платьица, лакированные туфельки с золочеными застежками и розовые чулочки. Но главным украшением были яркие цветные банты в волосах, которые были тщательно завязаны дома, а потом с величайшими предосторожностями извлечены в фойе Дворца из-под меховых капюшонов цигейковых шубок.
Перед представлением мама повела девочек в роскошный буфет, где позволила им есть и пить что только душа пожелает и причем в любом количестве. Вдобавок они получили по пластмассовому сундучку в форме Грановитой палаты, которые были доверху набиты лучшими конфетами, шоколадом и мармеладом.
Когда они уселись в зале в глубокие плюшевые кресла, то немедленно принялись вытрясать из сундучков содержимое и рассматривать конфетные обертки. В проходах между кресел ходили ряженые: медведи, зайцы, волки. Потом откуда-то с потолка спустился в зал Дед Мороз и стал искать Снегурочку, которая содержалась в устроенной на сцене избушке Бабы Яги. Злая старуха хотела воспрепятствовать наступлению Нового года, но самоотверженный Иван-царевич, конечно, расстроил все её козни.
Словом, это был прекрасный детский праздник. Катя и Маша, щипля друг дружку и тыча пальцами на сцену, то пугались, то хохотали до колик, а мама даже не делала своих обычных замечаний.
Вообще-то Маша помнила много таких новогодних праздников и утренников, но тот запомнился ей особо по двум причинам.
Во-первых, потому что мама с самого начала была чрезвычайно напряжена и озабочена тем, что папа, который должен был присоединиться к ним в зале, никак не появлялся, и мама, вместо того чтобы смотреть на представление, все время оглядывалась назад - не идет ли он. Но папа так и не пришел.
Во-вторых, в самом конце праздника Кате вдруг сделалось плохо. Видимо, она переусердствовала в буфете с запеченными грибами, которые подавались в прелестных никелированных сотейничках. Она внезапно побледнела, и её мгновенно вывернуло прямо на кружевное платьице. Это так испугало её, что она принялась громко плакать, а маленькая Маша, естественно, к ней тут же присоединилась, и маме пришлось выводить девочек из зала, так и не дождавшись конца представления.
Дома Кате сделали промывание желудка, измерили температуру, положили на лоб компресс и уложили на диван в гостиной. Маша устроилась рядом, и им было разрешено смотреть телевизор ночь напролет. Сестры смотрели телевизор и обменивались фантиками, пока обеих не сморил сон.
Они проснулись оттого, что в квартире был вдруг включен весь свет и ходили какие-то люди в белых халатах - врачи. Первой их мыслью было, что приехали из-за Кати. Однако "скорая помощь" приехала, чтобы спасать их маму.
* * *
- Да-да, - спокойно подтвердила мать, снова собирая волосы в аккуратный пучок, - я заперлась в спальне и съела две упаковки люминала.
Даже теперь, спустя столько лет, услышав об этом, Маша побледнела. Одно дело - смутное воспоминание из глубокого детства, неопределенные догадки, и совсем другое - услышать это из собственных уст матери.
- Ваш папа не пришел на праздник, потому что провел день с другой женщиной. Он встречался с ней уже целых семь месяцев.
- Но почему же ты решила сделать это именно в тот день? - спросила Маша.
- Потому что накануне он заговорил со мной о разводе.
- И что же?
- Я не поверила, что он на это способен. Я сказала, что если он не придет на праздник, то тогда поверю, что действительно оставит меня и вас... Вот он и не пришел.
- Боже мой, мама, - воскликнула Маша в ужасе, - а что, если это была обычная ссора?
- Нет, - твердо сказала она. - Я знала, что он на это способен, и не могла представить себе, что останусь одна с двумя маленькими детьми... Но главное, мне показалось, что будет лучше, если я освобожу его от себя. Может быть, он был бы счастлив и вы были бы счастливы...
- Что ты говоришь! Неужели мы с Катей были бы счастливы, если бы жили с отцом и той ведьмой?
- И совсем она была не ведьма, - спокойно возразила мама. Обыкновенная женщина, даже медсестра.
У Маши даже дыхание перехватило: после всего, что произошло, мать ещё защищает отца и ту ведьму, которая могла стать их мачехой!
Бедняжка! Кажется, с тех пор она сделалась немного не в своем уме.
- Когда я пришла в себя после всех усилий врачей, - продолжала рассказывать мать, - то увидела вашего отца. Он сидел рядом на кровати.
- Он просил у тебя прощения?
- Наоборот. Он ругался и говорил, что я сама во всем виновата. Что довела его до того, что ему захотелось от меня сбежать.
- А ты?
- Что я? Я, конечно, согласилась. Ведь он был совершенно прав.
- Он был прав?! - вскричала Маша вне себя от возмущения. - Да он просто отъявленный эгоист, подлец!
- Не смей так говорить об отце! - дрожащими губами прошептала мать.
Маша подошла к окну. Потом вернулась и снова села на софу около матери.
- Мама, прошло столько лет, - сказала она. - Мы с Катей уже давно стали взрослыми. Тебе не о чем беспокоиться... Если отец уйдет, тебе будет только легче.
Но мать успела переключиться на что-то другое. Она рассеянно смотрела на дочь, а потом вдруг спросила:
- У тебя что-то было с этим мальчиком, да?
- С каким мальчиком?
- С тем, который погиб на Кавказе.
В том, что разговор ни с того ни с сего переключился на Рому Иванова, содержался какой-то черный юмор. Вселенская глупость, управлявшая человеческой жизнью, вторгалась даже в загробные пространства.
- Нет, мама, у меня ничего с ним не было. Мы просто дружили...
Маша поймала себя на том, что в её словах было что-то уничижительное. Как будто она ставила дружбу ниже постели. Как будто в том, чтобы заниматься любовью с друзьями было что-то безнравственное. Друзей в постель пускать не принято, а врагов - да?..
- Вообще-то Рома был голубым. У него даже был любовник - солист хореографического коллектива.
Мать умолкла, словно переваривая услышанное, а Маша принялась перебирать слаксы. Нужно было выбрать пару под длинный свитер из черного мохера, который она решила надеть на предстоящий ужин с начальством. Наконец она выбрала - желто-пятнистые, под леопарда.
- А с кем ты теперь? - в лоб спросила её мать.
- Он военный, мама. Полковник. И воюет на Кавказе.
- Боже мой, я так и знала, - прошептала мать.
Хотя, кажется, откуда ей было это знать? И почему она произнесла это с таким безнадежным отчаянием?.. Однако все объяснилось просто. Мать обратила на него внимание, когда смотрела по телевизору чеченские репортажи дочери.
- Но он-то, по крайней мере, не голубой? - спросила мать.
- Нет, мама, - с нервным смехом ответила Маша. - Он просто мой любовник... И друг, - добавила она после небольшой паузы.
Матери снова потребовалось некоторое время, чтобы переварить эту информацию, а Маша успела надеть свитер и примерить к нему слаксы. Еще чуть-чуть косметики - и вид у Маши получится самый боевой. Или, как говорит молодежь, стремный.
- И что же, - снова начала мать, - он, этот полковник, так и ходит повсюду в своем бронежилете?
- Он, кажется, вообще не надевает его, мама. Это я была в бронежилете.
- А он - в таких темных очках и с трубкой?
- Какая ты наблюдательная, мама!
- Тебе что, нравятся грубые и вульгарные мужчины?
- Он очень нежный и совсем не вульгарный.
- Только убивает людей и матерится, - язвительно обронила мать.
Маша промолчала. Логику матери не трудно было проследить. Так или иначе нужно было держать себя в руках.
- И он, естественно, женат, - продолжала мать.
Маша как раз натягивала сапожки на высокой платформе. Она медленно выпрямилась и, подойдя к матери, присела с ней рядом на софу и взяла её за руку.
- Не трудись, мама, - сказала она. - Он обладает абсолютно всеми достоинствами и недостатками, которые свойственны мужчинам. Тебе не удастся ничего разрушить. Были моменты, когда мне самой этого хотелось. Но у меня ничего не вышло...
- Ничего я не собираюсь разрушать. Просто спросила, женат он или нет. Судя по твоей реакции, он действительно женат.
- Формально он женат, но уже долгие годы его с женой ничего не связывает. И в моем понимании он очень порядочный мужчина. Он...
- Он порядочный мужчина, - перебила её мать, - и обещает развестись со своей женой.
- Честное слово, мама, - спокойно сказала Маша. - Ты зря стараешься... Давай лучше вообще не будем говорить об этом.
Мать молчала наблюдала, как Маша встала и начала вертеться перед зеркалом, а потом попросила:
- Ответь мне только на один вопрос, дочь. Ты его любишь? Не отвечай сразу, подумай. Я говорю о настоящей любви. Такой любви, которая должна переполнять тебя даже в самой обычной обстановке. Когда у тебя на глазах появляются слезы счастливого умиления только оттого, что ты берешь его носки или там портянки и начинаешь стирать в тазике. Когда берешься пришить пуговицу на его рубашку и вдруг прижимаешь эту рубашку к губам и начинаешь целовать, забывая обо всем на свете...
Маша оглянулась, не веря, что подобные слова могут слетать с губ её матери. Она вдруг поняла, что их связывают не только кровные узы. Природа дала ей не только внешнее сходство - материнские волосы, глаза, черты лица. Маше дано переживать ту же всепоглощающую страсть к мужчине, которая заставила её мать наглотаться снотворного. Она поняла, что мать пыталась покончить с собой вовсе не потому, что боялась остаться одна с двумя маленькими детьми на руках. Она была охвачена страстью к мужчине и, может быть, даже не осознавала этого.
- Любишь ли ты такой любовью? - повторила мать с такой трогательной непосредственностью, что у Маши защемило сердце.
- Да, именно такой, - кивнула она. - Но я бы никогда не пыталась покончить с собой, если бы он меня бросил.
- Кажется, ты сама пыталась бросить его, сбежать?
- Так оно и есть. Я уезжала с такими мыслями, потому что боялась, что если полюблю, то придется делать выбор между любовью и работой.
- А теперь?
- Это очень странно, но теперь вообще об этом не думаю. Просто чувствую, что он мне нужен, а все остальное не так уж важно.
- Значит, ты его и правда любишь.
- Почему же тогда я здесь, а он там? - вырвалось у Маши.
Мать взяла расческу и, подойдя к дочери, стала её причесывать.
- Когда я впервые увидела твоего отца, он уже был способным молодым юристом, которого осаждали клиенты. Он всегда умел обходиться с людьми. Женщины были просто без ума от него. Он был из молодых да ранних. Их у него было пруд пруди. Думаю, он вообще никогда не знал в этом отношении отказа. Он только что окончил юрфак МГУ, мгновенно защитил кандидатскую и стал работать в центральной нотариальной конторе, где консультировал и вел ответственные дела, связанные с квартирами, имущественными разделами, наследством. Кроме того, он подрабатывал как преподаватель в разных институтах. В том числе и в том, где училась я...
- Ты мне никогда не рассказывала, как вы познакомились, - проговорила Маша с улыбкой.
- Вот и послушай, - сказала мать, наклоняя голову дочери то в одну, то в другую сторону, чтобы было удобней заниматься волосами. - Можешь себе представить, каким успехом пользовался этот молодой преподаватель у студенток. А он, кстати сказать, застенчивостью никогда не отличался и вовсю этим пользовался...
- Ты, конечно, тоже сразу в него влюбилась?
- Еще чего! - фыркнула мать. - Я думала только об учебе. Замужество, а тем более всякое баловство, меня нисколько не интересовали. Наверное, я была первой девушкой, которая ему отказала. Поэтому-то он и стал бегать за мной... - Она грустно улыбнулась. - А побегать за мной ему пришлось почти год. Когда я наконец согласилась с ним увидеться и вместе сходить в кино, как он был не похож на прежнего даровитого хлыща-юриста с обширными связями и богатыми клиентами. Он был кротким, как овечка. Дрожа от страха, он предложил встретиться ещё раз, но на этот раз в загсе, и я снова согласилась....
- Наверное, ты его и правда любила, - сказала Маша, почти точь-в-точь повторяя слова матери.
- Может, тебе не стоит так уж доверяться своему чувству к этому полковнику? - с неожиданной робостью проговорила та, заглядывая в глаза дочери.
XXX
В окошке маленького гостиничного номера, где Маша квартировала во время своих частых командировок, синело тесноватое кавказское небо.
Щеки и подбородок полковника Волка покрывала пена для бритья, а через жилистую руку было перекинуто желтоватое вафельное полотенце с жирным казенным штампом. Сам полковник нагишом стоял у раковины с опасной бритвой и быстро снимал ею пышные белые хлопья, которые тут же смывал под тоненькой струйкой воды из-под крана. Маша, в джинсах и тонкой блузке, стояла у него за спиной и осторожно обнимала его за грудь. Он рассказывал ей о том, что между федеральными властями и полевыми командирами вот-вот начнутся переговоры, будет объявлено перемирие и войне, возможно, придет конец. Правда, провокации ещё продолжались. Вчера утром был обстрелян из мобильной ракетной установки удаленный блокпост, а в ответ по предгорью авиация нанесла бомбовые удары. Кое-где происходили подозрительные передвижения, напоминающие передислокацию банд-формирований... По последней фразе Маша заключила, что ему, вероятно, снова предстоит объезжать дальние села.
- Какой мужчина не мечтает о том, чтобы во время утреннего бритья у него за спиной стояла любимая женщина и так ласково гладила его волосатую грудь! - улыбнулся Волк.
- Если только этой женщине не приходится провожать мужчину на войну! воскликнула Маша.
- Но ведь ты, любимая, тоже приехала сюда совсем не потому, что тут разводят исключительно розы и мандарины выращивают, - заметил он.
- Это уж точно, - согласилась она.
Ее ладонь опустилась ниже и стала поглаживать его сильный живот.
Словно видение, перед её взором промелькнул серый цинковый гроб. Она решила гнать от себя подобные мысли.
Пока он ополаскивал щеки, шею и грудь водой, она целовала его в спину, а потом помогала обтираться полотенцем. Как будто что-то почувствовав, он резко обернулся и крепко обнял её.
- Сегодня нас с тобой ждут дела, а завтра, если ты не забыла, напомнил он, - мы на три дня отправимся отдохнуть в Пятигорск.
- Пожалуйста, расскажи, как это будет! - попросила она, касаясь губами его уха.
- Это будет замечательно! Целых три дня мы будем вместе.
- Как ты обстоятельно и красноречиво рассказываешь! - рассмеялась она.
- Разве нет? - смутился он.
- Хоть бы сказал, хорошо ли нам там будет? - воскликнула она, зарываясь лицом в его шею.
Он взял её за подбородок и нежно поцеловал в губы.
- Я же сказал, что замечательно. Разве нет? - хрипловато проговорил он.
- Ты расскажи со всеми подробностями! - не отставала она. - Как ты себе это представляешь?
- Это ты у нас мастер разговорного жанра, - защищался он. - А я привык действовать!
- Что же ты не действуешь? - не унималась она. Тогда он молча взял её за руку, подвел к креслу, усадил, а сам опустился на колени и обнял её за талию.
- Теперь рассказывай, а я буду действовать. - И притянул её поближе.
- ...Осталась Марья-царевна в дремучем лесу одна. Вдруг видит - Серый Волк... - с ходу начала она, запуская пальцы в его волосы. - "Не бойся меня, Марья-царевна, - сказал Серый Волк, - садись ко мне на спину, я тебя разом домчу куда надо"... Уселась она у него на спине, ухватилась за уши и помчалась через реки и леса... через горы и долины...
Что-что, а действовать полковник умел не хуже, чем она рассказывать.
* * *
За окном раздались два коротких автомобильных гудка. Это сигналил водитель, приехавший за ними.
- Пора! - сказал полковник. - Остальное тебе придется дорассказать чуть позже.
- Если только ты не забудешь, где мы остановились! - сказала Маша, огорченно вздыхая.
- Не беспокойся! Я назубок знаю все оперативные сводки, да и ориентиры на местности прекрасные...
Между тем они действительно должны были спешить. Было уже начало восьмого, а на восемь часов у неё была назначена важная встреча.
Глядя, как Волк вскочил и стал торопливо одеваться, Маша подумала, что они оба напоминают самую обычную пару - мужчину и женщину, которые с утра собирались на обычную работу.
Разница была лишь в том, что ему предстояло объезжать районы, где шли активные боевые действия, а ей предстояла беседа с плененным террористом, которого накануне ночью захватили при попытке минирования нефтехранилища.
Наблюдая, как полковник стоит на четвереньках и пытается выудить из-под кровати свои носки, Маша почувствовала, что у неё на глаза готовы навернуться слезы умиления и счастья. Оглянувшись на нее, полковник улыбнулся и сказал:
- Когда-нибудь наша жизнь войдет в нормальную колею. У нас будет громадный шкаф, где все будет разложено по полочкам, и мне ничего не будет стоить найти свои носки...
Маша взяла расческу и повернулась к зеркалу, чтобы он не заметил у неё на лице растроганного выражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44